Текст книги "Два дундука из сундука"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава VII
Белый катер «Амелия»

– Ну, – сказала мама, когда узнала об этой истории, – теперь про нас такая слава пойдет!

– Дом с людоедами, – добавил Митёк. – Теперь к нам никакая шпана не сунется.

– Теперь участковый придет, – сказала мама.

– Участковый – не шпана, – успокоил ее папа.

– Куда же делась рыба? – вдруг снова вспомнила мама.

– Кто-нибудь скрал, – невинно предположил Алешка. – Какой– нибудь соседский кот.

– Кот с такой рыбой не справился бы, – возразил Митёк. – Она сама его проглотила бы.

– Ну, какой-нибудь сосед. Зашел за солью, видит – рыба, хвать – и пошел.

– Алексей! – строго сказала мама. – Ты что-то знаешь!

– Точно не знаю. Но видел, какой-то коршун пролетал...

– А в зубах у него сосед, – продолжил Митёк.

Алешка засмеялся и сказал:

– Что вы пристали к ребенку из-за какой-то рыбы?

– Алексей! – Это мама опять. – Где рыба?

– Димка ее в речку выпустил. Она там хорошо плавает.

Я чуть не лопнул от такой наглости!

Но мама отнеслась к этой новости довольно спокойно.

– Вот идите, – сказала она, – и ловите ее в речке. Где она так хорошо плавает. – И стала собирать со стола.

А нам только того и надо было. Мы взяли с собой пакет с бутербродами и бутылкой воды, загрузились и поплыли на поиски белого катера с красивым названием «Амелия».

Без всяких приключений мы добрались на этот раз до пристани с названием «Опенки», благополучно миновали ее и за крутой излучиной реки увидели вход в этот самый затон.

Ну, я скажу, мрачная картина нам открылась. Этот затон был похож на большой заросший пруд со стоячей зеленой водой. И всюду из этой воды высовывались полузатонувшие корабли. Чего тут только не было! И буксир, и речные трамвайчики, и баржи, и катера. И даже небольшая яхта, которая высовывала из воды только краешек рубки и обломок мачты. Все эти жертвы кораблекрушений и старости были густо покрыты красной ржавчиной; деревянные части погнили и поломались. Стекла иллюминаторов и окон побиты.

В общем – жуть.

Даже как-то неуютно нам стало. Мы даже разговаривать стали шепотом.

– Дим, – сказал Алешка, – самое подходящее место. Наверняка эта «Амелия» здесь прячется. Представляешь, живет здесь этот несчастный пленник, как на свалке. А по ночам тут, наверное, всякие туманы бродят. И привидения затонувших моряков.

Ну, намолотил. Даже мороз по спине пробежал. Несмотря на жаркое солнце.

Мы медленно плыли среди заброшенных кораблей, рассматривали их со всех сторон, и постепенно наш страх сменился сочувствием.

Когда-то они плавали по реке, бороздили ее просторы, трудились. На них кипела жизнь: весело стучали двигатели, скворчала картошка на сковородке в камбузе, какой-нибудь бывалый боцман с усами играл вечерами на палубе на гармошке. Экипаж пел народные песни и танцевал вальсы. А судно плавно скользило меж приветливых берегов, помигивая зелеными и красными габаритными огоньками.

А теперь все эти работяги понуро грудились в грязной луже с протухшей водой, никому не нужные, старые, заброшенные. Грустно как-то.

Алешка притих, но шарил вокруг быстрыми глазенками; он был уверен, что загадочная «Амелия» с пленником на борту прячется где-то здесь.

И не ошибся.

За громадной деревянной баржой, которая чудом держалась на плаву, прижавшись к ней бортом, прятался белый катер.

Здорово, конечно. А что дальше?

А дальше все получилось само собой. На палубе вдруг появился толстяк в морской фуражке и грубо спросил:

– Чего надо?

Я не успел ответить, я часто с ответом опаздываю. А Лешка ответил. Спокойно и небрежно, глядя снизу вверх:

– Нам – ничего. Это вам надо.

Толстяк заморгал белыми ресницами. Алешкин ответ его ошарашил. И он тупо спросил:

– А чего мне надо?

– Вам на пристань надо, – загадочно пояснил мой хитрый младший брат.

– Чего я там не видел?

– Там вас какой-то человек ищет.

– Какой человек? Зачем ищет?

– Откуда нам знать? Он там всех спрашивает: «Не видали толстяка в фуражке на белом катере?»

– Что ты плетешь? – Толстяк в фуражке начал злиться. Или беспокоиться. – Какой человек?

– Обыкновенный. – Алешка пожал плечами. И небрежно добавил: – Милиционер в форме.

– Что? Зачем мне милиционер?

– Это не он вам, а вы ему, – как-то мутно пояснил Алешка.

– Вот еще беда! – Толстяк совсем растерялся. – А он еще там, на пристани?

– Там, там, – «успокоил» его Алешка. А я только глазами хлопал. – Он сказал, что не уйдет, пока вас не разыщет.

– Слышь, пацаны, дайте мне свою лодку – на пристань сплавать.

– Мы не можем, – сказал Алешка. – Мы в Астрахань плывем.

Тут и я подключился:

– У вас же своя лодка есть.

Над кормой яхты висел крохотный симпатичный ялик. Я бы такой купил, если бы клад нашел.

Толстяк хлопнул себя в лоб. Побежал на корму, спустил ялик на воду и осторожно перебрался в него по забортному трапу.

– А вы плывите в свою Астрахань, – сказал он нам, разбирая весла. – И не вздумайте на мой катер залезть. У меня там охрана. Очень злобная.

И он, неумело загребая, разбрызгивая воду, потрюхал к пристани.

– Ну и что все это значит, Алексей? – спросил я, копируя маму.

Алешка небрежно, как маленькому, объяснил:

– Пока он доберется туда и вернется обратно, мы успеем разыскать на катере заложника и освободить его.

– Да нет там никого! Кроме злобного охранника.

– Дим, ты у нас такой наивный. Он этого охранника только что придумал. Чтобы нас напугать.

И Алешка, как ловкая мартышка, взобрался на палубу катера.

– Давай быстренько, – сказал он мне, – мы сейчас с тобой обыск проведем. Эй! – заорал он изо всех сил. – Есть тут кто-нибудь? Мы пришли на помощь.

Никто не отозвался, только с соседней баржи с шумом поднялась стая чаек.

– Молчит, – сказал Алешка. – Конечно, у него небось рот скотчем заклеен. – Он подергал дверь рубки, дверь не поддалась. Заперта.

Алешку это не смутило. Он пошел по палубе, заглядывая во все иллюминаторы. Бесполезно – все они изнутри были задернуты шторками. Только ветровое стекло было свободным, но и там Алешка ничего интересного, кроме штурвала и пульта управления, не обнаружил. Хоть и вставал изо всех сил на цыпочки.

– Ну, ясно, – сказал он. – Посадили его в трюм, заклеили рот и пристегнули наручниками к двигателю. – Он на секунду задумался. Лицо его, до этого хмурое и озабоченное, посветлело – придумал. – Нужно стащить у Митька гранату поздоровее и взорвать дверь! Здорово придумал?

– Здорово. И нас тогда тоже пристегнут наручниками. Милиционеры или владелец катера.

– За что, Дим? – Алешка вытаращил глаза от изумления. – Мы же похищенного заложника освободим!

– А если его там нет?

– А где же он есть?

Я подумал и обвел рукой все пространство затона.

– В любой из этих ржавых лоханок. В глубоком трюме. С корабельными крысами.

При упоминании о крысах Алешка вздохнул:

– А я рогатку не захватил. – И вдруг спохватился: – Дим, надо удирать – сейчас толстяк вернется.

Мы помчались на корму, где была привязана наша лодка.

Привязана... Кто ж ее привязывал? Лодки не было.

– Лех, ты лодку хорошо привязал?

– Я ее вообще не привязывал. А ты?

– Я думал – ты привязал.

Ну попали! Вот уж не думал, что в этом болоте имеется течение. И куда ее унесло?

– Заберемся на баржу, – сказал Алешка. – С нее далеко видно.

Катер стоял вплотную к деревянному борту старой баржи. Я уцепился за край борта, вскарабкался, подтянул Алешку. И мы тут же забыли про свою удравшую лодку. Это была не баржа, а я бы сказал – прекрасный бассейн. Наверное, в ней когда-то возили речной песок и выгрузили его не весь во время последнего рейса. Все днище баржи было покрыто слоем чистого песка. Прямо золотого цвета. И залито прозрачной, видимо, дождевой водой. Лодка, кстати, была здесь же, она приткнулась к другому борту баржи и словно ждала нас.

Но ждать ей пришлось долго. Мы тут же разделись и плюхнулись в воду. Она оказалась не просто теплой, а почти горячей. Мы плавали, ныряли и плескались до тех пор, пока не услышали:

– Эй! Чего вы там орете?

Это вернулся толстяк в фуражке.

Мы выбрались из воды и свесили головы с борта.

– Что вам сказал милиционер? – спросил Алешка.

– Ничего, – буркнул толстяк. – Не было там никакого милиционера.

– Он, наверное, ищет вас уже в другом месте, – предположил Алешка. На полном серьезе. – Когда мы его увидим...

– Нет уж! – прервал его толстяк. – Вы уж, пожалуйста, не выскакивайте.

И тут Алешка «сделал ход конем». Он прошептал зловеще:

– А на вашем катере кто-то есть. Мы слышали, как он чем-то стучал и зачем-то мычал.

Толстяк вспыхнул:

– Что за глупости! Никого там нет! Плывите отсюда. Я вас звал?

– А нам не на чем плыть. Нашу лодку унесло течением. Мы здесь поживем. На барже. Или на вашем катере. Недолго. Недельку. Или две.

От такой наглости толстяк чуть не вывалился за борт. И долго после этого беззвучно открывал и закрывал рот, как рыба на суше. Наконец его прорвало:

– Очень вы тут нужны! Убирайтесь отсюда!

– А вы охранника своего позовите, – с нахальством воробья посоветовал Алешка. – Это, наверное, он стучал и мычал.

Толстяк выхватил из ялика весло и замахнулся.

– Осторожно! – крикнул я. – Сзади!

Толстяк резко обернулся и свалился-таки за борт.

– Дёру! – сказал Алешка.

Мы покидали в лодку одежду, спустились в нее сами и быстренько отчалили. Обогнув баржу, увидели, что толстяк, весь облепленный зеленой ряской, уже взобрался на борт катера и грозит нам вслед веслом.

– Не знаю, – задумчиво сказал Алешка, – есть ли там заложник, но что-то там есть. – И молчал до самого дома.

У калитки мы застали картину. Рыжий пацан, собрав в тачку осколки, опасливо поглядывая на дом, насаживал на штакетины до блеска вымытые банки.

– Извините, Алексей Сергеич, – робко пробормотал он, – я в девять утра не мог прийти.

– Ладно, – великодушно отмахнулся Алешка. – Молодец. Свободен.

Рыжий подхватил свою тачку и быстренько погнал ее, позвякивающую осколками, под горку.

Алешка посмотрел ему вслед и усмехнулся.

– Поймали рыбу? – спросила мама.

– Пока нет, – ответил Алешка. – У нас еще все впереди. Дядь Мить, у вас бинокль есть?

– А то ты не знаешь?

– Ну спросить-то надо.

– А тебе зачем?

– К рогатке присобачу. Чтобы дальнобойность была.

– Врет, конечно, – сказала мама. – Что-то задумал.

– Я хочу получше эти ржавые корабли рассмотреть, – объяснил ей Алешка. – Митёк ведь не велел к ним приближаться. На пушечный выстрел.

– Интересно? – спросил Митёк и гордо добавил: – То-то! – Будто это он сам нагнал все эти корабли в затон и затопил их. – Ладно, бери бинокль. Только не утопи его. Это подарок моего друга, капитана дальнего плавания. Он, кстати, незадолго до вас гостил у меня. Смотри не утопи.

– Я постараюсь, – вежливо пообещал Алешка.

Глава VIII
Наблюдательный пункт

– Нам нужно, Дим, – сказал Алешка, когда мы поднялись в свою каморку, – установить наблюдение за «Амелией». Ты будешь наблюдать ночью, а я днем.

– Еще чего!

– На катере, – не обратив ни капли внимания на мое возмущение, сказал Алешка, – что-то такое есть. Таинственное.

– Два мешка картошки.

– Этот дядька, Дим, случайный на катере человек. Он что-то там сторожит. Он не моряк, Дим. Про лодку не вспомнил, грести не умеет, милиционера испугался.

Вообще-то Алешка прав. Но сидеть на этом болоте ночью среди старых кораблей мне совсем не хотелось. Да и что там ночью увидишь? Одни привидения. Больно надо.

И я все это выложил Алешке. Он, как ни странно, согласился:

– Ладно, Дим, будем днем наблюдать. Спрячемся на каком-нибудь корабле и будем смотреть в бинокль. Согласен?

Попробуй не согласись с ним.

– Да, Дим, и удочки захватим. Надо все-таки большую рыбу поймать.

– А ту рыбу ты куда дел?

– Ты за нее не беспокойся, ей неплохо. – Алешка хитренько улыбнулся. – Она в родной среде. И от голода не страдает.

– Ты ее кормишь?

Алешка молча кивнул.

– Чем? Лягушками?

– И макаронами. Котлету ей давал – сожрала.

Никак не пойму – морочит мне голову или в самом деле аквариум устроил?

– Спи, Дим, – сказал Алешка, – утро вечера мудренее.

Устами младенца...

Мы запаслись продуктами, пресной водой и снова отправились в плавание. Поплыли уже знакомыми местами.

Вот грустный дед сидит с удочкой на мостках, ругается и плюется. Поздоровался с нами.

– Уже вернулись? – спросил. – Как там, в Астрахани, с рыбой?

– Как и здесь, – ответили мы. – Не клюет.

– Ну здесь-то клюёть. Но не ловится, зараза.

– Вы на котлеты попробуйте, – посоветовал Алешка.

– Ага! На котлеты! Мне бабка такие котлеты покажет!

Вот пологий бережок, где резвилась стайка речной шпаны. Сейчас здесь пусто, только валяются пакеты от чипсов и пивные бутылки.

Вот пристань «Опенки». На пристани стоит милиционер и смотрит нам вслед.

Вот и затон, где нашли свой причал отслужившие корабли.

А вот и старая знакомая «Амелия» с задернутыми шторками иллюминаторами. Толстяка в фуражке не видно, наверное, еще спит.

Мы беззвучно проскользили мимо нее и выбрали себе судно понадежнее. Это был буксир номер 136 с высокой трубой и железной палубой. Обойдя его, мы причалили к левому борту, покрепче привязали лодку и взобрались на палубу. Она гулко отозвалась под нашими шагами.

Стараясь не шуметь, мы проникли в рулевую рубку. Здесь сохранился красивый дубовый штурвал, обитый медными полосками, и дырявое сиденье у задней стенки.

И начали свое секретное наблюдение.

Папа говорил, что в оперативной работе самое главное – это умение терпеливо ждать. Часа через два мы с этим утверждением согласились безоговорочно.

Было невыносимо скучно. Со скуки мы уничтожили все наши запасы продовольствия. Изучили глазами рубку до последнего ржавого винтика. Пересчитали всех чаек, которые пролетали над нами. Алешка даже попытался снять штурвал.

– Тебе это надо? – разозлился я, тоже от скуки.

– Митьку подарим, – был ответ.

– Ему это надо?

– Он его в свою машину вместо «баранки» поставит. И будет у него морской автомобиль.

– Тогда давай мачту вон с той яхты снимем. И будет у Митька сухопутная яхта.

Алешка бросил взгляд на эту полузатонувшую яхту и вдруг привстал.

– Тихо, Дим! Кто-то движется в нашем направлении. Дай бинокль.

Алешка прилип к иллюминатору и тихонько докладывал мне результаты наблюдения.

– Так... Движутся по берегу две неопознанные личности. Одна из них – Полундра в тельняшке, а другая – Рыжий Клоп.

А я уже и без всякого бинокля их видел. Они подходили к яхте, которая полузатонула возле самого берега. Что им там надо?

Оказалось, что им надо примерно то же, что и нам, только побольше. С берега пацаны перемахнули на яхту, с нее – на почти новый речной трамвайчик, оттуда – на катер. С катера на баржу, с баржи – на еще один катер, а потом на баржу с песком.

И вот они уже на палубе «Амелии». И стучат в дверь рубки.

– Сейчас им будет! – злорадно прошептал Алешка.

Но ничего им не было. Даже наоборот. Толстяк вышел к пацанам, пожал им руки, как взрослым; о чем-то они поговорили и спустили с катера ялик.

Пацаны забрались в него и, захватив какой-то длинный шест, который им дал толстяк, отчалили от «Амелии».

– Интересно, – сквозь зубы проговорил Алешка, не отрываясь от бинокля.

Загадочно, подумал я.

А дальше стало еще интереснее. Пацаны пересекли весь затон и причалили к небольшому пассажирскому теплоходу со странным лирическим названием «Ива». Он грузно осел в воде по самую палубу.

Пацаны привязали к нему ялик и поднялись на борт вместе со своим шестом. И исчезли внутри теплохода.

– Интересно...

– Загадочно...

Их не было очень долго. Мне даже надоело ждать. Хоть и загадочно и интересно.

– Дим, – возбужденно шепнул мне Алешка, – нужно в этом разобраться!

– А как?

– Подслушать, когда они вернутся на «Амелию».

Тут и я сообразил.

Мы быстренько спустились в свою лодку и кружным путем, между старыми кораблями, добрались до баржи. Взобрались на нее и залегли возле самого борта в засаду.

Терпение. Терпение. Терпение.

И вот оно уже почти лопнуло, когда мы услышали плеск весел. Выглянули чуть над бортом – ялик возвращался.

Толстяк вышел на палубу и нетерпеливо крикнул:

– Ну что?

– Пусто! – донесся ответ Полундры. – Весь кормовой салон обшарили.

Ялик стукнулся в борт «Амелии».

Толстяк со вздохом достал из кармана бумажник, отсчитал деньги и передал их Полундре.

– Маловато будет, – сказал тот недовольно.

– Потерпи, Витек, – усмехнулся толстяк. – Найдем – рассчитаюсь по полной программе. Мало не покажется. Завтра жду – как обычно. Да поосторожнее, тут какие-то подозрительные пацаны вертелись.

– Небось эти... – предположил Клоп. – Ненормальные, которые у писателя живут, людоеды.

А «подозрительные людоеды» в это время уже спустились в лодку и беззвучно отогнали ее в укромное место – под нависший над водой кормовой свес какого-то странного судна. Потом мы узнали, что это старинный водолазный бот.

Полундра и его рыжий сообщник обратным путем перебрались на берег.

Алешка толкнул меня локтем в бок и горячо шепнул:

– Я все понял, Дим! Они заложника ищут!

Я только хмыкнул в ответ.

– А что? – обиделся Алешка за свою версию. – Он у них сбежал и где-то здесь прячется. На затонувших кораблях. А они его ищут.

– С шестом?

– Конечно! Там же, в трюмах и каютах, полно воды. Вот они и шарят.

– Ага, – серьезно кивнул я. – Он сидит где-нибудь в трюме под водой. Как твоя рыба. В бочке.

Алешка рассмеялся.

– Как ты догадался, Дим?

– Митёк там умываться перестал. Говорит: почему-то вода испортилась. Не от прокисших макарон?

– От котлет, – хихикнул Алешка.

– И еще он там кусок лягушки обнаружил.

– Не доела. Капризничает.

Мы выгребли из-под свеса и не спеша поплыли домой.

– Лех, – спросил я, – а чего ему, этому заложнику, по трюмам прятаться? Пошел бы сразу домой. Или в милицию.

– Да, домой! А они его там ждут. – Он подумал. – А, может, его и в милиции тоже ждут. Может, он сам тоже преступник. Какой-нибудь темный бизнесмен. И у них там свои разборки.

– А записка в бутылке?

– Я еще подумаю, – пообещал Алешка. – Но нам надо его найти. Человек попал в беду. И не важно, Дим, плохой он или хороший. Важно ему помочь.

«Тебе это надо?» – подумал я.

Когда мы вернулись, взрослые пили на терраске чай.

– Как улов? – спросила мама.

– Как всегда, – ответил за нас папа.

– Они не рыбу ловят, – заметил с усмешкой Митёк.

– А кого? – спросила мама. – Зайцев?

– Волков, – ответил Митёк.

– На фига они нам? – вырвалось у мамы. – То есть я хотела сказать: зачем нам волки?

– А что? – не стал возражать Митёк. – Пусть живут. Собачья будка у меня все равно пустует.

– Алешка их приручит, – предположил папа, – сколотит из них собачью упряжку. И она будет таскать Митькову машину.

– Нет, – возразил Митёк. – Алешка будет их стричь и делать из их шерсти кисточки.

– Для бритья? – спросил папа.

– Для рисования, – с упреком уточнил Митёк.

Что-то они сегодня как-то подозрительно резвятся.

– Куда ему столько кисточек? – всерьез обеспокоилась мама.

– А он лишние продаст, – успокоил ее папа.

– И купит мне новый бинокль, – строго добавил Митёк.

– Зачем тебе два? – удивилась мама.

– А он мой уже утопил.

Алешка вдруг хлопнул себя ладонью в лоб. И я тоже – бинокль-то мы оставили в рулевой рубке буксира номер 136! И я уже открыл было рот, но Алешка меня опередил и уже спокойно сказал:

– Ничего не утопил, я его спрятал.

– Ну да, – кивнул Митёк, – на дне реки.

Алешка фыркнул и гордо вышел за дверь. Я – за ним.

И мы помчались на берег. И плюхнулись в лодку, и погнали ее к затону.

Никогда я еще так не греб. Будто за нами гналась целая стая речных акул. Или речной шпаны на матрасах.

Фу! Бинокль на месте. Так и лежит спокойненько на драном сиденье. Алешка схватил его, повесил на шею и прижал к груди.

И тут послышался какой-то ровный шум. Очень подозрительный. Мы выглянули – в затон входил небольшой открытый катер. И прошел совсем рядом с нами.

За рулем сидел матрос, а рядом с ним стоял высокий человек в кожаном пиджаке и держался рукой за край ветрового стекла. И как-то странно улыбался. Будто скалился. Будто у него было много лишних зубов. Или они были ему слишком велики.

Катер подошел к «Амелии». Тут же на ее палубе появился Толстяк.

Человек с лишними зубами, опершись на борт «Амелии», что-то сердито говорил. Толстяк виновато разводил руками.

– Черт! – выругался Алешка. – Ничего не слышно!

Да, если бы нам тогда удалось подслушать и этот разговор, все пошло бы иначе. Другим путем, не таким неожиданным и опасным.

Глава IX
Странный человек

Вечер опять выдался очень хороший. Высоко поднялась луна. Выпала роса – значит, и завтра день будет солнечный и теплый. Стрекотали всякие кузнечики, над сараем замелькали летучие мыши. Они жили на чердаке дома, и мама боялась их больше, чем лягушек. Которых, кстати, становилось в округе все меньше.

Мы заняли свой пост животами на подоконнике. В такой приятный вечер грех не подслушивать.

Было очень тихо – только что-то плескалось в бочке.

– Алешка, наверное, туда лягушек напустил, – послышался мамин голос с крыльца.

– Хорошо, что не крокодилов, – пробасил Митёк. – Я их боюсь, они кусаются.

– Кстати, о крокодилах, – вставил и свое слово папа. – Ребята мне напомнили. Вспоминается мне один жулик. Очень крупный. И безжалостный. Настоящий крокодил. У него и кличка такая была – Каркадил.

– Ты оговорился, папочка, – поправила мама. – Крокодил, а не каркадил.

– Я не оговорился. Именно – Каркадил. Когда он учился в школе, учительница на уроке географии задала вопрос: «Какие деревья растут в Африке?» Он подумал и ответил: «Каркадилы!» Так эта кличка за ним и закрепилась.

– А дальше? – не выдержал Алешка.

– Подслушиваешь? – Папа поднял голову.

– Димка тоже, – ответил Алешка.

– Врет! – возмутился я. – Я сплю.

– Он во сне подслушивает, – «поправился» Алешка. – Ну что дальше-то?

– Да ничего особенного. Стал этот маленький каркадил большим крокодилом в мире преступного бизнеса. И, как всякий преступник, был не совсем нормальным человеком.

– А в чем это выражалось? – спросил Митёк. – Он кусался?

– Он мечтал. Он мечтал попасть в Книгу рекордов Гиннесса. И много лет коллекционировал... металлические пробки от пивных бутылок.

– Во дурак! – высказался Алешка.

– Завел себе железный сундук, куда складывал свою добычу, и не расставался с ним ни на минуту. Даже когда совершал деловые поездки, всегда таскал этот сундук за собой.

– Здоровый мужик, – отметил Митёк.

– Да так себе, – сказал папа. – Сундук таскали его охранники.

– А где он сейчас? – спросил Алешка.

– Сундук?

– Каркадил.

– Сейчас он в заключении. Сидит в тюрьме. – Папа помолчал. – Но вот что интересно. Каркадил – очень богатый человек. Он не доверял свои деньги банкам и хранил их при себе. Это мы знаем точно. Но вот при обыске у него ничего не нашли. Так, какую-то мелочь.

– А сундук? – спросил Алешка.

– И сундук не нашли. Арестовали его на теплоходе, Каркадил совершал на нем увеселительную прогулку. Но сундука при нем в этот раз не было. Да и кому он нужен? С пивными пробками.

– А какой теплоход? – Алешка со своим вопросом едва не вывалился из окна. – Как называется?

– Кажется, «Иван Грозный», – припомнил папа.

– Жаль, – как-то странно, со вздохом, отметил Алешка. – Хотя...

– Все! – решительно сказала мама. – Всем спать! Без всяких разговоров.

Кто бы спорил.

Под утро мне снился какой-то хороший сон. Но Алешка не дал мне его досмотреть. Он безжалостно растолкал меня и сказал решительно:

– Собирайся!

– Куда?

– Наблюдать.

Мне это уже, честно говоря, надоело. Я так и сказал Алешке.

– А этому несчастному человеку не надоело сидеть в грязном трюме с крысами?

– Знаешь что, – сердито сказал я, – все это ерунда. Дурацкая шутка. Если бы это было всерьез, папа уже давно принял бы меры.

– А он принял, – спокойно сказал Алешка. – Я слышал, как он звонил на работу и спрашивал: есть ли сведения о похищении человека?

– И ему сказали.

– Целых пять! Один из них наш! И мы должны его освободить!

Не мальчик, а сплошной восклицательный знак!

Алешка сдернул с меня одеяло и сказал:

– Это, Дим, еще не все. Дело осложнилось. Берем с собой рогатку.

– Чаек будем стрелять? – Я снова натянул на себя одеяло: свежий воздух за окном был довольно прохладен.

Алешка не ответил: он считал стальные шарики, которые выгреб из кармана шортов.

– Десять патронов, – произнес задумчиво. – Думаю, хватит. Пошли завтракать.

Кроме рогатки Алешка захватил с собой еще и этюдник.

На этот раз в Алешкины планы не входило скрытное наблюдение. Наоборот – он установил на песчаной барже этюдник на самом видном месте и уселся перед ним на складном стульчике А я стоял рядом в виде ассистента.

Алешка работал, как мастер. Он кидал короткие, но внимательные взгляды на длинный корпус пассажирского теплохода, затем вглядывался в свой эскиз и что-то добавлял или исправлял в нем. И при этом бормотал себе под нос. Я разобрал в этом бормотанье только отдельные слова. «Иван... Иван да не Грозный... Сундук да не тот... И сколько их еще ждать...»

Часов в десять на палубу «Амелии» выбрался Толстяк. Он покидал руки в стороны и вверх, помахал ногами – ленивую зарядку сделал.

– Здравствуйте! – приветливо крикнул ему Алешка. – Не помешаем?

Толстяк недовольно обернулся:

– А... Это опять вы. Вернулись из Астрахани? Что-то больно скоро.

– Вернулись, – сказал Алешка, делая очередной мазок. – Вы соскучились?

– Вот уж не сказал бы! – откровенно признался Толстяк. – Даже наоборот – вы мне немножко надоели.

– Ничего не поделаешь, – вздохнул Алешка. С таким искренним сочувствием, что я едва не расхохотался. – Мы здесь надолго.

– Порадовал, – буркнул Толстяк. И скрылся в каюте.

Однако через час примерно он снова появился на палубе и очень недовольно проговорил:

– Вы еще здесь?

– Мы вам мешаем? – спросил я.

– У вас какие-то секреты? – спросил Алешка, не переставая увлеченно работать кистью.

Толстяк вздрогнул.

– Еще чего!

А я тоже чуть не вздрогнул – я и не заметил, что Алешка уже давно заменил на этюднике лист и теперь вовсю малюет портрет Толстяка. Конечно, если бы Толстяк этот портрет увидел, он сильно расстроился бы. Это была какая-то дразнилка. Все не очень привлекательные черты его лица Алешка сильно преувеличил: очень толстые щеки, очень тусклые и узкие глазки, очень жидкие брови. Но ошибиться было нельзя – это Толстяк. Смешной, но узнаваемый с первого взгляда.

– А что ты там рисуешь? – вдруг спросил он.

– Теплоход, – немедленно ответил Алешка. – Старый теплоход по имени «Иван».

Почему-то Толстяку это не понравилось.

– Рисовал бы лучше птичек, – буркнул он. – Где-нибудь дома.

Ага, подальше отсюда.

– Птичек у нас дома нет, – вздохнул Алешка. – Есть ручная рыба. По кличке Каркадил.

Такого я еще не видел: Толстяк подскочил на месте, и его красные щеки мгновенно побелели. И затряслись губы. Он даже заикаться стал.

– Ка-а-кой Кар-кар-кадил?

– Вот такой! – Алешка широко развел руки. – Котлеты жрет. С макаронами.

Это объяснение, похоже, Толстяка успокоило. А до меня дошло, что Алешка и рисует, и врет совершенно не случайно, а с каким-то хитрым умыслом. И вовсю тянет время. Словно кого-то ждет. Речную шпану, что ли? Не зря же он рогатку прихватил.

Но шпана в этот раз не появилась. А появился опять Зубастый Мен на катере. На нас он не обратил никакого внимания, мы потом поняли – почему, и стал грубо разговаривать с Толстяком.

– Время идет, а дело стоит. Ты думаешь, легко было разыскать теплоход?

– Вы бы лучше Криса разыскали, – буркнул Толстяк. – Тогда бы мы знали точное место на этом теплоходе.

– А я и Криса разыскал, – разозлился еще больше Зубастый. – Он далеко на Севере срок мотает. Я на него вышел, маляву ему сумел передать.

– И что он говорит? – с надеждой спросил Толстяк. – Где он прятал этот чертов сундук? В каюте? В машинном отделении? В багажном отсеке? Что он говорит?

– Ничего он не говорит! Вот, говорит, на свободу выйду, тогда скажу. А то вы без меня все Каркадиловы баксы поделите.

– Вот гад, а!

– Ищи, Веня, ищи! Как собака кость ищет! Найдешь – твои десять процентов.

– Маловато будет, – совсем как Полундра, обиделся Толстяк Веня.

– Что?! Да ты знаешь, сколько это? Тебе на три жизни хватит.

– Где уж там три, – вздохнул Веня. – Одну-то на свободе дожить...

Тут Зубастый поднял голову и увидел нас – художника и ассистента.

– А что они не работают? – опять разозлился он. – Гони их в трюм!

– Это не они, – объяснил Веня. – Мои еще не пришли. А это так... обормоты.

– Сам ты обормот! – не удержался Алешка. – А мы людоеды!

Мы сбросили в лодку этюдник и спрыгнули в нее сами. Не сообразили, правда, что догнать нас на катере – две пары пустяков.

Но погони не было. Видно, им было не до нас.

– Ты все понял, Дим? – взволнованно спросил Алешка.

Я понял, что нужно здорово работать веслами, чтобы поскорее выйти из опасной зоны. Все остальное меня сейчас не интересовало. Лешке нужны догадки и отгадки, а мне – его безопасность. И я плюхал веслами, как старинный пароход гребными колесами, – так же часто и с такой же силой.

Как в кино, промелькнули дед с удочкой, пристань «Опенки», знакомые берега. Фу! Причалили!

Алешка выпрыгнул на берег и, не дожидаясь меня, вскачь помчался к дому. Я еле догнал его уже в калитке.

Он влетел в комнату таким метеором, что папа даже подскочил на диване. И мгновенно оказался из лежачего положения в сидячем.

– Тебя какая рыба укусила? – испуганно спросил он Алешку. – Бешеная?

– Пап! – Алешка сунул ему под нос свою карикатуру на Толстяка Веню. – Пап! Это кто, не знаешь?

– Ух ты! – удивился папа. – Старый знакомый. Веня Жук.

– Знаменитый?

– Очень. Он у Каркадила в одной из его фирм работал экономистом. Денежки подсчитывал. Где ты его видел?

– А... Там, вдали. – Алешка махнул рукой. Он умел уходить от прямых ответов кривой дорожкой. – Пап, а кто такой Крыс? Нет, не Крыс. Дим, как?

– Крис, – подсказал я.

– Крис? – Папа подумал. – У моего друга овчарку так зовут.

– А если он не овчарка, то кто?

Папа припомнил:

– Кажется, у того же Каркадила одного охранника так называли. Я точно не знаю – кличка это или фамилия. А тебе зачем?

– Надо! – Алешка умеет давать и прямые ответы. На кривые вопросы.

Тут вошла мама:

– Если ты опять что-то затеваешь, Алексей, то я тебя запру в вашей комнате.

– Недельки бы на две, – мечтательно произнес папа, снова укладываясь на диван.