Текст книги "Варианты (СИ)"

Автор книги: Валерий Мит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Annotation

Новый порыв ветра ударил Ивана Трофимовича в грудь, и он отступил ещё на один шаг. Это был очень сильный ветер, тренер видел, как завихрения воздуха неслись от Володи в разные стороны, вбирая в себя пыль и мусор из всех щелей пола. – Этого не может быть, – прошептал он. Но это было, и он ничего не мог с этим поделать. Смотреть на это было невыносимо. Он прошёл к дальней скамейке, сел на неё и закрыл глаза, моля об одном: чтобы это поскорее закончилось. Но это и не думало кончаться. Даже сидя на скамейке в двадцати метрах от станка, не видя ничего, Иван Трофимович чувствовал усиливающееся воздействие. – Порывы ветра почти сдували его с места. От страха он упорно не открывал глаз. Задрожал пол, и появился дребезжащий стальной звук, нарастающий с каждой секундой. Превозмогая себя, тренер, взглянул на зал. – Да он же сейчас всё здесь разрушит, – прошептал он.

Мит Валерий

Мит Валерий

Варианты (Фрагмент повести «Варианты», части ╧1 «Потенциальная энергия»)

...Я лежал на кровати, пытаясь вспомнить что-то из прошлого, что-то, что смогло бы отвлечь меня, но всё, что приходило на ум, было менее ярким, чем моё теперешнее

состояние. Измучив себя бесполезными попытками, я незаметно для себя уснул, и мне приснился сон.

Сон ╧ 1.

Ночь.

На небе полная луна.

Я бежал по заснеженным дорожкам старого парка, чувствуя невероятную силу. Она переполняла меня, делая тело подвижным и почти невесомым.

Я совершенно не устал, хотя и бежал очень быстро и достаточно долго. Настолько быстро, что белый пушистый снег, не притоптанный на обочинах дорожки, собирался за

моей спиной в хитрые завихрения, которые следовали за мной по пятам.

Я очень спешил: я знал, что там, на дальней аллее, меня будет ждать она, и я знал, что долго она ждать не станет – если я опоздаю, она уйдёт. – Уйдёт, так и не дождавшись, а

проход закроется.

Вот и последний поворот. Впереди серой стеной вырос забор, перед ним канава, в которую я угодил когда-то, поскользнувшись на повороте.

На пересечении дорожек я не увидел никого.

– Неужели ушла? – прошептал я.

Остановился.

Снежная пыль, следовавшая за мной, догнала, окутала белой пургой, мешая хоть что-то разглядеть.

– Кхе... хе... е... – услышал я каркающий, знакомый смех из-за снежной завесы.

– Явился-таки, – сказала она. – А я не чаяла уже и встретиться.

Снег постепенно осел, и из-за него проступили знакомые черты. Всё тот же поношенный ватник, на ногах валенки, цветастый блёклый платок, обрамляющий улыбающееся старческое лицо. На этом лице выделялись большие чёрные глаза с красными отблесками закатного солнца, пристально вглядывающиеся в меня.

То ли от этого взгляда, то ли от порыва студёного ветра, по моей спине пробежал холодок, от которого я зябко поёжился.

"А солнца-то на небе нет", – мелькнула мысль. Я пытался понять, что за пламя отражается в глазах этой женщины, и оглянулся, стараясь что-нибудь разглядеть за се-

рым забором.

– Там, за забором ничего нет, только глухая ночь, – сказала она, проследив за моим взглядом, не прекращая мне улыбаться. – Но нам совсем в другую сторону. Молодец, что не опоздал, теперь мы успеем.

Я ничего не ответил.

– Бояться не надо, – продолжала она, – раз уж пришёл – поздно бояться. Теперь надо идти.

И она, развернувшись, пошла вперёд по радиальной аллее, а я последовал за ней.

Мы шли и шли.

Она передо мной, а я чуть сзади. Аллея просматривалась шагов на двадцать вперёд, дальше, под кронами старых деревьев, терялась во мраке.

Напряжение нарастало.

Странная тишина и неопределённость моего положения очень угнетали меня.

– А вот вы в прошлый раз упоминали про оленя, который умеет говорить...– спросил я, чтобы хоть как-то нарушить зловещую тишину.

– А, этот... – с неприязнью ответила она. – Вечно путается под ногами, никак от него не отделаешься.

– И ещё вы говорили, что до его пещеры пять минут ходу? А мы идём уже значительно дольше.

Она резко остановилась, повернулась ко мне и обожгла меня своим злобным взглядом.

– Что ты можешь знать о времени? – резко, почти до визга повысив голос, прокричала она. – Если будет нужно, эта ночь вообще никогда не закончится.

И она так же резко, не дожидаясь моего ответа, отвернулась и отправилась дальше.

Я и не думал отвечать. От неё снова повеяло безумием. Я испугался, мне уже не был нужен никакой проход, мне захотелось убежать от неё как можно дальше, и я начал

искать возможности незаметно это сделать. Но я не успел, она остановилась, и я снова услышал её голос.

– А вот и он, лёгок на помине, – сказала она, не оглядываясь, кивком показывая куда-то влево. – Явился, не запылился, хитрая скотина. Вечно появляется, когда его не ждут.

Я невольно посмотрел в ту сторону, куда она указывала. Там под кронами деревьев, среди непроглядной тьмы, угадывалось ещё более густое пятно мрака. "Пещера", – подумал я.

Далеко, в самой её глубине, мерцал еле различимый огонёк, который, приближаясь, постепенно увеличивался в размерах.

– Теперь придётся ждать, – ворчливо, с явной неприязнью сказала она. – Надеялась, что в этот раз удастся проскочить незаметно, – не вышло. Теперь, просто так не пройти.

Я стоял и не знал, что и думать. Я вообще перестал что-либо понимать.

Он появился, и пещера за его спиной осветилась всеми цветами радуги. На стенах этой пещеры сверкали кристаллы, а сама она уходила, пока хватало глаз, куда-то в глубину земли.

Это было величественное животное.

Я не очень представлял, как должен выглядеть настоящий олень, но этот был очень красив. Гордая осанка, огромные ветвистые рога, стройные ноги, готовые к стремительному бегу, и пронзительные янтарные глаза, видящие меня насквозь.

– Вот идём, – резко сменив тон, заискивающе сказала старуха, – Проход будет открыт недолго, хотели успеть.

– Тебя никто и не задерживает, – раскатистым басом ответил олень, – а твой спутник, и он кивком указал на меня, – должен остаться.

– Как же так? – засуетилась старуха, схватив меня под руку, тихонько подталкивая вперёд, подальше от оленя. – Володенька столько ждал, надеялся, мечтал поскорее туда

попасть. Что же, теперь все ожидания окажутся напрасными? Может быть, пропустишь его?

– Я уже всё сказал, – грозно ответил олень. – Отпусти его и убирайся прочь.

И он с силой ударил копытом правой ноги о землю, высекая искры.

Земля покачнулась, старуха отпустила мою руку и упала. Я увидел, как в её чёрных глазах мелькнул страх. Она неестественно быстро для человека её возраста на четвереньках отбежала от меня. И только потом встала на ноги.

Затем очень медленно повернулась. Её лицо было перекошено злобой.

– Напрасно ты думаешь, что ты здесь главный, – сказала она, обращаясь к оленю. – Найдётся управа и на тебя.

Олень ничего не ответил, он просто не отрываясь смотрел на неё.

– А с тобой, Володенька, мы ещё встретимся, – обратилась она ко мне, – ещё никто не мог так просто от меня уйти. Ты пока ничего не знаешь о времени, но знай, что оно бывает очень коротким, сколько бы лет ты в него ни пытался впихнуть.

И она ушла.

– Неприятная женщина, – сказал мне олень.

– А кто она? – спросил я.

– Могу только сказать, что тебе не стоило с ней идти, – уклончиво ответил он. – Она могла завести тебя очень далеко, и совсем не туда, куда тебе нужно.

– А как же проход? – неуверенно спросил я.

– Проходов, Володя, много, – ответил он, – и ты сам способен открыть свой. У тебя раньше это почти получилось, тебе просто не хватило скорости.

Я с удивлением посмотрел на него.

– Ты знал это с самого начала. Пять лет назад ты что-то почувствовал, и у тебя появилась неосознанная на тот момент цель, для достижения которой тебе нужен был велосипед. Ты изменил ситуацию в свою пользу и начал своё движение, – добавил он.

– Но что там? Почему я? Я что, такой исключительный? – в растерянности засыпал я его своими вопросами.

– Тут нет, и не может быть исключительности, – ответил он. – Но далеко не каждый человек может так целенаправленно и неуклонно двигаться вперёд. А вот что там, я и сам не знаю, для каждого это своё, я только хранитель этого места – некогда бескрайнего леса, от которого остался этот жалкий парк. Здесь тоже есть проход, трещина между мирами, называй, как хочешь – мой собственный проход, который я когда-то случайно открыл и сквозь который оказался не способен пройти. Теперь через него лезет

всякое, пытается протащить кого-то с собой, – и он кивком указал в глубину аллеи, куда ушла странная старуха, – хотя им самим вообще никакой проход не нужен...

– Теперь я навсегда привязан к этому месту, – продолжил он. – И я вынужден платить за свои прошлые ошибки, не в силах что-либо изменить. Тебе предстоит сложная задача: ты должен сделать то же, что сделал когда-то я. Ты слишком приблизился, и обратного пути для тебя уже нет.

Тебе необходимо довести дело до конца, разорвать завесу пространства, пока оно не разорвалось само под твоими ногами. Тебе придётся пройти сквозь открывшийся вход

и захлопнуть за собой дверь. Не повторяй моих прошлых ошибок, не останавливайся, – добавил он. – Даже если тебе покажется, что это невозможно, – продолжай движение. Даже если у тебя не останется сил, и следующий шаг будет казаться последним – двигайся вперёд. Иначе, так же как и я, навсегда останешься между мирами – в полной неопределённости, изредка проявляясь то там, то тут, неспособный отдалиться от этой границы, не имея возможности что-либо изменить.

– Но я не могу ничего открыть, – сказал я, вспоминая свои последние несколько недель бесплодных попыток.

– Тебе, как я уже говорил, не хватает скорости, и тебе нужен велосипед, – ответил он.

– Но меня выгнали из секции, команда не примет меня обратно, у меня не получится вернуться! – в отчаянии почти закричал я.

– Тебе помогут, – ответил он и с силой ударил копытом в землю, высекая искры.

Искры метнулись мне в глаза, земля качнулась, и я, невольно зажмурившись, стал заваливаться набок, успев в последний момент подставить руки, чтобы смягчить падение. Это почти не помогло, от удара о землю я снова открыл глаза и проснулся.

*

За окном квартиры было уже темно.

Чуть позже с работы пришла мама. Мы вместе молча поужинали. Я видел, что она очень расстроена. В этом был виноват только я – после своего странного сна я снова

мог чувствовать. Вспомнил, что последние дни вёл себя отвратительно – игнорировал её вопросы, обрывал на полуслове, огрызался по любому незначительному поводу.

Это было ужасно, но мрак, накрывающий меня, понемногу отпускал.

– Знаешь, Володя, сегодня разговаривала по телефону с папой, – сказала она. – Он приедет из командировки 25 декабря, так что Новый год будем встречать вместе.

– Здорово, – ответил я, подошёл к ней, обнял и чуть слышно добавил: – Мама, прости меня, если сможешь, я ужасно вёл себя последнее время, сам не знаю, что на меня

нашло.

Мама заплакала и улыбнулась.

– Дурачок, – сказала она, – да я и не сердилась на тебя. Я же видела, что тебе плохо, и от этого было плохо мне. Я очень переживала за тебя, была совершенно беспомощна и не знала, чем тебе можно помочь.

– Не волнуйся, мама, теперь всё будет хорошо, – ответил я и поцеловал её в мокрые от слёз глаза.

На следующий день после уроков я вышел из школы. «Не самый плохой день», – думал я. Вроде бы всё как обычно, но настроение оставалось приподнятым, гнетущее чувство

безысходности исчезло, а я снова мог нормально общаться с ребятами из класса. Мне стало казаться, что жизнь налаживается. Появилось чувство, что впереди меня ждут события, после которых всё встанет на свои места.

– Володя, не задержишься на минутку? – услышал я голос откуда-то сбоку.

Я посмотрел в ту сторону и увидел Ивана Трофимовича. Он сидел на скамейке недалеко от входа на территорию школы, поджидая меня.

Я подошёл.

Он опустил голову, боясь посмотреть мне в глаза, молчал, видимо, подбирая слова, не зная, как начать наш разговор.

– Здравствуйте, Иван Трофимович, – сказал я, первым нарушив молчание. – И простите меня за мою вчерашнюю грубость. Я был не в себе и не очень контролировал, что говорю.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся.

Я улыбнулся в ответ.

– Ты знаешь, – ответил он, – а ведь я пришёл сюда, чтобы просить прощения у тебя. Вчера поговорили, и на душе сделалось неспокойно, но ты подошёл, а я всё не мог решиться, не мог справиться с собой. Ты и здесь оказался значительно сильнее меня.

– Нет, Иван Трофимович, – ответил я. – Моя сила тут ни при чём, я вёл себя глупо, глупость трансформировалась в наглость, и за это прошу извинить меня. Вчера вечером я это понял.

"Советчики хорошие попались, объяснили толково, что к чему, – добавил я мысленно сам себе, вспомнив свой сон".

– Ладно, Володя, проехали, – ответил он, с некоторым удивлением посмотрев на меня. – Есть серьёзный разговор. Даже не разговор, а скорее предложение.

– Что за предложение? – спросил я, уже зная, о чём пойдёт речь.

– Помнишь, я рассказывал тебе о том, что когда-то случилось со мной на гонке. Удивительное состояние, невероятный прилив сил, хрустальный свет...

– Да, Иван Трофимович, помню, – ответил я. – Прекрасно понимаю, что вы тогда чувствовали. Я сам испытал это дважды. Первый раз – тоже на гонке, вы её помните,

когда я ушёл в отрыв... Второй – когда тренировался в зале на станке. В первый раз это было несколько слабее, во второй было почти то же самое, что и у вас: трасса, полная

свобода передвижения и невероятный хрустальный свет за порталом финиша.

– Я надеялся на это, – ответил он. – Значит, этой цели можно добиться, не выходя из спортивного зала.

– Я думаю, что да, – ответил я, – главное – иметь богатое воображение.

– И надёжные ролики станка, – добавил он и улыбнулся снова, вызвав у меня ответную улыбку.

– Может, повторим попытку в воскресенье? – спросил он. – Ты как? Плохо оставлять дела незаконченными.

– По-моему, самое время это сделать, – ответил я.

*

К воскресенью все приготовления были закончены.

Последние дни уходящей недели я посвятил интенсивному бегу. Две тренировки – утром и вечером – все оставшиеся дни, кроме субботы, как посоветовал мне тренер.

Требовалось вернуть своё физическое состояние, которое за время моей депрессии несколько снизилось. Тренер занялся подготовкой технической стороны. Взял со склада

станок, сменил на нём ролики, обновил смазку и намертво закрепил раму к полу. На велосипеде он поменял колёса, отрегулировал цепь, тормоза, проверил, как переключаются передачи.

*

В назначенное время я пришёл на базу. У входа меня поджидал Иван Трофимович.

– Здравствуй, Володя! – приветствовал он меня.

– Здравствуйте! Подрабатываете охранником? – попытался пошутить я.

– Охраны сегодня не будет, – ответил он. – Всё очень удачно сложилось – у человека из службы охраны семейные проблемы, и я отпустил его до 17.00, а поскольку на базе больше никого и не было, нам никто и не помешает.

Иван Трофимович пропустил меня вперёд, вошёл сам и закрыл входную дверь на ключ.

Мы прошли в спортивный зал. В нём почти ничего не было – вдоль стен располагались тяжёлые спортивные скамейки, а в середине одиноко стоял станок, сверкая новенькими стальными роликами.

– Убрал всё лишнее, всё утро возился, пока тебя поджидал, – сказал Иван Трофимович. – К эксперименту всё готово.

– А где велосипед? – спросил я.

– Велосипед, Володя, стоит в кладовой, подальше от любопытных глаз, чтобы кто-нибудь из ребят случайно не взял его для тренировки. Последние дни по вечерам я им в основном и занимался. Всё, что можно и нужно было поменять, я на нём заменил, теперь он идеально настроен.

Сделал всё, что мог, в пределах возможностей нашей базы. – Хороший получился аппарат, лучше, возможно, и бывают, но я сам на таком с удовольствием поучаствовал бы в любой гонке. Нужно сделать ещё несколько маленьких дел, – добавил он, – убрать спортивные скамейки от дальней стены по ходу твоего движения, перенести их к боковой

стене зала, а на их место уложить маты – все маты, что у нас есть. Одному мне с этим не справиться, нужна твоя помощь.

– Можно ничего и не убирать, – сказал я. – Я же буду двигаться на месте, на станке, и в этот раз постараюсь быть аккуратнее.

– Володя! Всё, чего можно избежать, нужно избежать. Всё может пойти не так, как мы рассчитываем. Ты же помнишь, что было в прошлый раз. Зачем наступать на одни и те же грабли? Не надо лениться, пошли, – с некоторым раздражением добавил тренер.

Мне ничего не осталось, и я нехотя пошёл за ним следом.

Мы убрали скамейки, уложили вдоль стены маты – получился настоящий буфер высотой больше метра и длиной метров семь, перекрывающий почти половину стены.

Теперь если бы я, как в прошлый раз, слетел со станка, то врезался бы в этот буфер передним колесом, погасил бы удар, вылетел из седла и, может быть, не долетев до стены, упал бы на маты, конечно, если бы не проскочил мимо.

– Вот... так значительно лучше, – сказал тренер, оглядев эту конструкцию.

Я ничего не ответил и молча пожал плечами. Я считал, что мы просто теряем и силы, и время, а всё это не очень важно.

– Что-то не так, Володя? – спросил Иван Трофимович с некоторым вызовом, видя моё недовольное лицо.

Я хотел ему ответить так же вызывающе, но кое-что действительно было не так, и с этой его суетой я только сейчас это понял.

– Да, – сказал я, – кое-что не так. Я не рассказывал, что это важно, а вы, наверное, забыли, что в прошлый раз станок стоял с правого края.

– А в чём разница? Мне кажется, так намного безопаснее. Все стены будут от тебя одинаково далеко. Если опять что-то случится со станком, риск получить травму намного

меньше.

– Может быть, и нет никакой разницы, – ответил я, – в какой-то момент после начала движения для меня вообще всё становится неважным. Но чтобы войти в это состояние, мне нужно смотреть в окно. – Видеть аллею, уходящую под кроны деревьев, представлять, что я не стою на месте в этом зале, а двигаюсь там, в старом парке по знакомым дорожкам, уносясь всё дальше и дальше, пока в своём воображении и в самом деле не окажусь там.

– Но сейчас вообще всё по-другому, – добавил я. – Может быть, ничего и не получится. Сейчас зима, дорожки покрыты утоптанным снегом. Возможно, я не смогу представить своё стремительное движение. Зимой по скользкому покрытию на велосипеде не ездят, у меня может не хватить воображения.

– Да, это может стать проблемой, – ответил он, – но, как я уже говорил, всё, чего можно избежать, будем избегать. Переставляем станок, жаль, что поторопился и прикрепил его к полу. Но, как говорится, всё, что можно сделать, можно и сломать. Хорошо, что перфоратор всё ещё здесь, да и анкера ещё остались.

Мы открутили крепления и перенесли станок. Я вы-

брал для него оптимальное место. Аллея с него просматривалась максимально далеко и терялась в глубине парка

в тени деревьев.

Иван Трофимович принёс перфоратор, пробурил новые отверстия в полу и зафиксировал станок на новом месте.

Затем мы перенесли маты.

– Ну, Володя, смотри, – сказал тренер. – Тебе решать всё или нужно что-то ещё.

Я внимательно осмотрелся, ловя себя на мысли, что смотреть, в общем-то, не на что. Я просто тянул время, мне почему-то сделалось очень страшно. Неизвестность пугала

меня, я не знал и боялся того, что может ждать меня за порталом финиша.

– Бояться нечего, раз уж пришёл, что теперь бояться – теперь надо идти, – вспомнились слова безумной старухи из моего сна.

– Ты слишком приблизился.... тебе необходимо разорвать завесу пространства, пока оно не разорвалось само под твоими ногами, – сказал мне говорящий олень.

Похоже, у меня, действительно, нет выбора, решил я. – И обратного пути, видимо, уже тоже нет.

– Вроде бы всё нормально, – ответил я тренеру, пытаясь придать своему голосу твёрдость и отгоняя страх. – Можно начинать, только передохнём немного, присядем,

так сказать, на дорожку, – добавил я и улыбнулся.

Он натянуто улыбнулся в ответ.

Я видел, что он нервничает, но от этого мне почему-то стало намного спокойней.

– Давай, Володя, отдыхай, сейчас ты главный, – ответил он. – Будешь готов – скажешь. Я пока пойду, прикачу велосипед.

Я прошёл к дальней стене. Все лавки в тот момент находились именно там, мы сами их туда перенесли. Я видел, как тренер вернулся из кладовой.

Велосипед был красив.

Сразу не очень-то определишь чем – вроде бы такой же, как сотни других, разве что колёса на нём стояли новые и при вращении отражали блестящими спицами свет от

ламп этого зала. Но привлекало в нём вовсе не это – он был агрессивно прекрасен и идеально подходил для движения, и ещё я почувствовал, что он идеально подходит мне.

"Хорошо постарался Иван Трофимович, – подумал я, – действительно классный аппарат".

Тренер поставил велосипед неподалёку от станка и подошёл ко мне.

– Волнуешься? – спросил меня он.

– Есть немного, – ответил я.

– А я, Володя, не просто волнуюсь, я боюсь, – ответил он. – Накатило так, что все поджилки трясутся. Хочется свернуть наш эксперимент к чёртовой бабушке и пойти по

домам.

– Нельзя, Иван Трофимович, – многозначительно сказал я. – Обратного пути нет, только вперёд. Теперь останавливаться поздно.

– Вот и я чувствую, что нельзя, – ответил он. – Если бы не это...

– Всё будет хорошо, Иван Трофимович, – перебил я его, пытаясь отогнать этой фразой накатывающие на нас страхи. – Волноваться нечего, – добавил я.

И, понимая, что, тянуть дольше нельзя, сказал:

– Пора начинать.

Велосипед оказался отлично настроен, тренер постарался на славу. Ехать на нём было одно удовольствие, он отзывался на самое незначительное нажатие педали, казалось, что он едет сам. И пусть двигаться на месте – на станке – совсем не то, что двигаться по шоссе, радость от движения это нисколько не умаляло.

Покрутив так несколько минут, привыкнув, слившись с велосипедом в единое целое, мы отправились в путь.

И вот тут случилось то, чего я опасался больше всего, или, может быть, это случилось из-за моих опасений – не знаю, но после того как я посмотрел в окно, моё движение перестало быть плавным.

Моё воображение меня подвело.

Через некоторое время я, как обычно, перестал ощущать себя в зале – оказался в парке,

где из последних сил пытался удержать свой велосипед на скользком покрытии аллеи, чтобы не съехать в канаву.

На периферии своего слуха я слышал голос тренера – видеть его я не мог. Он мне кричал откуда-то из-за стволов деревьев, кричал, пробиваясь сквозь вой ветра, пытаясь донести то, что я и сам без него знал:

– Ровнее держи велосипед, Володя, прибавь оборотов, иначе слетишь....

– Не выходит пока, Иван Трофимович, – отвечал я больше самому себе, зная, что он вряд ли меня услышит. – Слишком скользко. Прибавляю оборотов – буксую и ухожу

в занос, сбавляю – падает скорость и тоже устойчивость снижается. Не знаю, что и делать, на таком покрытии не очень-то разгонишься.

Пошёл снег, и ехать стало ещё трудней. Теперь, кроме того, что было очень скользко, стало почти ничего не видно. Я невольно снизил скорость. Это оказалось своевременным: прямо по курсу из-за завесы снега проступил высокий забор, в который упиралась эта аллея.

Я узнал это место: здесь, на этом перекрёстке, я встретился с пожилой женщиной в цветастом платке.

Стоило мне о ней подумать, как я услышал её странный каркающий смех.

"Послышалось", – подумал я и повернул направо.

Так, по радиальной аллее, я решил попасть обратно на базу, справедливо считая, что в такой снегопад здесь на велосипеде делать нечего.

– Не так быстро, Володенька, – услышал я за своей спиной.

Я оглянулся, и снова, как и два предыдущих раза, мою спину обдало холодом. Это была она, и она меня догоняла.

Я прибавил оборотов, двигаясь почти наугад сквозь густой снег, надеясь, что смогу удержаться и не упасть, иначе...

– Врёшь, не уйдёшь, – визжала она. – От меня никто ещё так просто не уходил, – кричала она мне в спину, безумно хохоча.

Я попытался прибавить ещё, чувствуя, что она права и уйти от неё вряд ли удастся. Я оглянулся опять, она была сзади меня метрах в трёх, но наши скорости уравнялись.

– Ах вот ты как! – закричала она и выбросила вперёд свою правую руку.

Я оглянулся снова, и ужас чуть было не сковал меня и не остановил моё движение: её рука стала удлиняться. Старуха неслась за мной, не в силах сократить отставание, и пыталась достать до меня таким способом. Ей оставалось каких-то полметра, когда её рука перестала расти, видимо, для неё это был предел. Но оказалось, что радоваться

было рано – стали удлиняться её пальцы, а на пальцах – ногти, загибаясь немного вперёд. Она почти дотянулась до меня. Я ехал, выгнув вперёд спину, а её кривые, как сабли, пальцы с длинными когтями иногда задевали ткань моей

спортивной куртки. Ей никак не удавалось меня ухватить.

Я знал, что это только вопрос времени и рано или поздно это случится.

– Вёрткий какой! – визжала она от своего бессилия. – Но ничего, никуда не денешься, я тебя достану.

Впереди за пологим поворотом показался свет. "Неужели база, – подумал я. – Там Иван Трофимович, и он сможет мне помочь, нужно только дотянуть".

Но это была не база.

За поворотом на обочине, поджидая нас, стоял олень. Он светился, и вокруг него отступала тьма.

– Вот ведь упрямая скотина! – злобно закричала старуха. – Вечно всё испортит.

– Я ведь велел тебе убираться, – грозным басом сказал олень, обращаясь к ней. – Володя, держись, – крикнул он, обращаясь ко мне.

Через мгновение, когда я поравнялся с ним, олень топнул ногой. От удара из-под его копыта на несколько метров в разные стороны разлетелись разноцветные искры вперемешку с крупными комьями мёрзлой земли. На этот раз его удар был очень силён. Я видел боковым зрением, как в месте, куда пришёлся удар, образовалась трещина в земле, расширяясь и перерезая со страшным грохотом дорожку за моей спиной.

Я оглянулся – старуха, не успев затормозить, с диким визгом влетела в этот провал. Её костлявая удлинившаяся рука некоторое время пыталась цепляться своими когтями за кромку расселины, но это длилось недолго – кромка обрушилась, и она окончательно исчезла из глаз.

Олень топнул ногой ещё раз, но уже несколько слабей.

И, опережая меня, растапливая снег, прокатилась жаркая волна.

Парк по ходу моего движения почти мгновенно преобразился. Стало тепло, на обочинах зазеленела трава.

Я услышал, как шуршит гравий под колёсами велосипеда; сцепление колёс с покрытием дорожки улучшилось, и я, поймав равновесие, по радиальной аллее устремился вперёд, прибавляя оборотов, каждую секунду двигаясь всё быстрей и быстрей.

– Прощай, – услышал я за спиной затихающий голос.

– Спасибо, – отозвался ему я.

*

Я видел, как Володя – я сам, образца 1980-го года – мчался на своём велосипеде. Видел его движение по парку, хотя и знал, что ничего этого не было – его велосипед стоял на станке в спортивном зале, и он крутил свои педали, оставаясь при этом на месте.

Как я уже говорил, здесь в приграничном состоянии, между жизнью и смертью, у меня появилась возможность взглянуть на события своей прошлой жизни со стороны.

Двойственное состояние: Володе – мне – казалось, что он ускоряется, но на самом деле он только быстрей и быстрей разгонял стальные ролики своего станка. Мало того, этого не было тоже – это была всего лишь вероятность, одна из ряда возможностей – та, что могла бы реализоваться, если бы в октябре 1980 года я не бросил свои занятия спортом, а справившись со своим самолюбием, смог вернуться обратно в секцию.

Я видел, как Иван Трофимович вздохнул с облегчением, когда Володя стал крутить педали быстрей и его велосипед занял устойчивое положение. Он решил, что всё-таки сумел докричаться и его рекомендации были услышаны.

Но тому Володе, из упущенной возможности 1980 года, это было уже всё равно. Он нёсся на своём велосипеде по радиальной аллее старого парка, постоянно ускоряясь, неумолимо приближая свою цель.

Я видел и знал, чувствовал и надеялся и переживал всё, что переживал он. Я и был в тот момент он, но одновременно им и не был.

*

Ролики на станке от постоянного ускорения начали нагреваться. Спицы колёс слились от огромной скорости в один сверкающий круг.

В целом пока всё было в норме, а Иван Трофимович пристально следил за тем, как продвигается процесс. Он был готов ко многим неожиданностям.

Он знал, что рано или поздно, если это затянется, смазка сгорит и тогда могут возникнуть проблемы – ролики, подшипники, вал и их крепления от серьёзных нагрузок и высокой температуры, если упустить нужный момент, могут быстро разрушиться.

Тренер смотрел, как Володя работал на станке; скорость, с которой он крутил педали, была невероятной, но он продолжал ускоряться. Это завораживало, но и пугало – то, что происходило на его глазах, было похоже на чудо.

– Ни один человек не способен на такое, – прошептал он себе.

В тот момент он забыл, что сам на гонке много лет назад делал нечто подобное.

От вращения педалей и колёс стал образовываться ветер. Минута, две, три – и этот ветер сделался ощутимым.

Создавая завихрения, своими порывами раз за разом ударяя тренера в грудь, заставлял его всё дальше и дальше отступать от станка. Ноги Володи двигались по кругу, и их уже было невозможно разглядеть – сплошной вращающийся диск ниже пояса. Выше находилось совершенно неподвижное туловище с застывшими руками, фиксирующими руль, и голова с абсолютно бесстрастным лицом, не выражающим никаких эмоций.

– Его же сейчас нет здесь, – в страхе прошептал себе тренер. – Как я вообще мог допустить то, что здесь происходит? – Я же понятия не имею, чем всё это закончится.

*

Провал остался далеко позади.

– Будь осторожен и помни – скорость...

Ветер помешал мне услышать окончание этой фразы.

Что скорость? – Я не понял, но на всякий случай прибавил ещё.

Впереди показался просвет, и спустя мгновение я выскочил из тени деревьев и оказался на шоссе. Дорога серпантином уходила на подъём. Я понял, что я на верном пути и финиш, скорее всего, близко – по серпантину вверх, до вершины холма, а дальше спуск и несколько километров по горизонтали с двумя поворотами.

Я не чувствовал усталости, мой велосипед нёс меня сам, казалось, что это не я давлю на педали и кручу их, постоянно увеличивая скорость, а он сам толкает мои ноги, заставляя их вращаться быстрей. Видимо, это и правда стало неизбежным – эта дорога, моё движение и то, что ждало меня за склоном холма.

Я перевалил за вершину и начал спуск. Скорость увеличилась ещё. За короткий миг я промчался целый километр и вошёл в первый поворот. Обогнул маленькую берёзовую

рощу, стараясь не снижать скорости, положив велосипед почти параллельно асфальту. В какой-то момент колено коснулось покрытия, я невольно дёрнулся, велосипед качнуло, и это чуть не привело к катастрофе. Мне пришлось нажать на тормоз – это замедлило движение, но я сумел восстановить равновесие. Дальше дорога выглядела проще. Впереди, в полутора километрах, виднелся густой кустарник, дорога упиралась в него, затем был пологий поворот и пятьсот метров ровного горизонтального участка.