Текст книги "Нашествие чужих: ззаговор против Империи"
Автор книги: Валерий Шамбаров
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
18. Как иностранцы дружили с либералами
В 1920-х гг, рассказывая о крушении России и ужасах гражданской войны, Н. Д. Жевахов назвал свою книгу «Еврейская революция» [144]144
Жевахов Н. Д. Еврейская революция, М., Алгоритм, 2006.
[Закрыть]. Это глубоко неверно. На Россию ополчилось то, для чего философ И. А. Ильин ввел термин «мировая закулиса». А входили в нее и вполне «чистокровные» англичане, американцы, французы, немцы. Другой вопрос, что сионисты играли важную роль в «финансовом интернационале». Но опять же стоит подчеркнуть, важную, а не исключительную. И к тому же, как правило, крупнейшие воротилы отходили от классического иудаизма, примыкая к различным радикальным сектам. Тем не менее, для них оказывалось удобным навешивать на Россию ярлыки обвинений в «антисемитизме». Под предлогом борьбы с антисемитизмом брать соплеменников под «покровительство» – и использовать их, натравливая на русских.
Но использовали и натравливали не только евреев. А и латышей, эстонцев, украинских националистов, финнов, поляков, грузин, пантюркистов. В общем всех, кого только можно подключить к разрушительным процессам. Использовали и самих русских. Когда наш народ сумели расколоть в 1905 г., возникло деление на две части. Патриотическая, объединившаяся вокруг царя. И его противники – либералы и революционеры. Первая часть оказалась намного сильнее. В 1917 г. урок был учтен. Императора устранили заранее путем заговора. Интеллигенция, чиновники, офицерство (а офицеры военного времени в значительной мере состояли из той же интеллигенции, призванной из запаса) были уже достаточно заражены либерализмом, приветствовали «свободы» с красными бантами на груди. Но против либералов оказалось гораздо проще, чем против царя, настроить рабочих и крестьян. Разрушение России предполагалось поэтапное, «ступенчатое». Ломают одни, а потом им на смену выдвигаются другие силы, еще более радикальные…
Хотя, казалось бы, уже первый кабинет Временного правительства в полной мере выполнил заказ иностранных «друзей». Ослабление России? Запросто. Одним махом была сметена вся «вертикаль власти» – администрация, жандармерия, полиция. Из армии увольнялись «реакционеры», лучшие работники контрразведки во главе с генералом Батюшиным очутились за решеткой. Зато амнистия, объявленная для политических, распространилась и на других, на свободу выплеснулось более 100 тыс. уголовников. Если за весну 1916 г. в Москве было зарегистрировано 3618 преступлений, то за весну 1917 г. – более 20 тыс. Причем в революционном развале регистрировалось, конечно, не все. Петроградский Совет издал печально известный Приказ № 1 по войскам. Внедрялось коллегиальное командование, выборность должностей, всевозможные комитеты, отменялось чинопочитание – и пошел развал в армии. Провозглашались свободы слова, печати, собраний, митингов и демонстраций. И заводы останавливались, продолжая митинговщину. А на фронт хлынули агитаторы всех мастей. Уже 19 апреля Людендорф пришел к выводу, что ослабление России позволяет не опасаться ее. Его штаб выпустил брошюру «Будущее Германии», в которой была помещена карта России с обозначением мест проживания «нерусского населения», месторождениями полезных ископаемых, рассматривались возможности немецкой колонизации [145]145
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
[Закрыть].
Послушание западным союзникам? Пожалуйста! Царское правительство старалось отстаивать национальные и государственные интересы, теперь же Бьюкенен и Палеолог распоряжались министрами, как своими приказчиками! Каждое их слово становилось непреложным указанием, обязательным к исполнению [146]146
Попов В. И. Жизнь в Букингэмском дворце. М., Новина, 1996.
[Закрыть]. Министр иностранных дел Милюков устраивал патриотические демонстрации… под окнами британского посольства! Да, доходило и до такого. Милюков вышагивает с манифестантами, неся транспаранты и выкрикивая лозунги «верности союзникам», а Бьюкенен свысока, из окошка, «принимает парад». Кстати, подобная зависимость от иноземцев тоже становилась козырем для большевистской и немецкой пропаганды. Агитаторы внушали:
«министры-капиталисты»
продались с потрохами, воюют за интересы чужеземных буржуев. А германское командование 29 апреля утвердило текст новой листовки, которая стала распространяться в наших войсках – «русские солдаты являются жертвами британских поджигателей войны».
Новая власть России постарались также демонстративно расшаркаться перед шиффами и лоебами. Временное правительство сразу после своего образования принялись разрабатывать декрет о равноправии евреев. О том, что «черта оседлости» уже отменена в августе 1915 г. даже не вспоминали. Трудились самозабвенно, каждое слово бегали согласовывать с действующей при Думе «Коллегией еврейских общественных деятелей». Причем члены Коллегии оказались умнее министров. Поняли, что публикация такого декрета будет выглядеть просто глупо и высказались против. Предложили, чтобы декрет «носил общий характер и отменял все существующие вероисповедные и национальные ограничения» [147]147
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция, М., Русская идея, 1998.
[Закрыть]. Временное правительство немедленно согласилось, сделало как просят. И Шифф оценил, прислал телеграмму, погладив по головке. Вот радости-то было!
А 4 апреля Америка стала официальной союзницей, сенат США проголосовал за вступление в войну. Как и планировалось, после свержения царя. При этом Вильсон щедро поощрил финансовых магнатов, которые поддерживали его. Бернард Барух был назначен министром военной индустрии, получил власть над всеми заводами США. Евгений Майер стал главой Военной Финансовой Корпорации, заведуя ссудами и расходами. Додж и Дэвисон возглавили Американский Красный Крест. Новые должности и полномочия получили Маршалл, Пол Варбург. Временным правительством был назначен новый посол в США – масон Бахметьев. Который принялся заискивать перед Хаусом. Даже просил… чтобы Вильсон взял на себя ведущую роль в мировой политике и «позволил России следовать за ним» [148]148
Архив полковника Хауза, с предисл. А. И. Уткина, М., АСТ.
[Закрыть].
А в нашу страну из США хлынули широким потоком дельцы и предприниматели. И Временное правительство оказалось готово заключать самые невыгодные сделки. В марте 1917 г. германское посольство в Швеции докладывало в Берлин, что Россия делает в США крупные заказы, что ведутся переговоры о получении американцами в концессию железных дорог. Другая телеграмма из посольства в Стокгольме рейхсканцлеру Бетман-Гольвегу, от 7 июля, сообщала, что российское министерство торговли предлагает американцам в концессии «нефть и уголь на Северном Сахалине, золоторудные месторождения на Алтае, медные рудники на Кавказе и железные дороги на Урале». Берите, гости дорогие! От всей души!
Нетрудно понять, почему в Америке приветствовали таких правителей. Создается «Американский комитет по поддержке демократического правительства в России», куда вошли 36 видных представителей финансовых и политических кругов. В том числе военный промышленник Дюпон, один из директоров моргановского «Гаранти траст» Сэбин. И Яков Шифф. Пропагандируется идея осуществить «Заем свободы». И финансовый советник Временного правительства Б. Каменка (председатель правления Азовско-Донского банка) вместе с банкирами А. Гинзбургом и Г. Слиозбергом от лица российского кабинета обращаются с просьбой к Шиффу – поддержать начинание. Он милостиво соглашается.
«Дружба» вообще устанавливается такая тесная, что впору обниматься и лить слезы умиления. Как уже отмечалось, в 1916 г. в Америке было создано Русское Информационное бюро для распространения объективных сведений о нашей стране. После революции его руководство, естественно, сменили. А почетными советниками этого бюро вдруг становятся… Шифф, Барух, Маршалл, Селигмен, Страус, Вайс. Да, вот такие «русские» взяли под контроль информирование американцев о делах в России.
Но были и другие настораживающие факты, которые обращают на себя внимание. В 1917 г. американский экспорт только в европейскую часть России скакнул до суммы 400 млн долл (в 16 раз больше, чем до войны) [149]149
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
[Закрыть]Однако сделки носили в основном кратковременный, спекулятивный характер. Продали – получили денежки, и до свидания. Были и откровенные грабительские аферы. Например, некий Н. Стайнс с разрешения министерства финансов России и при посредничестве Русско-Английского банка вывез через Владивосток 40 пудов платины «с адресованием этого товара на имя министра торговли США» [150]150
Ткаченко С. Л. Американский банковский капитал в России в годы Первой мировой войны, ВИРД, СПб, 1998.
[Закрыть]. А вот от долговременных проектов американские капиталисты уходили. При царе закидывали удочки насчет концессий – получали отказ. Теперь же Временное правительство само расстилалось, берите что хотите – нет, под разными поводами переговоры затягивались и глохли. «Партнеры» знали, что в ближайшем будущем в России предстоят еще очень большие перемены.
Да и в проблемах внешней и внутренней политики не все вписывалось в видимую логику. Это очень быстро почувствовали даже некоторые члены Временного правительства. Самый энергичный из заговорщиков, их «двигатель» А. И. Гучков, занявший пост военного министра, полагал, что цели либералов и западных держав уже достигнуты. Что теперь Россия должна стать конституционной монархией по британскому образцу и развиваться по западным моделям. Значит, дальнейшая раскачка страны не требовалась, наступило время стабилизации. Когда на рассмотрение правительства была вдруг вынесена (кстати, неизвестно кем) «Декларация прав солдата», законодательно распространявшая на всю армию положения приказа Петросовета № 1, Гучков запротестовал. Отказался ее подписать. Это было дико, нелогично. Зачем доламывать собственные вооруженные силы? Да ведь и союзники, вроде бы, не были в этом заинтересованы, им же требовалось, чтобы русские помогли немцев разбить…
А другой заговорщик, П. Н. Милюков, уж на что лебезил перед союзниками, но с какой-то стати наивно полагал – раз Россия стала демократической, то и Запад будет относиться к ней благожелательно, способствовать ее дальнейшему усилению. Был уверен, что должны выполняться все договоры и соглашения, заключенные при царе. Бьюкенен писал:
«Он считает приобретение Константинополя вопросом жизненной важности для России».
3 мая Милюков выступил с речью о целях войны. Выдержана она была в самых лакейских тонах по отношению к Западу:
«Опираясь на принципы свободы наций, выдвинутые президентом Вильсоном, равно как и державами Антанты, главными задачами следует сделать…»
Но среди этих задач Милюков видел освобождение турецких армян «которые после победы должны получить опеку России», передачу в состав России Западной Украины. Обосновать свои предложения он попытался новыми льстивыми реверансами:
«Все эти идеи полностью совпадают с идеями президента Вильсона».
Однако на самом деле с планами Вильсона, «равно как и держав Антанты» это ничуть не совпадало. Министр с подобными запросами был союзникам не нужен. И Гучков по вопросу о «Декларации прав солдата» от них тоже не получил ни малейшей поддержки. Хотя достаточно было бы одного указания Бьюкенена, и кто бы во Временном правительстве посмел возражать? В результате Гучкова и Милюкова «уходят» в отставку. Министром иностранных дел становится Терещенко, ни о каких приобретениях России не заикающийся. И цели войны формулирующий очень округло:
А пост военного министра получает Керенский. Который видит цели войны еще более округло:
«Свободная Россия в свободной Европе».
И подписывает приказ № 8, вводя в армии разрушительную «Декларацию».
А лидеры «мировой закулисы» уже плели новые интриги. В мае-июне Америку посетил министр иностранных дел Англии Бальфур. Для переговоров с Вильсоном. Тема была сверхсекретнейшей: послевоенное устройство мира. Фактически переговоры шли с Хаусом, а обслуживал их Вайсман. Ему Бальфур дал особый шифр, чтобы он материалы бесед и вопросы для согласования пересылал напрямую правительству Англии. Но можно быть уверенным, что все пересылки между Бальфуром и Лондоном через Вайсмана сразу же становились известны и Хаусу. Чтобы легче было договориться. Вопросы были подняты очень важные. Во-первых, для установления нового мирового порядка Хаус предложил заключить тайный альянс:
«Если не обсуждать условий мира с другими союзными державами, то наша страна и Англия окажутся в состоянии диктовать условия».
Во-вторых, американская сторона настаивала, что надо подкорректировать цели войны. Провозгласить, что она ведется не против народов Германии и Австро-Венгрии, а только против их монархов. Демократические же силы в странах противника надо сделать своими союзниками. Наконец, Хаус внушал, что надо менять акценты в политике, потому что после войны «не Германия а Россия станет угрозой Европы», и следует перенацеливаться не на германскую, а на «русскую опасность» [152]152
Архив полковника Хауза, с предисл. А. И. Уткина, М., АСТ
[Закрыть].
И американское проникновение в Россию продолжалось. Благодаря попустительству Временного правительства, в нашу страну были запущены всевозможные сектанты, вроде Христианской ассоциации молодых людей. Приезжали заокеанские «глаза и уши», наподобие «комитета общественной информации» во главе с Сиссоном. Прибыла в Петроград и миссия Американского Красного Креста. Вроде бы, дело было полезное, благородное, правда? Но вот в чем вопрос – больно уж странным получился состав миссии. Среди 24 ее членов было лишь 5 врачей и 2 медицинских исследователя. Остальные – представители банков, крупных промышленных компаний и профессиональные разведчики.
Возглавил миссию Уильям Бойс Томпсон, шишка не маленькая, один из директоров Федеральной Резервной Системы США (связанный с Морганом). Он взял все расходы по пребыванию в России на свой счет, оплачивал жалование сотрудникам, дорогу, разъезды, аренду помещений. Его заместителем стал полковник Раймонд Робинс. Крупный горнопромышленник и разведчик. Кроме официальных членов был обслуживающий персонал, журналисты. Среди лиц, прикомандированных к миссии, оказывается наш «знакомый» Джон Рид. А секретарей и переводчиков при миссии состояло трое. Капитан Иловайский – большевик, Борис Рейнштейн – позже он станет секретарем Ленина, и Александр Гомберг – который в период пребывания Троцкого в США был его литературным агентом [153]153
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция, М., Русская идея, 1998.
[Закрыть]. Ах, ну как же «тесен мир»…
19. Как либералов заменили на социалистов
Одним ударом в спину сокрушить Россию было нельзя. Она, несмотря ни на что, оставалась слишком устойчивой. Царя свергли, аппарат управления сломали, внедрили «свободы», зашкалившие до анархии, верхний эшелон власти захватили заговорщики, прочие руководящие органы оккупировали безответственные болтуны, не способные ни к какой конструктивной работе. А страна все еще жила, держалась, воевала – по инерции. Чтобы нарушить эту инерцию, требовались новые потрясения. И они не заставили себя ждать.
Еще при царе, на межсоюзнической конференции в Петрограде, была достигнута договоренность сокрушить противника комбинированными ударами с запада и востока. Но весной в результате революции и «реформ» русская армия оказалась не готовой к активным действиям. Западные союзники начали наступление одни и понесли ужасное поражение. Прорвать фронт опять не смогли. Потери у французов составили 137 тыс. человек, у англичан 80 тыс. После такого кровопролития уже и во Франции чуть было не началась революция. Взбунтовались фронтовые полки, вспыхнули волнения в Париже. Но там-то порядок навели быстро. Военный министр Клемансо получил диктаторские полномочия, одним махом арестовал всех смутьянов, не считаясь ни с министерскими, ни с депутатскими рангами. Тех, у кого выявились связи с противником, без долгих разговоров приговаривали к смерти. Военно-полевыми судами и расстрелами усмирили восставших солдат. Всего к различным мерам наказания было приговорено 23 тыс. человек. И отметим, французская «общественность» этим ничуть не возмущалась, наоборот, признала Клемансо спасителем отечества. Да и англичане, американцы крутые меры одобрили.
А на Россию союзники насели, требуя выполнить обещание о наступлении, хотя после провала операций на Западе оно уже потеряло смысл. Временное правительство, Верховный Главнокомандующий Брусилов, командующие фронтами пытались возражать. Доказывали, что с полуразложившейся армией наступать нельзя. В обороне она еще держится, сохраняет хоть какое-то повиновение. А тем самым оттягивает на себя значительные силы врага, помогая союзникам. Если же нарушить сложившееся хлипкое равновесие, будет беда. Однако державы Антанты о таком варианте и слышать не хотели. Керенский в своих мемуарах назвал наступление «роковым решением генерала Нивеля» [154]154
Керенский А. Ф. На историческом переломе. М., Прогресс, 1991.
[Закрыть] – хотя спрашивается, каким же образом решение французского главнокомандующего Нивеля, из-за поражения уже снятого со своего поста, могло сыграть роковую роль для России? Выполнять или не выполнять требования союзников, зависело только от Временного правительства. Но на него давили Бьюкенен, Палеолог, прикатил для этого в Петроград и французский министр Тома.
Подталкивали и американцы. К Временному правительству обратился с личным посланием не кто иной как Шифф, убеждал преодолеть «примиренческие настроения» и активизировать усилия. А Вильсон направил в Россию миссию Элиху Рута. Бывшего госсекретаря США, любимца Уолл-стрита, адвоката крупнейших монополий. Ему были выделены значительные суммы из особого президентского фонда, в состав миссии вошел ряд американских политиков и военных. В Петроград делегация прибыла 13 июня, и о русских Рут отозвался крайне презрительно, писал:
«Мы здесь нашли обучающийся свободе класс детей в 170 млн человек, они нуждаются в игрушках из детского сада…»
На переговорах с Временным правительством шла речь о желании США расширить дела в России, предлагалось участие в экономических и транспортных проектах. Но еще 3 апреля Америка пообещала русским кредит в 325 млн долл. под низкие проценты. Эти деньги Временному правительству так и не поступили. Теперь же Рут ставил вопрос жестко – обещанные средства будут выделяться в зависимости от масштаба наступательных операций. В общем, манили конфеткой на веревочке. И в результате совместного давления Запада было принято решение – наступать.
Наступать, невзирая на то, что положение в тылу ничуть не стабилизировалось! Наоборот, буза нарастала. 3 (16) июня в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов, и ЦК большевиков постановил использовать его для захвата власти. Предполагалось 10 (23) июня поднять рабочих, гарнизон, скинуть Временное правительство и передать всю власть съезду. А при этом, на победной волне, самим занять господствующее положение в Советах. Однако большевики работали еще неумело. Сведения о подготовке переворота получили широкую огласку. И съезд принял решение – рабочим и солдатам воздержаться от каких-бы то ни было массовых акций. Большевики попали в неудобное положение. Они-то хотели взбунтовать людей под лозунгом «Вся власть Советам!» – а Советы запретили выступление. На экстренном заседании ЦК голоса разделились, из пяти собравшихся Каменев, Зиновьев, Ногин, проголосовали за отмену восстания, Ленин и Свердлов – за то, чтобы не отменять. Им пришлось подчиниться большинству.
А 18 июня (1 июля) началось наступление на фронте… Оно заведомо было обречено на провал. Солдаты митинговали, в бой не шли. На Западном и Северном фронтах в атаку поднялись лишь отдельные части, остальные отказались… Лишь на Юго-Западном фронте 8-я армия под командованием любимца офицеров и солдат Л. Г. Корнилова ударила дружно. И… прорвала фронт. Воодушевившись ее успехом, подключились соседи, 7-я и 11-я армии. Эта операция, кстати, наглядно показала, каким победоносным должно было стать русское наступление, если бы не революция. Даже ограниченными силами наши войска наголову громили неприятеля, брали десятки тысяч пленных. Австро-Венгрия в ужасе взывала к немцам, считая войну уже проигранной. Но из-за пассивности других участков Германия смогла перебросить оттуда дивизии для контрудара.
А в Петрограде в это же время начался вооруженный путч. Вопрос о том, кто же все-таки его инициировал, до сих пор не имеет однозначного ответа. Ведь ЦК большевиков принял решение не выступать. Однако независимо от большевиков действовали троцкисты. Кстати, сам термин «троцкисты» возник весной 1917 г., его пустил в ход Ленин, по-прежнему презиравший Льва Давидовича. Но между двумя лидерами нашлись связующие звенья. Одним стал Каменев, родственник Троцкого. Другим – Свердлов. Да и сам Ленин являлся сторонником восстания. И его, вероятно, убедили, что в данном случае троцкисты станут полезными союзниками.
И здесь целесообразно еще раз вернуться к истории с заключением Льва Давидовича в Канаде. В одном из докладов кайзеру Вильгельму II канцлер Гертлинг особо отметил, что Троцкий сидел в британской тюрьме, поэтому «ненавидит англичан» [155]155
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
[Закрыть]. Как видим, маскировочная операция была не лишней. Троцкий раньше успел поработать и на немцев, а благодаря аресту германское руководство убедилось, что он остался «их» человеком. Представляется любопытным и тот факт, что буквально накануне мятежа западные державы постарались еще раз «отмазаться» от Льва Давидовича. В газету Милюкова «Речь» и в «Вечернее время» неизвестно кем была заброшена информация о том же самом аресте и найденных у Троцкого 10 тыс. долларах, якобы полученных от немцев.
В связи с этим «Вечернее время» 27 июня взяло интервью у посла Бьюкенена, который разъяснил:
«Мое правительство задержало группу эмигрантов в Галифаксе только для и до выяснения их личностей… Как только был получен ответ от русского правительства о пропуске задержанных, они были немедленно пропущены… Что касается истории с 10.000 марок или долларов, то ни мое правительство, ни я о ней ничего не знали до появления о ней сведений уже здесь в русских кругах и в русской печати».
Ложь очевидна. Ответственность за освобождение Троцкого перелагается с США и Великобритании на Временное правительство. А формальным поводом для ареста и помещения в лагерь стал как раз рапорт офицеров контрразведки о найденных деньгах. Теперь же, оказывается, британское правительство о них знать не знало. Зато очень к месту запущено слово «марок».
Троцкий на ложь Бьюкенена ответил еще более откровенной ложью. Он вообще с некоторых пор взял на вооружение этот метод – при обвинениях не надо оправдываться, пытаться что-то разъяснять. Лучше врать напропалую, это надежнее и убедительнее. И в горьковской газете «Новая жизнь» (издававшейся на деньги германского оружейного магната Стиннеса [156]156
Ткаченко С. Л. Американский банковский капитал в России в годы Первой мировой войны, ВИРД, СПб, 1998.
[Закрыть]) он помещает яростную статью. Пишет, что перед отъездом из Нью-Йорка «мои немецкие единомышленники совместно с американскими, русскими, латышскими, еврейскими, литовскими и финскими друзьями устроили мне прощальный митинг», где собрали 310 долларов, а 10 тыс. – выдумка «пьяных нью-йоркских шпиков Милюкова-Бьюкенена». Опять то что нужно! Немцев упомянул. Британского посла обругал.
Словом, никакого британо-американского следа, только германский. Который и без того просматривался. О подготовке мятежа и связях его лидеров с Германией русская контрразведка доложила Временному правительству еще 1 (14) июля (но почему-то никаких должных мер предпринято не было). Кроме того, в оккупированном Вильно немцы печатали большевистские газеты для распространения среди наших солдат. И в этих газетах сообщение о восстании в Петрограде появилось 2 (15) июля. За день до того, как оно действительно началось [157]157
Керенский А. Ф. На историческом переломе. М., Прогресс, 1991.
[Закрыть]. 3 (15) июля взбунтовался пулеметный полк и еще несколько столичных частей, поднялся Кронштадт, забастовали заводы. На начальном этапе распоряжались Троцкий, Свердлов, Луначарский, Подвойский. В ночь на 4 июля ЦК большевиков постановил – раз уж восстание началось, надо его возглавить. Но организовано оно было плохо, толпы солдат, матросов и рабочих действовали вразнобой. Небольших сил, верных правительству – юнкеров, нескольких казачьих полков и рот гарнизона оказалось достаточно, чтобы разогнать мятежников. В столкновениях погибло 56 человек, 5 июля путч был подавлен.
Но беспорядки в тылу сыграли свою роль, внеся дезорганизацию. А 6 июля на фронте германские войска нанесли контрудар. Армии Юго-Западного фронта были тоже расшатаны «демократизацией», и не выдержали. В панике побежали. Бросили территории, занятые в ходе наступления и покатились дальше на восток. Фронт стал разваливаться. Военная катастрофа и восстание в тылу возмутили патриотов. Они стали отрезвляющим душем и для «общественности», восторгавшейся революцией. Посыпались требования к правительству наконец-то покончить с развалом страны и армии. Да и Запад после столь вопиющих безобразий дружно озаботился положением России. Раньше приветствовал «демократические реформы», не желая замечать их результатов. А сейчас принялся поучать – надо, мол, порядок наводить. Только теперь вдруг заговорили о том, что Временное правительство состоит из бездарных и бездельных демагогов.
Посол Бьюкенен пишет:
«Керенский – единственный, на кого можно делать ставку».
С англичанами в данной оценке сошлись и французы. Тома характеризует Керенского, как «единственного трезвого, способного и демократического политика, способного восстановить порядок в России и возобновить ее военные усилия» [158]158
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
[Закрыть]. И… Временное правительство слушается. 19 июля министр-председатель Львов приглашает Керенского, заявляет о своем уходе в отставку и предлагает Александру Федоровичу занять его пост, сформировать новый кабинет. Хотя, между нами говоря, подобные манипуляции отдают полным юридическим абсурдом. Ведь в любой стране отставки и формирования правительств происходят под контролем других структур власти – монарха, президента, парламента, верховного суда. В России же никаких иных структур не существовало! Получалось, что кучка заговорщиков, дорвавшихся до власти, все решала внутри себя! Сама определялась с отставками, с постами министров, как будто это была их личная собственность. В мае произошел кризис – и самозванец Львов вместо первого кабинета формирует второй. Кризис в июле – и один самозванец приглашает формировать кабинет другого самозванца. Причем историки этого абсурда упорно не замечают. Потому что и западные державы «не замечали» столь странной «демократии». Принимали как должное, что Временное правительство само меняет свой состав, само выбирает, каких же еще проходимцев допустить в свою среду.
Первые шаги Керенского на посту главы правительства, вроде бы, оправдывали связанные с ним ожидания о «восстановлении порядка». Верховным Главнокомандующим был назначен решительный Корнилов. По его требованию смертная казнь, отмененная кабинетом Львова, вновь была введена в прифронтовой полосе. Жесткими мерами Корнилов останавливал бегущих, пресекал бунты, приказывал расстреливать мародеров. Начал создавать добровольческие части из патриотов. И сумел восстановить фронт. В тылу были закрыты газеты «Правда», «Окопная правда», «Волна» (впрочем, «Окопная правда» печаталась не в российском, а в германском тылу, на оккупированной территории, попробуй-ка ее закрой). Были арестованы Каменев, Иоффе, Антонов-Овсеенко. Коллонтай взяли с поличным – на границе, когда она возвращалась из Швеции, где решала финансовые дела. Ленин и Зиновьев скрылись в Разливе, потом перебрались еще дальше, в глубь Финляндии.
Но сразу же, с тех же самых первых шагов нового кабинета, стали проявляться очередные «странности». И еще какие! Одним из главных действующих лиц мятежа был Троцкий. Улик – через край. Одни речи, которыми он возбуждал матросов и солдат, чего стоили. Воодушевленные контрразведчики отправились его арестовывать. Но на квартире Троцкого застали… министра Временного правительства Чернова. Который выгнал их вон, а приказ об аресте от лица Керенского отменил. Впрочем, связь путча с германским контрударом была слишком явной, общественность была возбуждена. И запрет на арест лидера выглядел слишком уж непонятно. Контрразведка вывернула свои досье, и Керенскому ничего не осталось делать, кроме как дать согласие. Троцкого взяли вместе с Луначарским на квартире Ларина. Однако еще один активный организатор мятежа, Свердлов, так и остался на свободе. Против него тоже улик хватало, и с речами с балкона дома Кшесинской он тоже выступал, свидетелей были тысячи. Но Свердлов являлся членом ЦИК Советов, депутатом городской думы – и поэтому был объявлен лицом «неприкосновенным».
Но главным ударом для революционеров стал не арест нескольких руководителей. А вскрытие каналов финансирования. Русская контрразведка уже и раньше располагала информацией о них. Эти каналы еще при царе выявляла комиссия Батюшина. А. И. Деникин в апреле-мае 1917 г. занимавший должность генерал-квартирмейстера Ставки и курировавший вопросы контрразведки, писал, что наши спецслужбы уже имели исчерпывающие доказательства шпионской деятельности Коллонтай, Радека, Ганецкого, Раковского [159]159
Деникин А. И. Очерки русской смуты./ Вопросы Истории, 1990–1994 г.г.
[Закрыть]. Но только после путча они получили возможность пустить в ход собранные материалы. Занялись главным каналом финансирования, перекачкой из «Ниа-банка» в Сибирский банк на счета Суменсон и Козловского. Хотя Суменсон, окопавшаяся под крылышком швейцарской фирмы «Нестле», успела скрыться, а Мечислав Козловский (в 1906 г. – адвокат Парвуса), тоже оказывался «неприкосновенным», как член исполкома Петроградского Совета. Тем не менее, канал был парализован. Когда следователь задал Коллонтай вопросы о знакомстве с Суменсон и Козловским, сразу стало понятно, что контрразведке многое известно, и из тюрьмы к товарищам по партии полетел тревожный сигнал.
Такое разоблачение было для большевиков чрезвычайно опасным. Одно дело призывать – «штык в землю», другое – если будут опубликованы доказательства связей с противником. Это означало бы «политическую смерть» партии. И большевики начали прятать концы в воду. Обрывались любые контакты, способные обернуться компроматом. За рубежом решили было ввести в действие запасной канал. 16 июля Радек из Швеции сообщил Ленину, что Моор готов передать «крупное наследство» и запросил о распределении средств. Но Владимир Ильич даже и этот вариант счел слишком опасным. С нарочитым удивлением ответил, будто он такого человека знать не знает. «Но что за человек Моор? Вполне ли и абсолютно ли доказано, что он честный человек? Что у него не было и нет ни прямого, ни косвенного снюхивания с немецкими социал-империалистами?.. Тут нет, т. е. не должно быть, места ни для тени подозрений, нареканий, слухов и т. п.» Хотя Моора он знал прекрасно. Именно Моор в 1914 г. давал поручительство за Ленина, Крупскую и Арманд, чтобы они могли поселиться в Швейцарии. В Стокгольме реакцию Владимира Ильича на запрос, видимо, не совсем поняли. И позже секретарь Загранбюро Семашко повторно доложил, что Моор готов передать «полученное им крупное наследство». На что ЦК отрезал уже предельно однозначно:
