Текст книги "Глубинная ловушка"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Выбрав момент, резко и без замаха бью автоматом в резиновую окантовку маски. Бью массивным автоматным затыльником, так как у нашего АПС вместо нормального приклада – выдвижная конструкция. Это старый испытанный прием, необходимый для кратковременного вывода противника из строя. Ему немножко больно, возможно, на пару секунд он даже лишился сознания и пространственной ориентации. Но я все равно чувствую себя гуманистом. Сейчас он успокоится и спрячет нож; заняв вертикальное положение, прижмет руками ко лбу верхний край маски и слегка отогнет нижний; выдохнув воздух носом, вытолкнет набравшуюся под маску воду. И с сегодняшнего дня непременно станет умнее и сдержаннее.

– Командир, оборудование у поверхности, – докладывает Белецкий. – Бригада поднимается. Плохо, что связи с ними нет. Четверых вижу, один где-то застрял…

– Понятно. Сейчас глянем.

Длинная автоматная очередь заставляет интенсивно крутить головой…

Судя по вееру светлых росчерков от свинцовых стрел, стреляют опять внизу. И делает это, естественно, Фурцев – больше там никого из моих орлов нет и быть не может. Но в голове один за другим рождаются вопросы. Какого черта он безалаберно расходует боеприпасы? А главное – зачем он вообще стреляет, если пара настырных норвежцев, передумав проверять дно, возвращается к общей группе?

– Фурцев! Фурцев! – ору в микрофон гарнитуры. – Фурцев, ты меня слышишь?!

Тишина. Вместо молодого Игорька оглушает доклад Устюжанина:

– Я – «Ротонда». «Одиссей» приступил к приему оборудования на борт.

– Что с бригадой, «Ротонда»?

– Четверых наблюдаю.

– Четверо, – подтверждает Белецкий. – Пятого нет.

Черт! Что за фортели выкидывают англичане?!

На всякий случай оставляю группу присматривать за норвежцами, а сам устремляюсь на глубину с явным предчувствием чего-то мерзкого. Посмотрим, надежно ли пашет мой «шестереночный механизм»…

Британца не видно, зато метрах в двадцати пяти от дна нахожу Фурцева. Парень завис в вертикальном положении неподалеку от еле заметных контуров кормы затонувшего судна и, медленно перебирая ластами, смотрит куда-то в сторону. Мое удивление усиливается: в руках Игоря нет навигационно-поисковой панели, нет и автомата.

Подплыв к нему, осторожно касаюсь плеча.

Игорь шарахается и «включает панику» – неистово работает конечностями, стараясь поскорее всплыть. Подобный психологический срыв на большой глубине опасен. Если человека не привести в чувство – срыв закончится его гибелью или баротравмой с жуткими последствиями.

Хватаю Фурцева за костюм, «ставлю» перед собой на расстоянии вытянутых рук, дабы случайно не повредил мой дыхательный аппарат, и приказываю знаком: «Замри! Не двигайся!» Система подобных знаков имеется в каждой команде боевых пловцов, аквалангистов, водолазов и дайверов. Это продиктовано жизненной необходимостью, ведь под водой не всегда бывает надежная связь.

Знак не с первого раза, но срабатывает – Игорь меня узнаёт.

Успокаиваю, похлопывая по плечу и одновременно зову по имени, пытаясь наладить связь. И вдруг замечаю отсутствие на гидрокомбинезоне черно-желтого приемопередатчика; из-под маски сиротливо болтается провод с разъемом от гарнитуры.

Так вот почему он молчит! Интересно, кто ж его так ловко обчистил?

Осматриваю придонный слой в поисках пропавшего британца. Никого. Ни единой живой души.

Меж тем старлей приходит в себя и настойчиво указывает на северо-восток. Всматриваюсь туда, где еще недавно высился столб ила, выбрасываемого из жерла мощной помпы…

Что за черт?! На одной с нами глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна. Но никакого судна здесь не было – провалиться мне на этом месте! Мы ходили над британцами большими кругами и осматривали каждый квадратный метр!..

Меня охватывает странное и весьма неприятное ощущение. Кажется, помимо нас, британцев и норвежцев, здесь присутствует еще кто-то.

Глава шестая. Море Лаптевых

Накануне очередного испытательного пуска баллистического «Молота» судно «Академик Антонов» вышло из порта Тикси и, прошлепав вдоль многочисленных шхер и изрезанного протоками полуострова, отдало якоря в сорока милях от берега. Половину всей площади моря Лаптевых составляют ерундовые глубины до пятидесяти метров, а южнее семьдесят шестой параллели они не превышают и двадцати пяти. Резкий свал глубин наблюдается у северной границы моря, где заканчивается пологая материковая отмель и начинается океанское ложе. По этой банальной причине у бороздящих здешние воды моряков проблем с поиском стоянки не бывает.

Судовой экипаж «Антонова» состоял из десяти человек, научный состав – из восьми «ракетчиков»: инженеров телеметрической аппаратуры, операторов Телексного терминала, РЛС и прочего люда, причастного к запускам и пролетам баллистических ракет в сторону Камчатки.

Множество раз относительно небольшое судно, оснащенное средствами слежения за испытательными пусками, загодя становилось приблизительно в одном и том же месте – в ста двадцати милях севернее Тикси. Дело в том, что именно над этим местом на большой высоте пролетали ракеты, выпущенные с акватории Белого моря по камчатскому полигону Кура. Правда, пролетали они в том случае, если не взрывались сразу после старта или где-то на начальных этапах полета. Чего греха таить – случалось и такое.

Вот и на этот раз произошел сбой. Первые две ступени отработали штатно; третья запустилась, но не включился в работу командный блок управления маневрированием, из-за чего где-то над Таймыром ракета начала сходить с траектории и в конце концов упала в северном районе моря Лаптевых.

Команда «отбой» для всех судов и станций наблюдения обычно поступала в течение первого часа с момента успешного поражения боеголовками целей на полигоне Кура или после неудачи на одном из этапов полета. Ждали эту команду и на борту «Академика Антонова». Однако вместо нее по каналу спутниковой связи пришло распоряжение сняться с якоря и направиться в северо-восточный район моря Лаптевых. Что ж, и такое развитие событий предусматривалось судовыми обязанностями сборного экипажа – иногда приходилось отправляться на поиски упавших частей ракеты.

* * *

Судно прибыло точно в тот район, над которым в последний раз видели эту чертову третью ступень «Молота». Поиск – работа несложная, но нудная и неприятная, если учитывать неспокойную погоду и осточертевшую всей команде качку. В ходовой рубке помимо капитана и вахты постоянно дежурят два члена экипажа с мощными морскими биноклями. На испещренной волнами поверхности крайне трудно заметить небольшой предмет. Тем не менее приходится часами разглядывать серое море, сплошь покрытое белыми бурунами.

На исходе третьих суток уставший народ чертыхается: а что мы, собственно, ищем? Много ли в кишках баллистической ракеты деталей с положительной плавучестью?..

С тяжелым сердцем капитан Брагин – тучный дядька с рыжей скандинавской бородкой – соглашается снять вахту визуального надводного поиска. При этом приказывает продолжить изучение дна с помощью современного эхолота-карт-плоттера.

Эхолотом судно оборудовали сравнительно недавно – пару лет назад при прохождении капитального ремонта на судостроительной верфи. Примерно тогда же в команду поступил молодой штурман по имени Алик – щупленький, любознательный парень с густой светлой шевелюрой. На него-то капитан и возложил обязанности по эксплуатации новой импортной штуковины с широким цветным дисплеем. Тот не возражал и разобрался с аппаратом на удивление быстро: дотошно изучил инструкции, установил в эхолот российские карты «Navionics», протестировал на всех режимах… А позже настолько увлекся работой с эхолотом, что начал составлять карту покоящегося ракетного хлама на дне моря Лаптевых.

– Молодец, Алик, – нужное дело! – прогудел искусственным басом Брагин. – У меня в гараже всегда бардак был – каждый инструментик приходилось по полчаса разыскивать. А с тех пор как соорудил стеллажи и разложил все по полочкам – горя не знаю.

К сегодняшнему дню «карта морских сокровищ» (так величали ее на «Антонове») представляла собой сплошь испещренное метками поле. Простыми метками без лишних подписей, ибо Алик не стал усложнять задачу выяснением, что представляла собой каждая метка в прошлой жизни. Он тупо руководствовался принципом стрелковой мишени: все старые, отмеченные маркером дырки не интересуют; ищем только новые.

И экипаж ищет. Час за часом, квадрат за квадратом. Если на экране эхолота медленно появляются очертания лежащих на дне предметов, Алик первым делом сверяется с картой: имеются в этом месте отметки – значит, обломки старые, придется продолжить поиск; нет отметок – да здравствует свежая находка!

Наступает момент, когда исчезает последняя призрачная надежда. «Академик Антонов» изрезал галсами предполагаемый район падения третьей ступени вдоль и поперек. Ровным счетом ничего. За семьдесят часов экипаж не заметил ни одного плавающего на поверхности предмета, а Алик не обнаружил на дне ни одного нового объекта. Зато на экране РЛС общего обзора постоянно маячит отметка небольшого надводного судна, торчащего на северной границе моря Лаптевых – недалеко от края пологой материковой отмели.

Высокое московское начальство регулярно выходит на связь через спутник – треплет нервы капитану «Антонова», требует результат. И тот намеренно корректирует курс, чтобы сблизиться с неизвестной посудиной. Чем черт не шутит – вдруг кто-то из команды видел точку падения «Молота»?..

Посудиной оказывается заурядный двухпалубный траулер «Aquarius» под «удобным» и весьма распространенным в рыболовецком и торговом флотах либерийским флагом. Около часа «Антонов» осторожно приближается к стоящему на якорях судну и пытается «достучаться» до рыбаков по радио и с помощью световых сигналов.

Глухо.

Тогда Брагин сам встает к штурвалу и ведет судно на сближение с подветренной стороны. Его не интересует причина, ради которой «Аквариус» торчит в нашей экономической зоне. Не интересует, почему он несколько суток стоит на мелководье шельфа у края котловины Нансена. Ему требуется узнать самую малость: не довелось ли морякам «Аквариуса» заметить подозрительных явлений в небе? И если довелось, то когда и где?

Расстояние между судами уменьшается до двух кабельтовых.

На палубе траулера никого. Второй помощник – высокий тридцатилетний мужчина в джинсах и толстом светло-коричневом свитере – не выпускает из рук микрофона – запросы летят в эфир один за другим. Алик приник к дисплею эхолота и пыхтит над настройкой его контрастности…

Дистанция один кабельтов.

– «Аквариус», я «Академик Антонов». Как меня слышите?

Никак. Тишина. Вахта в рубке траулера словно не замечает подходящее научное судно, либо этой вахты там попросту нет.

Море изрядно штормит – дальнейшее сближение судов опасно, но капитан решает уменьшить дистанцию до полкабельтова. С такого расстояния можно без оптики рассмотреть такелаж или узреть расстегнутую ширинку на форменных брюках штурмана.

И вдруг «Аквариус» просыпается: из надстройки на палубу выскальзывают пятеро рыбаков в ярких прорезиненных робах. Все одновременно оказываются у ближнего борта.

– Наконец-то! – обрадованно ворчит Брагин. Но тут же щурится и тянет руку к биноклю: – Погоди-ка!.. А что это у них в руках?

Внутреннее пространство рубки внезапно оглашается радостным воплем Алика:

– Товарищ капитан, вижу новую отметку!

– Господи!.. – не обращая внимания на штурмана, испуганно шепчет второй помощник. – Смотрите… У них гранатометы. Ручные гранатометы!..

Первые два взрыва проделывают огромные дыры в надстройке, калеча людей, выводя из строя управление и связь. Следующие заряды рвутся точно у ватерлинии. Машина на «Антонове» затихает, белоснежную рубку лижут языки пламени, корпус судна быстро дает угрожающий левый крен…

Рыбаки с «Аквариуса» бросают за борт использованные гранатометы и с унылым равнодушием взирают на гибнущий корабль. Спустя пять минут на поверхности остается лишь большое масляное пятно, несколько пустых бочек, деревянных ящиков, пара спасательных кругов и пятеро взывающих о помощи моряков.

У борта траулера появляется еще один человек – высокий сухопарый мужчина в фуражке и черном шерстяном свитере – по виду капитан или его помощник. Стремительной походкой он направляется к борту, неся на плече автоматическую винтовку.

Над штормящим морем раздаются короткие очереди – два десятка пуль дырявят темные бока бочек, и те уходят под воду. Человек в фуражке вставляет в приемное гнездо полный магазин и принимается хладнокровно расстреливать выживших моряков «Академика Антонова»…

* * *

Первый же гранатометный заряд разнес радиорубку российского судна, поэтому сигнала бедствия радист послать в эфир не успел. Тем не менее в Главном спасательном координационном центре место исчезновения «Антонова» было известно с точностью до относительно небольшого квадрата. Фокус состоял в том, что практически все современные суда оборудованы спутниковой навигационной системой, автоматически определяющей свои координаты с помощью трех-четырех спутников и отсылающей полученные данные сразу в несколько адресов. Таким образом, данные оказываются у третьего помощника (штурмана) капитана судна, а также в Центрах оперативного управления, включая Главный спасательный координационный центр. Он-то и обеспечил точными координатами района организаторов масштабной поисковой операции, развернувшейся через несколько часов после исчезновения «Академика Антонова».

К поискам обломков третьей ступени «Молота» добавляются поиски пропавшего судна. Сменяя друг друга, над морем Лаптева часами летают самолеты-разведчики.

– Следов «Академика Антонова» не обнаружил, – звучит один и тот же доклад.

На следующий день форма доклада немного меняется.

– Следов «Академика Антонова» не обнаружил. В северной части моря Лаптевых замечено небольшое рыболовецкое судно под либерийским флагом…

Вскоре к месту проведения поисковой операции из Баренцева моря подошел большой противолодочный корабль «Адмирал Никоненко» с двумя вертолетами «Ка-27» на борту.

Поиски продолжились…

Глава седьмая. Норвежское море – Москва

Хорошенько встряхиваю Игорька.

«Где панель?! Где твой автомат?!» – изъясняюсь выразительными жестами.

«Там», – тычет он рукой в сторону дна.

С максимальной скоростью плыву вниз – необходимо побыстрее найти и включить панель со сканирующим гидролокатором. Изредка поглядываю на северо-восток, где на самой границе видимости полминуты назад чернело нечто большое и непонятное. Чернело, да вдруг растворилось, исчезло.

На ходу включаю фонарь – на шестидесятиметровой глубине без него – как ночью под одеялом. Шарю лучом по илистому дну…

Пусто. Поднимаю голову, нахожу Фурцева и смещаюсь точно под него. Где же эта проклятая панель?!

Опять ничего.

Вспоминаю о поправке на течение. Оно в Норвежском море хоть и слабое, но если минуту болтаться неуправляемой глистой, то наверняка снесет на десяток метров.

Быстро смещаюсь к западу и сразу натыкаюсь на автомат. Уже легче.

А вот и наша панелька! Лежит себе преспокойно, зарывшись мордой в грунт. Жаль, неправильно упала – по мерцающему синим светом пятидюймовому монитору я нашел бы ее раньше.

Хватаю драгоценную находку, задаю нужный масштаб, запускаю гидролокатор. И не отрываю жадного взгляда от ползущего по кругу тонкого луча, повторяющего движение сканирующей волны…

Есть! В восточном секторе локатор нащупывает ускользающую цель и даже успевает определить ее геометрические параметры.

В ожидании вторичного прохода волны через подводный неопознанный объект машинально плыву на северо-восток…

Пусто.

Гидролокатор заканчивает третий круг.

И опять пусто. Будто ничего и не было…

– «Барракуда», как дела? – допытывается сверху Устюжанин.

Дабы не вносить путаницу, позывные под водой не меняются, независимо от смены глубины и позиции – это одно из наших незыблемых правил. Я начал работу «Барракудой», «Скат» в итоге оказался выше меня, а потом и вовсе поднялся на корабль. Но я останусь «Барракудой» до выполнения поставленной задачи.

– Так себе, «Ротонда». У Фурцева неисправна связь. Ищем британца. Как обстановка наверху?

– Обстановка деловая. «Одиссей» закончил подъем оборудования, бригада в составе четырех человек на борту. Часть норвежских пловцов вышла на поверхность.

– Ясно. У меня дыхательной смеси в обрез – минут через восемь приступаю к подъему.

– Понял, «Барракуда». До связи…

Неподалеку вспыхивает фонарь. Окончательно оклемавшийся Фурцев решает подключиться к поискам элементов своего снаряжения.

«Приемопередатчик. Ищи приемо-передатчик! – показываю на свой аппарат. – А я прошвырнусь вокруг затонувшего судна».

Он дважды кивает, и мы расходимся в разные стороны.

* * *

Норвежские военные корабли по-прежнему стоят к югу от нас. Проведя короткие переговоры с британцами, мы собираемся отчалить на юго-восток – поближе к нашим территориальным водам.

Партнеры по подъему золотых слитков обеспокоены пропажей своего водолаза. Нисколько не стесняясь скандинавов (дело-то сделано!), они сообщили по радио экипажу «Стойкого» обстоятельства: четверо водолазов последней бригады начали подъем чуть раньше, пятый – отвечающий за подъем помпы – немного задержался. А через некоторое время на поверхности вместо него показался оборванный конец кабель-шланговой связки. Но это не означало, что водолаз погиб – на случай подобных неприятностей у каждого за спиной имелся резервный баллон для аварийного всплытия. В течение следующих пятнадцати минут (именно на этот срок рассчитан баллон) на «Одиссее» в напряжении ждали потерявшегося водолаза. Я же в те злополучные минуты, используя навигационно-поисковую панель, рыскал в районе затонувшего судна.

Увы, мои поиски результатов не дали. Не появился британец на поверхности моря и по истечении контрольного срока.

Тем не менее англичане восприняли трагическое событие мужественно, без истерики и обвинений в чей-то адрес. Все понимали: работы на такой глубине всегда сопряжены с риском для здоровья и жизни.

Покончив с дипломатическим обрядом прощания и оставив в недоумении норвежцев, «Одиссей» и «Строгий» расходятся в разных направлениях. Британцы берут курс на запад, мы – на юго-восток.

После вечернего чая мои пловцы разбредаются по каютам. Дает о себе знать усталость, да и настроение не ахти: получается, экипаж «Одиссея» свою задачу выполнил на «отлично», а мы, образно выражаясь, облажались…

Сидим в каюте с Борькой и Георгием: обсуждаем события прошедшего дня и попиваем мелкими дозами крепкий алкоголь. Да-да, вы не ослышались. Крокодилы глотают камни, чтобы глубже нырять, а мы с той же целью регулярно употребляем качественный коньяк. Помогает. И это неудивительно: все отцы водолазного дела в один голос рекомендуют после погружения в арктические воды растирать тело шерстяной тканью, смоченной в водке, а нутро согревать хорошей порцией крепкого алкоголя – водкой или коньяком. Да и вообще… В России алкоголизмом не страдают. В России им наслаждаются.

В ногах лежит довольный Босс: матросы его балуют – кормят макаронами по-флотски.

Я не спешу делиться впечатлениями от увиденного на глубине. Более того, пришлось до поры заставить молчать и Фурцева. Нет, своим друзьям я абсолютно доверяю, просто хотелось бы самому разобраться в деталях.

Толком разобраться не выходит – слишком много неясностей. Потому вызываю по телефону старлея.

– Разрешите? – заглядывает он в каюту.

– Заходи. Присаживайся…

Старший лейтенант в брюках от комбинезона и форменном свитере; на шее висит полотенце, лицо раскраснелось, волосы взъерошены – видно, только вышел из душа. Он замечательно сложен; высок, широкоплеч, подтянут; имеет отличную физическую подготовку – мышцы ног накачаны покруче, чем у конькобежца.

Наливаю в стакан граммов пятьдесят коньяку.

– Выпей. Тебе надо немного расслабиться.

– Благодарю, – принимает Игорь стакан.

Влив в себя алкоголь, он закидывает в рот дольку апельсина. И виновато шмыгает носом, предчувствуя нелегкий разговор.

– Ну что, старлей, здорово струхнул на глубине?

– Да так… – мнется он и хорохорится, – в принципе, не очень.

Усмехаюсь.

– Знаешь, что такое несправедливость?

– Ну, так… в общих чертах.

– Я тебе не в общих скажу, а в конкретных. Несправедливость – это когда слабый обманывает сильного. Понял?

– Так точно. Испугался, товарищ капитан второго ранга.

– Отставить официоз.

– Испугался, – почти шепотом повторяет Фурцев. – Почти как в этой… как ее?..

– В чем? Где?

– Ну, мы в том местечке в прошлом году были, и вы меня впервые на глубину взяли. Вылетело из головы название… Что-то среднее между «коктейль» и «колыбель»…

– В Коктебеле?

– Точно!..

Мы тихо ржем, а Фурцев продолжает. Робкий голос, да и смысл признания не вяжутся с внушительными габаритами молодого человека. И тем трагичнее выглядит ситуация.

– Да, испугался, Евгений Арнольдович, – мелко кивает он, избегая смотреть нам в глаза. – Думал, конец…

Эх, Игорек-Игорек… Большой ты у нас, но какой-то… китайский. Ладно, не дрейфь – прорвемся! И не таких азиатов боевыми пловцами делали.

– Рассказывай, – перехожу я к делу.

– С чего начать?

– Давай со стрельбы. С этого момента я тебя не видел.

– Старался делать все, как вы сказали. Когда у вас пошла заварушка, парочка норвежцев двинулась на глубину. Ну, я и дал короткую очередь.

– Сколько раз?

– Дважды. С первого раза они не поняли.

Устюжанин разливает по стаканам коньяк, поднимает свой и переглядывается с Белецким…

Друзья не въезжают, зачем я по горячим следам пытаю Фурцева. Обычно после тяжелой работы на глубине молодым пловцам дают возможность прийти в себя, отдохнуть, самостоятельно проанализировать ошибки. И через день-другой производят детальный «разбор полетов». Но мои друзья находились далековато и не видели того, что довелось увидеть Игорю и мне.

– Дальше.

– А дальше, товарищ командир, – теребит край полотенца старший лейтенант. – Даже не знаю, поверите ли…

– Говори – чего мямлишь?! Прокололся, что ли? Упустил норвежцев?.. – смеется Устюжанин.

– Поверим, – подбадриваю парня, – я тоже кое-что успел заметить.

Он воодушевляется:

– И вы видели?! Вы видели этого урода, напавшего на меня снизу?

Друзья опять переглядываются, но теперь на лицах недоумение.

– Если бы я это видел, то оказал бы помощь, – беру стакан и согреваю в кулаке его донышко. – Но я нашел тебя позже – когда ты перестал отвечать на запросы. Так кто же это был?

– Один из британских водолазов. Я узнал его по желто-черному костюму. Он, гад, появился неожиданно и снизу. Кстати, без кабель-шланговой связки.

Делаю маленький глоток коньяка.

– Все правильно – он дышал смесью из резервного баллона. Стало быть, британец схватился за твой автомат и помог разрядить в никуда весь магазин. Так?

– Так точно, – смущенно кивает Игорь. – Только не пойму, зачем ему это понадобилось…

– Это самый легкий вопрос из длинного списка. Отвечаю: он разрядил твой автомат, чтобы ты его не прикончил.

– Но он… Но тогда…

– Ты хочешь спросить: почему британец не поступил проще? Почему не всадил в тебя нож?

– Да. Почему?

– Чтобы мы посчитали его погибшим, а тебя приняли за лишившегося рассудка идиота. Ясно?

– Так точно.

– Идем дальше. С панелью разобрались: ты выронил ее в процессе борьбы. А куда, позволь спросить, подевался твой приемопередатчик?

– Его сорвал этот гад…

– Да как ты мог?! – взвивается Белецкий. – У тебя же на боку висит нож – наше основное оружие! И ты позволяешь какому-то вонючему британскому кладоискателю вытворять с собой ТАКОЕ?!

– Не горячись, – останавливаю Костю. – Похоже, в команде «Одиссея», кроме кладоискателей, были и боевые пловцы высочайшего класса. Так что наш дебютант легко отделался. Скажи… – снова поворачиваюсь к Фурцеву, – он забрал приемопередатчик с собой?

– Н-не знаю, командир. Почему вы так решили? – хлопает он бычьими глазами и мнет в громадном кулачище полотенце.

Черт, нет страшнее зрелища, чем знак «У» на стекле «БелАЗа»!

– Потому, юноша, что на дне мной найдены все потерянные тобой вещи, кроме передатчика.

– Выходит, забрал. Сука…

– Слушайте, да объясните же, в конце концов!.. – опять взрывается Белецкий.

– Терпение, Боря. Итак, Игорек, получается, что тебя ловко обчистил тот британец, которого наверху все посчитали погибшим. Куда же он делся на самом деле?

Старлей мнется, не решаясь сказать самого главного.

Наливаю очередные пятьдесят граммов, подаю стакан. Выпив и бряцнув донышком об стол, он выдыхает:

– Лодка!

– Небольшая, – смотрю в его ясные глаза.

– Да. Но не сверхмалого класса, – соглашается он, – тонн на пятьдесят-шестьдесят.

– Кормой в нашу сторону, носом на северо-восток.

– Точно. И не у самого дна, а почти вровень с нами. Метров на пять пониже.

Друзья застыли со стаканами в руках. В глазах любопытство. А я с облегчением вздыхаю. Значит, не померещилось и с головой у меня все в порядке.

– Вы не шутите? Под нами лазила чья-то лодка? – оживляется всегда спокойный Устюжанин.

– Да какие шутки?! – хмыкаю я и подхватываю лежащую на постели панель.

Включив, вывожу на экран сохраненную в памяти картинку с ускользающей подводной целью. Покуда я не услышал о лодке от Фурцева – не верилось даже в показания умного прибора. Мало ли? Иной раз и техника глючит…

– Почему же молчали гидроакустики? – негодует Белецкий. – Почему на корабле не объявили боевую тревогу?

Устюжанин кривится:

– Гидроакустики не святые. А новейшие лодки малого класса вообще хрен услышишь.

– Я заглядывал к гидроакустикам, интересовался, – я выключаю и откладываю панель. – Они ничего не слышали.

– Немудрено, – соглашаются друзья, – слишком сильный был фоновый шум: наверху два норвежца, «Одиссей», наша машина; внизу – помпа. Разве в этой какофонии услышишь маленькую лодку?..

* * *

Непродолжительная командировка закончена.

В Москву нас возвращают тем же путем; на аэродроме пути-дорожки расходятся: отряд грузится в автобус и едет отдыхать в один из подмосковных профилакториев, закрепленных за «конторой», а меня приглашают в «черный воронок» и везут на Лубянку.

Шеф в кабинете встречает недобрым взглядом поверх тонкой оправы очков. Не пригласив присесть и роясь в лежащих на столе бумагах, он долго ворчит:

– Стареешь, Черенков, стареешь. Хватка ослабла, нюх не тот, достойной замены вырастить не можешь. Дожили! Наш доблестный «Фрегат-22» не в состоянии выполнить простейшую задачу по охране водолазов!.. Я вот что думаю: а не перевести ли твою команду на Каспий или в другую лужу? А что?.. Ты у нас целый капитан второго ранга, один из опытнейших боевых пловцов в стране, орденов – полна грудь. Как говорится, большому кораблю – большая торпеда. Судя по результатам – самое время на покой; тренером в лягушатнике поработать…

М-да. Профессионально он меня обламывает. Это товарищ генерал-лейтенант умеет. Правда, со своим Каспием он уже прилично достал – каждый раз заводит речь о ссылке, когда в моем отряде случается какой-нибудь прокол.

Старик невысокого роста, щупловат; седые волосы обрамляют лицо с правильными чертами. Его кожа тонка и почти не имеет цвета – наверное, от большого количества ежедневно выкуриваемых сигарет. Однако это внешность, не имеющая никакого отношения к внутреннему содержанию. Мой шеф при некоторых недостатках характера был, есть и будет хорошим профессионалом, получившим навыки и опыт в старой доброй контрразведке КГБ. О его способностях можно говорить часами, но я обойдусь короткой ремаркой: Сергей Сергеевич не имеет ничего общего с армейским служакой, для которого существуют лишь два мнения – свое и неправильное. Иногда он может наорать, вспылить и даже влепить взыскание – в девяти из десяти случаев это произойдет заслуженно; а в десятом, осознав свою ошибку, он не побрезгует извиниться и пожать руку.

– Сергей Сергеевич, по правде сказать…

– Честный человек, Евгений Арнольдович, никогда не употребляет выражение «по правде сказать». Он всегда говорит правду!..

Ага! Таким, как вы, товарищ генерал, правду вообще лучше говорить из танка. Надежнее будет, потому как в нашей самой справедливой, демократичной и свободной стране закон правит один: сильный поедает вкусного.

Короче, завелся старик. Даже по имени-отчеству величает, что происходит по великим черным пятницам. Что же у нас за страна такая? Своих родимых граждан власть гробит пачками, а из-за одного паршивого англичанина каждый нерв готова вытащить плоскогубцами. И никуда ведь от этого сволочизма не деться, ибо коллективная глупость возрастом в несколько сотен лет называется традицией и должна пользоваться всеобщим уважением.

– Чего молчишь?

Ну, слава богу – выговорился. Отдохнуть захотел, меня послушать.

– Жду своей очереди, товарищ генерал.

– Она подошла. Рассказывай.

А вот хрен вам, Сергей Сергеевич, и еще раз хрен вместо отдыха и послушать. Читайте…

– Все подробно изложено в отчете, – кладу на стол несколько скрепленных стандартных листков.

– В отчете… – кривит старик тонкие губы, надевает очки, двигает к себе мою писанину и нехотя пробегает первые строчки.

К началу второго листа в его глазах появляется интерес, а к началу третьего он предлагает мне сесть. К четвертому радостно потирает ладони…

Да, Сергей Сергеевич, вы становитесь предсказуемы. Неужели вместе со мной стареете?!

Финал моего опуса он дочитывает, бегая по кабинету.

Все, ознакомился. Стоит и пристально смотрит в окно. Потом перемещается к большой карте; поправив очки, изучает Баренцево море.

– Как ты любишь приговаривать?.. Интересно девки пляшут? – по-доброму усмехается старик. И, бросив на листок очки, задает коронный вопрос: – Уверен?

– На девяносто два процента.

– А восемь куда дел?

– Оставил на погрешность видимости из-за фитопланктона.

Сквозь довольную улыбку звучит серьезный голос:

– Много ли народу знает о вашей встрече с неизвестной лодкой?

– Четверо из команды, включая меня.

– Пожалуйста, побеспокойся о том, чтобы о ней больше не узнала ни одна душа.

– Уже побеспокоился.

– Похвально. Похвально… Хорошо, Евгений, мы проверим изложенные в отчете факты, побеседуем с каждым из участников событий и постараемся выяснить принадлежность той субмарины…

– Сергей Сергеевич, лодки подобного класса, как правило, используются для доставки диверсантов или разведчиков в район операции…

Шеф повелительным жестом останавливает мою речь.

– Об этом позже, Евгений. Сейчас тебе нужно отдохнуть, ввиду предстоящей завтра дальней дорожки.

– На Каспий? – криво усмехаясь, покашливаю в кулак.

А что делать? Моральное удовлетворение надо не требовать, а получать, пусть даже слегка аморальным способом.

– Не дождешься, – бурчит старик. – Рано тебе на покой. Поезжай к своим в профилакторий: малость расслабьтесь, выпейте коньячку за ужином, выспитесь. А утром в самолет и…