355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Гуляев » Древние майя. Загадки погибшей цивилизации » Текст книги (страница 4)
Древние майя. Загадки погибшей цивилизации
  • Текст добавлен: 22 апреля 2017, 05:02

Текст книги "Древние майя. Загадки погибшей цивилизации"


Автор книги: Валерий Гуляев


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Куикуилько

Из недр изверженным порывом —

Трагическим и горделивым —

Взметнулись вихри древних сил…

М. Волошин

Далеко к северо-западу от горных хребтов Сальвадора, в самом центре Мексики, находится плодородная долина Анахуак (долина Мехико). Эта благодатная долина была местом рождения трех последовательно сменявших друг друга древних цивилизаций – теотихуаканской (I тыс. н. э.), тольтекской (X–XIII вв.) и ацтекской (XIII–XVI вв.), оставивших заметный след в истории доколумбовой Америки. Она представляет собой обширную овальную выемку 112 километров длины и 64 километров ширины. В южной ее части находится столица страны – город Мехико, построенный в XVI веке испанскими конкистадорами на развалинах ацтекского Теночтитлана. Высокие горные цепи окружают долину почти со всех сторон. А на юго-востоке ее, словно два гигантских недремлющих стража, возвышаются вулканы – покрытый вечными снегами Попокатепетль («Курящаяся гора») и его спутница Икстасихуатль («Белая женщина»). Есть здесь и другие вулканы – помельче. Часть из них – постоянно действующие. Другие же молчат уже многие столетия, по крайней мере на протяжении всей письменной истории Мексики.

Долина Мехико издавна манила к себе людей. Ее обнаружили и освоили еще первобытные охотники на мамонтов, и это случилось примерно 25–20 тысяч лет назад. Позднее, в I – начале II тысячелетий н. э., сюда вновь и вновь врывались с севера орды диких кочевых племен, вытесняя или порабощая более ранних обитателей, уже достигших известного уровня цивилизации. Каждый народ, каждая культура оставляли здесь после себя вполне осязаемые следы в виде руин городов, селений и могильников. И поэтому долина Мехико буквально «нашпигована» древними памятниками самых разных эпох. Но именно это и создавало всегда дополнительные трудности для исследователей, пытавшихся проникнуть в далекое прошлое одного из важнейших центров доколумбовой Америки. Прежде всего требовалось установить последовательность важнейших этапов в развитии местных культур. Однако письменная история Центральной Мексики не уходила глубже X века н. э. Благодаря старым индейским хроникам были известны ацтеки и тольтеки. Им и приписывали прежде все обнаруженные древности, в изобилии встречавшиеся на поверхности и в глубинах земли. Позднее, по мере накопления опыта и знаний, ученые все чаще стали встречать остатки древних культур, не укладывавшихся в прокрустово ложе старых схем и воззрений. Возникла необходимость дальнейшего подразделения истории этого края на соответствующие эпохи. У предков современных мексиканцев находились все более дальние предшественники.

Еще во второй половине XIX века французы из экспедиционного корпуса Наполеона III нашли в Центральной Мексике несколько грубых глиняных статуэток очень архаичного облика. Но значения этой находки никто не понял: ученые мужи в музеях и университетах упорно считали тольтеков и ацтеков самыми древними обитателями страны.

Лишь в 1907 году археолог Зелия Нутталь (США) приобрела у рабочих каменоломен г. Мехико очень похожие грубые глиняные фигурки, которые регулярно добывались ими из-под слоя окаменевшей лавы – Педрегаль, на окраине мексиканской столицы. Это свидетельствовало о значительном возрасте находок, хотя и не решало вопроса об их соотношении с памятниками уже известных доиспанских культур.

И вот в 1910 году мексиканский археолог Мануэль Гамио осуществил первые стратиграфические раскопки в долине Мехико и по глубине залегания установил, что такие «архаические» статуэтки предшествуют во времени и тольтекским и ацтекским изделиям. Так была открыта новая «архаическая» (или доклассическая) эпоха в истории Древней Мексики.

Самому М. Гамио удалось вскоре раскопать материалы «архаического» времени, залегавшие под слоем окаменевшей лавы в Копилько. А в 1922 году нагромождения застывшего лавового потока – Педрегаля и скрытые под ним следы деятельности древнего человека привлекли внимание еще одного ученого – профессора Аризонского университета (США) Байрона Кэммингса.

После долгих поисков он наткнулся на большой, заросший густым кустарником холм, одиноко стоявший в нескольких милях к югу от г. Мехико, близ дороги, ведущей в г. Куэрнаваку. Местные жители называли его Куикуилько. Холм был закован со всех сторон в прочный панцирь окаменевшей лавы, которая происходила из близлежащего вулкана, Шитли. Правильная круглая форма и некоторые другие внешние признаки позволяли предполагать, что этот холм имеет искусственное происхождение. И Б. Кэммингс решил проверить только что возникшую догадку. Девять месяцев, с июля 1924 по сентябрь 1925 года, экспедиция американских и мексиканских археологов вела здесь интенсивные раскопки. Прочный базальтовый пояс лавового потока надежно защищал скрытую под ним древнюю постройку от всякого проникновения извне. Поэтому его часто приходилось рвать динамитом. На твердом камне быстро тупились лезвия железных лопат и кирок. Но хотя и медленнее, чем хотелось бы исследователям, дело двигалось вперед. Постепенно из первозданного хаоса камней и щебня все отчетливее проступали очертания огромной ступенчатой пирамиды, имеющей странную круглую форму. Диаметр ее основания достигал почти 135 метров, а высота – около 24 метров. Пирамида представляла собой усеченный конус из четырех постепенно уменьшающихся ярусов. Одна широкая каменная лестница вела наверх, к плоской платформе с алтарем в виде подковы.

Основу сооружения составляла насыпь из глины и песка, грубо облицованная снаружи глыбами лавы, булыжником и сырцовыми кирпичами-адобами. Примитивная техника строительства и отсутствие регулярной каменной кладки, бесспорно, указывали на глубокую древность пирамиды. К тому же на ее ярусах и вокруг основания были найдены только материалы «архаической» эпохи, точнее, самого позднего ее этапа.

Видимо, пирамиду в Куикуилько можно считать одной из самых ранних крупных каменных построек Мексики. И в этом плане ее значение как прототипа древнемексиканской архитектуры можно сопоставить со ступенчатой пирамидой Джосера в Египте эпохи первых фараонов.

Но каков же был действительный возраст колосса из Куикуилько? Во времена Б. Кэммингса точные методы археологических датировок еще отсутствовали да и способы определения относительной хронологии изучаемых объектов только зарождались. И тогда вспомнили о том, что круглая пирамида – не простой археологический памятник, а древнее сооружение, погибшее в результате крупной природной катастрофы. Заваленная грудами черного пепла и залитая огненной лавой, она стала жертвой гигантского извержения расположенного неподалеку вулкана, Шитли. Достаточно было узнать у геологов точную дату указанного извержения, и вопрос о возрасте пирамиды решался сам собой. В 1925 году один новозеландский геолог определил время появления лавы Шитли «со всей доступной его науке точностью»: извержение произошло, по его словам, где-то между 2000 и 7000 лет назад! Для геологии разница в в 5000 лет действительно представляется ничтожной, но у археологов после такой «точности» бессильно опустились руки. Лишь появление радиоуглеродного метода датировки древних органических веществ в 50-х годах нашего века позволило наконец установить, что гигантская пирамида в Куикуилько была сооружена в самом конце I тысячелетия до н. э.

Правда, короткое время спустя и сама пирамида и большое поселение «архаических» земледельцев, существовавшее вокруг нее, были полностью уничтожены. Неказистый на вид вулкан; Шитли не только стер с лица земли этот цветущий оазис, но и затопил раскаленной лавой обширный район на юге долины Мехико. Мрачный Педрегаль – изрезанное глубокими трещинами огромное поле окаменевшей лавы лилово-черного цвета – наглядный памятник гигантской катастрофы, произошедшей здесь около 2000 лет назад. Яркое описание этого или иного близкого по характеру природного катаклизма сохранилось до наших дней в старинной ацтекской хронике – «Кодекс Чимальпопока»:

Затем было создано третье Солнце.

Его знаком был «Дождь-4».

Оно называлось «Солнцем огненного дождя».

В это время выпал огненный дождь.

Те, кто тогда жили, все были сожжены.

И в эпоху этого Солнца выпал также дождь из мелких камней.

И говорят, что именно в это время упали сверху камни, которые мы сейчас видим, что кипел от жара камень «тесонтли» [8] 8
  Тесонтли (tezontly) – ацтекск., вулканический камень, скалистая порода, известная геологам как «амигдалоид»; этот камень, образовавшийся при извержении близлежащих вулканов, широко использовали впоследствии при строительстве зданий города Мехико.


[Закрыть]
и что тогда появились скалы красного цвета.

Более точное описание вулканического извержения трудно себе и представить. И неважно в конечном счете, идет ли здесь речь об извержении Ахуско, Шитли или какого-нибудь другого пробудившегося вулкана Мексики. Следы этих природных катастроф навечно остались и в индейских преданиях, и в складках местного рельефа. Самым красноречивым памятником разгула подземных стихий является, бесспорно, уже упоминавшийся Педрегаль. Под этим тяжким каменным панцирем лежат древние дома, святилища, могилы, оружие и утварь первых земледельцев Мексики. Здесь погребены надежды и чаяния целого народа, упорно пробивавшего себе путь к вершинам цивилизации. Эти люди достигли уже многого. Они изготовляли изящную и разнообразную посуду, строили прочные глинобитные жилища и пирамидальные храмы. Преуспели они и в развитии всевозможных ремесел и торговли. Им удалось создать сложные философские и религиозные учения, хранителями которых стала нарождавшаяся каста жрецов.

Но решающий шаг к более развитым формам культуры сделать им так и не пришлось. Произошла историческая нелепость. Неукротимые силы природы вновь властно вмешались в судьбы человечества. И население южной части долины Мехико – предки индейцев нахуа – вынуждено было спешно оставить обжитые земли и искать спасения в других местах. Основной поток переселенцев из района Куикуилько устремился, по-видимому, на север и северо-восток, к Теотихуакану – еще одному важному центру культуры индейцев нахуа, находившемуся в 50 километрах к северо-востоку от современной мексиканской столицы. Существует гипотеза, что именно это событие ускорило становление местной цивилизации в начале новой эры. Во всяком случае расцвет Теотихуакана действительно начинается вскоре после описанной выше природной катастрофы и предполагаемого переселения ряда племен с юга долины Мехико на север.

Глава 3
Царская гробнице Паленке: легенды и факты

Цари! Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны,

И так же смертны, как и я.

Г. Державин

В один из жарких июньских дней 1952 года случайный прохожий или турист, ненароком оказавшийся в джунглях мексиканского штата Чьяпас, среди руин древнего города Паленке, мог наблюдать довольно странную картину. По крутой, усыпанной щебнем лестнице, ведущей на вершину многоярусной пирамиды, поспешно карабкалась группа вполне

респектабельных людей. Там, наверху, на фоне бездонного голубого неба и быстро бегущих облаков гордо парил в воздухе изящный каменный храм с узорчатым гребнем на крыше. Но вот последние ступени преодолены, и люди, еще не переведя дух после невероятно тяжелого подъема, столпились на плоской вершине пирамиды. Отсюда, почти с двадцатитрехметровой высоты, открывался удивительный вид на весь древний город, история которого насчитывала без малого десять столетий. Он существовал с конца I тысячелетия до н. э. по конец I тысячелетия н. э.

Очертания большинства его зданий едва угадывались под густым покровом вечнозеленых джунглей. Но в центре города сразу в нескольких местах над лесными зарослями встают, словно белые призраки, руины наиболее крупных архитектурных сооружений Паленке: квадратная, похожая на колокольню средневекового собора башня дворца и грациозные храмы-близнецы на высоких пирамидальных основаниях – «Храм Солнца», «Храм Креста», «Храм Лиственного Креста», «Храм Надписей»[9]9
  Все названия в Паленке, в том числе и название самого города («паленке» – исп. – «изгородь», «ограда»), носят условный характер, и зачастую даны современными исследователями по чисто случайным признакам. «Храм Надписей» был назван так потому, что в нем нашли плиту с длинной надписью из 620 иероглифов.


[Закрыть]
.

Древние майя выбрали для строительства Паленке удивительно удачное место. С юга город был защищен стеной скалистых горных хребтов чьяпасской Сьерры. Бесчисленные группы зданий разбросаны по холмистой равнине, покрытой густым тропическим лесом и пересеченной множеством рек и ручьев, берущих начало в горах. Основная часть города (площадь около 19 гектаров) расположена на естественной платформе-плато, которая возвышается над окружающей равниной почти на 60 метров. Красоту местного пейзажа и удивительно гармоничное включение древней архитектуры в складки рельефа отмечают буквально все, кто там побывал. Руины Паленке обладают особым очарованием. Вот как описывает первую встречу с городом французский путешественник Мишель Пессель. «Величественные белые и серые здания на горном уступе поднимались над морем зелени, и все же джунгли не отступали от города, сбегая к нему по склонам окружающих гор.


Эта картина в таком диком, безлюдном месте произвела на меня неотразимое впечатление. Руины вообще таят в себе особое романтическое очарование, а руины Паленке, возникающие так неожиданно среди бескрайнего лесного океана, просто потрясали. Здесь передо мной предстала загадка столетий, загадка цивилизации, погибшей и исчезнувшей, но все еще удивительным образом продолжающей жить в этих грандиозных постройках – свидетелях былого могущества и славы».

Близость Мексиканского залива и двух крупнейших рек Центральной Америки-Грихальвы и Усумасинтыоблегчали городу связи с соседними областями. Драгоценный зеленый нефрит, ломкий и острый, как стекло, обсидиан, причудливые морские раковины, отливающие изумрудным цветом перья царственной птицы кецаль из лесов Гватемалы, бобы какао и шкуры пятнистых ягуаров – да мало ли других диковинных товаров стекалось когда-то на многолюдные рынки Паленке! Расцвет города приходится на V–VIII века н. э. Его правители не раз покрывали себя славой на полях сражений. Его архитекторы воздвигали высокие пирамиды и храмы и заключили в каменную трубу норовистый ручей Отолум. Его жрецы изучали небесный свод, проникнув в самые глубокие тайны мироздания. Его художники и скульпторы воплотили в камне и алебастре свои бессмертные идеалы.

Но в конце I тысячелетия н. э. Паленке переживает явный упадок. Внутренние неурядицы и особенно нашествие воинственных племен извне подточили его жизненные силы, и город вскоре погиб, а его безмолвные руины были надежно спрятаны природой в непроходимой лесной чаще.


План и разрез «Храма Надписей», Паленке.

Паленке пришлось открывать заново уже в наши дни. И сделали это путешественники и ученые из многих стран Европы и Америки. Но самый значительный вклад внес в исследование города мексиканский археолог Альберте Рус Луилье – начальник крупной археологической экспедиции Национального института антропологии и истории (Мексика).


Реконструкция Паленке. На первом плане Храм Надписей.

Мы не знаем, о чем именно думал он тогда, 15 июня 1952 года, стоя на вершине пирамиды «Храма Надписей». О былом ли величии древнего города или же о тех неимоверных трудностях, которые пришлось преодолеть ему и его коллегам на пути к заветной цели? Правда, теперь все это осталось позади. Еще одно последнее усилие – и многовековая тайна пирамиды будет раскрыта. А началось все это ровно четыре года назад, когда А. Рус, выбирая объект для своих будущих исследований, обратил внимание на-почти неизвестный до того архитектурный памятник – «Храм Надписей».


Храм Надписей.

После первого же осмотра ученый заметил, что пол этого изящного трехкомнатного здания в отличие от других храмов Паленке был сложен из больших каменных плит, одна из которых имела по краям несколько отверстий, заткнутых каменными же пробками. Видимо, эти отверстия предназначались для поднимания и опускания плиты на свое место.

«Изучая возможное назначение этой плиты, – вспоминает Рус, – я заметил, что стены храма уходят ниже уровня пола – явное доказательство того, что внизу имеется еще одна постройка».


Внешний вид гробницы правителя из «Храма Надписей». Паленке.

И действительно, подняв плиту и начав там раскопки, он вскоре обнаружил начало туннеля и несколько ступенек каменной лестницы, ведущей вниз, в глубину гигантской пирамиды. Но и туннель, и лестница были плотно забиты громадными глыбами камня, щебнем и землей. Для того чтобы преодолеть эту неожиданную преграду, потребовалось целых четыре полевых сезона тяжелого и мучительного труда. А каждый сезон длился по 2–3 месяца. Всего было расчищено два пролета лестницы с 66 крутыми ступеньками. В самом ее начале археологи нашли тайник с ритуальными приношениями в виде двух нефритовых колец, служивших у древних майя украшениями для ушей. Другое приношение лежало у подножия лестницы, в специальном каменном ящичке: ожерелья из нефритовых бус, большие раковины, наполненные красной краской, глиняные вазы и громадная жемчужина диаметром 13 миллиметров.

Дальше путь был закрыт поперечной каменной стеной. Когда ее сломали, то вновь пришлось разбирать завалы из сцементированного известковым раствором щебня. В конце концов коридор уперся в какую-то подземную камеру, вход в которую преграждала необычайная, но вполне надежная «дверь» – гигантский треугольный камень весом более тонны. У входа в камеру в некоем подобии гробницы лежали плохо сохранившиеся скелеты пяти юношей и одной девушки, погибших насильственной смертью. Искусственно деформированная лобная часть черепа и следы инкрустаций на зубах говорят о том, что это не рабы, а представители знатных майяских фамилий, принесенные в жертву по какому-то особенно важному и торжественному случаю. Только теперь Русу стало ясно, что все потраченные усилия не были напрасными. 15 июня 1952 года рабочие сдвинули наконец с места массивную треугольную «дверь», и ученый с волнением вступил под своды какого-то подземного помещения, таившего в себе множество неожиданных находок и сюрпризов. «Я вошел в эту таинственную комнату, – вспоминает А. Рус, – со странным чувством, естественным для того, кто впервые переступает порог тысячелетий. Я попытался увидеть все это глазами жрецов Паленке, когда они покидали склеп. Мне хотелось снять печать времени и услышать под этими тяжелыми сводами последний звук человеческого голоса. Я стремился понять то таинственное послание, которое оставили нам люди далекой эпохи».

Затем яркий свет ручного электрического фонаря прорезал сумрак подземелья, и археолог на мгновение потерял дар речи от всего увиденного.

«Из густого мрака, – вспоминает А. Рус, – неожиданно возникла сказочная картина фантастического неземного мира. Казалось, что это большой волшебный грот, высеченный во льду. Стены его сверкали и переливались, словно снежные кристаллы в лучах солнца. Как бахрома огромного занавеса, висели изящные фестоны сталактитов. А сталагмиты на полу выглядели, словно капли воды на гигантской оплывшей свече. Гробница напоминала заброшенный храм. По ее стенам шествовали скульптурные фигуры из алебастра. Потом мой взор упал на пол. Его почти полностью закрывала огромная прекрасно сохранившаяся каменная плита с рельефными изображениями. Глядя на все это с благоговейным изумлением, я пытался описать красоту волшебного зрелища моим коллегам. Но они не верили до тех пор, пока, оттолкнув меня в сторону, не увидели эту великолепную картину своими собственными глазами».

Склеп имел около 9 метров в длину и 4 метра в ширину, а его высокий, сводчатый потолок уходил вверх почти на 7 метров. Конструкция этой подземной комнаты была столь совершенной, что ее сохранность оказалась почти идеальной даже через тысячу лет. Камни стен и свода были вытесаны с таким искусством, что ни один из них не упал со своего места.

На стенах склепа сквозь причудливую завесу сталактитов и сталагмитов проступали очертания девяти больших человеческих фигур, сделанных из алебастра.

Они были облачены в пышные костюмы, удивительно похожие друг на друга: головной убор из длинных перьев птицы кецаль, причудливая маска, плащ из перьев и нефритовых пластин, юбочка или набедренная повязка с поясом, который украшен тремя человеческими головками, сандалии из кожаных ремешков. Шея, грудь, кисти рук и ноги этих персонажей были буквально унизаны различными драгоценными украшениями. Они горделиво выставляли напоказ символы и атрибуты своего высокого социального положения: скипетры с рукоятью в виде головки змеи, маски бога дождя и круглые щиты с ликом бога солнца.

По мнению Альберте Руса, на стенах подземной камеры запечатлены Болон-ти-ку – девять «владык мрака» – правителей девяти подземных миров, согласно мифологии древних майя.

Первое время А. Рус не мог понять, что же он нашел – подземный храм или уникальную гробницу? Занимая большую часть комнаты, в ней стоял какой-то огромный каменный ящик, накрытый резной плитой размерами 3,8×2,2 метра. Был ли это алтарь или крышка саркофага? Ученый склонялся сначала к первому предположению. Для того чтобы решить эту загадку, нужно было поднять плиту и посмотреть, что же находится под ней. Но подобная операция представляла собой технически весьма сложную и опасную задачу. Ведь камень весил без малого 5 тонн, и его покрывала тончайшая скульптурная резьба, которую следовало уберечь от малейших повреждений. Плита покоилась на ящике из таких же огромных камней, а ящик, в свою очередь, на шести каменных опорах. Для начала А. Рус решил проверить, был ли ящик полым внутри или это сплошной каменный монолит. Просверлив сбоку узкое отверстие и сунув туда кусок проволоки, он определил, что ящик внутри полый и содержит красную краску, частицы которой и прилипли как раз к проволоке.


Изображение креста-маиса на рельефе из «Храма Лиственного Креста», Паленке.

Теперь сомнений больше не оставалось. Каменный ящик представлял собой гигантский саркофаг – первый из саркофагов такого рода, найденный на территории майя. Дело в том, что красный цвет в космогонии майя – это цвет востока, цвет восходящего солнца, которое служило символом жизни и бессмертия. Именно по этой причине древние майя часто посыпали тела своих особо знатных и почитаемых покойников красной краской.


Изображение креста-маиса на рельефе из «Храма Лиственного Креста», Паленке.

С помощью автомобильных домкратов и бревен тяжелая скульптурная плита была в конце концов поднята, и под ней показался массивный каменный блок со странной выемкой, напоминающей на первый взгляд рыбу. Выемку плотно закрывала специальная крышка, в точности повторяющая ее форму. В хвостовой части крышки имелись два отверстия, заткнутых каменными пробками, как и у той каменной плиты, что прикрывала тайный ход в полу храма.

Когда была удалена и эта, самая последняя, преграда, перед исследователями предстала необыкновенно яркая и красочная картина: внутри саркофага все было покрыто пурпурной яркой краской, а на этом эффектном фоне матово желтели кости крупного человеческого скелета и зелеными пятнами выделялись бесчисленные нефритовые украшения.

Из-за значительной влажности воздуха кости были очень хрупкими, но сохранились тем не менее почти целиком. Ученым удалось определить, что скелет принадлежал сильному и рослому мужчине в возрасте около 40–50 лет (длина скелета 1,73 метра) без каких-либо патологических недостатков.


Фигуры правителей подземного царства Болон-ти-ку, рельефные изображения на стенах гробницы правителя.

Человек был погребен вместе со всеми своими украшениями из драгоценного нефрита. А одна нефритовая бусина была даже положена ему в рот – как плата для прохода в подземный мир, царство мрака и смерти. На черепе видны были остатки диадемы, сделанной из маленьких нефритовых дисков и пластин. Одна из пластин диадемы была украшена резным изображением головы Соца – страшного бога-вампира в образе летучей мыши из подземного царства смерти. Изящные тонкие трубочки из того же минерала служили в свое время для разделения длинных волос умершего на отдельные пряди. По обеим сторонам от черепа лежали массивные нефритовые «серьги», напоминающие собой большие катушки. Вокруг шеи извивалось длинное, в несколько рядов ожерелье из нефритовых же бусинок. На запястьях каждой руки было найдено по браслету из 200 бусинок каждый. Возле ступней ног лежала чудесная нефритовая статуэтка изображающая бога солнца.

Мельчайшие остатки мозаики из нефритовых пластинок и раковин наряду с древним тленом, обнаруженным на черепе, позволили буквально из праха реконструировать погребальную мозаичную маску, видимо служившую точным портретом умершего. Глаза маски были сделаны из раковин, а зрачки – из обсидиана.

Скульптурная каменная плита, служившая верхней крышкой саркофага, была сплошь покрыта резьбой. На боковых ее гранях вырезана полоса из иероглифических знаков, среди которых есть и несколько календарных дат по эре майя, относящихся к VII веку н. э. На плоской наружной поверхности плиты резцом древнего мастера запечатлена какая-то глубоко символическая сцена. В нижней части мы видим страшную маску, одним своим видом напоминающую уже о разрушении и смерти: лишенные тканей и мышц челюсти и нос, большие клыки, огромные пустые глазницы. Это – не что иное, как стилизованное изображение божества земли. У большинства народов доколумбовой Мексики оно выступало как некое страшное чудовище, питающееся живыми существами, поскольку все живое, умирая, возвращается в конце концов в землю. Его голову увенчивают четыре предмета, два из которых служат у майя символами смерти (раковина и знак, напоминающий наш знак X{2}), а другие, напротив, ассоциируются с рождением и жизнью (зерно маиса и цветок или маисовый початок).

На маске чудовища сидит, слегка откинувшись назад, красивый юноша в богатой одежде и с драгоценными украшениями. Тело юноши обвивают побеги фантастического растения, выходящие из пасти чудовища. Он пристально глядит вверх, на странный крестообразный предмет, олицетворявший собой у древних майя «древо жизни», или, точнее, «источник жизни» – стилизованное растение-маис. На перекладине «креста» причудливо извивается гибкое тело змеи с двумя головами. Из пасти этих голов выглядывают какие-то маленькие и смешные человечки в масках бога дождя. По поверьям индейцев майя, змея всегда связана с небом, с небесной водой – дождем: тучи скользят по небу молчаливо и плавно, словно змеи, а грозовая молния – это не что иное, как «огненная змея».

На верхушке «креста» – маиса сидит священная птица кецаль, длинные изумрудные перья которой служили достойным украшением парадных головных уборов царей и верховных жрецов майя. Птица тоже облачена в маску бога дождя, а чуть ниже ее видны знаки, символизирующие воду и два небольших щита с личиной бога солнца.


Голова молодого мужчины, из гробницы в «Храме Надписей», алебастр, VII в. н. э.

Если бы речь шла о европейской гробнице античного времени или эпохи Возрождения, то мы бы наверняка сказали, что высеченная на плите фигура юноши изображает погребенного под ней персонажа. Но в искусстве древних майя почти не было места изображению индивидуальной личности, индивидуального человека. Там безраздельно господствовали религиозная символика и условность в передаче образов. Вот почему в данном случае можно говорить о человеке в целом, то есть о роде человеческом, но также и о боге маиса, которого часто изображали в виде красивого юноши.

Можно ли расшифровать сложный ребус из скульптурных изображений, запечатленных на верхней крышке саркофага?

Альберте Рус после тщательного изучения всех имевшихся в его распоряжении источников дал следующее истолкование скульптурным мотивам гробницы из Паленке.

«Юноша, сидящий на маске чудовища земли, вероятно, одновременно олицетворяет собой и человека, которому суждено в один прекрасный день вернуться в лоно земли, и маис, зерно которого, чтобы прорасти, прежде должно быть погребено в землю. „Крест“, на который так пристально смотрит этот человек, опять-таки символизирует маис – растение, появляющееся из земли на свет с помощью человека и природы, чтобы служить затем, в свою очередь, пищей для людей. С идеей ежегодного прорастания, или „воскресения“, маиса у майя была тесно связана и идея собственного воскресения человека…»


Рельефное изображение правителя и слуг в одном из зданий Паленке.

Касаясь глубокого внутреннего значения этого мотива, А. Рус приходит к выводу, что он вполне мог символизировать тягу человека к бессмертию. «Трудно решить, – пишет он, – изображает ли эта фигура обобщенный образ человека или это индивидуальное лицо, в честь которого был сооружен весь памятник. Судьба уже вынесла человеку свой приговор. Его должна поглотить земля, на которой он сейчас полулежит. Но, надеясь на бессмертие, он пристально смотрит на крест – символ маиса и, следовательно, самой жизни».

Эти верования, свойственные земледельческим народам, связаны с обожествлением сил природы и поклонением им, чтобы гарантировать выживание человеческого рода. Подобно тому как Осирис – египетский бог пшеницы и растительности заново рождается каждый год благодаря оплодотворяющему землю Нилу, куда хоронят его рассеченное на куски тело, так и у майя юный бог маиса возвращается к жизни в каждом урожае благодаря солнцу и дождю. В обоих случаях жизненный цикл главного сельскохозяйственного растения, интерпретируемый как смерть и воскресение божества, представляет для людей пример бессмертия.

Однако такой параллелизм не означает, конечно, наличия каких-либо культурных контактов между Египтом и Мексикой, цивилизации которых были разделены непроходимыми барьерами во времени и пространстве.

Массивные каменные «ножки» саркофага тоже были затейливо украшены низкорельефными изображениями. Какие-то сказочные персонажи в богатых одеждах словно «вырастали» из земли, показанной чисто символически – полосой и особым иероглифическим знаком. А рядом с ними видны побеги уже настоящих растений, увешанные плодами какао, тыквы и гуайявы.

Давая описание рельефов на боковинах саркофага, А. Рус подчеркивает следующее: «Изображение индивидов, которые „вырастают“ („прорастают“, „выходят“) из земли вместе с различными растениями, поддерживает нашу интерпретацию по поводу главного мотива погребальной плиты в том смысле, что жизненный цикл растений (главным образом маиса, символизируемого крестом) связан с религиозными верованиями майя о воскресении и о бессмертии человека». На крышке саркофага находились обломки атрибутов власти и регалий погибшего владыки: пояс из кусочков нефрита с тремя антропоморфными масками и девятью сланцевыми привесками в виде «топориков», маленький круглый щит с маской солярного божества и, вероятно, скипетр с фигуркой бога дождя наверху и змеиной головкой на конце рукоятки. Эти же атрибуты постоянно встречаются у персонажей высокого ранга, запечатленных бессчетное число раз на рельефах, стелах, фресках, алтарях и резных деревянных притолоках из различных городов майя позднеклассического периода (Тикаль, Иашчилан, Копан, Киригуа, Вашактун, Пьедрас Неграс, Паленке). Возле саркофага прямо на полу были найдены две алебастровые головы, отбитые когда-то от больших статуй, сделанных почти в человеческий рост. Тот факт, что эти головы отбили от туловищ и поместили в качестве ритуальных приношений внутри гробницы, означал, вероятно, имитацию обряда человеческих жертвоприношений путем обезглавливания, который иногда практиковали у древних майя во время земледельческих праздников, связанных с культом маиса.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю