Текст книги "На фига попу гармонь..."

Автор книги: Валерий Кормилицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Шеф, шеф, подбрось до метро, – подлетел к ним благоухающий духами субъект с цветами в руках, – на свидание опаздываю, – добавил он.

– Ща подброшу пинком под зад, – лениво ответил капитан, проверяя, закрыты ли дверцы.

– И на свидание недели на три опоздаешь, пока из больницы выпишут, – миролюбиво произнес Железнов, постучав ногой по покрышке.

Все уразумев, жених в секунду испарился, оставив после себя насыщенный цветами и дорогим одеколоном воздух.

– Подозрительный какой-то… – поднимаясь на нужный этаж, произнес капитан и нашарил в кармане отмычку.

Пока он открывал ею дверь, Железнов заслонил ладонью соседский глазок.

– Вы что это делаете, штрейкбрехеры недотепанные?! – в ту же секунду, яростно распахнув дверь, завизжала седая старушка. – Вы что мне глаза затыкаете-е? – брызгала она слюной.

Спасовавшие фээсбэшники моментально скрылись за железной дверью секретной хаты.

– Против нее мы бессильны, – вздохнул капитан.

– Еще какими-то «брехерами» обозвала, – обидчиво шмыгнул носом старлей.

«Что за херы с добавкой «бре»?» – на секунду задумался капитан, обозревая из прихожки загаженную комнату и висевший на люстре дамский лифчик.

– Размер маленький, – сделал он вывод, – не в моем вкусе.

– И волосом черна, – поднял с дивана длинную прядь Железнов. – Садомазохист наш дежурный офицер, – достал из-под дивана рваные женские трусики, располосованную юбку и рубашку без пуговиц.

– А окурков-то накидали, – войдя в комнату, снял пиджак и засучил рукава капитан. – Да и водчонки выдули немало, – показал Железнову полное ведро с пустыми бутылками, – бычки высыпать некуда… За машиной следишь?! – рявкнул на старлея, наблюдая, как тот, выбежав на балкон, судорожно достает из заплечной кобуры Макаров. – Кого это ты? – бросив ведро, заинтересованно выглянул в окно и тоже достал пистолет. – А ну отойдь от машины! – заорал и выстрелил в пытающегося открыть дверцу налетчика.

Старлей в это время отогнал выстрелами другого грабителя.

– Мама родная-а, а вон и Потапыча черт несет, – судорожно принялись прибирать квартиру. – Грязную посуду из раковины в шкаф клади, – командовал капитан, – некогда уже мыть.

Дверь генералу открыл сам и, вытянувшись по стойке смирно, попытался доложить, сколько и кого находится в помещении.

– Вольно, вольно сынок, – отмахнулся от него генерал. – К тому же к пустой голове руку не прикладывают.

– Это от растерянности и для уважения, – стал оправдываться капитан, глядя, как генерал крадучись подобрался к окну и, немного отдернув тяжелую портьеру, обозрел окрестности.

В это время приехавший вместе с ним стройный офицер в штатском, краснея лицом, брякнул на пол тяжелый сверток.

– Тебя никто не видел? – строго осведомился у него генерал.

«А хрен его знает, – подумал молодой офицер, – из-за этого чертового свертка я только под ноги смотрел, чтоб не навернуться…»

– Никак нет! – громко отрапортовал он.

– Нельзя ли потише орать?! – сделал им замечание женский голос с шестого этажа. – По телефону мешаете говорить…

– А ты, кикимора, со своим телефоном всех уже достала… – заорал сосед через стенку.

– Если не замолчите, я начну играть на пианино, – остудил всех голос с балкона.

– Тс-с-с, – поднес палец к губам генерал и кивнул седой головой на сверток. – Это оружие: гранатомет, огнемет, пулемет, автомат, карабин, ящик с гранатами и патронами… сгодится для задания… Вы свободны, товарищ лейтенант, – шепотом произнес он и указал офицеру в штатском на дверь. – А вы, товарищи, садитесь на диван и внимательно слушайте, – на полную громкость включил телевизор. – Звуковая завеса не помешает, – усевшись перед ними на стул, тихим голосом стал объяснять диспозицию и дислокацию.

Не обращая внимания на доносившиеся со всех сторон угрозы и ругательства, он поведал своим операм, что ночью над деревней Шалопутовкой Тарасовской области войсками ПВО был запеленгован вражеский самолет без опознавательных знаков.

– Печенкой чую, что это самолет-шпион, – разволновав-шись от вероятного присутствия на родной земле вражеских диверсантов, громко произнес генерал.

– На сковороде твоей печенке место! – завопила женщина с шестого этажа.

– А ты, грымза, хужей аппендицита! – под аккомпанемент расстроенного пианино завопил сосед через стенку.

Снизу кто-то стал долбить в потолок, который одновременно служил полом конспиративной квартиры, и орать:

– Крокодилы голубые!.. В самый геморрой достали-и…

– Ничего не слышно, – посетовал генерал. Порывшись в объемистом свертке, достал оттуда шумовую гранату и, перегнувшись через перила балкона, с сатанинской улыбкой швырнул ее в окно местного чувырлы с четвертого этажа, тут же заткнув пальцами уши.

После оглушительного взрыва наступило долгожданное затишье.

Постучав ногой в пол, генерал поинтересовался:

– Глюки ловишь, цветовод геморройный?..

В ответ тишина.

– А то рычишь, как заяц из колодца! – сел на свой стул и, довольный наведенным порядком, продолжил планерку: – Ваша задача – А-а, – поднял вверх палец, чтоб сфокусировать внимание агентов, – выследить лазутчиков, – почесал пальцем в ухе. – Бэ-э – узнать их планы. Вэ-э – обезвредить и сдать органам… Вот вам билеты на поезд «Москва – Тарасов», а вот электронный помощник, стилизованный под Буратино, – бережно достал из свертка и распаковал еще один сверток, только меньших размеров, вытащив оттуда полуметровую деревянную куклу в колпаке и с длинным носом.

«О-о-о, театр Образцова», – с иронией подумал капитан.

– Нужная вещь! – на всякий случай похвалил игрушку.

– Чудо науки! – поддержал его старлей.

– Приказываю!.. Пивные бутылки носом этого «чуда» не открывать и беречь как зеницу ока… После выполнения задания положите на мой стол полный отчет по применению электронной техники при поимке шпионов, – нажал какую-то кнопку и поставил Буратино на пол.

Пошевелив руками, ногами и головой, тот глянул на людей и поздоровался:

– Добрый день, господа, – вежливо при этом склонив голову.

Генерал глядел на куклу с любовью, словно на собственного внука.

– Десять лет конструкторы разрабатывали этот единственный экземпляр. Ввели в программу вежливость и культуру… Будет вам у кого поучиться приличиям и этике, – погладил по затылку игрушечного разведчика. – В нем есть микромагнитофон. Подкравшись, он запишет тайные речи врага. Носов у него несколько штук, они, как выкидные лезвия у ножа. Может ими защищаться. Знает английский, немецкий, французский и еще с десяток языков. Словом, незаменим в нашем деле… Оставляю его вам, – достал из кармана платок и громко высморкался, вытерев потом слезы. – А-а, кстати, дабы чего не забыли, вот вам письменная распечатка задания, – протянул им запечатанный конверт, – и инструкция по эксплуатации электронного агента по кличке «Буратино». Ну-у, ни пуха вам… главное… возвращайтесь живыми, – всхлипнув, вышел из комнаты.

– Ф-у-у-х! Слава Богу! – щелкнул по затылку деревянного агента капитан. – Инструктаж закончен.

– Пожалуйста. Ведите себя прилично… Не распускайте руки… – сделал ему выговор Буратино.

– Ишь ты, – опешил Железнов, – натуральный робот.

– И эрудированный, зараза, – снова попытался отвесить затрещину деревянному сотруднику Иван Крутой.

Пробормотав что-то по-английски, обидевшийся Буратино забился в угол.

– Давай его в магазин за водярой пошлем? Время-то до поезда еще есть, – загорелся испытать электронного помощника Железнов.

– Не-е. Еще сопрет кто. По дороге возьмем.

Расслабленно сели на диван, наблюдая за полуголой девицей на экране телевизора.

Через час, схватив за концы сверток с оружием, на который посадили чудо электронной техники, матерясь, потопали вниз, так как лифт кто-то успел сломать.

Буратино, слыша их нецензурные выражения, краснел лаком и делал замечания:

– Господа, господа, нельзя же так… Вас могут услышать дети…

– Воспитание, как у институтской девицы, – ругнул электронную деревяшку Железнов.

Подойдя к «Волге», Крутой разразился громким потоком брани по поводу злостных ворюг, сперших таки обзорное зеркальце.

– Господа, нецензурная брань не красит человека, – нравоучительным тоном стал воспитывать фээсбэшников Буратино. – Следует говорить – позаимствовали, – словил еще одного леща по умной деревянной голове.

На вокзале оставили машину в условленном месте и, вытащив из багажника экспроприированные чемоданы, стали оглядываться, отыскивая носильщика.

– Господа коллеги, вон идет тот, кого вы ищите, – указал Буратино на пожилого пьяненького носильщика, который мог передвигаться только держась за гремящую железную тележку.

– Без тебя, Пиноккио^[4], видим, – ухватил за шкирку носильщика Железнов.

– Папаша, родине понадобились твои услуги, – развернул тележку в сторону «Волги».

– Я еду в парк, – икнув, сумел произнести водитель – и отрубился, перекинувшись через борт своего авто.

Быстро покидав сверток с оружием, чемоданы и Буратино в тележку, фээсбэшники споро покатили ее к стоявшему на первой платформе составу. Перед своим вагоном так же быстро все разгрузили и потащили в купе. Вежливенький Буратинка на прощание потрепал по щеке носильщика и извинился за своих друзей. Опешивший старичок, выпучив глаза, долго всматривался в темное небо, отыскивая следы инопланетян, и тут же дал зарок завязать с «бухаловом».

Предъявив кондуктору билеты, Иван Крутой велел в купе никого не подсаживать и всю ночь, до Тарасова, их не беспокоить. Железнов в это время, шуганув Буратино на верхнюю полку, раскладывал на инструкции по эксплуатации электронного агента выпивон и закусь.

– Глянем, что в этом чемоданчике, – напевал он, – о-о-о, курочка, пивко – прелестно… прелестно… – открывал следующий чемодан.

Буратино на всякий случай в разговор не встревал.

* * *

Не успел поезд тронуться, как бравые фээсбэшники решили смочить горло чем бог послал… и смачивали его очень обильно. Как и положено, через пару-тройку часов разругались. Потом помирились, хлопая друг друга по плечам и целуясь. Потом заметили Буратино.

– Иди с нами выпей, – предложил хлебосольный Крутой.

– Простите, пожалуйста, – как можно вежливее ответил Буратино, – но я, видите ли, совершенно не пью…

– «Му-му» не надо смешить, – привел свои аргументы капитан.

– Извините! Но никакую «Му-му» я не знаю, – резонно заметил он Крутому.

– Гр-р-р! – зарычал капитан. – Пиноккио совсем обнаглел… Пить с нами не хочет… «Му-му» смешить тоже не хочет… Ща-а я его-о… сделаю…

«Ну-у, до Буратинов допился…» – подумал Железнов.

– Извращенец! – тоненько заверещал Буратино, – с ужасом наблюдая, как к нему тянется грязная волосатая рука.

– Не тронь братана-а! – взревел Железнов, пытаясь вырвать из похотливых лап чудо науки.

– Ты-ы против командира прешь, гад?! – вызверился капитан и деревянным буратиньим затылком шваркнул по железному лбу старшего лейтенанта.

В деревянной голове что-то щелкнуло, заскрежетало, компьютерная система задымилась, руки-ноги задергались, и вдруг вежливый до приторности Буратино заорал трубным басом:

– Ну ты, падла, блин, ментовская… козел мусорный, забыл, как в глазах бычки шипят? – и деревянные пальцы стали выкручивать капитанский нос.

– Да я же пошутил… А-а-а! – вопил Крутой. – Оторви его от меня-а, – просил Железнова.

Но, когда старлей попытался это сделать, компьютерный изверг врезал ему в глаз деревянной ногой, затем спрыгнул на пол и острым носом вознамерился проткнуть тому самое ценное в организме, ужасно при этом матерясь.

Затем, немного успокоившись, стал плеваться и просить выпить. Накатив стакашку, упал на полку и захрапел.

Враз протрезвевшие фээсбэшники уселись напротив и умиленно разглядывали ставшего своим деревянного чекиста.

– Вот это другое дело! – потирая нос, похвалил Буратино Иван Крутой.

– Сможет за себя постоять! – подвел итог Железнов.

Пропьянствовав всю ночь, они даже не заметили, что в двух соседних купе шесть молодых, крепких латиносов нюхали кокаин, затем пили текилу, разложив закусь на газете “ Московская утка», заигрывали с проводником, потом поругались, чуть не перестреляли друг друга, достав из чемоданов автоматы «Алкон», а угомонились лишь к самому утру.

Перед рассветом уснувшие фээсбэшники были разбужены похмельным электронным чудом, которое вновь материлось, просило выпить, плевалось и норовило ткнуть носом в пах. Кое-как утихомирив коллегу, стали собирать и укладывать вещи, с опаской наблюдая за деревянным бандюгой – как бы чего не проколол.

– Нехорошо так себя вести и некультурно… Ведь ты же наш друг, – урезонивали вышедшее из строя чудо техники.

– Да таких друзей… за фиг и в музей, – услышали ответ. – Гусь свинье не товарищ, – подытожило чудовище, больно пнув по щиколотке капитана.

– Хау ду ю ду? – обратился к деревянному монстру Железнов, наморщив лоб и собрав в уме все знания английского.

– Ща-а самому как задую-у! – пригрозил деревянный изверг.

– Все языки забыл начисто! – вздохнул старший лейтенант. – Как бы звездочек не лишиться, – вспомнил про генерала.

До самой станции фээсбэшники уговаривали Буратино залезть в освободившийся чемодан и вести себя тихо.

– Ведь ты же разведчик, – внушал ему капитан.

Неожиданно деревянный монстр согласился с ним и спокойно залез в баул. Ну и конечно, когда до встречающих их товарищей в черных костюмах, темных очках и шляпах осталось полсотни шагов, из баула высунулась деревянная ручонка и игриво шлепнула по пухлой попке шикарную блондинку, которую оба друга мысленно практически раздели…

Блондинка, повернув рассерженное лицо к старшему лейтенанту и увидев его горящие похотью моргалки, с маху врезала по физиономии, попутно обругав и капитана. Авторитет их в глазах местных товарищей упал безвозвратно. «Во-о, сволочь деревянная», – одновременно подумали они, но вслух высказываться не решились, во избежание новых инцидентов.

«Теперь затаился, как орех в скорлупе… что нам еще от него ожидать?» – вздыхали московские оперы.

Следом за чекистами, гомоня и хохоча, тащилась компания латиносов.

– Граждане! Ваши документы, – строжая глазами, встал перед ними сержант милиции.

– Пристрелить, что ли, мучачеса? – по-испански посовещались они, но, подумав, решили кончить дело миром.

– Мы колумбийские студенты… Из университета дружбы народов, им. Патриса Лумумбы, – ответили сержанту. – Очень хотим дружиться… Особенно дачами и огородами.

Местные чекисты решили отправить своих товарищей в Шалопутовку на маршрутном автобусе и отвезли их на автовокзал. Следом прибыла шумная компания южноамериканских друзей. Громко матерясь почти без акцента и чего-то гомоня по-своему, они заняли первые места. Похмелявшиеся в привокзальной кафешке чекисты чуть не опоздали и разместились в хвосте междугороднего транспорта. Дыхнув в сторону пассажиров ядовитым дымом от «Примы», чтоб поменьше орали, водила лихо тронулся в путь.

Откашлявшись, латиносы стали выискивать, к кому бы придраться. «Шоферюга везет, при деле значится… а вот этих бакланьих кабальеро в костюмчиках мы пощекотим, чтоб путь быстрее прошел», – решили они.

– Э-эй, рюсы, вы одели трюсы, – под гомерический, местами переходящий во всхлипы, попискивание и хрипы, смех колумбийских товарищей поинтересовался староста студенческой бригады южноамериканских киллеров, смуглый невысокий латинос в цветастой рубахе и зеленых шортах.

– Ну-у, Педро! Скажет так скажет, – веселились колумбийцы.

Чекисты, чтоб их не вычислили раньше времени, делали вид, что не слышат выпадов.

Но из баула выбрался Буратино…

– О-о-о. Заводной игрушкя-а, – обрадовались студенты.

Педро тут же достал огромное мачете и – со словами «А мне как раз в зубах ковыряться нечем» – хотел отхватить у деревяшки нос.

Чекисты потянулись за пистолетами.

– Ну ты, занюханный папа Карло, – рявкнул Буратино. – Я с тобой на одной грядке наркоту не собирал, – выстрелил острым своим румпелем.

Но, будучи с похмелуги, промахнулся и попал в кудрявого товарища бригадира киллеров. Тот завопил диким голосом, схватившись за ногу.

– Че-е верещишь, сучий кактус? – новым уже носом чувствительно ткнул ошарашенного Педро. – Ну ты че торчишь, как Лушкин гладиолус? Се-е-л быстро-о, чушка кудлатая, – медведем взревел Буратино на низких частотах.

Перепуганный латинос, убрав нож, мигом очутился на своем месте. Его притихшие собратья любовались в окошки российским ландшафтом.

– Заткнулись, мучачесы трюханные, – запрыгнул умиротворенный Буратино на пыльное сиденье и до самой деревни ехал молча.

На выходе, уколов Педро в ягодицу, рыкнул:

– Шевелись! Ерша тебе в задницу!

– Чего? – не понял латинос.

– Банан тебе в одно место, говорю, – еще раз ткнул его Буратино.

Колумбийский гангстер бабочкой выпорхнул из автобуса.

В Шалопутовке, оглядевшись, Буратино скомандовал чекистам:

– За мной! – и повел их через мост в сторону леса.

Колумбийцы, решив, что команда относится и к ним, поплелись вслед за чекистами.

– Чего они прутся за нами? – стал нервничать Железнов, подходя к полянке самогонщиков.

Очутившись в лесу и без свидетелей, колумбийские студенты пришли в себя.

– Меделинский картель не прощает унижений, – студенческий староста, распаковав чемодан, вытащил оттуда аргентинский автомат «Алкон» и ловким движением выдвинул приклад. – А от этой деревяшки я прикурю сигару-у, – зарычал, подражая Буратино, и поставил предохранитель на непрерывную стрельбу.

– Во-о, гады! – убрав в подмышечную кобуру пистолет, Железнов выудил из сумки «калаша». – Ну-у, мать вашу, сейчас я вам покажу «трю-у-сы», – спрятался он за дерево.

И вовремя!

Ветки над головой посыпались от выпущенных пуль. Иван Крутой отстреливался короткими очередями. Не ожидавшие отпора колумбийцы подняли на палке белые трусы раненного Буратинкой кудрявого кореша.

– Рю-у-у-с! Мы-ы пощюти-и-л, – стали орать они. – Миру-мир! Да здравствует дрю-у-чба народов, – поднялись с земли, показывая пустые руки.

Швырнув на всякий случай в сторону горячих южных парней гранату, чекисты быстрым шагом стали удаляться по узкой тропе вдоль реки.

– Чуют мыши, чей конец толще! – сделал вывод Буратино.

– Да-а, как подумаешь, что в России творится, так крыша едет… – подошли они к сторожке лесника.

Услышав стрельбу, Мишаня с ружьем вышел на крыльцо.

– Охота запрещена! – строго объяснил заезжим городским в черных костюмах.

– Да мы и не охотились, это на нас, – ответил Иван Крутой. – Город надоел, мечтаем пожить в палатке и порыбачить… Ты не против, шеф? – улыбнулся он егерю.

– Вот еще чертей не хватало, – выглянул из трубы домовой Ерошка. – Того и гляди сопрут что-нибудь в хозяйстве. Правда, Мумоха Кумоховна?..

– Тьфу, нечисть! – плюнула та, прихорашиваясь над ведром с водой.

Миновав сторожку, чекисты потопали дальше и остановились напротив фермы.

– Здесь будет город заложен!.. – с пафосом воскликнул Железнов, картинно отведя в сторону руку.

– Кому же ты целый город заложишь? – поинтересовался Крутой. – Обычно нашей конторе всех закладывают…

– Он имеет ввиду ломбард, – высказал свою точку зрения Буратино.

– Я имею ввиду на этом месте палатку ставить, неучи, – раскритиковал коллег градостроитель.

* * *

Латиносы разбили две палатки неподалеку от места боя, у поляны имени шалопутовских самогонщиков.

– Придется вести себя осторожнее, – погладил пробитую буратинским носом ягодицу Педро. – Одни вооруженные бандиты кругом… Поэтому начнем с разведки, – послал в деревню одного из своих.

Вернувшись, тот рассказал, что мак нигде не растет, мини-супермаркет закрыт, народу с гармонями не видать.

– Правда в одном огороде засек странную парочку… Здоровенный лохматый, как это у русских… дурак стоит на четвереньках и что-то ищет в траве… А другой, эта… дурылда… все тело в наколках, глаз подбит, лопатой копает…

– Ну-у-у, – стал анализировать ситуацию старший.

Все, затаив дыхание, ожидали высочайшее мнение.

– Гомики они! – сделал вывод студенческий главарь.

За время учебы в институте студенты успешно усвоили лишь русский мат, более всего сближающий народы…

– Ну што, шинок, легшает? – подойдя к Джонни, ласково потрепала бедолагу по густым черным волосам скрюченная бабушка с бадиком в руке и с рюкзачком на спине. – На шолнышке-то шпинка прогреетща, к тому же я тебе мажью ее помажала… В щельпо иду. Вам купить чего?

– О-о, ес, ес, – закивал головой Джинн и пошел за деньгами.

– Ешть хочешь… Понятное дело, – поправила цветастый платочек старушка, глядя, как ловко бывший гигант Джонни обирает с картошки колорадского жука.

Сельпо, переименованное в «шоп», приватизировал Кошмаров. С утра ему привезли товар, которым собиралась торговать необъятная его супружница. Когда скрюченная бабулька подошла к деревенскому «шопу», там уже толпился женский контингент Шалопутовки.

Заняв очередь за женой дядьки Кузьмы Клавдией и сняв со спины рюкзачок, бабка поинтересовалась:

– Бабы, почаму нашу щельпу шопой обозвали?..

Повисло молчание.

– А глянь на продавщицу… – тихо, чтоб не услышала Нина Матвеевна, произнесла Клавдия, растянув в улыбке полные губы и поправив на голове платок. – Проходи бабушка вперед, ноги-то, поди, устали?

– Да-а. Пока до шопы доберешщи… – захромала та к прилавку. – Нинка, – обратилась к продавщице, – мне колбашки, ширку, хлеба, водки и эти, как их, прокладки ш крылышками…

Нина Матвеевна хотела сделать замечание, что она никакая там не Нинка, а самая настоящая Нинель, но, услышав заказ, на минуту опешила.

Стоявшие вокруг деревенские бабы тоже открыли рты.

– У вас что же, месячные опять начались? – наконец выговорила продавщица.

– Типун тебе на яжик… даже годовых нет… а прокладки деду в валенки зашуну… штоб, значитша, пот впитывали… Шама жнаешь, он ведь у меня тоже, как его… бижнешмен… Щемечками торгует у церквы… А водовку гоштям… – обстоятельно и не торопясь разъяснила окружающим ситуацию.

– А ведь и взаправду… от прокладок ногам будет сухо и комфортно, – поддержала ее Клавдия, – надо тоже своему купить.

– Водки нет! Только джин-тоник, – брякнула на прилавок пластиковую полуторалитровую бутылку Нина Матвеевна.

– Тады три, – вновь удивила всех бабка и, заховав в рюкзачок товар, бодро почапала к перекособоченному дому местной целительницы и ворожеи, чтоб взять у нее снадобье для болящего гостя.

– Ну ты че, мать, запгопала? – встретил старуху дед Пашка. – Водягы-то пгитащила? – топырил губы в радостном ожидании.

Окружавшие лысину восемнадцать седых волос возбужденно приподнялись, наблюдая за рюкзачком.

– Нету водки! – отрезала бабка.

Все восемнадцать горестно рухнули на плешь.

– Зато какого-то джина ш Толиком купила, – достала она вместительную емкость.

– Вот це добге, – вновь воодушевился старичок. – Гобяты, – позвал он гостей, выскочив на крыльцо, – в избу идите, – но, заметив, что его четвероногий друг передвигается неважно, потащил свертки на улицу.

– Имя твое, Джонни, – разливал по стаканам напиток, – негусское какое-то. Будешь пгозываться Догофей… А ты, Джинн, – поднял он бутылку, – станешь, значится, Толиком.

«Мамма-мия, ну какая мне разница?» – подумал татуированный, поглощая слабоалкогольную жидкость и закусывая колбасой.

– Что это? – удивленно вытаращил глаза на группу трясущихся мужиков, бредущих на дергающихся ногах в сторону леса. – Болезнь Паркинсона… Эпидемия… – заволновался он.

Заинтересовавшийся Джонни, он же Дорофей, кряхтя, взобрался на широкий пенек и поднял лохматую башку над трухлявым забором.

– Га-а-в! – обессиленно поддразнил кудлатого зверюгу проходивший мимо дядька Кузьма.

Все туловище его тряслось и вибрировало, словно у давешних «электриков».

– Ва-а-у, гармо-о-нь… – засипел приятелю Джонни, пытаясь что-то схватить за забором, но, не удержавшись, рухнул с пенька.

Джинн, он же Толик, уже увидел инструмент за спиной дергунчика.

– Жалаете гагмонь послухатъ? – притопнул валенком взбодрившийся дедок. – Мы, Могозовы, отгодясь на гагмонях иггали, – через минуту вылетел из дома с инструментом на груди и растянул меха, с удивлением наблюдая, как к нему на четвереньках бодро засеменил Дорофей и сделал стойку, разглядывая гармонь.

С другой стороны впился взглядом в инструмент Джинн-Толик.

– Поиггать хотите? – немного струхнул дед. – Пожалте, – протянул им гармонь.

Но гости, повертев инструмент, разочарованно вернули его хозяину.

* * *

Между тем трясущиеся мужики, на полусогнутых, добрались до поляны имени бравых самогонщиков и, прежде чем заняться важным делом, похмелились брагой, которая бродила в укрытых ветками молочных бидонах, умыкнутых с фермы.

– А-а-а-а! – выдохнул воздух дядька Кузьма, и слабая улыбка забрезжила на его хмуром небритом лице. – Что у трезвого на уме, то у пьяного уже внутри, – выдал он реплику и блаженно икнул, глядя на товарищей, руки у которых постепенно переставали дрожать, а взгляд делался осмысленным. – Мужики, быстро налаживайте аппараты, – велел он им, – а то мне Евсея подменить надоть… Зачем-то в город собрался…

Через час умиротворенный дядька Кузьма, сидя в кругу сопитух, выдал вторую реплику:

– Ежели похмелье не лечить, оно проходит за день! А ежели лечить… Оно вообще не проходит! – заржал он, но вдруг резко оборвал смех, увидев выглядывающие из-за деревьев незнакомые смуглые рожи.

«Неужто менты? – пронеслась в голове шальная мысль. – Да не-е, не похожи», – прищурившись, разглядывал шестерых невысоких парней в цветастых рубахах и шортах.

«Инкубаторские, што ль?!» – поразился некурящий мужик, поперхнувшись самогонкой.

Заметив у одного из местных гармонь, Педро хотел его пристрелить и исследовать инструмент, но передумал – вдруг не тот, а эти небритые могут дать нужную информацию.

– Мы студенты института Педриса… тьфу, Патриса Лумумбы, – растянув рот в улыбке, напоминающей оскал акулы, произнес он, подбираясь к дядьке Кузьме.

«А вдруг это людоеды? – вновь затрясся Кузьма. – Или изверги, что Митяя замочили? – побледнел он, наблюдая, как все шестеро подбирались к нему. – И чего я сюды поперси-и… надоть было сразу идти Евсея менять», – заорав, выхватил из костра горящую ветку и сунул в кровожадную морду атамана.

Педро заорал еше громче, остро пожалев о своем человеколюбии.

– Руки-и вверх, суки! – раздался из-за деревьев мощный рев.

Некурящий тут же выполнил команду, вылив себе на башку стакан самогона.

– Да не вам, а туристам говорю, – с облегчением услыхали Мишанин бас шалопутовские мужики.

Дядька Кузьма чуть не прослезился от облегчения. Никогда еще так не радовался он своему деревенскому соседу.

Лишившись усов, ресниц, бровей и половины волос на голове, Педро поднял лапы, размышляя, вернется ли он живым на далекую свою родину… А если и вернется, будет ли способен иметь детей. Стрелять и запугивать привык он сам… Но, чтоб его?..

– Кто такие? – быком ревел Мишаня. – Документы есть? – вспомнил любимый барабасовский вопрос.

Студенческий староста хотел запеть про Патриса Лумумбу, но обожженные губы не слушались его.

– Ну-у, вы тут веселитесь, а мне надоть Евсея менять, – откланялся дядька Кузьма и припустил к мосту, около которого на него напал здоровенный головорез с наколками под расстегнутой рубахой.

– Вр-р-агу не сдае-е-тся наш го-о-рдый «Ва-р-р-яг», поща-а-ды никто-о не жа-а-а-лает, – активно отбивался от бандюги ногами похмелившийся дядька Кузьма, руками прижимая к себе родимую гармонь, которую стремился вырвать татуированный жиган.

«Я те покажу Кузькину мать», – ловко врезал супостату гармонист и бросился бежать.

Чекисты, проведя рекогносцировку местности на своем берегу, разглядывали в бинокль противоположный берег и брошенные постройки ферм. На лугу паслось небольшое стадо, а на пригорке наблюдался пастух, прикладывающийся к бутылке с жидкостью.

«Обед уж близится, а Кузечки все нет, – начинал нервничать Евсей. – Кругом хочет поспеть… и там вмазать, и тут бутылку заработать, – вспомнил о последней припрятанной поллитре и алюминиевой тарелке. – Ничо-о, довезу как-нибудь до приемного пункта цветных металлов. Эх и нажру-у-сь, в стельку…» – мечтал он, когда вдруг почувствовал чью-то ладонь, зажавшую ему рот, и увидел над собой черную рожу с лысой блестящей головой, толстые губы и мясистые уши, в одном из которых блестело золотое колечко.

– О’кей! – сказала черная рожа, но ошиблась. Никаких «океев» и рядом не стояло, ибо Евсей автоматически продел в кольцо палец и потянул.

Черный рот над ним разверзся и огласил округу душераздирающим воем. Его приятель, склонившись над пастухом, двумя руками удерживал гадскую руку, но силы Евсея с перепугу удесятерились, и он целеустремленно тянул на себя колечко, попутно размышляя, сколько поллитр отвалит за него самогонщица баб Тоня.

По инерции зажимая рот жертве одной рукой и придерживая вытянувшееся до размеров слоновьего ухо – другой, Билл перешел уже на трубный рев слона, призывающего самку.

– Что это они с колхозником делают, сволочи, коли он орет так? – задал Железнову вопрос Иван Крутой, на минуту оторвавшись от бинокля. – Блин буду, это и есть наши диверсанты.

– Ишь как мучают человека, нелюди, – пожалел пастуха Железнов. – Шпионы, они и есть шпионы… Может, поможем страдальцу? – предложил шефу.

– Не-е! Следить будем. А вдруг у них сообщник есть? – опять навел бинокль на группу людей Иван Крутой, внимательно наблюдая, как двое негров куда-то потащили брыкавшегося и извивающегося пастуха.

«Кажись, надо впрячься!» – собрался с духом Шарик и ухватил за ногу негра, вопль которого музыкально слился с воем первого. Негр мотал ногой, пытаясь стряхнуть озверевшую псину, но Шарик мужественно терпел рывки и удары о землю, страдая за хозяина. Уцепить его рукой за хвост и отшвырнуть Джек не мог, так как тогда бы его приятель лишился уха.

В придачу ко всему Джек почувствовал мощный удар в зад. «Это что еще за дела?» – подумал он, повернув голову, и с ужасом заметил набычившегося козла, готовящегося ко второму штурму его черной задницы.

И лишь здоровенный бык тупо жевал жвачку, удивляясь, чего это все орут и дерутся… Травы, что ли, вокруг мало?

Запулив наконец ногой собачонку чуть не до деревни и откусив злостному козляре полрога, Джек с Биллом потащили заложника на базу, уже больше по привычке подвывая в унисон на два голоса. Прибыв на место, что они только не делали, дабы вытащить скрюченный палец из кольца и освободить ухо. Агент Билл на этот раз двумя лапищами уцепил жилистую руку Евсея и не давал тому слямзить кольцо вместе с ухом. Агент Джек выкручивал палец, кусал его, но все было тщетно. Пастух держался, как белорусский партизан в гестапо.

Дабы совместить два дела, Джек попутно задавал наводящие вопросы о месте нахождения спутниковой тарелки, но Евсей молчал, как рыба об лед.

«Ну да-а! Скажи вам, где тарелка, так вы и бутылку стырите…» – стойко терпел он муки, потому что палец у него был атрофирован еще в детстве и ничего не чувствовал.