Текст книги "Последний Рюрикович"

Автор книги: Валерий Елманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава VII
ЗАДАЧА БЕНЕДИКТА КАНЧЕЛЛО

То утро летом 1586-го было на редкость прохладным. Антонио слегка знобило. Скорее всего, это было не от погоды, а от неприятной мысли, что в предстоящей беседе, инструктируя брата по ордену Иисуса, ему придется указывать на недопустимость тех ошибок, учиненных на Руси его предшественниками. А кто был предшественником? Да он же сам – Антонио Поссевино, один из самых влиятельных иезуитов, человек, который стоял в нескольких шагах от генеральского звания – высшего в их тайной иерархии.

Когда говоришь о своих ошибках, это всегда неприятно, тем более что брат по ордену должен был получить именно то задание, с которым в свое время не смог справиться Антонио.

Собственно говоря, само поручение было ему дано Клаудио Аквавивой в первую очередь для того, чтобы как можно быстрее и дальше удалить опасного конкурента в борьбе за должность генерала ордена иезуитов от Рима и от святейшего престола. Последнее было наиболее важно, так как к нему благоволил папа Григорий XIII[43]43
  Григорий XIII (1502 – 1585), римский папа с 1572 года.


[Закрыть]. Благоволил и в то же время сам стал невольным виновником его провала, послав его с миссией в Швецию, закончившейся неудачей[44]44
  Имеется в виду поездка Поссевино в 1577 году с целью добиться там восстановления господства католической церкви.


[Закрыть].

Антонио грело душу лишь то, что ему удалось повлиять на короля Юхана и добиться разрешения на то, чтобы у будущего наследника престола королевича Сигизмунда заменили учителей. Новые были не в пример лучше прежних уже по одному тому, что принадлежали к ордену иезуитов. На это обстоятельство, которое в перспективе сулило несомненный успех[45]45
  3десь Поссевино не преувеличивал, и Сигизмунд III (1566 – 1632), избранный в 1587 году королем Польши и великим князем Литовским, настолько хорошо освоил уроки учителей, что всю свою последующую жизнь содействовал утверждению в стране католицизма. Именно из-за этой приверженности он, после смерти своего отца – короля Юхана III (1568 – 1592), сравнительно недолго продержался на шведском престоле. В 1599 году протестантское дворянство, руководимое дядей Сигизмунда – будущим королем Швеции Карлом, объявило его низложенным.


[Закрыть], он делал особенный упор в своем отчете, но папский престол требовал всего и сразу, а такое было просто невозможно.

Поссевино до сих пор считал, что он имел гораздо больше прав на должность генерала ордена иезуитов, нежели нынешний выскочка, моложе его на целый десяток лет[46]46
  Имеется в виду Клавдио Аквавила (1543 – 1615), пятый генерал ордена иезуитов (с 1581 года). Отличался твердым характером и несокрушимой волей. По отношению к папам держался весьма независимо.


[Закрыть]. Впрочем, с решением генеральной конгрегации[47]47
  Генеральная конгрегация – высший орган в «Обществе Иисуса». В то время он, как правило, собирался только по одному вопросу – избрать нового генерала ордена взамен умершего.


[Закрыть] не поспоришь. А поручение, полученное от Григория XIII при содействии Аквавивы, уже ставшего генералом ордена иезуитов, сам Поссевино считал заведомо невыполнимым[48]48
  Имеется в виду его участие в мирных переговорах России с Польшей в 1581 году, происходивших в Яме запольском. В феврале-марте 1582 года Поссевино вел в Москве переговоры с Иваном IV Грозным по вопросу о церковной унии, главной целью которой было подчинение России римскому престолу. Миссия была провалена.


[Закрыть] – со схизматиками надо поступать не так прямолинейно, а гораздо тоньше, действуя вкрадчиво и исподволь. Что и говорить – неудачная миссия в Швецию многому его научила.

Вернувшись из России, Антонио, помимо полного и относительно беспристрастного отчета о своих действиях, не удержался и изложил свой план постепенного распространения католичества в этой темной невежественной стране. К сожалению, Григорий XIII был в то время тяжко болен, так что план бесследно затерялся в папской канцелярии. Хорошо, что Антонио не поленился и сделал с него несколько копий, одну из которых прихватил с собой на предстоящую встречу.

В маленькой комнате не было даже окна, а из мебели имелся лишь узкий, приземистый столик да два стула с высокими прямыми спинками, расположенными друг перед другом через стол. Свет же исходил только от пяти свечей, горящих в массивном канделябре.

Полумрак, царивший в крохотном помещении, был на руку Антонио. Он не любил, когда собеседник видит выражение его глаз, особенно в такой тайной, конфиденциальной беседе.

Человек, который вот-вот должен был появиться, слыл необыкновенно везучим. Он первым видел то, что лишь впоследствии замечали остальные. У него был дар чувствовать людей, их тайные мысли и желания.

Именно он заметил у молодого короля Франции Франциска II склонность к милосердию по отношению к гугенотам и вообще протестантам. Всего через полгода в Рим пришел его подробнейший отчет с опасением, что подобная веротерпимость французского государя может причинить много вреда католической церкви. Причем документ был так убедительно составлен, анализ ситуации выглядел столь впечатляюще, а прогнозы звучали столь мрачно, что Бенедикту тут же была дана высочайшая санкция поступать по своему усмотрению.

Спустя еще полгода Франциск II скоропостижно скончался. Юношу можно было спасти, но после долгого и тяжкого разговора Бенедикта с его безутешной матерью Екатериной Медичи сама итальянка сделала все, чтобы помешать гениальному Амбруазу Паре спасти юного короля. Что делать, слабое здоровье – это не шутки, а кроме того, бог всегда слышал молитвы Канчелло и забирал к себе тех, за чье здоровье он так усердно молил господа.

Спустя пять лет вновь именно Бенедикт подготовил благоприятную обстановку в Швейцарии. В конечном итоге оборонительно-наступательный союз, заключенный между Пием IV и пятью швейцарскими кантонами, тоже был его рук делом.

Последней крупной удачей Канчелло была Австрия, где он, оставаясь якобы на второстепенных ролях, своими советами, наставлениями и пожеланиями оказал громаднейшую помощь брату во Христе иезуиту Мельхиору Клезелю, который, приобретя огромное влияние на императора Рудольфа II, в 1578 году изгнал из Вены всех протестантских проповедников и закрыл почти все протестантские церкви. Не кто иной, как Бенедикт Канчелло мотался из город в город, организовывая католические советы.

Причем всех горожан Нижней Австрии обязали присутствовать на католических церемониях и причащаться по католическим обрядам. Те же начала, с помощью Канчелло, восторжествовали в Верхней Австрии, Штирии, Каринтии и Крайне, где Бенедикт руками будущего императора Фердинанда II жестко подавлял всякую ересь и даже запретил дворянам занимать государственные должности, если они не исповедовали католическую религию.

Тем, кто не хотел вернуться в католичество, созданные велением Фердинанда и по подсказке Канчелло особые полувоенные комиссии, разъезжавшие по стране, предписывали немедленно распродать имущество и, уплатив десять процентов из вырученной суммы государству (читай – Фердинанду, как плату со стороны иезуитов за послушание, хоть и не из своего кармана), покинуть его пределы.

Нынешняя задача Бенедикта выглядела даже на первый, самый поверхностный взгляд значительно сложнее. Поэтому, когда он вошел, сопровождаемый слугой, Антонио сразу указал пятидесятилетнему Канчелло на стул с негласным приглашением отказаться от условностей светской беседы и сразу перейти к делу.

Сев напротив, Антонио негромко хлопнул в ладоши и, дождавшись, когда слуга, принесший два кубка с вином и вазу с фруктами, выйдет, сразу приступил к главному:

– Орден весьма доволен вашей плодотворной деятельностью за последние годы (где – Антонио не упоминал, ибо это и так было ясно). Но мощь вашего ума, ваш талант и умение находить себе самых высокопоставленных и верных союзников требуют соответствующего масштаба. Будем откровенны: долги папского престола возрастают, скоро одни проценты составят в год миллион эскудо[49]49
  В 1587 году папский долг составлял 7,5 млн скуди, а проценты – 716 тыс. В 1592 году долг вырос до 12,5 млн, а проценты до 1,1 млн.


[Закрыть]. В этих условиях необходимо найти богатого друга, который в благодарность за обращение в истинную веру осыплет престол золотом.

– Когда я должен выехать на Русь? – после недолгой паузы деловито осведомился Канчелло.

– Вы смотрите in medias res[50]50
  In medias res – в самую суть дела (лат.).


[Закрыть], – одобрительно отметил Антонио. – Я допустил, – он поморщился, но упомянуть об этом было надо, – небольшой lapsus[51]51
  Lapsus – промах (лат.).


[Закрыть]. К великому прискорбию, errare humanum est[52]52
  Errare humanum est – человеку свойственно ошибаться (лат.).


[Закрыть], и я также не избежал этого. Однако вы, как мое alter ego[53]53
  Alter ego – другое я (лат.).


[Закрыть] (здесь Антонио хотел показать, что Канчелло ничем не лучше его самого, и в то же время, как искру из кремня, высечь из его честолюбия желание добиться успеха там, где потерпел фиаско он, Поссевино), учитывая все нюансы нынешней ситуации на Руси, несомненно, должны добиться значительно большего.

Подробности неудачи вспоминать не хотелось, но в интересах общего дела это было необходимо. Это требовал и нынешний генерал ордена Клавдио Аквавива, призывая обращать гораздо больше внимания на неудачи, чем на достижения, и проводить тщательный анализ всех ошибок и просчетов, в результате которых не удалось добиться успеха.

Поэтому, преодолев мимолетную слабость, Антонио продолжил, стараясь, по возможности, подать ее не только как поражение, каковым оно по сути и было, но в то же время и как частичный успех, особо упирая на то обстоятельство, что Поссевино в этой варварской стране пришлось значительно тяжелее.

– Когда я там находился, на престоле сидел Иоанн, прозванный самими московитами Грозным. Это был безжалостный кровожадный тиран, но в то же время чрезвычайно лукавый и коварный человек. Поначалу он казался весьма любезным, поскольку король Стефан наступал на его владения, а у русского царя уже не имелось ни войска, ни полководцев, чтобы отразить его вторжение. Но едва я оказал ему важнейшую услугу, посредничая в деле заключения мира между Русью и Речью Посполитой, как он сразу же изменил тон.

Антонио перевел дыхание, вспомнив, как в состоявшейся после беседе, посвященной вопросам веры, царь бесцеремонно и грубо заявил, чтобы иезуит даже и не заикался ни о какой унии с Римом.

В довершение же ко всему Иоанн, окончательно разойдясь, назвал римских пап волками, а не пастырями и – верх наглости – попытался обратить Поссевино в православие. Для этого он пригласил иезуита, причем чуть ли не в приказном порядке, в Успенский собор, чтобы тот, полюбовавшись пышным убранством храма и торжественным богослужением, смог проникнуться духом истинной веры.

И напрасно тот отнекивался, уверяя, что ему негоже даже заходить в него, а уж тем более присутствовать на богослужении, каким бы торжественным оно ни было, – Иоанн и слушать ничего не желал.

Одно хорошо – улучив минутку, Антонио все-таки удалось тихонько улизнуть в самый последний момент, почти у самых дверей собора. Тут ему есть чем гордиться. Да и прием иезуиту оказывали столь пышный и торжественный, какого, пожалуй, не удостоивался ни один из предыдущих посланцев Папы Римского. Это – второй плюс.

– Ваша задача сравнительно облегчена тем, что ныне тиран мертв, – заметил Поссевино. – Конечно, лучше всего туда было бы поехать мне, но, как вы знаете, к великому нашему несчастью, польский король занемог и, судя по последним сведениям, которые мы получили от лекарей, пользующих великого государя, надежды на выздоровление нет. Зато есть неплохая возможность осуществить давно задуманное нами, – оживился он. – Если удастся настоять на избрании шведского королевича Сигизмунда, чье воспитание, благодаря нашему ордену, выше всяких похвал, то создание польско-шведской унии станет лишь вопросом времени. Правда, борьба там предстоит весьма серьезная. Австрийский эрцгерцог Максимилиан Габсбург – очень опасный конкурент. Я уж не говорю о русском царе Федоре Иоанновиче. Русь богата, а польская шляхта – увы! – продажна. Стоит ему как следует пнуть ногой по своим мешкам с золотом, чтобы ясновельможные услышали мелодичный звон, который издают золотые монеты, как они мигом изберут схизматика и тогда… – Поссевино осекся на полуслове и пристально посмотрел на своего собеседника – вроде бы тот не улыбался, по-прежнему сохраняя почтительно-внимательное выражение лица.

Антонио кашлянул, нарочито медленно потянулся к вазе с фруктами, оторвал от грозди крупную виноградину, неспешно положил в рот, тщательно прожевал, якобы наслаждаясь ее вкусом, после чего продолжил, начав с пояснения:

– Не буду излагать всего подробно, но обстановка там и в самом деле требует присутствия знающего человека, в чем вы уже, наверно, убедились по моему короткому отступлению. Вот почему принято решение послать меня не в Московию, а в Польшу, где будут решаться вопросы более важного характера.

Я даже вынужден прекратить разработку своего важнейшего документа, озаглавленного мною как тайные наставления, над которым усердно трудился весь последний год[54]54
  «Тайные наставления для руководства» в «Обществе Иисуса» появились в начале XVII века. Автор взял на себя смелость предположить, что такой видный иезуит, как Антонио Поссевино, несомненно, принимал участие в их разработке. Они держались в строжайшем секрете, дабы не допустить их разглашения. Именно поэтому в России, например, они впервые были опубликованы только в 1868 году в приложении к книге Ю. Ф. Самарина «Иезуиты и их отношение к России».


[Закрыть]. Простите, что мы направляем вас к варварам вот так, ex abrupto[55]55
  Ех abrupto – сразу, без подготовки (лат.).


[Закрыть], но вы должны понимать, что время не терпит. Во Франции этот мерзавец, sit venia verbo[56]56
  Sit venia verbo – да простится мне это выражение (лат.).


[Закрыть], набирает все большую силу. В Англии мы пока также бессильны. Словом, passim[57]57
  Passim – повсюду, в различных местах (лат.).


[Закрыть] мы начинаем сдавать свои позиции. Срочность настолько велика, что мы даже не ставим вашу будущую деятельность под контроль монитора[58]58
  Монитор (лат. monitor – предостерегающий) – своеобразный контролер в обществе иезуитов, приставляемый к каждому занимающему какой-либо командный пост члену ордена, который обязан с ним советоваться, а также доверять ему свои секретные решения и тайные помыслы. Власти в ордене контролер не имел, равно как у него не было и права вмешиваться в действия и решения своего подопечного. Он только давал советы, которые могли быть приняты или отвергнуты. Зато он был обязан информировать вышестоящие органы иезуитов обо всем, что касалось его объекта наблюдения.


[Закрыть]. Цените наше доверие.

«Еще бы, – мысленно усмехнулся Канчелло. – Только доверие-то вынужденное. Тут и одному придется тяжко, какой уж там монитор. Хотя, конечно, приятно сознавать, что никто из братьев ордена просто не сможет заняться богоугодным делом[59]59
  Здесь Канчелло имеет в виду широко применяемые в ордене доносы на своих же собратьев, с первых же дней новичкам внушали, что такие доносы являются богоугодным делом.


[Закрыть]».

Однако на его бесстрастном лице по-прежнему не отразилось ровным счетом никаких эмоций. На Поссевино его собеседник продолжал смотреть именно так, как учил первый генерал Игнатий Лойола, устремив свой взгляд куда-то в тощую шею Антонио, то есть в строгом соответствии с правилами скромности[60]60
  Полностью это требование Лойолы выглядит так: «Иезуит должен смотреть на старшего, как на самого Христа», а в его «Правилах скромности» указывалось, что если иезуит разговаривает с уважаемой личностью, то не должен смотреть ему прямо в глаза или лицо, а смотреть ниже лица, примерно в шею.


[Закрыть], составленными основателем ордена.

– Здесь, – Антонио открыл пухлую папку с бумагами, – все, что мы собрали для вас об этой стране. Вам надлежит изучить все это самым тщательнейшим образом. Изустно могу сообщить следующее. На данный момент в стране царит король Федор Иоаннович – безвольный правитель, коим руководят все кому не лень. Я бы ему давно выдал testimonium paupertatis[61]61
  testimonium paupertatis – букв, «свидетельство о бедности», здесь имеется в виду слабоумие (лат.).


[Закрыть]. В то же время в Угличе сейчас образовалось как бы status in statu[62]62
  Status in statu – государство в государстве (лат.).


[Закрыть], благодаря проживанию там младшего сына царя Иоанна, Дмитрия. Если оказать ему помощь в захвате престола, то, я думаю, он не постоит за благодарностью. In loco[63]63
  In loco – на месте (лат.).


[Закрыть], надо полагать, вы более внимательно разберетесь в обстановке. Постарайтесь per fas et nefas[64]64
  Per fas et nefas – правдами и неправдами (лат.).


[Закрыть] столкнуть лицом к лицу две группировки: стоящих у власти во главе с Федором и поддерживающих Дмитрия. In extremis[65]65
  In extremis – в крайнем случае (лат.).


[Закрыть] не останавливайтесь ни перед чем.

– Иными словами, я должен стать tertius gaudens[66]66
  Tertius gaudens – букв, «третий радующийся», лицо, извлекающее пользу из борьбы двух противников (лат.).


[Закрыть].

Антонио поморщился.

– Это уж, дорогой Канчелло, исключительно на ваш выбор. Надеюсь, что в самом ближайшем времени эта страна перестанет быть для вас terra incognita[67]67
  Terra incognita – неизвестная земля (лат.).


[Закрыть]. Однако хочу вас предупредить, что конфликт между двумя этими группировками находится in statu nascendi[68]68
  In statu nascendi – в состоянии зарождения (лат.).


[Закрыть], не более. Углубить его – ваша первоочередная задача. Ad vocem[69]69
  Ad vocem – к слову (лат.).


[Закрыть], царь Федор – ревностный сторонник православия, поэтому если волей божьей он отправится ad patpes[70]70
  Ad patpes – к праотцам (лат.).


[Закрыть], то, думаю, это только подольет масла в огонь. Ставку нужно делать на оказание помощи Дмитрию и его сторонникам. И вот еще что.

Поссевино достал несколько листов мелко исписанной бумаги и протянул их Канчелло:

– Я подготовил для святейшего престола несколько любопытных предложений. Думаю, что вам тоже будет нелишним с ними ознакомиться. По счастью, я изготовил с них копии, которые вам и предлагаю. Над ними, кстати, я и работал несколько последних месяцев. Будет совсем неплохо, если эти две подсказки и впрямь смогут помочь в вашем нелегком деле. Они так и озаглавлены мною: «Как нужно поступать, чтобы привлечь к себе задушевное доверие государя и сановников», а также «О расположении юношей к Обществу и о средствах удержать их в нем»[71]71
  Именно так назывались два параграфа появившихся впоследствии «Тайных наставлений».


[Закрыть].

Бенедикто молчаливо склонил голову в знак признательности и бережно принял из рук Антонио листы.

– Это не все, – предупредил Антонио. – Генерал настоятельно просит, чтобы вы захватили с собой Ratio atque institutio studiorum societatis Jesu[72]72
  Ratio atque institutio studiorum societatis Jesu – пособие no школьному воспитанию, выработанное комиссией иезуитов под руководством Клаудио Аквавивы, который всегда обращал особое внимание на этот вопрос. Появилось в 1584 году.


[Закрыть]. Он уверен, что это вам поможет в случае, если вам удастся оказаться при дворе царевича Дмитрия.

– Насколько мне известно, – бесстрастно возразил Бенедикто, – его не одобрило испанское духовенство, а после того как их монарх[73]73
  Имеется в виду Филипп II (1527 – 1598), король Испании из рода Габсбургов, правивший в 1556 – 1598 годах. Он же был с 1581 года королем Португалии.


[Закрыть] передал данное пособие на рассмотрение инквизиции, та и вовсе осудила эту книгу, после чего римский папа[74]74
  В то время на святейшем престоле сидел Сикст V (1521 – 1590), римский папа с 1585 года.


[Закрыть] запретил ее публикацию.

– И тем не менее он настаивает на том, чтобы вы взяли ее с собой. Что касается запрета, то, я полагаю, он вызван в первую очередь простой ревностью. Наместник Иисуса никак не может забыть, что совсем недавно он возглавлял орден[75]75
  Подразумевается, что Сикст V до своего избрания длительное время был францисканцем, где совершил бурную карьеру, став во времена понтификата папы Пия V (1566 – 1572) генералом ордена.


[Закрыть], который из-за недальновидности отдельных кардиналов предпочитал бороться с «Обществом Иисуса», вместо того чтобы отстаивать интересы святого престола. Наш генерал считает, что папа и сейчас уделяет непомерно много времени и сил второстепенным вопросам, вместо того чтобы решать наиболее важные и действительно требующие его личного вмешательства. А если уж берется за них, то… лучше бы и не брался, а продолжал услаждать свой взор выставленными на всеобщее обозрение окровавленными головами[76]76
  Здесь Поссевино имеет в виду борьбу Сикста V с бандитизмом, который процветал на римских дорогах и в самом городе, начатую с самых первых месяцев его понтификата. Пойманным разбойникам по повелению папы рубили головы и выставляли на всеобщее обозрение на мосту, который вел к замку св. Ангела.


[Закрыть], считая себя великим защитником города. Впрочем, король тоже никогда бы не удостоил это руководство своим вниманием, если бы у него не подрастал сын и наследник Филипп[77]77
  Подразумевается Филипп III (1578 – 1621), король Испании и Португалии с 1598 года.


[Закрыть], – Альберто устало вздохнул, будто уже измучился излагать очевидные истины тупому ученику, до которого все равно не доходит их суть, и после непродолжительной паузы заметил:

– Я понимаю, что вы, равно как и я, дали при поступлении в орден обет нестяжательства, однако наличные средства, особенно на первых порах, вам непременно понадобятся, и в достаточном количестве. Итак, quantum satis?[78]78
  Quantum satis – сколько нужно (лат.).


[Закрыть]

– Думаю, пока достаточно будет двух тысяч… талеров, ибо я поеду как немецкий купец или… или лекарь. Тут я еще не решил.

– А вы хорошо разбираетесь в медицине?

– Да уж как-нибудь, – пожал Бенедикт плечами.

– Я имею в виду, что, по некоторым данным, царевич страдает эпилепсией. Было бы очень неплохо, если бы вы облегчили его страдания, хотя бы частично. Такое не забывается, и вы смогли бы занять при его дворе видное положение. Кроме того, его детский мозг – чистые листы, которые желательно заполнить латинскими письменами. Ad notam[79]79
  Ad notam – к сведению (лат.).


[Закрыть], наследников у Федора нет и пока не предвидится. Как сделать так, чтобы их не было и в будущем, – ваше дело. И последнее. Ваша задача необычайно сложна и тяжела. В случае провала вас ждут мучительные пытки и страшная казнь.

– Я еду туда sponte sua sine lege[80]80
  Sponte sua sine lege – добровольно, по собственному желанию (лат.).


[Закрыть], – отозвался Бенедикт давно заученной формулой ордена.

– Это хорошо. Ну а в случае успеха… – Дабы приободрить и воодушевить, надо сразу намекнуть о щедрой награде, это золотое правило Антонио неукоснительно выполнял, – я полагаю, что вы уже навряд ли останетесь в светских коадъюкторах, но перейдете в ранг професса[81]81
  Иезуиты делились на разряды: профессов, духовных коадъюкторов и схоластиков. Профессы составляли ядро ордена. Из их числа выбирали начальников, вплоть до генерала.


[Закрыть]. Но помните, хотя ваша задача и не на один год, не следует забывать, что bis dat, qui cito dat[82]82
  Bis dat, qui cito dat – вдвойне дает тот, кто дает скоро (лат.).


[Закрыть]. А теперь не буду вам мешать и прощаюсь.

Он встал и, строго-торжественно глядя на своего молодого собеседника, произнес:

– Proficiscere ergo, frater; proficiscere amice, proficiscere sine nobis; proficiscentem sequentur spes et desideria nostra![83]83
  Proficiscere ergo, frater; proficiscere amice, proficiscere sine nobis; proficiscentem sequentur spes et desideria nostra – Отправляйтесь в путь, наш милый брат; отправляйтесь в путь без нас; вам будут сопутствовать наши лучшие пожелания и надежды (лат.).


[Закрыть] – При этом он несколько раз величаво перекрестил Бенедикто. – Свою молитву вы прочтете после моего ухода[84]84
  Согласно правилам Игнатия Лойолы, братья ордена даже не имели общей молитвы, – каждый молился индивидуально.


[Закрыть], – заметил Поссевино и вышел из комнаты с осознанием того, что свой долг он выполнил с честью.

Вскоре после этого разговора снабженный всеми необходимыми товарами и лекарственными снадобьями Бенедикто Канчелло, выдавая себя за Ганса Рейтера – купца и лекаря из Мюнхена, был уже в Москве.

Первоначально все его попытки были направлены исключительно на акклиматизацию, врастание в обстановку, глубокое понимание особенностей жизни на Руси, а также на овладение в совершенстве русским языком.

Уже через несколько месяцев, видя большое недоверие русских к иноземцам, Бенедикт заявил, что он, немецкий купец и великий лекарь, так восхищен здоровым русским образом жизни и так сильно ему здесь нравится, что он желал бы остаться здесь жить навеки и принять подлинно христианское, то есть православное крещение. Сие было немедленно исполнено, и он получил новое имя, которое ему дали при свершении сего обряда, – Симон.

Анализируя обстановку, сложившуюся на Руси в первые годы царствования царя Федора, он пришел к выводу, что если бы не талант Бориса Годунова, то русскому государю сидеть на троне год, от силы два. Все остальные бояре, что находились подле него, в первую очередь думали только о себе. О себе они помышляли и во вторую очередь, и в третью, и так далее.

Один лишь Годунов, прекрасно понимая, насколько шатко его положение и от кого оно зависит, тесно увязывал свои мысли и интересы с царем, а следовательно, и со всей державой. Получалось, что самое трудное – свалить Бориса, а царь – он пойдет следом, как сани за провалившейся под лед лошадью. А свалить Бориса было необходимо, ибо, не имея опоры в боярских родах, он вместо них пытался найти ее в православном духовенстве. Следовательно, он был враг номер один.

Уже на следующий год Симон предпринял попытку враждебно настроить против негласного правителя Руси Бориса Годунова большую часть боярства, надеясь, что от слов оно перейдет к делу. Тем более что трудиться в этом направлении ему было легко и просто. Все и так ворчали, жалуясь на худородных Годуновых, что те прибрали все к своим загребущим рукам, оттеснив подлинных Рюриковичей, Гедеминовичей и другие, не менее старинные и уважаемые боярские роды. Бенедикто лишь подливал масла в огонь, стараясь разжечь это недовольство, доведя противоборствующие стороны до открытого конфликта. Что-то удалось, но…. Победил Годунов. И не просто победил, а настолько усилился, что Канчелло стала ясна вся бесперспективность его дальнейших попыток.

Нужно было предпринимать что-то другое, заходить с противоположной стороны, но вначале надлежало позаботиться о том, чтобы царь не имел наследников. Достаточно хорошо разбираясь в лекарствах и снадобьях, Бенедикт в течение следующего года сумел успешно решить эту проблему путем искусственного лишения царя мужской силы. Настой подействовал безотказно. Правда, царские лекари тоже трудились вовсю, иначе у Ирины Федоровны вообще бы никто не появился на свет, но тем не менее свою зловещую роль снадобье иезуита, названное им самим silentium[85]85
  Silentium – молчание, безмолвие (лат.).


[Закрыть], все-таки сыграло.

Вскоре новоявленный лекарь, по повелению самого Федора Иоанновича, объявился уже в Угличе. Осуществить это было не так уж просто, но помогла очередная жалоба, присланная Нагими. В ней они в который раз жаловались на скудость снабжения, на отсутствие денег, а также на то, что из-за всего этого здоровье царевича за последнее время ухудшилось. Оставалось только так поставить дело, чтобы туда послали не просто лекаря, а именно его – немца Симона. Но тут Бенедикто оказался в своей стихии. Вовремя и как бы невзначай сказанное царю словечко, тонкий намек, и вот он уже не просто один из многочисленных царских лекарей, но – единственный, хотя и у царевича.

В Угличе разжигать недовольство политикой государя оказалось вовсе не нужно. Скорее приходилось сдерживать. Нагие и без того считали себя обделенными, настраивая молодого царевича самым враждебным образом по отношению ко второму лицу государства.

Однако каким образом поторопить события? Молиться Господу, дабы тот прибрал царя? А смысл? Во-первых, было неясно, на чью сторону встанут бояре – согласятся ли они поставить на царство Дмитрия? Да, он вроде бы единственный прямой наследник, но вместе с ним – это прекрасно понимали все – Московский кремль прочно оккупирует могучий клан Нагих, а такого никто не захотел бы допустить. Тут же припомнили бы все – и его падучую, и то, что женат Иоанн Васильевич был на его матери не по божеским законам, да мало ли что еще…

К тому же ни царевич, ни Нагие не будут знать, кому они обязаны, один – своим венцом, а вторые – властью, а это уже и вовсе никуда не годилось.

Нет, сажать Дмитрия на царство, конечно, нужно, но с шумом, с громом, с мятежом. Причем одной из главных пружин мятежа, выполняя завет основателя ордена «Стать всем для всех, чтобы приобрести все», должен быть именно он – иезуит Бенедикт Канчелло, слуга Иисуса сладчайшего. Именно ему будут обязаны Дмитрий и, самое главное, его родственники, которые, пока будущий царь мал летами и не вошел еще в разум, станут править от его имени.

«К тому же у нас отсутствуют разногласия в дележке власти. Здраво рассуждая, Нагих привлекает в первую очередь как сама власть со всей блестящей мишурой, связанной с нею, так и богатство, которое можно быстренько прибрать к рукам, прикрываясь царствующим приемником и своим регентством над ним, – мыслил Бенедикт. – А меня вполне устраивает должность лекаря при Дмитрии. И ничегошеньки-то мне от него покамест не надо, за исключением малого. Так, безделицы. Введения свободы вероисповедания на Руси и разрешения на открытие католических школ, монастырей, костелов, больниц. Главное – пустить корни в эту землю, ну а потом, со временем, можно добиться и, скажем, унии Руси с Речью Посполитой. Пусть даже во главе объединенного королевства встанет русский царь, лишь бы он был католик, хоть и тайный. А о такой стране в качестве верной служанки святейшего престола сейчас в Риме и мечтать не смеют».

А пока ставка на Нагих и на мятеж. Вот только как его начать, чтобы получить поддержку знати? Много бояр недовольны Годуновым, но вся беда в том, что возмущаются они только царским фаворитом, а не самим Федором. В народе тоже брожение, но опять же не такое, какого хочется. Гудят о былой воле, о боярском засилье, а надо бы о том, что вот, мол, Дмитрия, чистого душой отрока, следует посадить на московский престол, и тогда вмиг дадут волю и все прочее.

Об этом тоже ходят слушки, но очень уж осторожно и тихо. Нет поддержки – вот основная беда. А в фавор к родне наследника, благодаря умелому врачеванию их легких недугов и недомоганий, он уже давно влез. Да и у самого Дмитрия падучая стала проявляться значительно реже. А коль и следовал приступ, то не столь сильный, как прежде.

Словом, доверие к иезуиту у Нагих было уже достаточно большим, и дело теперь оставалось за главным – собрать всех недовольных под Дмитриево знамя, а дальше уже мелочи. Но вот это главное как раз и не получалось. Нужен был серьезный повод, но годуновская администрация хитрила и на конфликты с Нагими не шла.

До нынешнего дня Симону так и не приходило в голову ничего путного. Зато когда он увидел у монастырских возов этого мальчика, столь удивительно похожего на царевича, мысль иезуита понеслась вскачь, выдавая варианты один другого заманчивее, при этом сулившие такие выгоды, о которых Бенедикт еще неделю назад не мог и мечтать.

Наконец уже за полночь иезуит остановился на одном из них, выбрав самый многообещающий успех. Да, риска хватало и в нем, но если все рассчитать до тонкостей…

Иезуит оторвался от размышлений, встал и опять подошел к сундуку, на котором спал сладким сном Ивашка.

– Боже, какое сходство, – опять пробормотал он себе под нос. – Вот и не верь после этого в провиденье господне, которое помогает истинным служителям церкви христовой. После этого не остается ничего иного, как подобно папе Павлу III воскликнуть: «Digitus estnic!»[86]86
  Digitus estnic – здесь: перст божий! (Лат.). По преданию, именно так воскликнул римский папа Павел III (1534 – 1549) после того, как прочитал рукопись Устава «Общества Иисуса», переданного на утверждение Игнатием Лойолой.


[Закрыть] А как будет посрамлен Антонио Поссевино!

При этой мысли он даже улыбнулся, что случалось в его жизни весьма редко, сладко потянулся и направился в опочивальню с сознанием человека, хорошо и славно потрудившегося на святой ниве служения господу. Оставались второстепенные детали, а это уже ерунда. Можно и передохнуть.