Текст книги "Мусульманин"

Автор книги: Валерий Залотуха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Но утром встали, умом пораскинули, и картина стала проясняться. Доллары, конечно, настоящие. А то согнали бы милицию со всего района, старались бы они так, если бы не настоящие. А про фальшивые говорили, чтобы себе не оставляли. Милиционеры про Павла Петровича все спрашивали: что да как, из чего аржановские сделали вывод, что деньги его. Откуда у него такие деньги – другой вопрос... Про Павла Петровича одни говорили, что он с ума сошел и теперь в желтом доме все про какого-то мужика твердит, а другие – что он сидит в КПЗ, и, странное дело, не спорили между собой – кто прав.

К полудню собрались в магазине. Слово держала Валька-продавщица. Она чуть не плакала от обиды, потому что вчера была в городе с отчетом, домой приехала к вечеру и ничегошеньки не знала.

– Только я домой, Федька твой, Сонь... Мокрый весь, синий прямо, дрожит... И сует мне зеленые эти... Слиплись все... Целая пачка... "Дай бутылку"... Я говорю: где взял? А он говорит: "В речке наловил". Ну, и послала я его.

Валька смотрела на тетку Соню, и тетка Соня понимала, что примирение состоялось.

– Да он, черт, в Мукомолово от тебя поплыл, – продолжила тетка Соня, радуясь в душе хотя бы этому. – Купил там у Крысихи бутылку самогонки. Всю ночь проблевал потом...

– Да Крысиха – она ж куриный помет добавляет! – заговорили сразу несколько человек, но продавщица Валька не желала про то слушать.

– За сколько? – спросила она и даже через прилавок подалась, приготовилась слушать ответ. – За сколько купил?

– А сколько было у него... За полторы тыщи, что ль, – равнодушно ответила тетка Соня.

– Чего? Чего полторы-то? – спросила Валька полушепотом.

– Ну, чертей этих зеленых.

Валька всплеснула руками и хлопнула себя по бедрам.

– Ну, вот и не верь после этого людям! – воскликнула она расстроенно.

И тут вошел в магазин Колин крестный. Вошел так, будто мимо проходил и решил пачку сигарет про запас взять. На него и внимания не обратили. А он помялся, помялся, нашел глазами Соньку и сказал негромко:

– Федька повесился...

Когда тетка Соня вбежала в свой дом, там уже было полно народу. Она вломилась в комнату, где люди стояли плотно, пробилась на середину и увидела сидящего на полу Федьку. Живого. Рядом валялась отрезанная веревка с петлей. Федька ошалело вертел головой, тер шею с поперечным, иссиня-черным шрамом и сипло, почти неслышно объяснял:

– Колян ножом – чик, я – шарах... Вся хмель сразу вышла...

У тетки Сони подкосились ноги, она упала рядом и, зарыдав без слез, стала колотить Федьку по голове, плечам, спине безвольной ватной рукой. Федька улыбался, ежась от ударов, и объяснял матери:

– Колян ножом – чик, я – шарах... Веришь, мам, вся хмель сразу вышла...

Рядом стоял на табуретке Коля. Он вцепился в тот злосчастный крюк с привязанным обрезком веревки и, сжав зубы, напрягшись до предела, раскачивал его из стороны в сторону.

Стоящие внизу молча и бесстрастно наблюдали за ним. И тетка Соня подняла глаза, прижимая к груди Федькину головушку и гладя по волосам.

Крюк никак не поддавался. Колино лицо скривилось в гримасе почти истеричной, и он закричал вдруг, потрясая руками:

– Не вешайтесь больше! Без причины не вешайтесь! – Сам испугавшись своего крика, он осекся и прибавил: – Хотя бы... А будет причина, тоже не вешайтесь, потому что нет такой причины...

Он вновь ухватился за крюк, качнул его дважды – бесполезно, и, увидев среди других лиц лицо своего крестного, обратился к нему:

– Не пейте неразведенного спирта. Хотя бы...

Он опустил глаза и встретился взглядом с глазами матери. Тетка Соня смотрела удивленно и непонимающе.

– Не крадите два мешка комбикорма. Оставьте один. Хотя бы... А если его не украдут другие, то он будет – как жертва! И вам зачтется...

В толпе стояла Верка. Коля попытался улыбнуться.

– Не кляните своих стариков. Хотя бы... Ведь они скоро умрут и на том свете не попросят за вас Аллаха...

Коля поднял глаза к потолку, вспомнил что-то и опять закричал:

– Не поднимайте деньги, если они лежат на дороге, и не входите в воду, если они плывут по реке! Это сатана искушает вас! – На Колиных глазах выступили слезы, и он надавил на глаза с силой пальцами и продолжил тихо, почти шепотом, так, что все напряглись, слушая его:

– Не можете молиться – не молитесь... Не можете поститься – не поститесь. Не можете верить Христу – не верьте... Не можете верить Мухаммеду – не верьте... Не можете верить – не надо... Но знайте! Придет сатана! Он приходит всегда, когда люди не верят в Бога. Сатана придет, и вы поверите в него. Вас даже не надо будет заставлять, ведь вы уже готовы в него поверить...

Коля вновь ухватился за крюк и, раскачивая его, стал выкрикивать слова своей молитвы:

– Ашхаду ан ла илаха илла ллаху ва ашхаду анна Мухаммадан абдуху ва расулуху!

Табурет вдруг вывернулся из-под его ног, мгновение он висел, держась за крюк, а в следующее мгновение рухнул вместе с крюком на пол и лежал, не двигаясь.

А вечером того же дня все кончилось. Вот как это было...

Из низин у речки туман заползал в деревню. Коля сидел на лавочке, сжавшись, обняв себя за бока. Его знобило.

В доме пьяно бубнил Федька.

В низине, у речки, в самом тумане, кто-то невидимый разжигал костерок, и Коля неотрывно смотрел на его зыбкий свет.

В доме что-то загремело, упало.

– Сломал! Ах ты, скотина пьяная! – заругалась тетка Соня. – Колька делал-делал, а ты сломал! Ну, глянь, была прялка как новая!

Не отрывая взгляда от костра, Коля поднялся и пошел к нему.

Костер был разведен под кроной огромной ветлы, наполовину погибшей от старости. На отпавшем от нее сучке сидел спиной к Коле человек и подбрасывал в огонь сухие ветки. Костер вырос, пока Коля шел к нему, веселыми языками слизывал туман вблизи. Человек обернулся. Это был неизвестный в черных очках.

– Чего встал, присаживайся, – сказал он и подвинулся, освобождая у огня место.

Коля сел, протянул к огню руки, согреваясь, и улыбнулся.

– Не узнал меня? – спросил неизвестный.

– Нет, – сказал Коля, глядя в огонь.

Неизвестный снял очки, повернул голову.

– Так – профиль, так – анфас. Теперь узнал?

– Товарищ старший лейтенант? – удивленно улыбаясь, спросил Коля.

– Обижаешь – майор. Правда, в отставке... По состоянию здоровья... Зови замполитом по старой памяти... А я тебя, между прочим, тут почти целый месяц пасу. Догадываешься почему?

– Нет.

– Недогадливый ты, гвардии рядовой Николай Иванов. А помнишь 14 октября 1986 года, кишлак Шат-ома в ста двадцати километрах от Кундуза?

– Да.

– Помнишь, как командир роты капитан Алексей Медведев приказал тебе расстрелять трех пленных духов, а ты отказался?

– Помню.

– А дальше что было?

– Вы расстреляли их.

– Правильно. А помнишь, на следующий день, ночью, на марше мы устроили привал в степи, все развели маленькие костерики из сухого спирта, чтобы консервы разогреть, и ты сказал, что сейчас на земле, как на небе, а Леха... гвардии капитан Алексей Медведев спросил тебя: "А ты случаем не поэт?" А ты что ответил?

– "Нет".

– Вот видишь, все помнишь! А потом мы провели с тобой политбеседу. Мы говорили, что у тебя здесь живут мать и отец, и брат, и односельчане, и ты защищаешь их! Защищаешь, хотя ты от них и далеко. Мы тебя били?

– Нет.

– А знаешь почему? Потому что Леха сказал: "В этом парне что-то есть..." И ты пообещал нам, что завтра при чистке кишлака Маруни пойдешь в первой линии. Обещал?

– Да.

– И ты пошел... Но духи ударили... Мы отступили, а ты сдался, так?

– Нет! – выкрикнул Коля, поворачиваясь к неизвестному.

Неизвестный усмехнулся:

– Нам надо было уходить, потому что... все могли там полечь. Но Леха сказал: "Пропавший без вести – это хуже, чем убитый. А потом, – сказал он, – в этом парне что-то есть". И мы пошли, ночью, положили шестерых, а седьмой... У неизвестного вдруг сорвался голос. – Лехе пуля попала в легкое... И когда он говорил, у него изо рта летела кровавая пена, и у меня вся морда была... Он сказал: "Я понял, что в этом парне. Он – предатель". К тому времени перебежчик из духов уже рассказал, что ты сдался и тебя увели...

– Нет, – сказал Коля. – Рядом разорвалась граната, я упал, а когда...

Но его собеседник не слышал. Он продолжал:

– И Леха сказал мне: "Если ты когда-нибудь где-нибудь увидишь его – в Афгане или в Союзе, – убей его". Я сказал: "Есть".

Неизвестный покачал головой, усмехаясь и вздыхая, и вдруг схватил Колю за плечо и на мгновение крепко прижал к себе.

– И когда я тебя увидел в программе "Время", я занял денег, купил "тэтэшник", попросил у приятеля машину, взял отпуск на работе и приехал... Два раза я чуть... Чудо тебя спасло... А потом... И вот сегодня мне уезжать, а убивать тебя я совсем не хочу. И не буду. Что-то случилось... Места у вас красивые, отдохнул... – Неизвестный вдруг резко поднялся, заходил взад-вперед, сцепив за спиной руки. – Купил я тут одну, так сказать, книжицу... "Евангелие" называется, давно собирался почитать, да все как-то... И все читал ночами... Не спится, давно все-таки никого не убивал, да и клопы... Там, конечно, много такого, с чем согласиться не могу. "Не клянитесь!" А как же, например, присяга? На ней же вся армия стоит! Или: "Не судите". Хорошо, я согласен не судить... если расстреливать всякую сволочь без суда и следствия! А многое, конечно, устарело. Заповедь номер три, к примеру. Не разводись, если она не прелюбодействовала, и не женись на разведенной. Почему? Моя первая, например, не изменяла мне, но сукой была редкой. Я развелся, женился на разведенной, живем хорошо, двое детей. И первая, главное, хорошо с новым живет! Где же тут логика? Ну, а уж насчет щеки... Может, в его времена по щекам били, а сейчас, если в тебя калибром 7,62 справа влепят, левой стороной уже не повернешься... Я не богохульствую, я, между прочим, два года назад крестился, я теперь замполит крещеный! Но чем больше я читал, тем меньше мне хотелось тебя убивать! Вот какое дело! Значит, что-то есть в этой книжице, есть! А главное там все про нас написано! И все, что с нами теперь! Когда книжники и фарисеи требовали знамений с неба, а он, ну, Христос, рассказал им про одного мужика, который беса из своей души вы-гнал. Выгнать-то выгнал, да только душа-то пустая осталась, ничем хорошим он ее не заполнил. А тот, ну, бес, пошатался по пустыне, с другими такими же встретился и решил посмотреть, как там его хозяин? Смотрит, а жилплощадь свободна! Он – туда. И не один – всемером! И знаешь, что Христос напоследок сказал книжникам? Это я даже запомнил! "Так будет и с этим злым родом!" – Неизвестный помолчал и повторил: – "Так будет и с этим злым родом..." Ведь это он про нас, про русских говорил! А ты знаешь, когда я всех семерых в себе почувствовал? Когда баксы эти по реке поплыли. Я ведь был там. И штиблеты скинул уже. А потом тебя увидел... И понял – нельзя лезть в воду, не полезу! А они как заворочаются в моей душе! Аж завыл я, веришь? Вот тогда ты себя и спас, гвардии рядовой Николай Иванов.

Коля поднялся, и неизвестный крепко обнял вдруг его, прижимая к себе, – и замер так.

– Значит, по новой все начинать, – продолжил неизвестный, глядя в костер. – Только теперь тяжелее будет. Ровно в семь раз. А тебе... Тебе в сто раз тяжелее будет.

Коля смотрел удивленно, не понимая, о чем говорит неизвестный. Тот понял это и усмехнулся:

– А ты и вправду поверил, что ты теперь Абдалла? Нет, брат, Колька Иванов ты, наш, почаще в зеркало на себя смотри. И между прочим, ты сначала крещен был. А первое слово дороже второго. И никуда тебе не деться, все равно в свою веру возвращаться придется! В нашу веру. Не сразу, конечно, не сразу. – Он помолчал, вздохнул. – Ладно, уезжать мне надо, завтра с утра на работу.

Неизвестный повернулся, протянул для прощального пожатия руку, но вдруг опустил.

– Знаешь, что, перекрестись на прощание... – попросил он. – Перекрестись, и я пойду.

– Как? – не понял Коля.

– Ну, как все нормальные люди крестятся. Вот так! – Неизвестный быстро и решительно перекрестился.

– Вы левой рукой, – сказал Коля.

– А, это... – смутился неизвестный. – Я же от рождения левша, когда волнуюсь... Вот! – и так же быстро и решительно перекрестился правой. – Ну? Я понимаю, трудно, но начинать-то надо!

– Я не могу, – тихо сказал Коля.

– Почему?

– Потому что мне нельзя.

– Потому что нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его?

– Да.

Неизвестный катнул по скулам желваки, стукнул друг о друга кулаками, резко сел, думая, с силой потирая лоб.

– Хорошо! – выкрикнул он. – Оставался бы в таком случае там – зачем ты сюда приехал?

– Я не знаю.

– Хорошо, почему ты сюда приехал?

– Потому что я слышал голос.

– Голос? И что он тебе сказал?

– Он сказал: "Возвращайся в свой дом".

– Ну! – закричал неизвестный. – И после этого ты...

– Он сказал мне это на фарси, – тихо объяснил Коля. – Я рассказал это дедушке Амриддину, и он стал собирать меня в дорогу.

Неизвестный засмеялся:

– Так, может, ты приехал сюда, чтобы народ в веру свою затягивать?

– Я не знаю, – тихо сказал Коля.

– А я знаю! – закричал неизвестный. – Знаю, что ты сейчас перекрестишься!

Коля помотал головой, виновато улыбаясь.

– Но ты хотя бы просто перекрестись, для меня! Просто, понимаешь?

Он схватил Колину ладонь, с силой свел пальцы в щепоть, но тот вдруг вырвал руку и оттолкнул его.

И мгновенно неизвестный выхватил из-под мышки пистолет и навел в Колину грудь.

– А так? Так – перекрестишься?

Коля попятился, испуганно глядя на оружие.

– Теперь я понимаю, что Леха имел в виду, когда предателем тебя назвал. Ты не только Родину, ты веру нашу предал... Коля Иванов, Коля Иванов... Коля Иванов, родной, я умоляю тебя, я на колени готов стать, только... – заговорил неизвестный со слезами на глазах, наступая и не сводя дула с Колиной груди. Я не хочу убивать тебя, клянусь, но, если ты...

Коля остановился, и неизвестный остановился.

– Если ты...

– Нет...

Из ствола вылетело пламя, и только потом громыхнул выстрел. Пуля отбросила Колю к стволу ветлы, и он вцепился в ее корявую кору. Пуля пробила рубаху и проломила грудную кость, в отверстой груди что-то глубоко и редко вздыхало, успокаиваясь. Ноги отказывались держать его, и он держался руками, обламывая кору и оседая. Он улыбался, глядя прямо перед собой. Оставляя на дереве широкий кровавый след, Коля опустился на колени и ткнулся головой вперед, как делал это в своих мусульманских молитвах, и застыл так, умер.

– Коля-я! – послышался от деревни голос тетки Сони.

Неизвестный оглянулся, побежал к реке и на ходу бросил пистолет в воду.

– Колян! – закричал от деревни Федька.

Туман был непроглядно густым.

Неизвестный вбежал в реку, окунул руки, плеснул пригоршню воды в лицо и побежал прочь вдоль берега. Но, споткнувшись обо что-то, упал, быстро поднялся и остановился...

– Ко-оля-я! – звала тетка Соня.

– Коля-ян! – звал Федька.

– Колю-юня! – звал крестный.

– Абдалла! – звала Верка.

– Абдула! – звали аржановские.

И никого не было видно в этом тумане.

Обхватив голову руками, сидел у погасшего костра неизвестный и, раскачиваясь из стороны в сторону, то ли выл, то ли стонал.

Вязнущие в густом тумане голоса, короткое гулкое эхо, вой неизвестного и шум близкой реки – все это перемешивалось и звучало едино, словно первая молитва Богу, о существовании которого аржановские только теперь и узнали, Богу суровому и милосердному.