Текст книги "Говорящий тайник"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Валерий Гусев
Говорящий тайник

«И вот в один прекрасный день…» Я заметил: многие книги так начинаются. И сразу же становится ясно, что этот самый прекрасный день закончится вовсе не так, как хотелось бы и как он обещал.

Наша история в этом смысле исключением не стала.

Сейчас, когда все трудности, опасности и загадки со всеми тайнами остались где-то позади, в прошлом, я стараюсь вспомнить: а с чего это все началось? Снежная королева? Чук и Гек? Жестяная коробочка из-под папирос? Или коварный Карлсон?

Впрочем, началось все очень просто… В один прекрасный день.

…В нашей семье есть традиция. Незадолго до Нового года, когда на балконе уже дожидается своего часа зеленая елка, мы… Нет, мы не ходим в баню и не летаем в город на Неве. Мы садимся пить чай с мамиными плюшками и смотреть по видаку очень старый и очень добрый фильм «Чук и Гек». Этот фильм – он настоящий новогодний. В нем – далекое путешествие и смешные приключения, волшебный зимний лес и добрый Дед Мороз в виде сурового сторожа, пушистая таежница-елка. В нем вообще много хорошего и полезного. Например, он не советует детям врать и выбрасывать в окно важные телеграммы.

Алешка больше всех нас любит этот фильм и рассказ Аркадия Гайдара, по сюжету которого он сделан. Ему очень нравятся шустрые братья. Наверное, потому, что он и сам такой же шкодник. Правда, телеграммы он в окно не выбрасывал, но и на его счету много таких «подвигов», что мало никому не показалось. Но я не буду сейчас об этом вспоминать. Тем более что не раз уже об этом рассказывал.

…И вот, в один прекрасный день, когда за окном в синем небе запорхал белый снег, мы досмотрели фильм и доели плюшки. Мама собрала посуду и отнесла ее на кухню. Папа ушел в свой кабинет звонить на работу, а Лешка придвинулся ко мне и задумчиво прошептал:

– Дим, а может, она до сих пор так и лежит под снегом?

– Кто? – удивился я.

– Ну, эта коробочка, с телеграммой.

Я попробовал его убедить:

– Леш, во-первых, это рассказ. А во-вторых, подумай, столько лет прошло, и никто эту коробочку до сих пор не нашел.

– Потому что никто не искал.

Ну вот и спорь с ним. Больше я не стал ему ничего объяснять, а только хмыкнул. И очень жаль. Если бы я кое-что объяснил Алешке, наша жизнь пошла бы другим путем. Ну, не совсем другим, а просто обошла бы сторонкой такие приключения, которых лучше бы и не надо. Это как раз тот случай, когда из-за неразумной мелочи получаются большие проблемы…

Глава I Без двадцать восемь

Это зимнее утро было очень хорошее. Не школьное такое. Субботнее. И солнечное. За окном, пригревшись на тополе, чирикали воробьи. На подоконнике, снаружи, лежал и посверкивал еще чистый снег. Между деревьями синело небо. И никто в нашей дружной семье еще не знал, что в это хорошее солнечное утро начали возникать нехорошие мрачные события. Они отдаляли нас от спокойных семейных и школьных берегов и увлекали в неизвестную и опасную даль.

Сами по себе всякие события – я давно уже это знаю – не возникают. Они где-то таятся, дремлют и ждут. А потом кто-то дает им толчок под какое-нибудь место. И вот – нате вам – зашевелились события, стали развиваться, не остановить.

Толчок неожиданным событиям в нашей дружной семье обычно дает Алешка, мой младший неугомонный брат. Он человек хоть и юный, но очень многосторонний. С одной стороны, он деловой и практичный. Если уж за что-нибудь взялся, то обязательно своего добьется. Он мог построить самолет и полетать на нем. Мог, если очень надо, угнать пассажирский состав, а заодно и подъемный кран. Мог отыскать клад и избавить старинный замок от привидений. А с другой стороны, Лешка наивный и романтичный. Он до сих пор верит, что грибной дождь – это когда грибы сыплются с неба. А однажды, когда он еще ходил в детский сад, принес домой целый карман мелких камешков и похвалился: «Это мой кусочек дороги». Кстати, эти камешки до сих пор хранятся у него в столе, в коробочке от плавленого сыра «Виола». С еще одной стороны, Лешка очень доверчивый, как и всякий третьеклассник. А с еще другой стороны, он ничего не принимает на веру без проверки. Алешка, например, не согласен, что наша Земля – круглая. (Я, признаться, хоть и дошел успешно до девятого класса, тоже не очень-то в это верю.) Но Алешка не верит и в то, что Земля стоит, по мнению древних мудрецов, на трех китах.

– Представляешь, Дим, – возмущается он, – сколько этим китам жрачки надо? И кто их там кормит? Они же не в зоопарке! Но, воще, Дим, мне больше нравится, что на китах. А не вертится она среди космоса одна-одинешенька. Даже ее немного жалко, скажи, Дим? С китами хоть поговорить можно. Стоят они себе и улыбаются своими большими китовыми зубами. – Ну а дальше он понес полную несуразицу: – А как, Дим, они ударят хвостами – сразу Земля вздрагивает и начинается землятрясение. – Он до сих пор говорит «землятрясение». – А как свои фонтаны выпустят, так нахлынет наводнение. Вздохнут погромче – ураган получается. – И пошло-поехало. Такая вот у него логика.

Папа как-то сказал, что логика бывает разная: нормальная, женская, мамина. А особая – это Алешкина логика.

Впрочем, скажу наперед, что самая нелепая Лешкина логика порой оправдывается так сильно, что лучше бы он ошибся. Скоро вы в этом убедитесь.

При всей своей недоверчивости к бесспорным фактам, Алешка твердо верит печатному слову. Не газетному вранью, конечно, а книгам хороших авторов. Впрочем, плохих он не читает. Один раз попробовал почитать детектив одной знаменитой авторши, которая пишет по двадцать романов в год, – и тут же отложил книгу.

– Дим, что-то я не понял. Она написала: «Марк хлопнул дверцей и уехал на глазах соседей». Я подумал, что он на машине уехал, а он, оказывается, уехал на глазах соседей. – И невинно похлопал своими синими хитрыми глазами.

Он прав, конечно. И наш Бонифаций (учитель литературы) тоже говорит, что если автор небрежен в деталях, то ему нельзя верить и в главном. Я тоже как-то попробовал читать одного детективщика и сразу обалдел. «Он проснулся и впрыгнул в сапоги». Круто, да? Мальчик-с-пальчик какой-то. А еще он написал, что «Фортуна повернулась к нему лицом, чтобы показать свой зад». Я бы на месте этой Фортуны на него обиделся.

Вот и верь таким писателям. Но вот с очередных «верить – не верить» и началась эта опасная история. Давно известно, что необычные события начинаются с самых обычных дел…

Напомню: в один прекрасный зимний день мы сидели на кухне и мешали нашей маме готовить обед.

Когда мама готовит, она слушает нас вполуха, смотрит вполглаза и говорит невпопад. Она вся в кастрюлях и в сковородках, она вся на плите и в духовке, а тут еще и Алешка со своими неожиданными и нелепыми вопросами. Которые у него тоже возникают от задумчивости.

– Это кто? – задумчиво спрашивает он.

Хороший вопрос, да?

– Где? – уточняет мама, пробуя на вкус горячую воду из кастрюли.

– В школе.

– Откуда я знаю? – Мама смахивает с разделочной доски в кипящую воду нарезанную капусту, помешивает, принюхивается, опять пробует, задумчиво хмурится.

Неплохо поговорили, да?

– А это что будет? – опять спрашивает Алешка.

– Наверное, это будет борщ. – Мама переворачивает на трещащей сковороде котлеты. – Не толпись под ногами.

Тут она права. Когда Алешка рядом, то кажется, что Алешек целая стая. И все они одновременно щебечут и тусуются. И толпятся под ногами.

– Тетя Зина, – ябедничает с удовольствием Алешка, – говорила другой соседке, что у тебя борщи и котлеты получаются лучше, чем твои дети.

Тетя Зина все время завидует нашей маме. Она хочет стать такой же красивой и так же хорошо готовить.

– Откуда ей знать? – задумчиво удивляется мама. – Детей у нее нет, борщ она никогда не варит… А если…

Но Алешка не дает маме развить ее мысли. Он уже, как воробей, перескочил на другую ветку.

– Мам, а кто такой Непруха?

– Непруха? – мама осторожно сняла губами с ложки кусочек разваренной капусты, попробовала, покивала сама себе, окунула ложку обратно в кастрюлю. – Непруха? Плохо помню. По-моему, это какой-то древний поэт. Не то украинский, не то белорусский. Или художник. Кажется, польский. А тебе зачем?

– У нас, мам, в школе новый учитель возник. Его в Димкином классе Непрухой прозвали.

– Это другое дело, – терпеливо ответила мама, снова переворачивая зарумянившиеся котлеты. – Тогда это не белорусский композитор. И не польский поэт. Непруха – это невезучий человек. У которого бутерброд всегда падает на пол маслом вниз.

– А у него, мам, бутерброд всегда падает маслом на брюки.

– На чужие? – мама выключает газ и вытирает руки.

– А я знаю?

– Большая разница.

– Конечно. На чужие лучше.

– Смотря на чьи. У тебя все?

– А в нашем классе новенькая.

– Симпатичная? Или тоже Непруха?

– Еще не знаю. Зато говорит смешно. «Дорлога. Урлок. Дурлак».

– Дурлак это кто?

Алешка кивает:

– Лефка.

– Я так и знала. Обижал? Передразнивал?

– Еще чего! Я за нее заступился. Это Диакеза ее дразнил. Ворлоной назвал. А я ему зато в компот чихнул.

Диакеза тоже в нашем доме живет и с Алешкой в одном классе учится. Когда он был маленьким и вредным, то очень гордился какой-то своей загадочной болезнью. «У меня – диакеза», – хвалился. Все ему сочувствовали, и никто не догадывался, что это просто диатез, прыщики по телу. Так он вредной Диакезой и остался. И отец у него такой же вредный. Он бизнесмен. Жулик, говорят про него наши пенсионерки. И прозвали его Скарлатиной. Потому что он никогда не здоровается, всегда свой джип на газон ставит и старается проехать по луже так, чтобы обязательно кого-нибудь обрызгать грязной водой. В общем, Скарлатина. Вот только я не знаю, как ихнюю маму прозвали. Корью, что ли? Мы ее ни разу не видели – она все время «фитнес принимает».

– Лефка дурлак! – возмутилась мама. – Подрались?

– Нет. Он мне тоже в компот плюнул – и все! Мам, а знаешь, у этой Маринки какая фамилия? – И Алешка выпалил то, с чего все и началось: – Серегина!

– Ну и что?

– Не помнишь? – изумился Алешка. – Ты Серегина не помнишь? «Жил человек в лесу, возле Синих гор». – Это он процитировал первую фразу из фильма и из рассказа «Чук и Гек».

Но мама не обратила на это никакого внимания. И напрасно. Если бы обратила – многого можно было избежать, всяких опасностей и волнений. Мама отлила из кастрюли в другую кастрюльку свой свежесваренный борщ и сказала:

– Отнесите дяде Федору.

Это мы с удовольствием.

Дядя Федор – наш любимый сосед. Не то что тетя Зина. Он очень добрый человек. И немного одинокий. Родственников у него нет. Кроме белой собачки и черного кота. Кота почему-то он зовет Шариком, а собачку Мурзиком. Он подобрал их на помойке.

Мы любим носить дяде Федору мамин борщ и котлеты. Не знаю, догадывается она или нет, что дядя Федор честно делит обед на троих – как не поделиться с друзьями такой вкуснотой, говорит он при этом.

Вообще, дядя Федор – он не дядя Федор. Никто не знает, как его по-настоящему зовут. Дядей Федором его в нашем дворе прозвали. Во-первых, потому что он очень добрый, а во-вторых, потому что круглый год ходит в зимней шапке. Одно ухо у нее висит, а другое торчит – со стороны очень похоже на симпатичного Шарика. Но Шариком его никто не называл. Дядя Федор был отличный автомеханик и никогда не проходил мимо, если у кого-нибудь из нашего дома вдруг не заводилась машина. Однажды, когда он помогал еще одному нашему соседу и они оба согнулись над капотом, мимо проходил отец Диакезы и презрительно бросил:

– Посторонись, Шарик!

Наш другой сосед – он артист цирка и швыряется там здоровенными гирями – выпрямился во всю свою высоту и ширину и грозно сказал:

– Какой он тебе Шарик? Ты на себя давно в зеркало смотрел? Скарлатина!

Скарлатина промолчал (или промолчала?) и впредь тоже помалкивал.

…Дядя Федор разлил борщ в три миски и похвалил:

– Знатный борщец! В нашем микрорайоне никто такой не варит.

Нам было приятно. Особенно Алешке. Они с дядей Федором большие друзья. И чем-то похожи друг на друга. Вот наш Алешка до сих пор путает числа месяца и дни недели. Спросишь:

– Алеш, какое сегодня число?

– Четверг. Или октябрь.

– А день недели?

– Двадцатое.

Он иногда даже имена и фамилии местами путает, даже свои. Спросят его:

– Как тебя зовут?

– Оболенский.

– А фамилия?

– Алексей.

А у дяди Федора другая странность.

Спросишь:

– Когда вы придете?

– Без двадцать восемь.

– А который час?

– Без пятнадцать пять.

И я не очень удивился, когда дядя Федор доел борщ и помыл кастрюльку, а Лешка спросил его:

– А можно я с вами покатаюсь?

– А то!

Глава II Безголовый таракан

Дядя Федор теперь пенсионер и подрабатывает на своей старенькой машине. Как таксист. И пассажиры у него тоже, как правило, пенсионеры. Они справедливо полагают, что такая поездка будет им по карману. Не будет же пенсионер драть с пенсионера.

Гаишники машину дяди Федора не останавливают. Во-первых, он ездит очень спокойно, соблюдает все правила, а во-вторых, инспекторы боятся его тормозить – вдруг эта старая развалина остановится навсегда и уже не тронется с места. В Москве и так пробок хватает.

И вот Алешка стал каждый день ездить с дядей Федором по Москве. И обычно он садится на переднее сиденье.

– Не возражаете? – вежливо спрашивает при этом дядя Федор очередного пассажира. – Внучек мой. Приучается.

Никто не возражает. Сначала. А потом… Потом Алешка, тоже из вежливости, заводит с пассажиром серьезный научный разговор, чтобы тому не было скучно.

– А вы знаете, что клопы могут десять лет жить без пищи? Зато уж потом как набросятся!

– А тараканы? – неосторожно спрашивает пассажир.

– Так себе. Они без еды живут всего один месяц. Зато без головы могут жить несколько недель. А потом умирают от голода – есть-то им нечем. Не верите? У вас есть тараканы? Нет? Жалко. Ну так и быть, я вам подарю своего ручного. – И Алешка лезет в карман за спичечным коробком, в котором кто-нибудь шебуршит. – Вот, вы можете проверить. Откусите ему голову и посадите в миску. Чтобы не удрал…

– Остановитесь здесь, пожалуйста, – просит почему-то пассажир. Наверное, ему не хочется кусать таракана за голову. Даже ручного.

– Мы же еще не доехали, – говорит дядя Федор.

– Ничего. Я лучше пешком дойду.

Вот так они и катались по Москве. А время шло. Близился Новый год. Москву засыпало снегом. Он быстро темнел от всяких выхлопов и реагентов и только во дворах и в скверах оставался пока белым и чистым.

Вот тут и началось! После очередной поездки Алешка ворвался в квартиру как ураган и, не раздеваясь, поставил кассету с «Чуком и Геком». И прилип к экрану. И завопил:

– Точно, Дим! Вот этот дом Серегиных. Вон шары на тумбах, лестница к подъезду! И совсем рядом – на Ленинском.

Тут только до меня дошло, что он искал по Москве тот самый дом, из окна которого вылетела жестяная коробочка с телеграммой. Наивняк березовый!

…А время шло. Близился Новый год. В школе началась суматоха. Заканчивалось полугодие, школа готовилась к новогоднему вечеру. В актовом зале уже стали появляться бумажные снежинки на окнах; Снеговики, Деды Морозы, Снегурочки и зимние зверушки – на стенах. В центре зала наш завхоз уже освободил место для елки.

Алешкин класс решил к празднику поставить «Снежную королеву». Бонифаций – наш учитель литературы и режиссер всех постановок – переделал им пьесу на школьный лад. Получилось здорово. Коммерции советник – вылитый директор, Снежная королева – наш завуч, ледяная такая дама, а маленькая разбойница – это Любаша, их учительница. Ее все так зовут, потому что в Алешкином классе она самая маленькая. Но характер у нее – разбойный!

Как мне рассказал Алешка, кастинг в их классе прошел нормально. Распределили все роли. Только Снежную королеву никто не захотел играть. В этом возрасте детишки очень откровенные и свои симпатии и антипатии выражают прямолинейно.

В общем, роль королевы досталась новенькой – Маринке Серегиной. Но когда пошла первая читка пьесы, наш главный режиссер Бонифаций застонал, как от боли:

– Ну какая это Снежная королева! Это нежная королева! Так не пойдет!

Решение проблемы нашлось. Бонифаций внес некоторые поправки в пьесу.

– Живой королевы не будет! Королевой будет кукла. Мы нарисуем ледяной дворец, и в глубине сцены, освещенная ярким прожектором, она будет смотреться прекрасно – сказочно и загадочно. У кого есть подходящая кукла?

– У меня, – сказала Серегина. – Я завтра принесу.

И принесла.

– Кукла, Дим, – сказал Алешка, – крутая! Вся из себя. Вся такая побелевшая красавица! Здоровенная такая, в полменя. А когда ее шлепнешь по затылку, она сердито пищит: «Хочу гулять». Настоящая Снежная королева. Только почему-то заикается.

Надо еще сказать, что Бонифаций задумку про Снежную королеву велел держать в секрете. «Это будет для всей школы таинственный новогодний сюрприз!»

И куклу прятали в учительской. А репетиции пошли успешно. Кстати, Алешке досталась роль Сказочника.

– В самый раз ему эта роль, – сказала Любаша. – Фантазер и выдумщик.

Мама сшила Алешке из своей старой черной юбки шикарный черный плащ и расшила его звездами из фольги. А папа склеил шикарный черный цилиндр.

Алешка повертелся перед зеркалом в этом наряде и, проворчав: «Фигня какая-то!» – умчался к дяде Федору.

– Шляпу сними! – успела крикнуть ему мама.

Алешка цилиндр сбросил, но зачем-то захватил из кухни совок для мусора. И только мы его и видели. Плащ на спинке стула, цилиндр на сиденье. Сказочник!

Как я уже убедился за свои годы – сказки кончаются былью. Правда, быль тоже бывает иногда сказочная, а бывает и такая, что лучше уж обратно в сказку…

Дядя Федор привез Алешку на Ленинский, к дому Серегиных, и поехал дальше «бомбить».

– Заеду за тобой без двадцать четыре.

– А то! – сказал Алешка. Ему хоть без тридцать пять – часов у него все равно нет.

Алешка походил под окнами, что-то прикинул, соображая, и начал решительно раскапывать снег мусорным совком. Словом, не устоял, решил не дожидаться весны.

Вот тут-то все и случилось…

Алешка старательно копал. А перед самым его носом вдруг что-то мелькнуло и утонуло в снегу. Алешка машинально вскинул голову – посмотреть, кто это бросает всякий мусор из окна на головы третьеклассникам. И успел заметить, как на третьем этаже захлопнулась фрамуга.

Алешка нагнулся и из ямочки, оставшейся в снегу, выковырял… небольшую жестяную коробочку старого вида. На ней еще можно было разобрать красивые слова «Золотое руно». Телеграмма от Серегина! Все ясно! «Задержись выезжать две недели. Наша партия срочно выходит тайгу. Серегин». Так подумал Алешка. А что? Новый год же, как же без чудес?

Коробочка легко открылась. В ней в самом деле находилась записка, написанная детской рукой. Но совсем не та, волшебная, а очень серьезная: «Меня заперли и не выпускают. Помогите».

Современный ребенок – Алешка сразу врубился: похитили какого-то пацана, заперли в пустой квартире и ждут, когда его родители привезут выкуп. Он еще раз взглянул на то окно, из которого вылетела коробочка, и решительно зашагал к подъезду.

Но нынче – другие времена. Непреодолимое препятствие в виде домофона. Алешка наугад нажал несколько кнопок и на вопрос «Чего надо?» ответил: «Сантехнический электрик» или «Электрический сантехник». – «Не вызывали. Гуляй дальше».

А все-таки повезло – дверь раскрылась изнутри, из подъезда вышел мужчина в надвинутой шапке и с поднятым воротником пальто. Такой закутанный, что был от него виден только чуточку раздвоенный на кончике нос. «Муравьед какой-то», – успел подумать Алешка и прошмыгнул в подъезд, резво потопал на третий этаж, отметив про себя, что и широкая лестница была точь-в-точь как в фильме. По этой лестнице летели вниз Чук и Гек за злополучной коробочкой с телеграммой.

На третьем этаже Алешка прикинул, какая дверь ему больше подходит, и отважно забарабанил в нее ногой.

Дверь отворилась – Алешка на всякий случай отскочил подальше. Выглянула из квартиры высокая и худая старушка с вязаньем в руках. На лице у нее были две пары очков. Одни цеплялись за нос, другие держались на лбу.

– Выпустите его сейчас же! – заорал Алешка. – Что вы его держите?

– Чего ты орешь? – Старушка тряхнула головой, чтобы верхние очки заняли свое положенное место, и с интересом его оглядела. Как таракашку на столе: прогнать или покормить? – Кто его держит? Он весь день шляется туда-сюда.

В подтверждение ее слов из квартиры выплыл громадный черный кот. Важно мурлыкнул, потерся об Алешкину ногу и снова исчез. Дверь захлопнулась. Алешка понял, что он ошибся квартирой. Постоял секунду, потом снова бухнул в дверь ногой. Дверь опять растворилась.

– Извините, – сказал Алешка. – Я ошибся.

– Все? – Старушка вернула очки с переносицы на лоб.

– Все.

– Будь здоров.

В другую квартиру Алешка стучать не стал – дверь в нее была приоткрыта. Алешке стало страшно. Страшно интересно. Это ему понравилось, и он просунул нос в дверную щель.

За дверью никого не было. Ни похищенного, ни похитителей. Был довольно длинный и широкий коридор. «Спросят, – подумал Алешка, – скажу, что заблудился». И пошел на цыпочках по коридору, заглядывая в комнаты. Везде было пусто и тихо. И беспорядок.

Последняя дверь, видимо, кухонная, была подперта снаружи здоровенной клюкой в виде дубинки. Алешка лихо выбил ее ударом ноги, распахнул дверь и заорал:

– Выходи, пацан! Ты свободен!

Никакого пацана на кухне не оказалось. На шею Алешке бросилась… Маринка Серегина:

– Лефка! Освободитель! Спасибо!

«Ну вот, – сердито подумал Алешка, – теперь влюбится и будет булочками кормить». Он так не зря подумал – печальный опыт у него уже есть. В Алешку одноклассницы часто влюбляются. Наверное, потому, что он симпатичный и не вредный. И они начинают за ним ухаживать – на каждой переменке таскать ему булочки из буфета. Наверное, потому, что он у нас к тому же худенький. «Дочки-матери» какие-то, с завистью говорил Диакеза. Ему булочек никто не носил. Но Алешка очень скоро сообразил свою выгоду и стал принимать знаки влюбленности только в виде сосисок. И относил их «родственникам» дяди Федора. «Баловство, – ворчал дядя Федор и делил сосиски на три части. – Без двести грамм полкило получается».

– Ну и что ты орешь? – сурово спросил Алешка Маринку Серегину.

Маринка похлопала глазами и успокоилась. И рассказала, что с ней случилось.

Она была дома одна, делала уроки. Проголодалась, пошла на кухню. И вдруг сзади кто-то схватил ее за шиворот, втолкнул внутрь и захлопнул за ней дверь.

– И страшным голосом, Лефка, прошипел: «Молчи, а то укушу!» Я и замолчала – думаешь, приятно, когда тебя кусают?

– Откуда я знаю? – честно признался Алешка. – Меня никто еще не кусал. А дальше что?

– Я затаилась, как мышка. И слышу всякие звуки.

– Какие звуки?

– Стуки и бряки. Будто кто-то ходит по квартире.

– А потом?

– Потом все стихло. Я хотела выйти, а дверь не открывается. Тогда я написала записку и в форточку выбросила. А потом ты ворвался. – И она посмотрела на Алешку такими глазами, будто уже была готова распахнуть для него холодильник. С сосисками.

Алешка поднял с пола клюку. Это была такая замысловатая палка из крепкого дерева, красиво изогнутая на одном конце.

– Это дедушкина палка, – объяснила Маринка. – Он раньше с ней ходил, когда лечил обмороженную ногу.

– Ну и дед у тебя! – возмутился Алешка. – За шиворот, да еще и палкой подпер. Где он прячется?

Маринка сердито посмотрела на него:

– Ты дурлак? Прячется! Он в Сибири прячется. Он там геолог.

«Здорово! – подумал Алешка. – Прилетел из Сибири, подпер дверь клюкой и обратно в свою Сибирь слинял».

Да нет, что-то тут не так. Какие-то «без двадцать восемь» получаются.

Алешка призадумался. И вспомнил, что иногда рассказывал нам папа о своих оперативных делах.

– Пойдем, – сказал он Маринке. – Надо посмотреть, что там в вашей квартире?

Они прошли по всем комнатам. И Алешке опять стало страшно. Страшно интересно. Во всех комнатах был беспорядок. Сброшены подушки с диванов, выдвинуты ящики в стенке, везде распахнуты дверцы шкафов.

– У вас всегда так? – спросил Алешка Маринку. – Такой беспорядок?

– Нет. Только когда ты приходишь.

Все было ясно: в квартире побывал жулик, который искал в ней ценные вещи.

– Посмотрите, гражданка, внимательно: что у вас пропало? Деньги, ценности, аппаратура.

Маринка стала добросовестно перечислять, загибая пальцы:

– Телевизор на месте, мамино колечко в вазочке так и лежит. Мой ранец тоже не пропал. Приставка цела. Люстра висит. Ой! Матреша пропала!

– Какая Матреша? Из золота? Очень ценная?

– Не очень. Кукла такая. Тряпочная. Ей сто лет с половиной. Мама говорит: деть ее некуда, а выбросить жалко.

– Что еще? – Алешка был суров и деловит.

Маринка пожала плечами.

– Больше ничего. А за Матрешу жулику спасибо.

Самыми интересными в этой комнате были фотографии на стенах. Зимняя тайга, синие горы, необитаемые озера. И всякие люди с бородами, с ружьями и рюкзаками и с геологическими молотками.

– А это кто? – спросил Алешка.

– Это все наши геологи. Вот папа, вот дедушка, вот прадедушка. Все Серегины.

Совсем интересно!

– А твоего прадедушку как звали? Чук или Гек?

– Сам ты Чук! Его звали Геннадий.

– Значит, Гек. Где у вас телефон?

– В прихожей. В полицию будем звонить?

– Вот еще! В Министерство внутренних дел! – Алешка набрал папин служебный номер. – Здесь Оболенский, – сказал он. – Сергей Александрович, попытка разбойного воровства в семействе Чуков и Геков.

– Алексей, не валяй дурака, говори толком.

– Правда, пап. Маринкину квартиру ограбили. Матрешу унесли. А Маринку клюшкой…

– Ударили?

– Подперли.

– Ясно, – сказал папа. – Запереть дверь и никого не впускать. Высылаю опергруппу.

– Только с собакой, ладно?

– С тигром! – папа положил трубку.

С опергруппой получилась маленькая проблема. «Папа сказал: никого не впускать!» Алешка их помурыжил вволю: заставлял подносить к глазку развернутые удостоверения и ворчал:

– Печать кривая, вся смазана! Фотография старая! – Но после того, как на площадке басовито и нетерпеливо залаяла служебная собака, отпер дверь. – Так бы сразу и сказали.

Началась обычная в таких случаях работа. Снимали отпечатки пальцев, расспрашивали Маринку, подбирали что-то с пола и укладывали в конверты. Зато собака сразу взяла след и уволокла своего проводника за собой.

– Странно, – сказал один опер. – Ничего не взяли. Видно, не нашли.

– Рано делать выводы, – сказал другой. – Девочка может не знать о том, что где-то в доме хранится что-то ценное. Дождемся взрослых. Ты их вызвал?

– Да, скоро будут.

Вернулась собака, втащив за собой запыхавшегося проводника. В зубах она держала какое-то разноцветное тряпье.

– С помойки притащили? – усмехнулся первый опер.

Собака положила тряпку на пол, села и улыбнулась.

– Это Матреша! – крикнула Марина. – За что же вы ее так растрепали?

– Никто ее не трепал, – обиделся проводник. – В таком виде нашли. На обочине. Видимо, злоумышленники там в машину сели. А куклу бросили.

Тут приехал папа и взял Алешку за ухо:

– Ну, что ты тут натворил?

– Ничего особенного – заложницу освободил.

Алешка еще раз рассказал все, что случилось.

– Когда ты возле дома вертелся, никого не видел рядом?

– Какой-то дядька из подъезда вышел.

– Подробнее, Алексей.

– В пальто, воротник был поднят. В шапке, она у него почти до носа была нахлобучена. В штанах, они…

– То, что в штанах – понятно, зимой без штанов не ходят. Хотя сейчас чудаков хватает. Что еще? Какие-то приметы?

– Нос! – сказал Алешка.

– Красный? Кривой? Длинный?

– У него кончик такой… раздвоенный. Я еще подумал – муравьед какой-то.

– Так! – папа переглянулся с одним из оперов.

– Неужели Шмагин? – удивился тот. – Ну и наглец. Он же в розыске.

– Разберемся. – Папа обратился к эксперту, который осматривал дверной замок. – Что у вас?

– Да ничего особенного, товарищ полковник. Замок открывали родным ключом. Или очень классными отмычками.

– Марина, – спросил папа, – ты никому не отпирала дверь?

– Нет.

– И никому не давала ключи?

– Нет.

– И не теряла?

– Нет.

– И ты ничего не слышала?

– Нет. Только потом его голос. Такой страшный!

– Ты бы смогла его узнать, этот голос?

– Да!

«Наконец-то, – подумал Алешка. – А то все нет да нет».

Он незаметно подобрал с пола куклу Матрешу Она имела жалкий вид. Снег с нее стаял, она была вся мокрая. Но самое главное – зачем-то разрезана сверху донизу. Из разреза торчала серая вата. «Вот дурак-то», – подумал Алешка. Это он сначала так подумал. А потом он подумал совсем по-другому. Но никому об этом ничего не сказал.

Тут примчались взволнованные Серегины-старшие. Они больше волновались за Маринку, чем за квартиру. И это нормально. И они тоже сказали, что ничего ценного у них в доме нет (кроме Маринки, конечно) и ничего ценного у них не пропало.

Оперативники пошли опрашивать соседей. И довольно скоро вернулись без результата. Только участковый – с результатом.

– Товарищ полковник, – доложил он. – Старушка в соседней квартире сообщила, что примерно в то время, когда случилось ограбление, к ней ломился какой-то молодой человек. Потом он вломился еще раз с извинениями. Попробую установить его личность.

– Я уже установил, – сказал папа. И кивнул на Алешку. – Сводите его к старушке на опознание. Если опознает, отправьте в отделение.

– Старушку? – улыбнулся участковый.

– Подозреваемого, – улыбнулся папа.

Папа отдал еще какие-то распоряжения и сказал Алешке:

– Иди в машину. Я тебя отвезу под домашний арест.

Глава III Кусок мамонта

В машине Алешка спросил папу:

– А кто такой этот Шмыгин?

– Шмагин. Очень опытный квартирный вор.

– Опытный! – хмыкнул Алешка. – Что ж такой опытный в квартиру Серегиных залез? Они ведь геологи. У них, кроме камней, ничего нет.

– Камни бывают разные, – задумчиво сказал папа.

А Лешка это запомнил.

– И вот что, Алексей. Вы с Маринкой об этом случае в школе не болтайте.

– Мы в школе не болтаем, – серьезно ответил Алешка. – Мы там получаем знания.

– Так я и поверил, – усмехнулся папа. – Слушай, а отец Маринки тоже геолог?

– А то! Они все в Сибири жили. Он там всякие разыскания делал…

– Изыскания, – поправил папа. – И что он там искал?

У Алешки стали большие и круглые глаза от удивления:

– Полезные ископаемые!

– Какие именно? – не отставал папа.

– Всякие. Камни там, нефть, мамонты.

– И даже мамонты?

– А то! У них в другой комнате на стене целый кусок мамонта висит. Зуб такой, громадный и кривой.

– Бивень.

– Ага! – тут Алешка что-то сообразил. – Пап, а ведь этот… бивень, он же, наверное, очень дорогое ископаемое. Что ж этот Шмыгин его не спер?

– Я тоже об этом думал. А с другой стороны, куда бы он с ним делся? Все, приехали. Иди домой, маме привет.

– Не выйдет, – сказал Алешка. – Вези обратно. За мной дядя Федор должен заехать. Без двадцать четыре. Или в двадцать без четыре.