Текст книги "Песня ночи"

Автор книги: Валери Шервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Не хотелось бы мне, чтобы повсюду расхаживали мои двойники, – с ухмылкой заметила Пенни. – Право, не понимаю, почему тебя так удивляет мое желание перемен. Мне надоело жариться на этом солнце. Мне надоело носить мужское платье. Мне надоело все время таскать при себе нож – на случай, если придется обороняться от желающих украсть меня и передать в полное распоряжение изголодавшихся по женщине пиратов.

Пенни передернула плечами и тут же улыбнулась без тени грусти.

– Мне хочется чего-нибудь новенького, хочется новых нарядов, я хочу жить в большом красивом доме и выезжать в карете, запряженной шестеркой лошадей!

– Ну что ж, – резонно заметила Каролина, – там, куда мы направляемся, у тебя будет немного шансов заполучить желаемое. Скорее всего нам предстоит стать рабынями.

– Как знать, – с беззаботным видом протянула Пенни, лениво потягиваясь. – Может статься, я стану любовницей самого губернатора!

КНИГА III
ПРЕКРАСНАЯ ПЛЕННИЦА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИСПАНСКИЙ КАВАЛЕР

Глава 18

Гавана, Куба

Лето, 1692 год

В сопровождении нескольких галионов, сверкавших на солнце золотом и пурпуром, «Божий суд» входил в узкий пролив, ведущий в гаванский порт. Впервые за долгие годы на борту этого английского судна оказались столь необычные пассажиры, вернее, пассажирки. Бедняге кораблю на склоне лет выпало нелегкое испытание. Если бы корабли умели краснеть, «Божий суд», вероятно, побагровел бы от стыда. Уже у берегов Нью-Провиденс случилось первое несчастье: две женщины, еще в Нассау, подрались, не поделив мужчину. На борту корабля драка вспыхнула вновь: в ход пошли бутылки с остатками рома, которыми дамы старались ударить друг дружку по голове. Матросы попытались спасти содержимое бутылок, но один из них в схватке погиб, – дамы проломили несчастному череп.

Осознав, что сотворили, потаскушки мгновенно протрезвели. На том бы инцидент и закончился, если бы в трюме, куда поселили пленниц с Нью-Провиденс, они не наткнулись на запасы рома. Тризна по покойному плавно перетекла в новую попойку. Напившись, разудалые жительницы Нассау повалились на палубу кто в чем, иные полуодетыми, иные совсем нагие. Что же до моряков, то многие из них соскучились по женской ласке, так что с удовольствием предались пороку. Испанскому капитану оставалось лишь бормотать проклятия, переступая через тела слившихся в объятиях пар.

Каролина и Пенни мирно беседовали внизу, в каюте, они не подозревали, что надвигается беда. Каролина рассказывала старшей сестре о своей учебе в Лондоне, о Ребе и маркизе Солтенхэме, о матери Ребы и о том, какую неблаговидную роль сыграло это семейство в ее жизни. Но веселье на палубе не стихало, и вскоре не замечать грохота стало невозможно. Палуба показалась бражникам тесной. Крики и ругань доносились уже из коридора.

– Что это, не мятеж ли? – встревожилась Каролина.

– Нет, – со смехом ответила Пенни; тем не менее она поднялась с койки, чтобы помочь сестре забаррикадировать дверь. – Думаю, это наши дамы резвятся. Не сыграть ли нам, Каролина, в карты? Это отвлечет тебя от ненужных мыслей.

Каролина в изумлении наблюдала, как ее сестра вытащила из-под рубашки потрепанную колоду карт. Странно – учитывая сложившиеся обстоятельства, – что она прихватила с собой не что-нибудь, а именно карты. Как бы там ни было, колода оказалась кстати.

– Знаешь, Пенни, – в задумчивости проговорила Каролина, глядя, как сестра раздает карты, – я познакомилась в Порт-Рояле… с человеком, которого ты знала.

– В самом деле? И кто же это? Готова держать пари, что он недурен собой. К тому же прохвост. С иными я не зналась! – насмешливо глядя на сестру, сказала Пенни.

– То был не мужчина. Я знала девушку по имени Джилли.

Пенни в удивлении приподняла бровь.

– Я была знакома с Джилли, – призналась она. Бросив на сестру пытливый взгляд, добавила: – Но странно, что и ты была с ней знакома.

– Я… спасла ее. За ней гнались две шлюхи, утверждавшие, что она стащила их белье.

– Клянусь, они говорили правду! – расхохоталась Пенни.

– Я взяла ее в дом служанкой.

– Вот этого не надо было делать, – пробормотала Пенни, сосредоточенно изучая свои карты.

Каролина со вздохом взяла свои.

– Вот и Келлз мне об этом говорил. – Лицо Каролины исказила гримаса боли, но она быстро овладела собой и добавила: – И тем не менее я взяла ее в дом.

– Ты слишком добрая! – со смехом сказала Пенни. – Держу пари, Джилли стянула твои серьги и прихватила еще кое-что, что плохо лежало!

Каролина укоризненно взглянула на сестру.

– Мне казалось, – с упреком проговорила она, – что Джилли тебя боготворила. Когда один мой гость отозвался о тебе дурно, она стала тебя защищать.

– Неужели? – с видимым удовольствием спросила Пенни. – Хотя верно, она за мной хвостом ходила, умоляла научить ее шулерским приемам. Должна признаться, я умею привязывать к себе людей. Но я допустила ошибку, выручив ее из беды в тот раз, когда она впервые появилась в Нассау. Один мерзавец собирался продать ее другому… Впрочем, тот случай ничему ее не научил. Она связалась с другим негодяем, ничем не лучше первого.

– Джилли умерла, – тихо сказала Каролина.

– В самом деле? – спросила Пенни, поднимая глаза от карт. – Верно, ее зарезала какая-нибудь шлюшка вроде нее?

– Нет. – Каролина зябко повела плечами – она видела перед собой мертвую Джилли. И все же испытывала потребность поделиться с сестрой.

Пенни, выслушав рассказ об обстоятельствах смерти своей знакомой, не особенно огорчилась.

– Так, значит, смерть застала ее на месте преступления? Послушай, другая на твоем месте не стала бы скорбеть о ней.

– Быть может, она, напротив, хотела сохранить для меня колье, – запальчиво проговорила Каролина; она и сама не могла бы сказать, почему так упорно защищает Джилли, едва ли заслуживавшую ее покровительства.

Пенни брезгливо поморщилась:

– Джилли удрала из Нассау, прихватив с собой кое-что из моих вещей. При всей ее любви ко мне она не постеснялась стащить два моих серебряных браслета. Каролина, твое добросердечие граничит с глупостью!

На это нечего было возразить. Каролина и сама понимала, что сестра по-своему права. Она сосредоточилась на игре, временами прислушиваясь к доносящемуся сверху шуму.

– Вижу, у тебя была возможность попрактиковаться, – заметила Каролина, когда Пенни в два счета ее обыграла.

Пенни весело рассмеялась.

– Разумеется! Перед тем как продать меня, старина Эммет пристроил меня работать в игорном доме! Да и в Нассау у меня была неплохая практика. К сожалению, – со вздохом добавила Пенни, – мне придется зарыть в землю свой талант, едва ли у меня появится шанс воспользоваться своим искусством.

– О, Пенни! – воскликнула растроганная Каролина, с надеждой глядя на вновь обретенную сестру. – Ты в самом деле хочешь направить жизнь в доброе русло!

Пенни прислушалась к очередному, особенно громкому женскому крику, сопровождавшемуся топотом и грязной руганью какого-то пьяного матроса. Затем послышался грохот падения, и где-то, совсем рядом с дверью каюты, раздался истерический женский смех.

– Погоня, бросок, промах – и возвращение ни с чем, – с глубокомысленным видом изрекла Пенни. – Что же касается ответа на твой вопрос, Кэрол, то вряд ли мне удастся изменить себя. Да и как вообще можно знать заранее, тот ли путь ты выберешь или иной?

«Вот я точно знала, что Келлз – моя судьба и я на верном пути», – мысленно возразила сестре Каролина. Но, слыша, как резвятся те, кого принято считать отбросами общества, Каролина невольно подумала о том, что они, наверное, счастливее, чем та, что обрела счастье только для того, чтобы потерять его.

– Но если я найду в жизни свою половину, – сверкнув белозубой улыбкой сказала Пенни, – то уж точно буду об этом знать!

– Пенни, тебе трудно будет найти мужчину себе под стать, но уж если ты кого полюбишь, он перед тобой не устоит, – заверила сестру Кэрол.

– Не устоит – это точно! – засмеялась Пенни. – Но кто знает, когда он появится и появится ли вообще, а я пока терять время не стану! На свете множество мужчин! – Пенни подняла голову, прислушалась. – Похоже, танцы закончились, – сказала она. – Пьяных до бесчувствия обливают морской водой, чтобы вернуть к жизни, а дамы возвращаются к себе в номера – отсыпаться.

– Ты так спокойно обо всем говоришь, Пенни! Если бы мы не забаррикадировали дверь, нам пришлось бы стать участницами этих мерзостей!

– Я привыкла к этому, – усмехнулась Пенни. – Видела оргии и похлеще. Хочешь, чтобы я описала какую-нибудь из них?

– Не хочу, – брезгливо поежившись, ответила Каролина. – Только сейчас я поняла, насколько надежно была ограждена от всей этой пакости на Тортуге и в Порт-Рояле. А теперь… Надеюсь, – продолжала она, – Рамона Валдес все еще в Гаване. Она, кажется, была невестой губернатора.

– Да… – протянула Пенни, – я совсем забыла о Рамоне. Ты думаешь, она нам поможет?

– Конечно, поможет! Мы же помогли ей, когда их корабль потерпел крушение. Разве не благодаря нашему отцу она вернулась в Испанию?

Пенни как-то странно посмотрела на сестру.

– Кто знает? – медленно проговорила она. – Быть может, Рамона вовсе не так уж счастлива в этой своей Испании. Может, она пожалела о том, что не осталась в Англии. Что, если губернатор оказался не в ее вкусе? Кстати, кроме нее, ты никого в Гаване не знаешь?

Каролина положила карты на стол.

– Не могу точно сказать. Я подружилась со многими испанскими пленниками на Тортуге. Некоторые из них возвратились на Гавану. Но кто именно, я не знаю, как, впрочем, не уверена и в том, что они меня помнят.

– Не сомневайся, – с уверенностью проговорила Пенни, – тот, кто тебя увидит, уже не забудет.

– Может, ты и права, но те, кто меня не забыл, могут не пожелать меня вспомнить.

– Не исключено, – кивнула Пенни, тасуя карты. – Давай же, Кэрол, возьми себя в руки! Ты проигрываешь без борьбы, а я этого не люблю!

Что верно, то верно, Каролине трудно было сосредоточиться на картах. Хотя, учитывая обстоятельства, сопутствующие партии, ее вполне можно было понять.

Пенни в задумчивости посмотрела на сестру.

– Ты думаешь, Рамона поможет нам освободиться? – с надеждой в голосе спросила она.

– Конечно! – воскликнула Каролина.

– Хотела бы я быть такой же наивной, – пробормотала Пенни. – Я-то знаю, что люди меняются.

– Рамона не забыла о том, как мы ей помогли, – настаивала Каролина.

Пенни окинула сестру насмешливым взглядом.

– Или, что тоже возможно, Рамона не забыла о том, что мы еретики и заслуживаем того, чтобы нас сжечь, подвергнуть аутодафе. Во имя Господа, конечно!

Каролина вздрогнула.

– Ладно, не принимай близко к сердцу! – улыбнулась Пенни. – Ты же знаешь, у меня своеобразное чувство юмора.

Каролина не посмела возражать.

И снова Пенни без труда обыграла ее.

Между тем веселье на палубе утихло окончательно. Испанский капитан каким-то образом сумел навести порядок до того, как они прошли Собачьи скалы и бухту Мертвеца. Заковав добрую половину команды в цепи, он провел корабль мимо Флоридских ключей, в Мексиканский залив и наконец вошел в гаванскую гавань.

Словно выросшие из коралловых рифов, отвесные стены крепости Эль-Морро придавали городу вид грозный и неприступный. Галионы были встречены приветственным залпом пушек. К западу от форта сверкал нарядный белый город, построенный из местного кораллового известняка.

Каролине Гавана показалась городом сплошных крепостей. Рядом с Эль-Морро возвышалась другая крепость, Пунта. Главную площадь города со стороны моря охраняла еще одна крепость – Ла-Фуэрса.

Женщины-пленницы по-разному проявляли свой страх перед будущим: некоторые были угрюмы и печальны, другие щеголяли показной бравадой. Каролина же вновь погрузилась в тягостные раздумья. Она не столько думала о будущем, сколько вспоминала Келлза, и слезы, время от времени появлявшиеся в ее глазах, были слезами по погибшему мужу.

Вскоре сестры спустились в большую шлюпку, в которой женщин доставили на берег. Гавана в этот день праздновала триумфальное возвращение флотилии, праздновала со всей торжественной пышностью, принятой в испанских владениях. Город чествовал своих героев, праздник уже был в самом разгаре. Галантные кавалеры, позванивавшие серебряными колокольчиками, прикрепленными к седлам; элегантные сеньориты и сеньоры в каретах; солдаты из фортов; простолюдинки, проститутки из портовых борделей, зазывающие клиентов; слуги-индейцы с блестящими влажными глазами и непроницаемыми лицами; торговки и торговцы рыбой, лавочники – все были там.

Каролине становилось тошно при мысли о том, что ей придется пройти сквозь всю эту толпу, чувствуя на себе взгляды – то насмешливо-презрительные, то откровенно похотливые. Еще хуже было то, что, владея испанским, она прекрасно понимала каждое слово, обращенное к ней и к ее огненно-рыжей сестре.

– Нас ведут на невольничий рынок, – пробормотала Пенни. – Вон видишь, впереди колокол. Держись, Кэрол! Веселого будет мало!

Каролина в отчаянии огляделась. Неужели ее продадут в рабство?! До сих пор ей не верилось, что такое возможно. Она все же надеялась, что их будут держать как пленниц в каком-нибудь доме, но Рамона быстро вызволит их. О том, что Рамоны может в Гаване не оказаться, Каролина и думать не смела. Но в действительности все оказалось куда проще. Испанцы хотели получить прибыль немедленно – ни к чему даром кормить пленниц. Кто угодно мог теперь стать ее господином. Какой-нибудь плантатор мог приобрести ее в качестве служанки или наложницы, хозяйка борделя могла бы купить ее для услады клиентов, владелец судна – чтобы увезти бог знает куда…

Каролина, скользнув взглядом по веселой толпе, заметила живописную троицу – пожилого седовласого господина, дородного и солидного, сурово оглядывающего народ из экипажа, и рядом с ним юную девушку в белой мантилье, с черепаховым гребнем в густых черных волосах, отливающих синевой. Девушка, чуть перегнувшись через борт экипажа, беседовала с высоким кабальеро, гарцевавшим на изрядно нервничающем коне.

Внимание Каролины привлек именно всадник. Он был в элегантном черном камзоле с серебряной отделкой; шею же украшал белоснежный кружевной галстук. Широкополая шляпа с серебряной лентой отбрасывала на выразительное лицо легкую тень. Впрочем, наряд его был вполне обычным для испанского гранда – очевидно, он собрался на прогулку.

Зато лицо этого всадника было весьма примечательным. Во-первых, глаза. Серые, холодные, казавшиеся особенно светлыми на загорелом лице – такое бывает у людей, много времени проводящих на солнце, у моряков, например, с утра до ночи находящихся на палубе корабля, где негде укрыться от палящих лучей.

И вот сейчас этот всадник пристально смотрел на Каролину, в числе других гонимую к рынку. Он даже перестал разговаривать с девушкой.

И тут губы Каролины приоткрылись, ей казалось, что она вот-вот задохнется… Тот, на кого она сейчас смотрела, мог быть призраком, ибо это смуглое лицо было лицом человека, которого она любила, которого потеряла.

Келлз!

Каролина не могла объяснить того, что видит, но все было именно так. Она смотрела в лицо человека, который осветил ее жизнь, который неизменно приходил к ней во сне.

Келлз был жив… и находился здесь, в Гаване. Он восседал на рослом гнедом жеребце и, глядя на Каролину, совершенно не узнавал ее. Потрясенная, она пошатнулась; все поплыло у нее перед глазами. Еще мгновение, и она лишилась бы чувств.

Пенни шла рядом с сестрой, и, казалось, ей все нипочем – и крики, и насмешливые взгляды, и палящее солнце. Бросив взгляд на Каролину, Пенни заметила, что сестра побледнела, что неотрывно смотрит на всадника в черном.

– Кэрол, ради Бога, не теряй голову! – воскликнула Пенни. Подхватив сестру под руку, чтобы та не упала, она прошептала ей на ухо: – Не унижайся перед ними!

Каролине удалось взять себя в руки. Келлз никак не давал ей понять, что узнал ее, но, с другой стороны, он был человеком осторожным и умел держать себя в руках. Уже тот факт, что он находился в Гаване, говорил сам за себя. Что-то затевалось! Ныряльщики солгали – они не нашли тела в каюте. Они солгали, чтобы побыстрее заполучить денежки. Их с Хоуксом надули! Тот корабль, что входил в гавань Порт-Рояля, возможно, вовсе не был «Морским волком»!

Каролина лихорадочно соображала. Что могло привести Келлза в Гавану? Неужели он собирался захватить город? Хотя почему бы и нет? На его счету немало взятых испанских городов. Несомненно, он задумал какое-то дерзкое предприятие. Как же искусно скрыл он свое удивление, не подал виду, что узнал ее. Каролина гордилась им, но, скажите на милость, когда она не гордилась своим возлюбленным? Казалось, сердце ее вот-вот выскочит из груди. Залитые солнцем улицы внезапно задрожали перед ее глазами, подернулись золотистой дымкой; Каролина почувствовала себя так, словно уже обрела свободу. Она вскинула голову и радостно улыбнулась. И тут же весело и беззаботно рассмеялась. Этот смех достиг ушей пожилого дородного господина, которому случилось в ту пору занимать пост губернатора Гаваны. Он с удивлением смотрел на странных невольниц – они были настоящие красавицы: рыжеволосая, с фигурой античной статуи, и миниатюрная стройная блондинка, так весело смеявшаяся.

Губернаторская дочь также обратила внимание на женщин, от которых не могли отвести глаза ее отец и кавалер.

– Отребье, – прошипела она.

– Да, но какие красавицы. Будьте справедливы, донна Марина, – приятным баритоном проговорил высокий кабальеро, в котором Каролина признала Келлза.

Губернатор кивнул в знак согласия, и донна Марина нахмурилась. Она была очень молода и строптива, и, к несчастью, росла без матери, так что никто не мог научить ее кротости. Жена губернатора умерла молодой, и с тех пор он так и не женился.

Правда, в доме губернатора жила еще и его незамужняя тетка, состарившаяся в девицах, но она не справлялась с капризной внучатой племянницей.

– Вы должны ее незамедлительно выдать замуж! – не раз говорила она губернатору Коррубедо. – Как бы она вас не опозорила!

Но губернатор был снисходительным отцом и закрывал глаза на некоторые недостатки дочери. Более того, он предоставил ей свободу, какую редкие счастливицы могли иметь в то суровое время.

– Мое почтение, донна Марина, – сказал, склонившись в вежливом поклоне, всадник в черном и ускакал.

– Дон Диего что-то поторопился нас покинуть, – с усмешкой заметила Марина, глядя вслед удаляющемуся красавцу.

– Да, дочь моя, – с рассеянным видом проговорил губернатор, – наверное, хочет посмотреть аукцион.

– Или кое-что купить! – фыркнула юная испанка.

Губернатору тоже пришла в голову мысль поторопиться с покупкой. И блондинка, и рыжая выглядели весьма соблазнительно. Каждый мужчина провожал их взглядом. Губернатор скосил глаза на дочь. Она тоже смотрелась вполне зрелой женщиной. Хотя Марине не исполнилось и пятнадцати, ее пышная грудь уже приковывала к себе взгляды мужчин. Губернатор вздохнул. Он надеялся повременить, но ухажеры уже слетались в просторный дом на площади де Армас, который он любил куда больше, чем свою официальную резиденцию в старой крепости Ла-Фуэрса. Марине же ни один из поклонников не пришелся по вкусу, ни одному из них она не отвечала взаимностью.

Так уж сложилось: если перед Мариной открывались две дороги, она непременно выбирала ту, что с колдобинами и рытвинами, – например, из двух мужчин непременно предпочитала того, кто менее всего подходил ей. Бедняжка была напрочь лишена рассудительности. Возможно, вспышки необузданного гнева являлись ее своеобразной реакцией на постоянные ошибки. Вот и сейчас ее выбор пал совсем не на того человека, которого ей следовало бы выбрать. При богатом выборе воздыхателей, готовых ради нее на все, Марина, похоже, всерьез увлеклась надменным высоким испанцем, очевидно, совершенно равнодушным к ее особе. Этот загадочный смуглый господин оказался темной лошадкой. Он появился в Гаване недавно, при весьма странных, почти мистических обстоятельствах. Высокого господина звали дон Диего Вивар. А что, собственно, было известно об этом господине? Только то, что он храбрец и герой, если только верить тому, что о нем говорили. Но слухи о его геройстве пришли из Испании, а здесь, на Кубе, его никто не знал.

Лучше бы Марина подыскала себе более подходящую пару, например, выбрала бы того, кого присмотрел для нее отец, – дона Рамона дель Мундо. Все, как говорится, было при нем: молодость, красота, богатство, фамильные земли в метрополии. Дон Рамон ясно дал понять губернатору, что прибыл в Гавану лишь для того, чтобы прославить свое имя, доказать, как положено настоящему мужчине, свою доблесть и отвагу служением короне. Губернатор знал о его миссии в Порт-Рояле и приветствовал намерение дель Мундо вернуть Испании принадлежавший ей некогда город, ныне оплот английских флибустьеров. Рамон дель Мундо во всех отношениях был завидной партией.

Но дону Рамону фатально не везло. Сколько сил и энергии отдал он для претворения в жизнь своего плана, как рисковал, отправившись во вражеский город на разведку. Кому, как не ему, следовало возглавить операцию, которую он продумал во всех деталях! Но нет! Ему переходят дорогу! И кто? Какой-то чужак из Испании, совершенно незнакомый с местными условиями. Пока дон Рамон рисковал жизнью в Порт-Рояле, в Гавану прибыл корабль, капитан которого вез послание губернатору. Послание непосредственно касалось дона Рамона. Это был ответ короны на рапорт, отправленный доном Рамоном для рассмотрения королевским советом. Итак, возвратившись из Порт-Рояля, дон Рамон узнает, что испанские власти выбрали для осуществления плана, столь блестяще задуманного молодым храбрецом, другого человека, нового фаворита двора. Именно этот новый любимец короля был отправлен на Ямайку, а дону Рамону отводилась второстепенная роль. Ему приказано было находиться в резерве. Когда новый любимчик короля сделает свое дело, дон Рамон придет к нему на помощь с небольшим отрядом. Однако вся слава достанется другому. Где же справедливость?

Итак, дон Рамон упал духом. Где уж тут взяться любовному пылу? Губернатор уже стал задаваться вопросом, не утратил ли дон Рамон интерес к его дочери.

И вдруг нежданно-негаданно и при весьма загадочных обстоятельствах появляется дон Диего Вивар – смуглый красавец с таинственным прошлым, к тому же поселившийся в доме губернатора! Неудивительно, что Марина была очарована им.

Заботливый отец, губернатор не мог не заметить растущего увлечения дочери. Благо дон Диего Вивар, похоже, не из тех, кого можно назвать коварным соблазнителем. Впрочем, так же трудно было бы отнести его и к разряду женоненавистников. И тут губернатора осенило – у него возникла замечательная идея, и он, как человек действия, решил немедленно осуществить задуманное. Решил поехать на аукцион, причем незамедлительно. Карета покатилась.

Однако ехать в экипаже сквозь толпу и не передавить при этом добрый десяток людей – задача невыполнимая. Раздраженный вынужденной задержкой, губернатор прошептал что-то вознице и, покинув экипаж, зашагал к помосту.

Каролина, прислонившись к столбу, поддерживающему тент, натянутый над помостом, наблюдала за приготовлениями. Рядом с ней стояла Пенни, внимательно оглядывавшая площадь. Товарки по несчастью вели себя по-разному. Некоторые из женщин уже не первый раз участвовали в подобных торгах, и сейчас, не теряя времени даром, кокетничали напропалую, надеясь привлечь внимание достойного, с их точки зрения, покупателя. Каролина же, приподнявшись на цыпочки, искала в толпе того, кто мог бы ее вызволить. Ах, вот и он, Келлз! Он здесь, явился помочь ей! Но Боже, как искусно он играет роль стороннего наблюдателя! Его внешняя (разумеется, только внешняя) невозмутимость даже немного пугала Каролину. Впрочем, долой сомнения! Сейчас он сделает то, что должен сделать: выкупит ее, увезет с собой, и все пойдет у них по-старому.

Но как же Пенни?! Кому, как не Каролине, прийти сейчас на помощь сестре? Келлз должен ее понять!

– Мы сестры! – закричала Каролина. – Нас должны продавать вместе.

– Что это ты раскричалась? – спросила Пенни. – Чего ты от них хочешь?

Пенни, демонстрировавшая недюжинные способности к карточным играм, не была столь же талантлива в освоении иностранных языков. Возможно, она просто ленилась учить чужие языки. Так что Каролине пришлось пояснить:

– Мы ведь сестры, Пенни, и нам желательно попасть в одни руки. Об этом я и кричала.

– Сомневаюсь, что они примут во внимание твои пожелания.

– Кое-кто примет, – с загадочным видом проговорила Каролина. – Вот увидишь.

Каролина уже хотела поделиться с сестрой радостной вестью о том, что Келлз жив и готов прийти к ним на помощь, но, взглянув в его сторону, внезапно осеклась. Келлз, пробираясь сквозь толпу, приближался к помосту, пристально глядя на сестер. Его взгляд, взгляд холодных серых глаз, в которых не было ни тепла, ни сочувствия, насторожил Каролину. Может, он хотел таким образом дать ей понять, чтобы она молчала, даже Пенни не говорила о том, что он здесь? Ну конечно! Пенни могла бы громко крикнуть, позвать его по имени – и тогда конец! Все так, но откуда такое равнодушие в этих серых с прищуром глазах?

– Наивная девочка! Ты всегда видела все в радужных тонах, а жизнь куда более мрачная штука, поверь. Да нас здесь и за людей никто не считает! Станут они думать о том, кто здесь сестры, а кто тетя с племянницей! Смотри, какой сброд здесь собрался. Вот этот – наверняка сутенер, а от тех двоих вообще избави Бог! Гляди, как облизываются, извращенцы чертовы! Кэрол, нам еще повезет, если мы доживем до утра!

– О, я уверена, что нас купит какой-нибудь приличный господин, – с беспечной улыбкой откликнулась Кэрол.

«Наверное, Пенни считает, что я сошла с ума, – подумала Каролина. – Но, с другой стороны, как еще приободрить сестру, не раскрывая инкогнито Келлза?»

Пенни в ужасе взглянула на младшую сестру. Уж не лишилась ли бедняжка рассудка? О чем она говорит? О каком приличном господине мечтает? Неужто она полагает, что кто-то станет церемониться с рабыней? Чуть что не так, есть верное средство – кнут! Кнут – штука на редкость убедительная, ей, Пенни, пришлось испытать это на собственной шкуре. Надо бы Каролине спуститься с небес на землю и готовиться к тому, что еще до заката солнца ей придется отведать подобное угощение. Зная сестру, Пенни не сомневалась: Кэрол, как и она сама, как любая из женщин, носящих фамилию Лайтфут, не сможет покориться без борьбы! И тогда – дай Господь ей сил и терпения.

– Ты так торопишься стать чьей-то вещью? Уверяю, в этом мало счастья. Сама увидишь… Да ладно, не вешай нос, сестричка, – по-своему истолковав беспомощный и виноватый взгляд сестры, сказала Пенни. – Нас, кажется, не собираются продавать тотчас же. Мы еще успеем побывать в роли зрителей. Лови минуты счастья!

Между тем на помост вытолкнули блондинку со щербатым ртом. Не протрезвев еще с Нассау, она, пошатываясь, смотрела на толпу остекленевшими глазами.

– Торг обещает быть занятным, – пробормотала Пенни. – Флосси стоит хороших денег. Кстати, ты не знаешь, о чем они толкуют?

– Они говорят о том, что нас надо рекомендовать как домашнюю прислугу, что большинство слишком слабосильны, чтобы работать на плантациях, – отозвалась Каролина, непрестанно улыбаясь Келлзу, который смотрел прямо на нее с загадочным выражением лица.

– Да уж, как прислугу, – усмехнулась Пенни. – Смотри, тот парень, что купил Флосси, уже щиплет ее за зад, а она хохочет!

– Ну что же, наверное, она права: чем лучше удастся наладить отношения с хозяином, тем меньше ей придется работать, – с рассеянным видом заметила Каролина.

Пенни в недоумении посмотрела на сестру. Должно быть, солнце расплавило ее мозги. Хорошо бы и впрямь они достались одному человеку – за сестрой потребуется присматривать!

Рыжую замарашку продали за бесценок, затем настала очередь девчонки с опухшим от слез лицом, потом – черед жгучей брюнетки. Торг оживился.

– Я думаю, следующими будем мы, – сказала Пенни, глядя, как толпа расступается перед экипажем губернатора.

Возница подошел вплотную к аукционисту и что-то шепнул ему на ухо. Тот явно был озадачен, но кивнул. Затем ведущий торги поманил к себе Каролину и Пенни и велел им следовать за возницей. Дождавшись, когда женщин отведут в сторону, аукционист вышел на помост и объявил:

– Две женщины снимаются с торгов.

Толпа разочарованно ухнула. Аукцион лишился главных лотов.

– Что это значит? – пробормотала Пенни.

Каролина, взглянув на Келлза и увидев, как он нахмурился, в смущении прошептала:

– Не знаю.

Она оглянулась и заметила, что Келлз, развернув коня, повернул в ту же сторону, куда вели их с сестрой. Келлз пытался не упустить их из виду – но удастся ли ему это?

– Кажется, дело принимает дурной оборот, – сказала Каролина.

– Перестань говорить загадками, – проворчала Пенни. – Не хочешь ли ты сказать, будто только сейчас заметила, что с нами не все в порядке? Могла бы догадаться раньше, когда увидела, что нас ведут продавать. Уже тогда все стало ясно как день. Нам еще повезло, что пока мы вместе… А впрочем, – философски заметила Пенни, – может, все пошло вкривь и вкось еще раньше, много лет назад…

В этот момент возница губернатора заметил в толпе нужного ему человека.

– Мигель! – позвал он. Тот подошел.

Мужчины говорили шепотом, так что Каролина, как ни старалась, не расслышала ни слова. После этого обеих женщин передали Мигелю. Мигель, невысокий плотный мужчина с простоватым лицом, по всему видно, был слугой. Взяв каждую из сестер за руку, он повел их сквозь толпу, с любопытством взиравшую на двух красоток, способных составить гордость любого аукциона.

– Слуга губернатора, – сказал кто-то в толпе, и Каролина невольно вздрогнула. Быть может, кто-то признал в ней Серебряную Русалку, и ее, а заодно с ней и сестру, ведут в тюрьму, чтобы потом казнить?

Каролина вздохнула с некоторым облегчением, – миновав рыночную площадь, они направились в противоположную от крепости сторону. Их вели к небольшому двухэтажному особняку на площади де Армас, на той самой, через которую еще совсем недавно они шли на аукцион. Этот дом располагался рядом с другим, повыше и попредставительнее. Тот, другой, вполне мог быть резиденцией какого-нибудь высокопоставленного лица. Если бы их повели туда, поводов для беспокойства было бы больше, но этот двухэтажный особнячок особых опасений не вызывал.

Молодых женщин привели в просторный холл с красивым каменным полом. Затем они вышли во внутренний двор и их подвели к открытой двери, ведущей со двора на кухню. Кухня была небольшая, с низкими потолками, каменным полом и закопченными стенами. Со двора просматривалась еще одна приоткрытая дверь. По-видимому, за ней располагались каморки для слуг.