Текст книги "Голос. Сборник рассказов"

Автор книги: Валерий Бодров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Голос

Кажется, я пытался покрошить лук тупым ножом на деревянной подкладке. Рядом уже ожидала отмытая в колодезной воде пара оранжевых морковин. Кожура от картофеля неровным серпантином клубилась по правую руку. С другой стороны, на ржавой, но эффективной электрической плитке в один розовый кругляш, начинала парить вода в алюминиевой пригорелой кастрюльке с побитыми краями. Воздух уже пах вареной капустой и располовиненным корнем сельдерея, когда зазвучал голос… .

Всегда, при несвойственном тебе деле, пытаешься украсить время, чем-то ненавязчивым. Включишь ли тихо приёмник или радио, создавая явное и невидимое присутствие людей. Заведёшь ли постаревший кассетник, с обсыпавшимися кое-где нотами на магнитной плёнке, но всё равно, щемящими душу мелодиями юности, лишь бы твоя дачная кухонька не гремела звенящей до одури тишиной.

На этот раз выбор пал на, длинноногий электрофон, симпатичный, но уже не модный, согласившийся поработать у тебя подставкой под посуду и иногда шипеть, вечно соскальзывающей, притупившейся иглой, выскребая звуки из поцарапанного винила. Для убедительного звучания сверху на полочку звукоснимателя нужно положить полустёршийся ластик и тогда, песня получалась ровной без скоков, заиканий и пошедших юзом слов.

Нашёл я эти пластинки мокрым осенним полднем. Зашедши за бывший ДК имени какого-то там завода, по малой нужде. Здесь, под влажными ветками взрослых лип, у разрушенного зазеленелого фонтана с алебастровым пионером в центре, гудящим в арматуру навсегда обсыпавшегося горна, они и лежали на груде хлама.

Кривой стол, лишённый одной из своих опорных плоскостей, по бокам чёрные концертные колонки с вырванными голосовыми связками динамиков, из тёмного нутра свисают жилы проводов, потёкшие химическим карандашом, перевязанные шпагатом брикеты документации времён бесплатных кружков и товарищеских походов, наваленные на всё это, и они, промокшие насквозь, на вершине. Кто-то всё-таки не решился просто так швырнуть их мусор и положил аккуратно сверху, предоставив слабую надежду на спасение.

Инвентарные номера на белых полях конвертов. Меня поразила бумажная девственность упаковки: отчётливые типографские надписи и названия. Я вынул на свет одну пластинку, она была современного покроя, большая с белой круглой маркировкой и крупным чёрным названием советской фирмы «Мелодия», новая, не пользованная, с радужкой на блестящей тёмной поверхности. Никто и никогда не проигрывал её с момента покупки. Я просто не мог оставить их здесь, не имел права, я должен был их выслушать.

Вы понимаете, каково это чувство ожидания новых звуков, эта тайна зашифрованных бугорков на дне тонюсеньких ложбинок.

Теперь такой метод записи, почти раритет.

В найденный тут же на свалке ушедшей эпохи пакет со стилизованными английскими буквами «SOS», я сложил одну за другой: стихи Цветаевой и Ахмадулиной в исполнении, с выражением, заслуженных и народных; душераздирающие цыганские песни и романсы Сличенко; берестово-ложечное щебетание фольклорного ансамбля «Родные просторы»; органную музыку вечности Иоганна Баха, и, уже раскисший обложкой от безысходности, средневековый клавесин. Диск со стихами Маяковского, не издавший за свою культурную жизнь ни звука, валялся в траве. Расчленённый – он внушали ужас. Видимо, забредшие сюда юные вандалы пробовали на прочность «футуриста серебряного века», конверт от пластинки плавал в луже с отпечатком грязного протектора на чёрно-белом лице поэта. Я оставил эту смерть нетронутой.

Остальные: подсушенные махровым полотенцем и спасённые, поселились на моей даче и готовились к своему первому концерту.

Первым, конечно, выпросил своё выступление клавесин. Долго молчавший и однообразный он, употребил всю толику моего терпения. Как всякое, не способное к особому творчеству создание, за неимение множества функций, но с огромным желанием дошипел до конца придворные мелодии. Рычажок звукоснимателя дошёл до середины, и автоматика звучным щелчком остановила проигрыватель.

– Теперь стихи, – пресыщенный звуками эпохи возрождения, я вставлял на округлый штырёк нестандартную пластинку. Она каталась по его толстой железной лысинке и не хотела одеваться. Пришлось лезвием, лязгнувших в руках ножниц, расширить отверстие.

Снова шепелявое вступление и,…кажется, я пытался покрошить лук тупым ножом на деревянной подкладке… .

Что я мог там услышать? Старые, пожелтевшие в несгораемых рукописях строки, которые на магазинных полках «никто не брал и не берёт». Да что можно услышать из этого хриплого динамика, обезображенного монофоническим ламповым звучанием прошлого века? Кто вообще решится услышать голос «из-под земли»?

На плитке уже кипел суп, за крестообразным окошком на солнечной скамейке кошка усердно вылизывала котёнка, дальше под кустами красной смородины, яркими конусами свисающей до травы, расположились куры. Грязно-белый петух, лёжа на боку, вытянул веером крыло вдоль жёлтой трёхпалой ноги. У следующего куста вечно голодные дрозды воровали ягоду, маскируясь под круглыми мясисто-зелёными листьями бадана.

Я дослушал стихотворения до конца и чуть не присел мимо табурета.

Мне вдруг открылась вся тщета нашего положения, вся бесполезность и безропотность наших стремлений. Неизбежность смерти с особой ясностью коснулась запретных ещё струн, и в то же время часть меня, помешивавшая овощной бульон в кастрюльке, продолжала радоваться свету и близкому вечеру, и ягодному пирогу, томившемуся в печи.

Это моё неожиданное раздвоение остановило часть меня, повернуло стрелки времени вспять, и я увидел подобных себе. В том далёком времени, которого уже нет, и никогда не будет. Одинокая сопричастность, воспоминания на уровне интуиции, сверкнули внутри меня этим голосом, зовом к своим. И я сдался товарищи и господа, сдался. И то автоматическое проявление меня в реальном мире, откуда постепенно на цыпочках, ушла и вторая моя половина, так и не закончив приготовление ужина, теперь является лишь тенью добропорядочного налогоплательщика, который не может сам заполнить ни одну предлагаемую декларацию.

Наверняка в тот жаркий день в Коктебеле, среди полотняных штанов и белых платьев, среди широкополых шляп и плетёной мебели, мои друзья, мои герои, за бутылочкой крымского портвейна разноголосо шутили о будущем. И одна из них, сохраняя только что услышанное, дружеское, в тени увитой виноградом беседки, решила записать на обороте круглой шляпной коробки послание для меня, что сегодня вынырнуло из круглой вращающейся пластинки, – заставило вспомнить.

Внутри себя, я готов пережить: период застоя, террор, мировую войну, две революции, эмиграцию, – лишь бы услышать ваши голоса друзья мои. Я бы отдал сегодняшние дни просто так или как принято у торгашей за мелкую монету, чтобы считалось, что эта собственность перешла к тебе не задаром. Да я уже практически это сделал, осталось совсем немного, я почти у цели…

Так и просидел: в одной руке сжимал державой луковицу, в другой скипетром тупой хозяйственный нож, онемев и оцепенев от голоса, вдруг соединившимся с моим внутренним звучанием. Постепенно ещё живая моя часть потребовала еды и ворчание про себя, наполненное ожившими образами и смыслами, было заглушено бульканьем из кастрюльки, гудением неутомимого трансформатора в проигрывателе, хлопаньем крыльев за окном.

Солнце, уходящее ко сну, заглянуло напоследок в мою растерявшуюся от неожиданности кухню, и обдало меня застывшего и смущённого вечной золотой пылью.

2011 г.

Диво

Как одиноки и тихи наши русские деревеньки среди простоволосых полей, причесанных околоточными ветрами берёзовых рощ, сосен – просвеченных солнечным шишкинским светом и окутанных сказочной тайной тёмных билибинских ельников. Именно в таком, забытом нынешней властью уголке, мой отец-пчеловод и купил дом в три окна.

Соседей оказалось немного. Да и те, что доживали здесь свой отмеренный век, были выходцами из другого, параллельного с нашей цивилизацией мира. Когда бабка Матрёна доила свою единственную здесь корову Берёзку, за парным молоком к ней приходили все местные жители. Дед Матвей в застиранных до белизны штанах, в холщёвой старомодной косоворотке, подпоясанный сальной почерневшей бечевой (лаптей только не хватает), сидел на лавочке, ожидая своей законной кринки и, растирая босой пяткой серебристую пылюку на земле, отвечал мне:

– Нету здеся никакой особливой дичи,…повывелася вся…было дело и кабан, и лось жировали, от волков по избам пряталися, а тепереча сгинуло всё. Ты, мил человек, коль за грибам соберёсся, правее иди …слева-то деревенька Калиновка заброшена, одна нечисть там обитат, да болото за ней…трясина, провалишься – поминай, как звали. Люди из-за этого оттудова и ушли, боялиса чего-то болота, и дорога уже в глухомань эту стернёй поросла. Не ходи туда, – заплутаешь тока, а то и того хуже.

Какое-то достаточно продолжительное время я действительно обходил с корзинкой это место. Что толку по болоту-то шариться и грибов не наберёшь и вымокнешь весь. Нравились мне леса просторные, чтобы каждый кустик, каждое деревце отдельно стояло. В мураве шелковистой: то беленьких выводок, то серых дорожку отыщешь и солнечно так, – весело как-то на душе. Но задумали мы однажды с подругой моей – Олей, в лесу любовь покрутить, а заодно и тихой охотой побаловаться. Может ягода какая попадётся или листа брусничного для чая надрать, ну разнообразить жизнь свою душную, городскую. Только у радости глаза близко глядят, а дальше собственного носа ничего не видят. Увлеклись мы солнечным деньком, грибов уже по пол корзинки насобирали и обед, что с собой взяли, слопали с удовольствием. На воздухе то оно, аппетит хороший разыгрался. Так понравилось моей чувствительной барышне это путешествие, что не заметили мы, как оказались в местах мне неизвестных. Ольга ничего не замечала, поскольку полагалась на меня, как на знатока здешних красот. А я снаружи старался не подавать виду. Это только внутри себя я давно начал бить тревогу. Светило как назло пропало, небо заволокло дымными кучами. Ориентиры мои остались далеко позади и потерялись там. Лес становился всё гуще, живописных полянок всё меньше. Крапива да чепыжи теперь заслоняли наш путь. Мы уже перестали безудержно целоваться в каждом симпатичном месте, и только шли, и шли, – даже прилично подустали.

Ещё через час стало всё понятно, и мы опустились на ржавые елочные иголки, потому что дальше идти было некуда и видимо уже незачем. Огромные ели сразу обступили нас со всех сторон, гулкая тревожная тишина повисла в застывшем воздухе.

Попробовал я сориентироваться по лишайникам на стволах деревьев, но они как назло были абсолютно с разных сторон и всё равно, куда идти было не понятно. Тогда я послушал себя, нащупав внутри некую дрожащую стрелку внутреннего компаса, решил ей довериться.

Через весьма долгое и мучительно-молчаливое время лазания по буреломам, лес, наконец, сжалился над нами и решил расступиться, но сильно мы не обрадовались. Перед нами, утыканное кривыми тонкими берёзками простиралось изумрудно-салатное в лёгкую кочку пространство болота, которое почти на горизонте снова упиралось в чёрную стену леса. Я вспомнил деда Матвея и понял, что стрелка вела меня правильно, там, – за болотом и будет направление на заброшенную Калиновку и нашу деревню.

Как быть нам теперь?

Сначала мы шли краем топи, в надежде, что она когда-нибудь начнёт закругляться к дому, но, добравшись до близких деревьев, которые, казалось, ограничивали гать, разгадали обман зрения. Здесь болото переходило в открытую воду. Она была всюду: промеж деревьев, вырезая из суши отдельные островки, и уводила глубокие канавы-русла тёмным ставком в глубину, зачирканную стволами и ветками. И, пожевав, перед броском, начавшую вдруг попадаться в изобилии чернику, вооружившись слегой, мы двинулись вперёд, по мягкому, сочившемуся вонючей влагой, мху, перепрыгивая водные каналы в узких местах. Конечно, я знал, что мы обязательно выберемся из этой передряги, просто хотелось сделать сие поскорее, так как спутница моя хоть и держалась, но чувствовалось, что силы у неё уже на исходе. Её глазки на мокром месте и две корзины в моих руках завершали картину.

Пасмурный день ещё не собирался заканчиваться, так же, как и не собирались заканчиваться канавы, заполненные водой. Мы прыгали с островка на островок, и я уже начал серьёзно волноваться, потому что засветилась возможность делать это бесконечно. Несколько раз мы запрыгивали на тупиковые участки суши, выхода с которых не было. Тогда после короткого отдыха приходилось возвращаться на исходную точку, где наблюдалась хоть какая-то развилка путей. На очередном замкнутом острове, окружённым всё тем же полукругом тёмной широкой воды, мы обнаружили холмик с грибной лесенкой из подберёзовиков, самый большой из них царствовал на вершине. Само деревце-мать росло поодаль за холмом. Я потянулся за самым главным, не оставлять же добычу тут, в пучине болот, и совершенно случайно мой взгляд упал на ветки берёзы. Маленький раскладной ножичек выпал у меня из рук, и я оцепенел не в силах издать какой-либо звук.

Существо было зелёного цвета, чешуйчатое, около метра длиной, с острым игловидным загривком. Из толстенького туловища с белёсым, как у ящерицы животиком, теряющим цвет к середине, торчала длинная шея с грозного вида головой на конце. Прыщавые перепонки шестигранником на месте ушей, красные глазки. На спине, сложенные кожаной гармошкой, покоились два крыла. Хвост утончался к своему концу и заканчивался острой пикой, такие стрелки детки обычно рисуют мелом на асфальте, указывая направление игры. Существо всеми четырьмя лапами держалось за тонкий ствол берёзы. Я смотрел на него, оно смотрело на меня. Один раз плёнка моргнула, закрыла змеиный зрачок.

Придя в себя, и, нащупав другой рукой Ольгу, сидящую к этой сцене спиной, прошипел:

– Смотри, смотри! – Она обернулась и, ойкнула.

Существо расправило крылья так, что стало видно просвечивающие грязно-жёлтые перепонки. Крылья оказались не очень большими, даже можно сказать, бутафорскими. Потом оно, шумно помахав ими, словно лениво потянулось, начало переставлять лапы по стволу и резкими рывками полезло в крону дерева.

Мы, оставили грибы в покое и начали пятиться, прихватывая по пути корзины, слегу и как только остроконечный хвост скрылся за листвой, бросились бежать.

Через какое-то весьма непродолжительное время лихорадочной скачки через канавы, я ещё умудрился в второпях провалиться одной ногой в холодную жижу. Ольга с доисторическим стоном вытягивала меня за обе руки. Одна корзинка рассыпалась, но мы не стали её собирать. Схватили, что осталось и понеслись дальше.

Неожиданно пошёл ровный лес, потом сразу поле и мы увидели первый дом заброшенной деревни. Только там, у околицы упали в жесткий переросший клевер и лежали, тяжело дыша и собирая рвавшиеся от страха в разные стороны мысли.

Сапог был снят и освобождён от хлюпавшей в нем воды. Дыхание восстановлено, компот в пластиковой бутылке допит. Мы вошли в Калиновку по главной и единственной улице.

Деревня представляла собой жутковатое зрелище. Почти все дома ближе к лесу сгорели дотла. Только размытые дождями печи топорщились трубами в хмурое небо, кое-где и они уже наполовину обвалились. Пепелища поросли гигантской крапивой и плантациями Иван-чая. То тут, то там возвышались апокалипсические шапки оккупанта борщевика. Только в начале деревни три дома оказались почти целыми, было видно, что и они горели с разных сторон, но по неизвестным причинам всё ещё стояли целые, хоть и в угольной окантовке.

Мы вошли в один из дворов, поражённые и смущённые представшей перед нами картиной, всё ещё с учащённым сердцебиением, готовые в любой момент сорваться с места от страха.

Сквозь крышу веранды, пристроенной к основному дому, проросла ива. И судя по её толщине, обосновалась она там давно. В сам дом я зайти не решился. Больно скорбно глядел он выковырянными окнами-глазницами прямо в душу. Удовлетворился обследованием только полуразрушенного колодца, детских качелей, приделанных к сучковатой берёзе, болтавшихся на одной стропе и лавочки, посеревшей от времени. Мы осторожно присели на неё, понимая, что за давностью лет, она может не выдержать. Но доска даже не шелохнулась. Я стал разглядывать выцарапанные на ней каракули и вдруг явно увидел вырезанного на её поверхности остриём ножа силуэт дракона.

Эта история лишила меня покоя надолго. Я пожелал узнать о драконах всё. Но к моему великому сожалению, ничего подобного и похожего по описанию на то, что мы видели на болоте, я не обнаружил ни в одном атласе, ни в одной энциклопедии. Реальность оказалась куда интереснее, чем я предполагал. Зато обнаружились свидетельства очевидцев. Так, в одном сибирском селе, до сих пор из тайги приходят на запах дыма мамонты и рушат своими неуклюжими тушами хозяйственные постройки. В одном из озёр, опять же Сибири, живёт доисторический ящер. Учёные многих стран вышли на след чупакабры, а в озёрах Прибалтики живут люди-русалки обоего пола. Только про моего маленького дракошу ни слова. Я уже начинал думать, что нам померещилось. Но вот однажды! Вот она сила пытливого человеческого ума!

Пролистывая эзотерическую книгу некоего Мегре под чудесным названием «Анастасия», я обнаружил похожее описание. Привожу его по памяти, так как оригинала нет под рукой. « Эти животные вырастали примерно до размеров коровы и питались только травой. Большое количество зелени, которое они поглощали, начинало бродить у них в желудке, вызывая обильные летучие газы, очень сильно раздувая живот, что и поднимало их в воздух. Узкий хвост и маленькие крылышки помогали направлять движение – так они перемещались, выедая всю зелень в округе, на другое место. Потом эти места заболачивались. Чтобы опуститься обратно на землю, такой летающей корове нужно было всего лишь выпустить газ из брюха. Газ отрыгивался и поскольку был сильно горюч, любая искра между почти кремниевыми зубами в пасти, которой он постоянно клацал, поджигала его. Вспышка огня с шумом выходила наружу и при посадке, конечно же, могла что-то и поджечь». Бедная деревня Калиновка!

Я рассказал эту историю своему приятелю журналисту, и как ни странно, он мне сразу поверил, даже решился написать по этому поводу заметку и разоблачить грозный образ дракона, приписанный ему людьми, до простой летающей коровы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Голос. Сборник рассказов"