Текст книги "Мафия заказывает"

Автор книги: Валерий Ильичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Ильичёв Валерий Аркадьевич
Мафия заказывает

Ильичёв В. А.

Мафия заказывает

Часть первая

I

Странный заказ Убитая лежала на спине возле открытой двери лифта. Безмятежность и простодушие юного лица никак не вязались с безжалостными и безнадежными словами: "убийство", "труп", "смерть".

"Она даже не успела испугаться и понять что-либо. И немудрено: со слов медика, она умерла мгновенно, как только острое оружие пробило затылочную кость, пронзило мозжечок и поразило жизненно важные центры в мозге... Сумочка лежит нетронутая, да и серьги с кольцами не сняли... Может быть, им помешали?" – подумал Ильин, сотрудник уголовного розыска местного отделения милиции, вызванный из дома и прибывший на место происшествия с опозданием, когда следственно-оперативная группа уже заканчивала свою работу.

Все было как обычно. Инспектор-кинолог ещё раз пустил по следу рослого кобеля, который вновь уверенно повел за угол к автобусной остановке: может, он просто повторял путь, пройденный какой-то сучкой, оставившей на асфальте весточку о своих желаниях. Надеясь на случайную удачу, члены следственно-оперативной группы продолжали обшаривать весь подъезд и вокруг него, осторожно упаковывая обнаруженные пустые бутылки и окурки, оставленные выпивохами между вторым и третьим этажом. И если присутствие на месте происшествия оперативников "убойного" отдела МУРа не вызывало особого удивления, то присутствие Антонова, сотрудника Регионального управления по борьбе с организованной преступностью, вызывало недоумение.

Ильин удивился: "А этому-то что здесь делать?" Допустим, в МУРе посчитали это очередным преступлением активизировавшегося маньяка-убийцы, но по линии борьбы с организованной преступностью тут явно делать нечего. Уж не считают ли они там, что двадцатилетняя студентка Алла Турбина имеет тесные связи с мафией и та заказала её убийство? Странно, по какой причине РУОП проявляет любопытство к довольно заурядному для огромного города происшествию?"

Одежда на трупе была в беспорядке. Но Ильин знал, что это дело рук не преступника, а судмедэксперта, желающего при первичном осмотре убедиться, что на теле нет иных повреждений, кроме уже установленного. Взгляд Ильина невольно приковывали красивые ноги девушки, обнаженные поднятой юбкой. Преодолев себя, он шагнул вперед, нагнулся и потянул шелковую ткань. Придавленная телом, юбка не поддавалась, тогда он взялся обеими руками за подол и с усилием натянул её на согнутые округлые девичьи колени.

Выпрямившись, он натолкнулся на сочувственный взгляд старого следователя прокуратуры Павлова. Тот ему заговорщически подмигнул:

– И правильно! Нечего гнусные мысли у зевак вызывать. Ей-то, может, теперь и все равно, а родным и знакомым – нет.

Ильин покраснел и отошел в сторону: "К этому знатоку людских душ всегда опасно приближаться – вдруг прочтет в тебе самом что-нибудь такое, в чем и самому себе признаваться особенно не хочется". И он, воспользовавшись моментом, спросил у майора Кондратова из МУРа:

– А что здесь Антонов делает? Часом, эта студентка – не агент международной мафии?

Кондратов, против обыкновения, не поддержал шутливого тона:

– Да я и сам не знаю! Только вот прискакал вслед за нами и наблюдает. Мне тоже ничего не сказал. Ты же знаешь, они там в РУОПе родному брату не доверяют, не говоря уж о сотрудниках других подразделений. Хотя, возможно, все гораздо проще: родители убитой – уважаемые люди, со связями, сообщили о гибели дочери кому-то из своих высокопоставленных покровителей, и государственная машина закрутилась. Вот и прислали Антонова наблюдать, что все сделано правильно.

Объяснение было обоснованным, но и Ильин и Кондратов понапрасну не заблуждались, предполагая наличие более веских оснований для выезда руоповца на рядовое убийство молоденькой девушки. Ильин вздохнул: "Мне как всегда тяжелее всех. Все эти члены следственно-оперативной группы покрутятся да и разлетятся в разные стороны, а искать виновных придется мне".

Безуспешно совершив подворный обход в поисках свидетелей, Ильин отправился в отделение милиции. Возле своего кабинета он увидел светловолосую девушку в белой кофточке и широкой цветастой юбке, чем-то внешне похожую на его бывшую жену Ольгу. А напоминание об их разводе почти год назад всегда портило ему настроение. Но девушка, узнав, что перед ней сыщик, занимающийся убийством Турбиной, поспешила представиться:

– Я Лиля Кормухина, подруга Аллы, теперь, конечно, бывшая. Мне кажется, я знаю, кто её убил.

"Вот это да! Неужели повезло и без особых усилий удастся раскрыть это преступление! "Суеверно сдерживая свое нетерпение, Ильин предложил войти.

Девушка рассказывала сбивчиво, со многими явно лишними деталями, но Ильин её не перебивал, по опыту зная, что лучше дать свидетелю выговориться и тогда, вполне возможно, появится какая-нибудь деталь, которая в дальнейшем может послужить главной ниточкой, ведущей к виновному.

В данном случае, если оставить в стороне эмоции, суть заявления сводилась к тому, что последние две недели Алле не давал проходу, приглашая на дискотеку, парень из их дома по кличке Хомяк. Алла выглядела очень испуганной, так как этот парень был судим, недавно вышел из заключения и неделю назад, будучи пьяным, показал Алле нож, говоря, что ему терять нечего и он все равно заставит её принять его ухаживания. И вот Алла убита, и Лиля уверена, что это дело рук того ухажера, пустившего в ход оружие из-за её несговорчивости.

От рассказа Лили у Ильина возникли два противоречивых чувства: с одной стороны, неуправляемый, судимый за хулиганство Хомяк вполне мог всадить по пьяному делу нож отказавшейся от него девушке; а с другой – были же основания у сотрудников отдела по заказным убийствам и по борьбе с организованной преступностью заниматься этим делом. Хотя ведь и они могут ошибаться, а все гораздо проще, и виновен этот мерзавец Хомяк. Конечно, Ильину хотелось самому раскрыть преступление, отличиться и утереть нос сыщикам из вышестоящих подразделений.

К тому же к Хомяку Ильин имел особые претензии. Со дня возвращения из мест лишения свободы этот двадцатилетний парень повел себя строптиво и непочтительно. В первой же беседе о недопустимости правонарушений Хромов, прозванный Хомяком за полноватую коренастую фигуру и толстые щеки, злобно огрызнулся: "Как вел себя, так и буду вести. Никто мне не указ. Ныне свобода, и ты мне, опер, ничего не сделаешь, а прописать меня к матери вы обязаны!"

И Ильин считал, что будет вполне отомщен за оскорбления, если вновь "окунет" дерз-кого парня в места лишения свободы. А сейчас и повод был подходящим, но что-то все-таки беспокоило Ильина.

"Пожалуй, все слишком просто. Такие опытные сыщики, как Кондратов с Антоновым, на рядовые происшествия не приезжают, это уж точно. Ну да ладно, у них свои заботы, а я попробую потянуть за эту ниточку". И, записав показания подруги убитой, он направился прямо за Хомяком. Тот не был важной шишкой, и с ним можно было не церемониться.

Следователь прокуратуры Павлов выслушал Ильина внимательно, затем, вздохнув, взял лист бумаги, разделил его надвое жирной чертой и сказал:

– А вот теперь давай посмотрим, что мы имеем. Слева запишем все свидетельствующее о виновности Хомяка, а справа – что противоречит этому. Вот что ты установил за последние часы: Хромов действительно приставал к Турбиной, что он и сам подтверждает; у него был нож с узким лезвием, пригодный для совершения убийства, – мы опросили группу людей, чтобы установить это. Он утверждает, что потерял этот нож как раз в день убийства; у него нет алиби, он говорит, что был пьян и не помнит, где находился в момент убийства, – все перечисленное дает основание подозревать Хромова. Не так ли?

Ильин кивнул, хотя, зная Павлова, не сомневался, что у того есть аргументы против.

И Павлов, сделав эффектную паузу, спросил:

– А что запишем в правой стороне? Что заставляет сомневаться в его виновности? Не знаешь! Любят эти сыщики-белоручки из вышестоящих подразделений нагнать туману и таинственности, не хотят своими особо секретными материалами ни с кем делиться. Впрочем, как и мы с тобой. – И Павлов весело с хитринкой подмигнул. А затем разъяснил: – Но мне-то они сказали, что это уже третье убийство, совершенное одним и тем же способом в Москве за последние месяцы. Киллер объявился в городе своеобразный. Надо же, слово-то какое неприятное, по-моему "убийца" и то лучше звучит! Так вот, сыщики с Петровки завели дело оперативного учета под условным наименованием "Сапожник", потому как орудует он сапожным шилом, очень ловко и аккуратно всаживая его в затылок жертвы. В одном случае шило обломилось, и орудие преступления было установлено. Есть оперативные сведения, дающие все основания полагать, что этот киллер – одиночка, работает по заказу крупных авторитетов. Ни в одну группировку он не входит, он вообще не из уголовников, а потому на учете не состоит. На него выходят, дают заказ с предоплатой, и он делает свое дело очень аккуратно. То ли ловок, то ли везет парню. Так вот, Алла Турбина была убита точно так же, как и две другие жертвы. Вот поэтому и Кондратов из МУРа, и Антонов из РУОПа примчались на это, казалось бы, рядовое убийство. А услугами этого киллера, как известно из болтовни в уголовном мире, пользуются люди из окружения Старика. Вот мы и запишем в правой стороне: "Убийство по заказу". И эта единственная запись портит ход наших рассуждений о виновности Хомяка. Верно?

Ильин молчал. Он разозлился на Кондратова и Антонова: могли бы и шепнуть, что к чему. Теперь с Хромовым что-то надо делать. Но что? Он уже задержан и находится в камере.

Павлов пожал плечами:

– Тут решай сам. Основания для задержания Хромова у нас, безусловно, есть. Ведь подозрения в отношении какого-то пока мифического Сапожника не могут быть единственной версией. Правда, очень уж смущает личность потерпевшей студентки-первокурсницы. Не отличница, но без троек, и школу закончила, и в институте учеба легко давалась. Семья вполне благополучная: отец – главный инженер на заводе, мать – в НИИ гроши получает, к фирмачам никакого отношения не имеют. Брат, правда, молодой журналист, но ребята покопались, установили, что никаких разоблачающих материалов не писал, специализировался исключительно по науке и технике. Вчера и сегодня сыщики с Петровки копаются в личной жизни девушки в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку, и все пока понапрасну. Ничего! В связях, её порочащих, как говорится, замечена не была. Наши коллеги уже начинают думать, что имеет место ошибка в "объекте": не того человечка киллер завалил. Но я думаю, что девчушку убили намеренно, и именно ту, которую намечали. Охотились здесь за этой молоденькой девушкой, в порочащих связях не замеченной. Вот в чем загвоздка. Поэтому нужно будет скрупулезно повозиться, просеять множество людей через сито проверок, и тогда, возможно, найдем зацепку. Сдается мне, мать жертвы может что-то ценное подсказать, да сейчас её трогать нельзя. Придется дня три-четыре, а то и больше выждать, пока в себя немного придет. Сейчас не лезь, горе чужое уважать надо. А сходи-ка ты в школу, где училась Турбина. Потолкуй с учителями, они многое о наших детях знают. А потерпевшая всего год назад у них училась. Сходи, поговори, может быть, что и всплывет. А пока давай параллельно поработаем и с Хромовым. Чем черт не шутит, и не такие совпадения в жизни бывают.

Ильин вспомнил неприятное лицо Хомяка и поймал себя на чувстве удовлетворения от того, что хотя в отношении Хромова подозрения слабы, но все же ему придется ещё посидеть в камере. Он попрощался и вышел на улицу. Шел мелкий дождик, и это помогало думать на ходу.

Кондратов и Антонов считают, что имело место заказное убийство. А вдруг кто-то опередил их киллера? Тот же Хромов мог из хулиганских побуждений убить отвергшую его девушку! Ильин решил все-таки основательно проработать версию причастности к убийству Хомяка, о существовании которого пока Кондратов и Антонов не подозревали. Тем более что на второй день поиска в его распоряжении появились некоторые новые данные. Участковый инспектор Соколов, продолжая опрашивать жильцов соседних подъездов, установил пенсионерку Жильцову с восьмого этажа, заметившую в период времени, совпадающий с убийством, молодого человека в темных брюках и светлой рубашке, сидевшего на барьере детской песочницы. Заметила она его совершенно случайно – высунулась из окна в надежде увидеть задержавшихся в магазине невестку с внуком. Ее внимание привлекло то, что парень сидит не на пустующей скамейке, а рядом, на газете, постланной на низком барьере песочницы, и в неудобной позе с высоко задранными коленями.

Ильин сам проверил и убедился, что, сидя на песочнице, человек скрыт от посторонних глаз коротко подстриженным кустарником и может незаметно наблюдать за подъездом.

В летнее время почти все дети были на дачах, к песочнице в кустах редко кто подходил. Так что, кроме Жильцовой, не удалось найти ни одного человека, видевшего этого парня. Да и её показания мало что значили: подслеповатая старуха в лицо опознать сидевшего внизу человека не могла. А сидеть там в неудобной позе мог любой случайный прохожий, перебравший спиртного. Но вот то, что Хромов тоже носил темные брюки и светлую рубашку, по мнению Ильина, могло пригодиться, если будут получены дополнительные, более весомые доказательства его вины. Ильин уже давно убедился, что в практике оперативной работы мелочей не бывает. "Тут каждое лыко в строку, говорил его учитель, старый сыщик Попов, – по мелочи, по осколкам можно собрать такую мозаику, что виновный будет полностью изобличен". И он был прав. Так что письменные показания Жильцовой Ильин приобщил к делу.

Теперь Ильин считал необходимым проверить, нельзя ли найти дополнительных свидетелей в автобусе, на остановку которого дважды привела от места убийства розыскная собака. Номер и водителя автобуса, который проезжал по соседней улице в момент, когда было совершено убийство Турбиной, оказалось легко определить по путевому листу, поскольку интервал прохождения автобусов был в эти часы на данном маршруте не менее двадцати минут. С помощью диспетчера Ильин установил адрес и домашний телефон водителя Никитина, который в этот день не работал. Он оказался, к удаче Ильина, дома и совсем не удивился звонку из милиции. Узнав, в чем дело, Никитин вспомнил, что в пути была задержка в связи с дорожным происшествием, и он нервничал, пытаясь наверстать время. А тут, как назло, в пятнадцать минут пятого на остановке вблизи Смоленской площади заметил бегущего парня, который махал рукой, чтобы его подождали. Парень был в белой рубашке и темно-синих брюках. Он его все-таки подождал, хотя и ругался на чем свет стоит из-за лишней задержки. Может быть, он и не обратил бы внимания на этот эпизод, но его удивило, что парень выскочил на следующей остановке, а ехать до неё минуты две, поскольку она всего метрах в трехстах от предыдущей и расположена у входа в метро "Смоленская". И стоило из-за этих двух минут так бежать и автобус задерживать?

У Ильина от волнения забилось сердце, и он спросил, может ли водитель вспомнить и узнать того пассажира? Получив подтверждение, сыщик попросил Никитина срочно подъехать к нему в кабинет для опознания.

До прихода водителя автобуса Никитина оставался ещё час, и Ильин решил пойти перекусить. Вопреки обыкновению, он не получил удовольствия от еды. На душе было тревожно. Он не особенно верил в виновность Хромова, томившегося с утра в камере. Ведь не зря же Кондратов с Антоновым "крутили" какие-то материалы о причастности к убийству Турбиной "солидных" людей, заказавших эту акцию! А ему ничего не оставалось, как проверять до конца такую уголовную мелочь, как Хомяк. Прошли сутки после убийства Турбиной, а в деле, кроме версии о виновности Хромова, ничего нет. Вся надежда теперь на этого водителя автобуса.

Но через полчаса все его надежды потерпели крушение. Водитель Никитин, молодой тридцатилетний парень, был весел и полон энтузиазма. Ему Ильин сказал только, что совершено покушение в подъезде дома недалеко от остановки автобуса. А тот тут же начал выспрашивать:

– Уж не бизнесмена ли очередного завалили?

Но Ильину было не до пустых разговоров. В нетерпении он предъявил Никитину несколько заранее заготовленных фотографий, среди которых была и фотокарточка Хромова. Свидетель внимательно всех рассмотрел и отрицательно покачал головой:

– Здесь нет того парня.

Ильин все ещё не желал смириться с неудачей:

– Посмотри ещё раз повнимательнее.

И вновь Никитин был категоричен:

– Тут и смотреть нечего. Я хорошо того парня запомнил. Здесь его нет.

– А вот этот, нахмуренный? – от отчаяния пошел на нарушение процессуальных требований Ильин, указывая прямо на ненавистное лицо Хромова.

– Ну что вы, тот был светловолосый и худой, а этот черный и лицо круглое, как луна! И еще, тот парень не из простых. Часы на нем богатенькие и личность интеллигентная. Нет, здесь его нет.

Ильин скрупулезно записал объяснения водителя автобуса, оформил протокол неудачного опознания: ему ведь тоже надо будет отчитываться за проделанную работу, а для контролеров свыше чем больше бумаг составлено, тем вроде бы и активнее ведется розыск.

Когда за свидетелем закрылась дверь, Ильин прикрепил скрепкой показания Никитина с рассказом о его пассажире для доклада руководству. Но тут же отделил от общих бумаг протокол неудачного опознания и спрятал его подальше в ящик стола: наверняка этот Никитин видел всего-навсего случайно оказавшегося в этом месте человека, опаздывающего на важное свидание. А смущать начальство сомнениями в виновности задержанного Хромова в его планы не входило. Да и посидеть тому в камере при его наглости совсем не помешает.

Стук в дверь заставил Ильина вздрогнуть и быстро задвинуть ящик стола, куда был положен протокол неудачного опознания. Оказалось, вернулся Никитин:

– Извиняюсь, что беспокою, но я вот насчет чего! Если понадоблюсь, то вы меня не через диспетчера разыскивайте и не по указанному в протоколе домашнему адресу, а вот по этому телефону. – Он протянул клочок бумажки с записанным номером. На вопросительный взгляд Ильина смущенно добавил: Живу я пока у одной знакомой. Там меня и найдете, если понадоблюсь. – И он, ещё раз извинившись, осторожно закрыл за собой дверь.

"Как же, жди, понадобишься!" – раздраженно подумал Ильин, огорченный неудачей: обставить сыщиков из МУРа и РУОПа явно не удавалось.

Так завершились первые сутки розыска.

На следующий день Ильин ехал на службу в переполненном вагоне метро. Было душно, и не только от тепла спрессованных в тесном пространстве человеческих тел. Несмотря на раннее утро, солнечные лучи уже сильно нагревали вагоны метро Филевской линии. Предстоящий день обещал быть жарким и трудным. Но Ильин даже представить не мог, насколько круговорот новых дел помешает выполнить хоть малую долю намеченного накануне.

С утра, как и планировалось, он "выдернул" из камеры Хомяка. Прошли уже сутки, и у Хромова было время подумать и, вкусив прелести пребывания в битком набитом людьми, непригодном для жизни помещении, постараться смягчить свою участь. Но он, несмотря на помятый вид, наглости не утратил.

– Я знал, Ильин, что менты на всякую подлость готовы, лишь бы преступление раскрыть, – попытался он перейти в атаку, как только его ввели в кабинет оперативного сотрудника, – но то, что ты мне "нахалку" будешь шить и "мокрое" дело на меня безвинно вешать, такого даже от тебя не ожидал!

Кровь прилила к лицу Ильина.

– А ну-ка заткнись! Ты ещё меня стыдить будешь! Кто девчонке угрожал? Кто ей нож показывал? По закону в твоих действиях уже имеется состав преступления: угроза убийством – это статья сто девятнадцатая нового Уголовного кодекса Российской Федерации. Объяснил бы, где был и что делал с четырех часов до пятнадцати минут пятого, и все дела: алиби! Против него не попрешь. А ты талдычишь: был пьян, не помню. Так и я голову тебе сейчас отверну и скажу, что так и было, а по пьянке вспомнить не могу, как ты её лишился!

– Да не пугай ты меня! Я не из пугливых, – уже иным тоном, свидетельствующим о желании идти на попятную, заявил Хромов. – Я понимаю, служба у вас такая: вам ловить, а нам бегать. Кстати, я вчера на допросе признал только, что Алку эту на танцы приглашал, а что нож ей при этом показывал, так это ваша свидетельница, её подруга, выдумала либо Алка ей наплела небылицу. А только такого в жизни не было. Нож действительно у меня был, и потерял я его, не помню где: это уж, считай, простое совпадение.

– И где нож потерял не помнишь и где сам был в момент убийства сказать не можешь. А ещё говоришь, что тебе, безвинному, "нахалку" шьют!

Отправив Хромова назад в камеру, Ильин двинулся в прокуратуру. Следователь Павлов встретил его сдержанно:

– Все пока складывается не в пользу этого парня, но арестовывать его не будем, а просто продлим срок задержания до десяти суток. А там видно будет. Срок немалый, и ты постарайся им воспользоваться, чтобы добыть дополнительные доказательства. Иначе его придется выпустить. Я понимаю: у тебя к нему, мягко говоря, особое отношение, но только сдается мне, что этот убийца – не он. Да и у Антонова с Кондратовым новые данные появились, подтверждающие, что мы имеем дело с заказным преступлением. Завтра у меня должны собраться все члены следственно-оперативной группы. Так что поговорим и обменяемся мнениями. Только ты не замыкайся на Хомяке и послушай моего совета: сходи все-таки в школу, где училась Турбина, что-то мне подсказывает, там можно найти кое-что интересное.

Делать было нечего, и Ильин вновь отправился к себе в отделение милиции. Настроение было испорчено. Утешало только одно: "Как бы то ни было, а у меня ещё есть время доказать вину Хомяка. Если он, конечно, виновен".

II

В стиле ретро Здание школы было старым, из красного кирпича, и с традиционными медальонами классиков литературы. Ильин потянул на себя тяжелую дверь, прошел подъезд и оказался в вестибюле, заставленном пустующими вешалками.

Был конец июня, и, кроме одиннадцатиклассников, готовящихся к последнему экзамену, здесь вряд ли кто мог появиться. И эта пустота невольно вызывала у Ильина чувство тревоги, словно он превратился в школьника, опоздавшего на первый урок. Решительно поборов это неожиданное волнение, Ильин направился в кабинет директора, но застал там только секретаря, старенькую женщину в кофте домашней вязки и серой юбке. "На улице жара, а она одета как зимой", – подумал Ильин. Видно, правду говорят, что старческие кости согреть тяжелее, да и здесь, в приемной, было достаточно прохладно от тени дерева, своей густой листвой прячущего от солнца стекла небольшого узкого окна.

Директора не было на месте, и Ильин, представившись и предъявив удостоверение, спросил:

– С кем я могу поговорить по поводу вашей бывшей ученицы Турбиной Аллы?

– А почему она вас интересует? – искренне удивилась секретарь.

Ильин привык к этим встречным вопросам, умел уходить от них, но в данном случае посчитал ненужным скрывать правду. Узнав о гибели девушки, старушка в отчаянии всплеснула руками:

– Надо же, горе-то какое! Жалко, ох как жалко девчушку! Вот уж кто приносил мало забот! А поговорить вам надо как раз со мной. До ухода на пенсию я здесь математику вела, и с пятого по девятый класс она у меня училась. Я у них, кстати, была классным руководителем, и лучше меня вряд ли кто её знает. Да и позже, когда она школу заканчивала, я уже была на пенсии и работала здесь секретарем, многое видела и знаю.

Пожилой педагог помнила немало из жизни своих бывших учеников. Но Ильин пропускал большее из того, что она говорила. За годы работы в уголовном розыске он постоянно убеждался в непостижимой на первый взгляд избирательности человеческой психологии, часто дающей незаслуженно высокую оценку каким-то житейским мелочам и, наоборот, игнорирующей то, что действительно способно сыграть решающую роль в дальнейшей судьбе конкретных людей. Из всего рассказа самозабвенно предавшейся воспоминаниям старой женщины Ильин сумел выловить лишь несколько фамилий одноклассников, с которыми дружила Турбина. Их было всего четверо, все девочки.

Он уже собрался уходить, думая, что вытащил пустой номер, но тут женщина внезапно сказала:

– Вы знаете, я вам назвала тех, с кем она дошла до одиннадцатого класса и закончила школу. Но до девятого класса с ней вместе училась Курлыкова Таня. Дружба у них была с первого класса. Я их ещё называла "не разлей вода" – настолько они были дружны. Но вообще-то дружба эта была несколько странной. Курлыкова – девочка с гонором, высокого о себе мнения, но мало чем это стремилась подкрепить. Училась средне, а вот Турбиной все давалось гораздо легче: способный был человечек. Да и достаток в их семьях разный был. У Турбиной родители по долгу службы за границу часто ездили. И хотя не бизнесмены, но дочь одевали прилично. А вот у Курлыковой мать и отец бедновато жили, естественно, на покупку каждой вещи деньги приходилось выкраивать. Ну и стала я частенько замечать завистливый огонек в глазах у Татьяны. Нет-нет, внешне это ничем не проявлялось, ни словом, ни делом она подруге не вредила. Но я-то видела, когда Аллу хвалят или ей что-то удается, то личико Татьяны как бы немеет, превращается в маску. Но, впрочем, это довольно частая история нездоровой соревновательности между подругами. Что вы хотите, женская психология проявляется рано! Но мне не нравилась именно эта скрытность в проявлении неприязненных чувств к подруге. Но я ещё заметила, что эта зависть к подруге и недоброжелательность не постоянно владели Татьяной. Когда не было особого повода завидовать, она с Аллой вполне ладила. Дружба была довольно крепкой и продолжительной, и, несмотря на разницу в характерах, они искренне привязались друг к другу. Ну а потом, воспользовавшись новыми условиями перестройки, отец Курлыковой занялся бизнесом. К всеобщему удивлению, он быстро разбогател, купил себе квартиру в престижном районе, и их семья переехала. Естественно, Татьяна перешла в другую школу, и их дружба, таким образом, прекратилась. Я знаю, что они иногда встречались, но вскоре и эти контакты совсем прекратились. Так что в последние школьные годы Алла поддерживала близкие отношения со своими одноклассниками, которых я вам уже назвала. Но это была уже совсем не та дружба.

Ильин поблагодарил пожилого педагога за её рассказ, мало что давший для раскрытия убийства. Но он выполнил очередное намеченное мероприятие, и надо было уходить. Правила розыска требовали выяснить адреса всех пятерых названных секретарем прежних соучениц Турбиной и встретиться с ними. Он с помощью секретаря без труда нашел в архивах данные учеников одного с Аллой года выпуска. Ну что же, по крайней мере рапорт с этими адресами, подшитый в дело, покажет начальству, что он не снизил активности по поиску лица, виновного в убийстве Турбиной, и розыск продвигается.

* * *

В маленьком кабинете у Павлова они с трудом разместились вчетвером.

Закончив разливать приготовленный им напиток в специально припасенные для особых случаев золотистые пиалы, Павлов нарушил благоговейное молчание:

– Вот, ребятки, испейте не торопясь. Раздумчиво, словно дегустаторы, покатайте каждый глоток во рту, чтобы почувствовать вкус сего напитка. Абстрагируйтесь от всего земного, проходящего, наносного, представьте, что в вас поступает сок луговых растений, которые любите, да что в ваши жизненно важные центры вливается солнечная энергия, накопленная этими растениями, и вы почувствуете, как в считанные мгновения успокоитесь и будете в силах решить любую задачу. И не надо часами сидеть, сосредоточась на своем пупке.

Все это Павлов говорил размеренно, ритмично, тихим, приглушенным, едва различимым голосом, как опытный психотерапевт-гипнотизер. И сами эти слова, и то, как он их произносил, и вкус его напитка, каждый глоток которого действительно прибавлял сил, а самое главное, царивший в комнате аромат, ощущаемый буквально всеми органами чувств, – все это придавало обычному совещанию колорит какого-то ритуала, во всяком случае так казалось Ильину.

Чайник опустел, но никто не торопился нарушать молчание. Как-то само собой разумелось, что это должен сделать хозяин. И Павлов молча собрал посуду, поставил на тумбочку, накрыл полотняным полотенцем и, вздохнув, воскликнул:

– Ну вот и все, ребятки, кончился праздник! Давайте работать, надо обобщить все, что накопили за четыре дня, и подумать, куда двигаться дальше. В русской армии на военных советах всегда по существу принимаемого решения первым высказывался самый младший по званию офицер, чтобы мнение старших не довлело ни над кем. Давай, Ильин, как самый молодой, излагай, что имеешь!

Ильин сначала обиделся: "Сперва взяли все на себя, скрыли, что это заказное убийство. А теперь, когда за трое суток не удалось поймать преступника, я им должен докладывать! А они возьмут самые перспективные сведения и опять скроют, что посчитают нужным".

Но потом он решил рассказать все, что знает, ведь цель-то у них одна! Как он и ожидал, его рассказ о Хомяке не вызвал у Антонова и Кондратова особого интереса. И хотя он намеренно утаил показания водителя автобуса по Хромову, было видно, что они ни минуты не сомневаются в непричастности этого парня к совершенному убийству.

Так же равнодушно-вежливо они слушали его сообщение о школьных подругах Турбиной. И вдруг Антонов буквально подпрыгнул на стуле:

– Постой, Ильин, как ты сказал фамилия той девчонки, с которой водила дружбу Турбина до девятого класса? Курлыкова? Вот тебе на! Да это же одна из последних жертв Сапожника. Ее убили дня за три до Турбиной в другом конце города. Мы тогда, как обычно, начали "копаться в грязном белье" жертвы, искать компромат с целью выяснения возможных мотивов преступления. Набралось достаточно много, я сейчас расскажу. Но вот связи с Турбиной мы установить не могли. В школе, где Курлыкова училась последние три года, мы, конечно, были, но там о её подруге Турбиной и не слышали. А вот теперь эта связь установлена, и это сделал ты, Ильин. Молодец!

Хотя похвала была приятна Ильину, все же он хотел уточнить, что идея посетить школу принадлежала Павлову. Но тут Антонов начал рассказывать про Курлыкову, со слов лиц, осведомленных о разных сторонах её жизни.

Курлыкова была проституткой. В основном пополнение рядов проституток идет через подруг, уже познавших вкус "легких" денег, или по частным объявлениям в газетах. Но у Курлыковой был свой, особый путь, который она прошла, став женщиной "по вызову".