Текст книги "Точности диагностики или 'за базар ответишь!'"
Автор книги: Валерий Мисилюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Мисилюк Валерий Олегович
Точности диагностики или 'за базар ответишь!'
Мисилюк Валерий Олегович
Точности диагностики или "за базар ответишь!"
Сказка для врачей – интернов
Сказка для взрослых
Кто знает, кто такие интерны? Что еще за зверьки такие хитрющие? Если просто сказать, что это недоделанные врачи или переделанные студенты – это не ответ.
Сами мы считаем себя полноправными врачами, – медицинский институт закончили, врачебный диплом, врачебная печать – на руках, обмыты, как полагается. Клятва товарищу Гиппократу дана. Знаний море, желание работать просто феноменальное! Чем не доктор!
Но старшие товарищи почему-то не спешат допускать нас к телу живого больного еще целый год. Все под надзором держат, опекают, как буйных психбольных. И не зря. Стоит им ("взрослым" докторам) зазеваться или расслабиться хоть на минуту, мы или что-то не то отрежем, или не туда пришьем, не то назначим, или ляпнем больному такое, от чего тот без операции помрет.
Да, вот Федю – интерна из хирургии попросили отнести ампутированную ногу из операционной. Казалось бы – чего проще? Это потом уже он узнал, что нести нужно или к судебным медикам, или, если ампутация плановая, то в кочегарку. Где и сжечь без остатка. Предварительно желательно узнать религиозные мировоззрения хозяина ноги. Некоторые предпочитают части своего тела хоронить на кладбище в своей будущей могиле. Чтобы при встрече с Господом все запчасти были в наличии. Культурный Федя вынес завернутую в окровавленные простыни ногу в мусорный контейнер напротив больницы. И совершил сразу две ошибки!
Во-первых – эти кровавые простыни у завхоза на балансе, пришлось ему потом новые из дому приносить. А во– вторых – бродячие собаки, которые кормятся у любой больничной помойки. Они эту ногу потом неделю по городу таскали. Съесть не могли, гангренозная она была. А по дворам таскали, наводя болтающимися сухожилиями и черным цветом конечности (а особенно длинных кривых черных ногтей) суеверный ужас на гражданское население. Пациента того тоже понять можно – не успел он до операции ногти постричь, а город наполнили зловещие слухи о расчлененках. Ну, в каком медицинском институте научат таким тонкостям хирургии?
Отсюда первое правило врача – интерна: не стесняйся спрашивать всех, включая санитарку, о самых очевидных вещах, даже рискуя прослыть клиническим идиотом.
Наученный горьким опытом, Федька в другой раз не воспринял, как шутку предложение старших хирургов снимать трусы перед операцией по поводу аппендицита. Если, конечно, оперируешь сам. Ассистировать можно и в трусах. Спросил медсестричку, страшно стесняясь. Оказалось, – правда, нужно без трусов в операционную идти, только в одном операционном белье. Кровь из раны понемногу вытекает и скапливается как раз в трусах, напротив члена. Доказывай потом жене любовь и верность. А так – бельишко операционное скинул, душ принял, и смело одевай незапятнанные трусы. Соображать надо!
Или вот возьмем Сашу Прохорова, другого интерна из хирургии. Тот умудрился строгий выговор на первой неделе работы получить. А все потому, что шибко умный, учился слишком хорошо, считал себя крутым диагностом. Слишком хорошо тоже плохо! Ходит за старшими товарищами по отделению, всюду нос свой сует. Надоел уже всем.
Привозят как-то на его дежурстве старушку при смерти. Почти, без сознания она. Черты лица заострились, кожа серая, рвотные позывы постоянно, живот горой.
При аускультации живота умный Шурик услышал шум падающих капель. Стула нет, и не будет. Диагноз – труп. Возраст – девяносто четыре. Опытные доктора, только глянув на бабульку, диагноз подтвердили: "обширный тромбоз мезентериальных сосудов". То есть затромбировались у бабки сосуды всего кишечника и тот благополучно отмирает. А следом за кишечником и вся старуха. Корифеи убежали к более перспективным больным. С бабкой Шуру оставили. Не для того, чтобы он знания свои показывал, практиковался на умирающей. Дали ему еще более важное задание. Посложнее любой операции. Которую, кстати, бабуле, в ее возрасте, никто делать не будет.
Саше нужно было разыскать родственников старушки, и "по их настоятельной просьбе" выпихать бабку домой еще живой, дабы не портить показатели смертности в отделении. Это очень важный пункт в работе врача – смертность. Заодно ненавязчиво сообщить родне перспективу похорон в ближайшие три дня.
Но Шуре задание не кажется таким уж важным. Очень ему хочется спасти кого-нибудь прямо сегодня, а ему умирающих старух подсовывают. Да и жалко ему бабку. Она умирает, пульс нитевидный, давление низкое, рвать-блевать ей, бедной, уже нечем. Тем более, старушка до этого молча умирала, а тут стонать принялась душераздирающе, что-то типа "пить!!!" Судя по сухому, с черно желтым налетом, языку, жажда у бабульки просто ужасная. И как любят говорить обыватели – "сильная слабость".
Но правила в хирургии суровы, пока больной "обследуется", наркотики для облегчения состояния назначать нельзя, поить-кормить тоже нельзя, вдруг еще операция предстоит.
Александру бабку жалко, одновременно хочется себя действующим врачом почувствовать. Вот он сестрам приказывает:
– Удвоить терапию, два кубика морфия подкожно! И готовьте капельницу, я покажу, как надо ставить!
Через полчаса Шура успешно вкололся в вену, капельница капает, а он думает, чего бы еще такого умного сотворить, чтоб все о нем узнали. Забабахал еще ей в поясницу с обеих сторон по паранефральной блокаде для тренировки, а эффекта никакого. Вернее, бабке еще хуже! Явно пить хочет старушенция.
И Шура щедро делится с умирающей последними радостями в ее уходящей жизни. А именно, поит крепким свежезаваренным чаем пополам с коньяком, по собственному проверенному рецепту (ему такая пропись всегда помогала). Хоть веселее помирать будет. Бабуля вроде затихла, похоже, отходит. Дышать реже стала, но к патологоанатому пока рано. Саша духом совсем упал.
А тут и родственничек бабкин заявился: низкорослый, толстый, кучерявые длинные волосы и зуб спереди золотой. Наглый до предела, сразу на весь персонал наезжать начал :
– Ах, вы лепилы, трубки клистирные, заморили любимую бабушку!
Правда, перед Шуриком притормозил. Вид у того, надо сказать профессорский. Похож он очень на молодого Чехова, всю юность кидавшего штангу в тренажерном зале. Но взгляд умный и добрый, очёчки в металлической оправе блестят, и бородка клинышком присутствует. Его коллеги – интерны потом часто пользовались этим профессорским видом. Нужно им какого-нибудь надоевшего больного выписать, портящего показатели по койко-дням, зовут Шуру. Изображают почтение:
– Александр Васильевич, что еще больному назначить? Посоветуйте, профессор. – Шура многозначительно мычит, морщит лоб и важно изрекает:
– Только санаторно-курортное лечение, завтра же выписывайте! Против "профессора" не попрешь! Вот и внучек бабкин притормозил, а может кулаки Санины пудовые увидел.
– Профессор, говорите честно, я все выдержу! Сколько моей любимой бабушке жить осталось? Мне же еще к похоронам подготовиться нужно!
Очень этот тип не понравился Саше. И говорит он с профессорским апломбом:
– Жить Вашей бабушке осталось ровно двадцать восемь часов, сорок минут и пятнадцать секунд. Сверим часы, Ваши спешат на две минуты! А поскольку время летнее, торопитесь, ровно через тридцать два часа и тридцать минут Ваша глубокоуважаемая бабушка начнет разлагаться и пахнуть!
Обалдев от такой точности, внук исчезает, забыв забрать бабку. То есть задание свое Саня с честью провалил. Помрет она в отделении. С горя он честно разделяет оставшийся в бутылке коньяк со старушкой на двоих (влив ей в приоткрытый в предсмертной усмешке рот и похлюпав бабкиной нижней челюстью, чтоб попало в то горло).
Делать больше нечего, время пять вечера, никто не поступает, грустный Шурик идет домой. Утром, предчувствуя клизму от начальства, на работу не торопится. Но идти все же надо. Во дворе больницы стоит полный скорбящих родственников похоронный автобус. Но еще раньше, метров за двести, слышен горестный вой скорбящего внука.
– Плохой я психолог, думает Саня, вон он как по бабке убивается, а мне подлюкой показался, который только и ждет ее смерти. Чудны дела твои, Господи!
В отделении заведующий, опустив глаза и криво усмехнувшись, говорит:
– Срочно к главному врачу, все утро тебя разыскивает!
– Неужели узнали, что я с бабкой на посошок бухал? – Беспокоится Саша, так я ж за ее здоровье!
Зайдя в кабинет к главному, он застает непонятную картину: вокруг стола Марка Исаковича прыгает вчерашний внук, как индеец в ритуальном танце. Сверкает бешеными глазами и орет:
– Мы корову зарезали!!! Еще пара прыжков – мы свиней зарезали!!! – Мы кур зарезали!!! – Короче, перечисляет всю известную доктору Прохорову живность.
– И тебя, Главный врач, мы зарежем! – Добавляет про себя Шура. – Сатанист какой-то. Сколько жертв принес девяностолетней старухе. Не иначе сектант (или секстант – Шурик точно не помнит!) Дальше, вместе с убыстряющимися прыжками идут совсем уж непонятные тексты, обращенные к обалдевшему Сане:
– Я в Ригу позвонил – примчались, я в Ленинград позвонил – примчались, я в Москву позвонил – примчались, все, все примчались!!!!!!
Не выдержав напора, Александр решает тактично прервать урок географии и зоологии, будто ненароком он сжал внука в своих медвежьих объятьях и повел из кабинета:
– Ну, маленький, не надо так убиваться, все там будем! – Как умеет, успокаивает он внука. – Золотым человеком была твоя бабка! – После этих слов взгляд внука в последний раз сверкнул и погас, тот потерял сознание. Шурик отдал его под надзор родственников из автобуса и вернулся к главному врачу со словами:
– Какой-то острый психоз на бабкину смерть!
Но Марк Исаакович с доктором Прохоровым не согласился, он, очевидно, заразился от внучка бешенством. И тоже стал орать:
– Ах ты, диагност хренов! Ты, оказывается, и в психиатрии разбираешься психоз. Ты и в хирургии разбираешься! Кто тебе, мудаку, позволил над умирающей издеваться!? А что это за двадцать восемь часов сорок минут с секундами?! Твою бабку утром дежурный врач на бок решила перевернуть. Чтобы легче было смерть констатировать. А старуха взбрыкнула, пёрнула и всего дежурного доктора с головы до ног говном окатила! И резко пошла на поправку! (Оказала – таки действие Шуркина терапия!) Не тромбоз у нее был, а спазм только. Сейчас уже пульс, давление в норме. Лежит, старая, улыбается! Зовет профессора в очках. Ей в предсмертном бреду привиделось, что он ее коньяком лечил!
– Я очень надеюсь, что хоть про коньяк неправда! – прервал крик главный и уже спокойнее продолжил:
– А тут внук с похоронной командой, по всей близкой и дальней округе собранной, заявился! Ты, Александр обещал ему, что старуха умрет, изволь слово держать! Из-за тебя не только приличных дежурных врачей больные говном обливают, но и всю нашу больницу этот внук с этим же бабкиным говном смешает!"
Надо отметить, что наполовину возмущение главного врача объяснялось тем, что "приличным дежурным врачом" оказалась его жена, Мария Михайловна, примчавшаяся в шесть утра домой, не додежурив. И благоухая бабкиными фекальными водами. Разбудила супруга и он не выспался (и от вони не позавтракал)
Впрочем. Марк Исаакович через некоторое время подумал, что, возможно, так его жене и надо. Слишком говнистая в последнее время стала, вот оно и случилось!
Дальнейшее он уже излагал без крика:
– Бабка, оказывается, вела одна огромное приусадебное хозяйство. Жила очень богато. Обещала внуку большое наследство, а сама все никак не помирала. Когда же это, наконец – то, почти случилось, внук на радостях зарезал для похорон всю живность и созвал на радостный праздник пол страны. А та возьми да оживи!
Вот такая история, накатал таки внучек на Шуру – "профессора" жалобу в Министерство. И поимел тот строгий выговор в первую же неделю своей интернской работы. Поделом ему. Нечего с умирающими бабками на рабочем месте пить! Ни одно ведь доброе дело не остается безнаказанным!
И вот, кстати, вторая заповедь врача:
– Не обещай больному или его родственникам того, что потом не сможешь сделать! Отвечай за свои слова!
А бабка, кстати, внучка своего единственного невзлюбила. А Шуре прислала прямо в больницу бочку меда. Кроме шуток, шестьдесят килограммов. Пчелы у нее живы остались. Не догадался внучек их порезать. Мы потом целый год всей нашей компанией съесть не могли. На водку меняли. Так что ложка дегтя – выговор этой бочки меда не испортила. А выговоры, это что! Они для настоящего врача, что для солдата медали! Лучше всего коллегам о его доблести говорят.
