Текст книги "Ворюга в клеточку"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава VII
Операция «зажигалка»

– Нашел? – спросил меня Алешка.

Я молча показал ему кольцо и остатки пепельницы.

– Улики, – сказал Алешка. – Вещественные доказательства. А зажигалку-то мы упустили. Опять.

Оказывается, когда Алешка занял пост наблюдения возле ворот, нашего Шкафа там уже не было. Вместо него стоял другой шкаф. Одностворчатый. Длинный и худой. Курящий. И прикуривал он от знаменитой зажигалки обаятельного Володи. Все понятно: наш старый Шкаф продал зажигалку новому.

Задача осложнилась.

Она осложнилась еще и тем, что при ближайшем рассмотрении этот охранник оказался тем самым, с которым у нас уже был конфликт из-за Лешкиных ушей.

Но решение пришло неожиданно. Со стороны папы.

– Опять в немецкой колонии кража, – сказал он маме за ужином. – Завтра к трем часам я подъеду туда со своей бригадой. Так что обедать буду дома.

– Какое счастье, – сказала мама.

А Лешка навострил ушки. Про него наша соседка как-то, уже давно, сказала: «У вашего Лешеньки мамины глазки, но папино сердце». Интересно, а чьи у него ушки?

– Пап, а ты при мигалке приедешь? – спросил он небрежно. Незаинтересованно так. Со скукой.

– С мигалками, с вопилками, со служебной собакой по кличке Шнапс.

– Странная кличка, – сказала мама. – По-немецки «шнапс» – это водка.

– Возможно, – сказал папа. – Его подарили нам немецкие коллеги, когда мы помогли им раскрыть грандиозную кражу спиртных напитков в берлинском супермаркете.

– Пап, ты уж тогда не опаздывай, – посоветовал Алешка. – А то опять международный аванс получится. Реверанс, я хотел сказать.

– Международный резонанс, ты хотел сказать. Не опоздаю, буду в пятнадцать ноль-ноль.

В четырнадцать пятьдесят следующего дня я привычно сидел с газетой на скамейке возле детского сада, напротив ворот в немецкую колонию. И наблюдал за Алешкой, чтобы вовремя прийти к нему на помощь, если будет нужно. Но он прекрасно справился и без меня. Вот как это было.

Алешка беспечно шагал вдоль немецкого забора и трещал по его прутьям палкой. Так он спокойно дошел до будочки у ворот. Из нее сейчас же вышел охранник (одностворчатый) и нахмурился:

– А... Это опять ты? Иди отсюда. Здесь, между прочим, проходит граница между двумя государствами.

Алешка глазом не моргнул:

– А я, между прочим, нахожусь на территории своего родного государства. Куда хочу – туда иду.

– Вот и иди.

Но Алешка не пошел. Он остановился. Напротив одностворчатого. Заложил руки за спину и, глядя ему прямо в глаза, медленно проговорил:

– Один человек украл у другого человека одну зажигалку и продал ее третьему человеку.

Одностворчатый икнул от неожиданности. И спросил:

– Ну и что?

– А таких человеков, которые покупают краденые вещи, выбрасывают за границу государства. А потом их даже в патрульную службу не берут.

– Ты что! – пугливо возмутился одностворчатый человек. – Я ее нашел. В траве.

Алешка не ответил и пошел спокойно дальше, независимой походкой, треща палкой по забору. Недаром мама говорит про него: великий психолог.

Пройдя несколько шагов, он остановился и сказал через плечо:

– На зажигалке написано имя ее владельца. Не советую с ним связываться. – И пошел дальше, отсчитывая палкой прутья забора. По земле России.

Охранник, как на поводке, пошел за ним по земле Германии.

Алешка опять остановился, взглянул на часы и сказал:

– Через минуту здесь будет Интерпол. С мигалками. Знаешь зачем?

В этот драматический момент в конце улицы послышалась тревожная сирена и показалась большая черная «Волга» с многоцветной мигалкой. За ней вплотную шел милицейский «уазик».

– Ты навел? – побледнев, прошипел охранник.

Алешка смерил его ледяным взглядом:

– В траве нашел – в траву и положи.

Машины между тем свернули к воротам.

Охранник швырнул зажигалку за границу, на территорию сопредельного государства, и поспешил на свой пост.

Алешка подобрал зажигалку, я свернул газету, и мы исчезли, пока нас не заметил папа.

Операция прошла успешно.

Папа обедать все-таки не пришел. Он позвонил и сказал, что задерживается.

– До ужина? – спросила мама.

Папа помолчал, а потом ответил:

– Может быть, даже до завтрака.

Мама расстроилась, положила трубку и пошла на кухню.

– Руки мыли? Уроки сделали?

– У нас карантин, – напомнили мы.

– Если карантин, значит, руки можно не мыть?

– Уроки можно не делать.

Мама вздохнула и подошла к аквариуму. Долго смотрела в него, пытаясь разглядеть легендарного сомика.

– Как бы я хотела быть рыбкой. Спряталась бы в какую-нибудь ракушку...

– Покушала бы червячков, – подсказал Алешка.

– А потом попалась бы в невод, – добавил я.

Мама улыбнулась.

– Мойте руки и садитесь за стол.

А про розы-то мы забыли!

После обеда мы помчались к метро. Там, в переходе, продают все на свете, в том числе и розы. Охапками и упаковками.

В переходе, как всегда, было тесно. Пассажиры и пешеходы двумя встречными потоками с трудом пробирались между киосками, ларьками, стеллажами, столиками, коробками и другими торговыми точками. Не переход, не вход в лучшее в мире метро, а самый настоящий рынок.

Здесь было не только тесно, но и шумно. Говор, крики, шарканье ног. А над всем этим визгливые мелодии скрипки. Это отец Санька – дядя Степа (говорят, что так его прозвали еще в школьные годы за невысокий рост) – зарабатывал на жизнь своей далеко не виртуозной игрой. Он стоял, прижавшись к стене, в драной футболке и замызганных джинсах. С легкой небритостью на щеках и с облезлой зимней шапкой у ног. В шапке тускло блестели несколько монеток.

Время от времени в переходе появлялся Санек и, наступая на шнурки, сначала озабоченно, словно занятый важными мыслями, проходил мимо. Потом приостанавливался, возвращался назад и долго стоял с восторженной физиономией напротив музыканта. А иногда даже утирал слезу умиления. Потом шарил по карманам, находил в них «последнюю» монетку и бережно клал ее в облезлую зимнюю шапку – подавал пример бесчувственным взрослым с черствыми душами. Это был у них такой семейный дуэт.

Рядом со скрипачом дядей Степой стоял железный столик, заставленный безобразными матрешками. Они должны были изображать наши известные государственные лица. Узнать которые было невозможно. Поэтому на каждой матрешке висела бирочка с фамилией. Торговал ими пожилой дед с хмурым настороженным взглядом. В основном он молчал, но время от времени оглашал переход скрипучим призывом: «Купите Горбачева! Всего тридцать рублей!»

Это был не простой дед. Мы один раз подслушали, как папа говорил нашему участковому: «Вы, лейтенант, приглядывайте за ним. Он, кажется, наркотиками приторговывает».

А рядом с дедом стояла краснощекая девица с плакатиком на шее: «Помогите бедному животному на хлеб!» А чтобы ее никто не спутал с бедным животным, рядом с ней, пристегнутый поводком за ножку столика с матрешками, сидел громадный черный водолаз перед пустой миской и весело скалился во всю свою пасть. Ему было интересно.

А нам – нет. Мы этого водолаза насквозь знаем. Яшей его зовут. Он, кстати, хлеб не ест. И вообще нормально питается. Это просто краснощекая девица Марья себе подзарабатывает на приданое. И собака эта вовсе не ее. Она живет в нашем доме у одного коммерсанта Вадима (Вадик-гадик его во дворе зовут). Самому коммерсанту гулять с Яшей некогда, и он нанял для этого девушку Марью из Подольска. Вот она и гуляет с собакой, весь день. В переходе. Только на обед Яшу домой водит. И все довольны. И Марья, и Вадик. А больше всех Яша – интересно же в переходе. Чего только не увидишь. И скрипку послушаешь.

Алешка, вредина, конечно, и тут не удержался, чтобы не навести порядок. Когда мы проходили мимо Яши, тихонько шепнул ему:

– Яша, обедать пора.

И Яша, подхватив зубами миску, тут же рванул в сторону дома. А за ним, разбрасывая по полу матрешек, поскакал, гремя железными ножками, столик. За столиком, взвизгнув, помчалась девица Марья.

На некоторое время в переходе стало свободнее – Яша расчистил пространство. А когда отгремел и затих вдали столик, даже можно сказать, тишина воцарилась. Только визжала неутомимая скрипка.

Мы с Алешкой протолкались к цветам и стали их рассматривать. Тут было, конечно, море цветов. И роз в том числе. Всяких расцветок. Алешка выбрал большой букет, упакованный в красивый целлофан с надписью: «Поздравляю с Международным женским днем 8 Марта!»

– А других лозунгов у вас нет? – спросил Алешка. – Или в других упаковках.

– «С днем рождения!» есть, – ответила продавщица. – «С Новым годом!», «С Рождеством!».

– А попроще? – не отставал Алешка.

– А попроще – на рынок иди! – не выдержала девушка.

– Слушай, Тамара, – вмешалось вдруг лицо кавказской внешности с большими усами, – зачем человека обижаешь? Человеку помочь надо.

Как мы догадались, это лицо было хозяином «цветочной» торговой точки. Потому что бледнолицая Тамара вмиг стала такой же румяной, как и девушка Марья. И засуетилась изо всех сил. Стала перебирать стопку целлофановых оберток и вытащила разноцветный пакет с красными буквами: «На счастье!»

– Такой хорошо годится? – спросило усатое лицо.

– Такой годится, – важно кивнул Алешка. – Заверните.

– Своей девушке покупаешь, да?

– Папиной, – сказал Алешка, забирая цветы.

– Спасибо за покупку, – сказала девушка.

– Заходи, дорогой, – сказало усатое лицо.

Как оказалось, это лицо командовало не только цветами, а всем переходом. Потому что оно тут же подошло к дяде Степе. Мы, конечно, подобрались поближе.

Усатый протянул скрипачу сто рублей:

– Это тебе, дорогой. Чтобы ты тут не шумел.

Тот посмотрел бумажку на свет, сунул ее в карман.

– Ладно, завтра приду.

Усатый достал еще одну сторублевку:

– Не приходи. Никогда не приходи. Я тебе зарплату буду платить. Только не играй здесь. Покупатели тебя боятся. За деньгами можешь приходить. Только без скрипки.

– Я пацана своего буду присылать, – ответил дядя Степа, укладывая скрипку в футляр. – Вот, Санек, запомни этого дядю. Он нам должен.

Да, скрипка от слова «скрипеть». А рэкет бывает разный.

Я забрал у Алешки цветы, и мы поднялись на улицу. А тут еще одна сценка. У пивного киоска пьют пиво из банок два наших знакомых шкафа. Мы, конечно, притормозили и, прячась за букет, немного послушали.

– Не, ну ты чё мне впарил, Жлоб? – сердито говорил одностворчатый. Он, правда, своим узким лицом был больше похож на хорька, чем на шкаф. И фамилия у него, как мы узнали позже, была подходящая – Хорьков. – Ты знаешь, чья это цацка? Мента. Полковника. Он вчера на территорию заезжал.

– Ну? – испугался Жлоб. – За ней, что ли?

– Да нет. У фрицев опять что-то сперли. Тебя еще не трясли?

– Не моя смена была.

– Все равно потрясут.

– А нам что? Наше дело – порядок на территории. А чего у них птички из окон воруют – нас не касается.

– Эх! – усмехнулся одностворчатый Хорек. – Поймать бы эту птаху, да?

– А ты Модесте посоветуй, – усмехнулся Жлоб, и они пошли за новым пивом.

А мы пошли домой, еще не догадываясь, что очень скоро некоторые загадочные события заставят нас вспомнить этот разговор.

Но эта встреча оказалась не последней. Уже подходя к нашим домам, мы увидели впереди другую знакомую парочку. Это были рекордсмен Акимов и бывший скрипач дядя Степа. Они очень бурно дружески беседовали.

Мы пристроились сзади и прислушались.

– Не, Вовик, – горячился дядя Степа, все время поправляя скрипку под мышкой. Потому что размахивал руками. – Не, ну ты как ребенок!

– Степан Фомич, у меня же не было достоверной информации, – словно оправдывался Акимов. – И потому вероятность ошибки превысила номинал.

– Превысила, превысила! Сам все так здорово придумал и сам все так испортил.

– Ну почему? Эксперимент, можно считать, удался...

– Удался! – язвительно передразнил его дядя Степа и снова подкинул сползающую по боку скрипку. – Здорово удался! Теперь на серванте ничего не заваляется. И окошки – на запор! Академик! – И он далеко плюнул в огорчении.

Они свернули на боковую пешеходную дорожку к универсаму, и мы не решились идти за ними.

Да и незачем. Все стало ясно. Почти. Академик и слесарь. Сообщники.

Глава VIII
А вот и карлсон!

– Какая прелесть! – сказала мама, принимая букет. – Неужели мне? Какие вы молодцы!

– Это не мы, – признался Алешка. – Это папа велел. Чтоб ты в рыбку не превратилась.

– Мог бы и соврать, – посоветовала мама.

– Я честным людям не вру, – серьезно ответил Алешка. И добавил: – Все равно б ты узнала.

Мог бы и не добавлять.

До вечера ничего особенного не произошло, даже как-то скучновато стало. И когда пришел папа, мы на него, конечно, насели. Прямо в прихожей.

– Как там у тебя с клетчатой совой? – поинтересовался Алешка. – На территории Германии.

– На территории Германии произошла еще одна кража. – Папа пошел в ванную мыть руки. А мы стояли в дверях и слушали. – У владельца фирмы «Континент». – Папа перебрался на кухню и сел ужинать.

– А чего у него украли?

– Вы дадите отцу спокойно поесть? – возмутилась мама.

– Как бы я хотел стать мишкой косолапым, – вздохнул папа.

– Зачем? – удивилась мама.

– Завалился бы в берлогу месяцев на пять. Сосал бы себе лапу и смотрел веселые сны. – И без всякого перехода добавил: – Украли у него немного денег, которые лежали в вазочке, и саму вазочку тоже.

– Это не сова, – сказала мама. – Это могучий орел.

– Я тоже так думаю. Вазочка довольно тяжелая. Как моя пепельница.

– Кстати, спасибо за цветы, – сказала мама.

Почему «кстати», подумал я. А потом догадался: по ассоциации. Вазочка – цветы.

– Мы консультировались у орнитологов, – продолжил папа. – Они утверждают: вполне возможно, что какая-то крупная птица, удравшая из зоопарка или из цирка, таскает блестящие вещи. Это случается в природе. Но почему эта птица повадилась воровать именно в немецких домах?

– А может, она удрала из немецкого зоопарка? – предположил Алешка.

– Здравая мысль, – кивнул папа. – Тоскует по родине. Мы посоветовали жильцам не держать окна открытыми. Но в такую жару... Кстати, – вспомнил он, – вы нашли владельца зажигалки?

Почему «кстати», опять подумал я, но ответа не нашел.

– Нашли, – сказал Алешка. – По объявлению приперся.

– Вознаградил? – папа отставил кофейную чашку и стал набивать трубку.

– Ага! – засмеялся Алешка. – Черствую шоколадку притащил.

– От нее даже Норд отвернулся, – добавил я. – Облаял и отвернулся.

– А при чем здесь Норд? – спросила мама, собирая посуду.

Мы пропустили вопрос мимо ушей. Мама собралась его повторить, но тут зазвонил телефон. Это Ленка звонила:

– Дим, еще один про зажигалку спрашивал.

– Тоже Акимов? – вздохнул я.

– Конечно. Вы объявления не содрали?

А мы про них совершенно забыли. Все-таки много нечестных людей в нашем районе водится.

Только я положил трубку, как телефон зазвонил снова. Теперь – папе.

– Да, – сказал он, – Оболенский. – Послушал. – Вот так, да? А где она находится? Что за документ? Контракт? Это уже серьезно. Хорошо, я завтра с утра подъеду. – Папа положил трубку.

– Сова? – спросил Алешка, который во все время разговора торчал рядом и внимательно прислушивался.

– Кто ее знает, – папа поскреб макушку. – Может, и сова. А может, и крокодил.

– А чего сперла?

– Вот это-то и странно. Пропали очень важные финансовые документы. Если их не найти, фирма потерпит большие убытки. Так, во всяком случае, заявил потерпевший.

– А зачем сове эти документы?

– Странно не это. Странно, что документы пропали в фирме «Континент».

– Да, – сказал Алешка. – Какая-то зловещая паутина по углам. Неужели мы с тобой ее не распутаем?

– Тебе это надо? – не выдержал я. – Сколько можно? Мне надоело!

– Спокойно, мадам, спокойно, – сказал Алешка. – Поезд все равно уже ушел.

Это точно. Не остановишь.

Как-то на даче, Алешка еще совсем маленький был, мама про него сказала: «Упрямый, как муравей». Верно подмечено: лезет и лезет на травинку. Его что-нибудь стряхнет, он придет в себя, усиками подвигает и опять лезет. Мамины глаза, папин характер. Все время видит непорядок и все время его устраняет. Справедливость любит. Впрочем, ее все любят. Да не больно любят за нее бороться. А уж этот... Он даже за столом в наши тарелки заглядывает – не положила ли мама ему повкусней и побольше? Попробовала бы она!

– Папе надо помочь? – спросил Алешка. – Согласен? Ты словами скажи, что ты головой мотаешь?

– Ну, согласен.

– Тогда иди к нему сейчас и задай два вопроса. Что это за контингент такой...

– «Континент», – машинально поправил я, на что Алешка не обратил никакого внимания.

– ...И кто в этом контингенте самый главный? Все понял? Запомнил? Или повторить?

Мне захотелось от души щелкнуть его в лоб. Но он взглянул на меня такими ясными глазами, что я молча сунул ноги в тапочки и пошел к папе. Вот так я точно сейчас щелбан в лоб схлопочу.

– Ты чего не спишь? – спросил папа, отрываясь от своих бумаг.

– Думаю. Про этот «Континент». Он чем занимается?

– Скорей бы карантин кончился, – вздохнул папа. – Пончики выпускает. Горячие. Очень вкусные, кстати.

– Надо попробовать.

– Попробуйте... Кстати, хорошие цветы купили. Молодцы.

Далось им сегодня это «кстати».

– Мы еще и столик опрокинули. Собакой.

– Не говори загадками – поздно уже.

Я рассказал. Папа усмехнулся:

– Поторопились вы. Его скоро арестуют.

Я рассказал и про Санькиного папашу.

Папа сначала улыбнулся, а потом нахмурился.

– Санькин папаша – Степан Фомич – очень хороший специалист в очень редкой области. Только он теперь никому не нужен.

– А чем он занимался?

Я нарочно отвлекал папу этими расспросами, чтобы он не заметил главного вопроса. Алешкин, кстати, метод.

– Они выпускали какую-то тончайшую, но очень прочную пленку. И очень нужную. Особенно в космических исследованиях. Такой пленкой можно покрыть хоть весь космический корабль. И его не надо красить. Эта пленка намертво прилипает к любой поверхности. Она не ржавеет, не пропускает радиацию. А Степан Фомич занимался обслуживанием этой установки. Таких специалистов у нас раз-два и обчелся...

Да, с горечью подумалось мне, и такой человек в переходе на гармошке да на скрипке играет.

Папа еще много чего интересного рассказал, я даже забыл, зачем приходил. А потом вспомнил и, уходя, уже в дверях спросил:

– Пап, а кто этой фирмой командует? Этим «Континентом».

Папа машинально ответил, уже углубившись в свои бумаги:

– Отто Земан. Тот самый, у которого кража была в квартире. – И дал мне понять, что не так-то прост: – Ты затем и приходил?

Когда я вернулся, Алешка, вредина, уже крепко спал. Я разозлился и проворчал:

– Сейчас как разбужу его!

– Попробуй только, – проговорил Алешка ясным голосом. – Я и так все слышал.

Нам нужен был юный Хофман. Мы смело подошли к знакомому охраннику (который Хорек) и прямо сказали ему:

– Хофмана позови.

– Они шашлыки жарят, – с завистью сказал он. – Под деревьями.

И мы в самом деле увидели в дальнем конце колонии легкий дымок. И пошли туда.

У самой ограды, там, где она ближе всего подходила к парку, стояла высокая кирпичная печь. А рядом с ней – большая беседка, подставка для мангала и два худосочных дерева с десятком листьев.

Иногда по субботам немецкие семьи со своими детьми разжигали эту печь и жарили там мясо. А потом накрывали в беседке стол и веселились вовсю. Но не очень громко. Зато очень культурно.

Несчастные люди. Наверное, это жалкое удовольствие было для них радостным событием. Как же – почти на природе жарят мясо и едят его почти на свежем воздухе, как далекие старинные предки. Убили в лесу оленя, зажарили его на костре...

Алешка, когда это видел, всякий раз морщился от сочувствия. Мы-то с папой испытали все это на самой взаправдашной дикой природе. Сами охотились и ловили рыбу, сами готовили и сами ели. А вокруг нас был настоящий дикий лес, а чуть поодаль сонно дышало настоящее дикое море. А после ужина мы не шли в душные квартиры, обмениваясь радостными возгласами, а забирались в палатку и засыпали, слушая, как тревожно шумят над нами деревья, как плещет в море громадная треска, как воет где-то в лесной болотистой чаще одинокий волк.

...Юный Хофман сидел со своими родителями и старшим братом в беседке и аккуратно наворачивал шашлычок. Не стаскивая со свистом куски горячего мяса с шампура, не вымазываясь до ушей мясным соком и кетчупом, а аккуратно, даже не звякая ножом и вилкой, разрезал их на тарелке на маленькие кусочки и отправлял их в рот. И каждый раз после этого промокал его салфеткой.

– Во дают! – расплылся в улыбке Алешка. – Дикари!

Клаус увидел нас, привстал и что-то сказал пожилому седому дядьке – отцу, наверное. Тот подумал и кивнул.

Клаус аккуратно положил приборы на тарелку, опять вытер рот, вышел из-за стола и подошел к ограде.

– Привет, – сказал Алешка. – Приятного аппетита.

– Данке, – поблагодарил Клаус. – Что нужно делать?

– Поговорить.

– Сейчас не можно. Сейчас надо кушать.

– Хоккей, – сказал Алешка. – Приходи на скамейку. Вместе с Рексом.

– С Максом, – уточнил маленький немец. – Рексу не можно гуляйт. Очень большой жара.

– Во дикари! – опять развеселился Алешка, когда мы отошли от забора. – Собачке жарко.

Мы уселись на скамейке и стали ждать немецких братьев. Они вскоре подошли, но сразу же предупредили, что могут уделить нам всего пятнадцать минут. Им нужно отдыхать.

– Еще одна проблема? – спросил Макс.

– Мы, кажется, нашли ваши вещи. И скоро принесем, – сказал я. – Их взяли у вас по ошибке.

– Как это? – удивился Макс. – Хотели взять одни вещи, а взяли другие? Так это?

– Нет, – пояснил я. – Хотели взять у одного человека, а взяли у другого. И мы знаем, где они.

– Мы очень благодарны вам, – обрадовался Макс. – И будем вознаграждать.

– Спасибо, не надо, – поспешил Алешка, видимо, вспомнив черствую шоколадку.

– А что вы хотите?

– Мы хотим знать, кто такой господин Отто Земан.

– Вы ему тоже хотите помогайт? – чуть заметно скривился Макс. – Вы тоже его вещи нашли?

– Еще нет, – сказал Алешка. – Но найдем. Если вы нам поможете.

Судя по кислым лицам братьев, они почему-то не горели желанием помочь Отто Земану.

– Он не очень хороший человек, – наконец сказал Макс. – В Германии у него были проблемы с полицией.

Они, похоже, будут у него и здесь, подумал я.

– Господин Земан, – продолжил Макс, – делает в России бизнес. Но не всегда корректно.

Правильно: что по-немецки «не корректно», то по-нашему – жулик.

– Я немного знаю его бизнес, – завершил Макс, – но я слышал, что один русский специалист очень обижался на господина Земана.

– А за что? – спросил Алешка.

– Я не знаю. Предполагаю, что он обманул его. Земан это может. Но, извините, нам пора. Если вы найдете наши вещи, это будет большой радость в наш дом. И крепкий дружба наши народы.

Тут мы даже загордились.

Мы пошли домой пообедать – эти фальшивые немецкие шашлыки на душном воздухе заставили нас проголодаться. А по дороге встретили Ленку и Норда.

– А мы у Акимова были, – сообщила Ленка. – Он Норду маникюр сделал. Классно!

Все-то он успевает!

Мы осмотрели лапы Норда, все по очереди, и передние и задние. Он с готовностью нам их подавал, будто хвастаясь своими новыми когтями.

– А чего же не покрасил? – недовольно спросил Алешка. – Была бы у тебя собака с красными или зелеными когтями. Жуть!

– Вот именно, – сказала Ленка. А Норд заскулил – ему, видно, эта идея с цветными когтями по вкусу пришлась. Не то что ржавая шоколадка в белых пятнах.

– А какой у него аквариум! – добавила Ленка. – Волшебный! С такими рыбами!

Тут Алешка ткнул меня локтем в бок. Это значит, он что-то придумал.

Мы быстренько попрощались и побежали домой.

Мамы дома не было, и мы могли спокойно обсудить наши дела. Но Лешка тут же схватил телефонную трубку. А я – параллельную. Чтобы не отстать от развития событий.

– Санек, привет! Батя дома?

– Чей?

– Бонифация! – разозлился Алешка.

– А я знаю?

– Твой батя! Детина!

– Не-а! Поехал скрипку продавать.

– Тогда отвечай: кто такой Академик?

– Не знаешь, что ли? Дядя Володя.

– Акимов?

– Ну! А сам спрашиваешь! Я ж тебе говорил. Он все время чего-то изобретает, а батя ему все время чего-то помогает.

– И над чем они, батенька мой, сейчас работают? – важным тоном великого ученого вопросил Алешка.

– Не твой батенька, а мой, – поправил его Санек. – Это тайна! Я тебе ее ни за что не открою!

– А за что откроешь? – деловито уточнил Алешка.

– За твой плейер.

Вымогатель! Весь в папашу Степу!

Но Алешка глазом не моргнул, согласился без слов.

– Только сначала – стулья, – вспомнил Санек известную формулу.

– А вот фиг! Может, они мясорубку изобретают. Сравнил с плейером!

Санек немного подумал, потом спросил:

– Но честно? Отдашь? Смотри! – И прошептал в трубку: – Они самолет строят...

Алешка потерял дар речи. Санек воспользовался:

– Леха, и две кассеты в придачу.

– Заходи как-нибудь, – Алешка положил трубку. – Дим, где твой плейер?

– Ты, кажется, о своем договаривался? – ехидно спросил я.

В ответ – ледяной взор, руки в боки, хохолок на макушке – дыбом.

– Чудной ты, Дим. Твой же давно испортился, а мой еще нет.

Тоже хорош! Я так ему и сказал. Только немного другими словами.

– Чудной ты, Дим, – повторил Алешка. – Детина.

И он сел на тахту, подтянул колени к груди, обхватил их и задумчиво произнес:

– Значит, их целая шайка. И они готовят ограбление века. Сова по кличке Карлсон – это их эксперимент. Теперь они достроят свой самолет и украдут что-нибудь большое.

– Царь-пушку, например.

– Зря смеетесь, сэр. Папа говорил, что в одном Дрездене украли целый памятник. – Он соскочил с тахты. – Идем к Акимову. Я все продумал. Мы сначала ему зубы будем заговаривать. Про рыбок, про зажигалку. А потом как бахнем кулаком по столу: «Признавайтесь! Нам все известно! Отдавай Фофанам все, что твоя Сова Карлсон у них утащила!»

– А он нас спустит с лестницы.

– Ничего, – отмахнулся Алешка. – Он на втором этаже живет.

– Ну просто выгонит.

– А мы вернемся и скажем, что сообщим в милицию.

– Может, с этого и начать?

Алешка вздохнул, покачал головой:

– Мне его почему-то жалко. – Так чье у него сердце – папино или все-таки мамино? – Мне кажется, он не нарочно.

Ни фига себе! Не нарочно! Не нарочно достал где-то какого-то ручного Карлсона, не нарочно обучил его и не нарочно с такой изобретательностью обокрал несколько квартир, да еще и офис.

– У него глаза грустные, – сказал Алешка.

Серьезный довод! А если он со своими грустными глазами додумается весь город взорвать? А мы заявим: он не виноват, у него грустные глаза!

– Дим, жулики разные бывают, – терпеливо продолжал Алешка. – Деточкин чужие машины угонял. Может, и Акимов такой же.

В общем, не переспорил я его. Согласился. Только решил взять с собой на всякий случай газовый баллончик. Он все равно не работает. Как и мой плейер. Похоже, его по ошибке какими-то духами зарядили.

Пока я его искал по всей квартире, Алешка все поглядывал на аквариум. И даже сообщил мне как великую тайну:

– Дим, я, кажется, сомика видел. Он два раза хвостиком вильнул.

– Ага, вильнул. «И ушел в глубокое море». Как золотая рыбка.

Алешка не обратил на мою иронию никакого внимания:

– Где у тебя телефон Акимова?

Он набрал номер и сказал:

– Здравствуйте, Владимир Иванович Акимов. Мы нашли вашу зажигалку. Не за что. Какие пустяки. Да, спасибо, мы можем зайти на минуточку. Нам надо с вами посоветоваться. Про рыбок в аквариуме.

Алешка положил трубку и повернулся ко мне:

– Ты все запомнил, Дим? Я его отвлекаю рыбками. Дурацкими вопросами. А когда он расслабится, ты как брякнешь: «Где золото и деньги? А ну выкладывай!»

Мне показалось, что такие слова Акимов может понять совсем по-другому.

– Вдруг он решит, что мы решили его ограбить?

– Какая разница? – Алешка пожал плечами. – Он растеряется и выложит награбленное.

Папино все-таки сердце. Милицейское.

Баллончик я почему-то нашел на мамином столике, среди всяких красок для лица.