Текст книги "Следовая полоса"

Автор книги: Валентина Голанд

Соавторы: А. Смолин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Способный ученик

С потерей четвероногого друга возникла проблема: где взять новую собаку? Это оказалось непростым делом. Овчарок в то время было мало, никто их во время войны не готовил.

Наконец, на одной из пограничных застав нашли восьмимесячного щенка Аргона. Я начал его тренировать. Щенок был трусливый, добродушный, ласковый, немалых трудов стоило выработать в нем качества, необходимые служебной собаке.

Я усиленно тренировал Аргона, приучал обнаруживать и прорабатывать следы, проложенные на самых различных участках местности, старался не дергать его за поводок без особой надобности, чтобы не сорвать собаку со следа.

Если Аргон терял след, тут же приходил на помощь, производил осмотр и обыск местности по кругу, постепенно увеличивал радиус. Иногда приходилось возвращаться к исходной точке поиска или к отчетливо видимым отпечаткам.

Хорошие результаты дает фляжка с запахом, взятым с вещи нарушителя или с отпечатка следа. Это помогает собаке восстановить «в памяти» искомый запах, обостряет обоняние, но к этому приему я прибегал в самое последнее время. В начале моей работы с Аргоном еще не была известна одорология.

Отработал я с Аргоном общую, специальную тренировку, подготовил его к розыскной службе. Вскоре представился случай посмотреть, насколько эти тренировки были эффективными.

На заставе нас было двое инструкторов службы собак: я с Аргоном и сержант Дуров с розыскной собакой Беком.

Однажды служебная собака Дурова след не взяла. Начальник заставы и говорит:

– Александр Николаевич! Давай твоего Аргона попробуем, может, возьмет?!

Я пустил Аргона. Смотрю, активно взял след и повел. Километра два прошли – Аргон завертелся, заволновался: запутался. Я решил помочь ему, показать, в каком направлении могли пойти нарушители.

Неподалеку рос огромный дуб, и, когда мы дали осветительную ракету (поиск шел ночью), один из пограничников крикнул мне:

– Товарищ младший сержант (я тогда в том звании был), ноги торчат из-под кроны дуба!

Подали нарушителю команду:

– Бросай оружие!

На землю полетели немецкие карабины, потом с дерева слезли сами «герои» происшествия – оуновцы.

Я с этим Аргоном задержал не одного нарушителя, он оказался способным учеником.

Помню такой случай. В комендатуру пришла женщина и попросила помочь найти корову, которая пропала ночью со двора.

К женщине выехала группа во главе с капитаном Кондратьевым. Вошли в эту группу и мы с Аргоном.

Приехали, осмотрели двор, я поставил Аргона на след и начал вести преследование.

Километрах в четырех от дома, в овраге, мы обнаружили зарытую недавно яму. Аргон начал скрести лапами землю, а потом вытащил коровью шкуру.

Неподалеку мы нашли след повозки, запряженной парой лошадей. По колее этой повозки без труда удалось добраться до хаты, в которой было спрятано мясо, и откуда еще не успели скрыться пособники бандитов.

Так была обнаружена еще одна ниточка, связывающая бандитов с теми, кто под страхом смерти снабжал их продовольствием.

А через них добрались и до самих бандитов.

Аргон действует

Ночные пограничные наряды столкнулись с вооруженной группой. Двое нарушителей было убито, а четверо прорвались на нашу территорию. Преследуя их, мы с майором Стекляшкиным оказались в большой деревне. Аргон подошел к колодцу и стал визжать. Мы с майором переглянулись, осмотрели колодец. Вроде все нормально; колодец как колодец, вода в нем, бадья деревянная на срубе, осмотрели все – на срубе грязь. «Откуда же она взялась? – думаю, – рядом с бадьей?»

Стекляшкин вынул из сумки тетрадь, вырвал оттуда несколько листков, мы подожгли их и, горящие, бросили в колодец.

Горящий факел долетел до середины, а потом его сильно потянуло в сторону. Мы поняли, что в колодце схрон.

Бросать гранаты в колодец – бесполезно, мы решили предложить бандитам сдаться:

– А ну вылезай, а то гранату бросим! – скомандовал майор.

Оттуда ни звука.

«Придется выкуривать оуновцев дымом», – сговорились мы.

Взяли осветительные ракеты, пустили туда с десяток. Бандитам, видно, стало тошно, они закричали:

– Опускайте бадью, мы вылезем!

Так всех по одному их оттуда и вытащили.

Однако надо было проверить схрон. Спустились пограничники в колодец, залезли в схрон, а там чего только нет! И боеприпасы, и продукты, и даже портативная пишущая машинка, на которой они печатали листовки против Советской власти и распространяли в населенных пунктах.

Часто обращалась к нам, пограничникам, милиция, чтобы помочь им в поимке грабителей. Бывало, что такие уголовные дела были связаны с нашей оперативной работой.

Колхоз имени С. М. Кирова, что на Львовщине, где до 1953 года ходил главарь банды Соколенко, готовился к посевной кампании.

Соколенко решил сжечь колхозное зерно.

Я в то время был на заставе. Неожиданно позвонил комендант и приказал прибыть в комендатуру.

– В колхозе Кирова сожжено колхозное зерно. Туда выехала группа во главе с капитаном Кондратьевым, срочно присоединяйтесь к ней!

На месте капитан Кондратьев обрисовал обстановку:

– Охраняли амбар с зерном два сторожа, они не спали, как вдруг их и зернохранилище охватило пламя…

Я соображаю: населенные пункты далеко друг от друга, если кто из села выходил, – собака найдет. Не выходил – поджигатели скрываются в другом месте.

Земля вокруг амбара истоптана, залита водой – искать следы тут не имело смысла. Метров сто от амбара в низинке, на пахоте, собака нашла отпечатки ботинок на шипах. Начали вести преследование. Километра два вела собака. Прошли два небольших села, железную дорогу. Вот и широкая, поросшая травой сельская улица. Первый дом, второй… Собака привела к четвертому дому.

– Здесь семья, где детей много, никаких подозрений не вызывает, – сказал Кондратьев.

– Давайте блокировать дом, – ответил я, – собака зря не приведет.

Осмотрели чердаки, сараи. Постучали в дом.

В сенях загремело ведро, кто-то сердито спросил:

– Кто там? Господи, когда это кончится! То фашисты житья не давали, теперь от бандюг покоя нема!

– Открывай, старая, свои! – успокоил ее я.

Километр за километром, и все бегом…

Женщина отперла дверь, впустила нас в хату, где на полу лежало восемь человек детей – мал мала меньше. На койке спал парень побольше. Под койкой – ботиночки стоят. Я взял ботиночек и бужу парня:

– А ну, хлопец, поднимайся! Это твои ботинки?

– Ну, мои!

– Давай обувайся!

Он попытался надеть их – не лезут!

– Нет, это я с сестриными перепутал, наверное, когда на двор ходил…

А тем временем собака притащила откуда-то ботинок и положила передо мной. Я взял ботинок. Мокрый от росы. К подошве свежая земля пристала. И размер точно такой, как у следов на пахоте! А ну-ка, пес, тащи второй ботинок!

– Как же это у вас получается? – спросил я. – Сказали, что из дому не выходили, а ботинки «говорят», что вы только что пришли…

Бабуся ничего не могла ответить, лишь твердила, что легла с вечера и только проснулась, ничего не знает, не ведает.

Кондратьев подсел к ребятам и говорит:

– Лучше признайтесь, кто из вас был у амбара, а то хуже будет!

Ребята переглянулись, испугались, насупились. Видно, что хотят рассказать, да не знают, как подступиться к рассказу.

Наконец, старший вытер кулаком слезы и спросил:

– А если мы правду скажем, ничего нам не будет?

– Выкладывайте! А вы, бабуся, не плачьте. Разберемся. Никто вашим хлопчикам зла не желает.

Ребята осмелели. Рассказывали бойко, перебивая друг друга.

Были они на базаре, возвращались лесом. Навстречу им – обвешанный оружием бандит (это и был главарь банды Соколенко). Увел их от дороги в густые заросли и, угрожая оружием, заставил выполнить задание, иначе, говорит, «повешу вас или сожгу братьев и сестер».

Расписку с них взял, что задание его выполнят.

Ребята знали цену каждому хлебному зернышку, знали, что собирали семена по домам, и каждая семья отрывала от себя, надеясь на то, что выправится колхоз, а значит, и они все перестанут голодать. Не соглашались поначалу, но бандит так угрожал, так бил их, что они испугались… Он разрядил четыре патрона, высыпал порох в спичечную коробку, привязал к ней какой-то шнур (оказался бикфордовым) и сказал:

– На вторые сутки вам принесут канистру с бензином, поставят у окна хаты. Возьмете ее ночью, подойдете к амбару, обольете стену бензином и положите коробку с бикфордовым шнуром. А потом прислоните к шнуру огонек от цигарки. Когда шнур зашипит – убегайте!

Ребята так и сделали, И спалили колхозное зерно – бесценное по тем временам богатство.

Ребята, конечно, переживали, что смалодушничали, согласились на этот шаг и просили включить их в поиск бандита.

Мы понимали их: ведь честь воспитывается смолоду. И им надо было победить в себе страх. Тот случай сделал их взрослее. Вероятно, они впервые поняли, что такое ответственность. Однако поймать с их помощью бандита так и не удалось. Приходили они на базар, как и уговаривались с бандитом, только он, видно, не совсем верил парням и на встречу не явился.

Но все равно преступник не избежал народной кары.

Конец «Сокола»

Несмотря на громкую кличку «Сокол», это был отпетый бандит, за которым числилось немало злодеяний. Поймать и обезвредить его считали своим долгом и пограничники, и милиция. Но главарь ловко скрывался.

Долго мы за ним гонялись, пока, наконец, не обнаружили следы в Станиславской области, на хуторе. Район он знал хорошо, вот и подался в те края. А узнали мы об этом вот как.

Колхозный сторож охранял зерно на току, увидел, что кто-то приближается к току, окликнул:

– Стой! Кто идет?

Соколенко выстрелил и ранил сторожа, но тот все-таки дополз до телефона и сообщил в пограничный отряд.

Там сразу поняли, чьих рук это дело.

На операцию послали меня. Я с собакой перешел не одну речку, миновал не один населенный пункт, вел преследование уже восемь часов подряд. Соколенко применял всяческие ухищрения, запутывал след, возвращался обратно. Скажу откровенно: были у меня минуты, когда я мог потерять самообладание, впасть в отчаяние. Но совладал с собой, запретил себе расслабляться. «Что же тогда получится, если я растеряюсь, не помогу собаке найти след, гулять тогда бандиту по земле». И эта мысль подхлестнула меня, я продолжал поиск.

Наконец, овчарка привела меня к сараю. Группа преследования окружила его, замаскировалась. Я открыл дверь, осмотрел помещение. Кругом сено, солома. Выбросил солому на улицу – ничего. Стал выбрасывать сено – под ним схрон.

К схрону вел люк, к которому была привязана веревка. Попробовал открыть люк – не поддается, видимо, с той стороны кто-то держал его.

Крикнул:

– Сдавайся! Вылезай из схрона!

В ответ открыли огонь. Я еле успел отпрянуть.

Когда кончились патроны в автомате, бандит взял пулемет, стал обстреливать весь сарай. Когда и в пулемете кончились патроны, он открыл люк и выскочил с пистолетом.

Несмотря на то, что пограничники хорошо замаскировались, Соколенко ранил майора и солдата. За углом строения стоял пограничник с автоматом, он и уложил бандита.

Когда я вспоминаю эту или подобные ей операции, я думаю о том, что пограничнику, следопыту приходится и в мирные дни сталкиваться с невероятно трудными ситуациями. Враг коварен, хитер, он идет на все. Но пограничник должен быть уверен в своих силах. Я, например, все время проверяю себя на трудностях: справлюсь или не справлюсь, все время критически оцениваю свои способности и возможности. Отсюда, наверное, и появляется уверенность в себе. Уверенность, что враг, если придется встретиться с ним, не пройдет.

Совсем не мелочь!

Для пограничника обязательна честность. Она обязательна, конечно, для каждого советского человека, но на военной службе, и особенно в пограничных войсках, очень важно быть пунктуальным и в большом и в малом деле. Порой за ошибки, за промахи в службе судят меньше, чем за нечестность, потому что в армии все построено на честности: приказы отдаются устно, доклады в основном тоже делаются устно.

Честный человек не может быть трусом, не может быть несправедливым. Когда я думаю об этом, всегда вспоминаю капитана Калинина, очень справедливого человека, обладавшего и чувством меры и подкупающей честностью. Он умел подавить в себе гнев, раздражение, обиду, чтобы поступить в отношении подчиненного справедливо, хотя и строго, – в этом, наверное, и состоит талант командира. Он, капитан Калинин, учил нас правилу: «Схитрил – признайся! Мелкий обман так же неприятен, как и крупный».

За мою службу в погранвойсках у меня было много случаев проверки «на честность», и я горжусь, что выдержал эту проверку.

Однажды я с комсомольцем Хафизовым, смуглым приземистым парнем, проверял контрольно-следовую полосу. Было раннее утро. Впереди бежал Аргон, мы пограничным шагом – за ним. Вдруг пес остановился, принюхался. Гляжу – еле заметные маленькие отпечатки следов. «То ли подросток, то ли женщина. И прошли недавно, с полчаса назад», – рассудили мы.

– Хафизов! Доложи на заставу: нарушение границы, иду на преследование, – бросил я.

Ночью прошла гроза, ручьи вздулись, повыходили из берегов, почва в низинах раскисла, сапоги скользят.

Пограничники знают, как они бегают при нарушении границы! Я бежал так, что еле успевал фиксировать: лесная вырубка, песчаная дорога, крутой косогор, луговина. Нарушитель бежал то в тапочках, то в туфельках, то босиком. А тут вот прошел на пятках, потом на носках… Зачем нужно было менять обувь? Надеялся обмануть пограничников?

Я бежал за Аргоном семь километров, не отставая ни на шаг. Он свернул к заболоченной поляне, поросшей непроходимым кустарником, скрылся в нем. Неожиданно тишину пронзил истошный женский крик. Я остановился. Оказывается, Аргон схватил чужака. И вовсе это был не подросток, а симпатичная молодая женщина. Я поначалу растерялся, думал, может, Аргон ошибся, может, женщина ягоды в лесу собирала, но команду подал:

– Эй, кто там, подходите ближе!

Молодая женщина с длинными черными косами, в светлой юбке и зеленой кофте подходит ко мне, улыбаясь. В одной руке – бидон, в другой – завернутая в косынку бутылка самогонки.

– Надо же, чуть не удушила меня твоя собака! – говорит панибратски. – Давай, пан, выпьем…

– А ну, шагом марш на заставу! – грозно скомандовал я.

– Как на заставу? Зачем? У меня молоко в бидоне прокиснет, – она передернула плечами, будто ей стало холодно.

На заставе внимательно осмотрели ее бидон и обнаружили в нем двойное дно, а в середине ценные сведения, которые она должна была передать иностранному агенту. К нему-то она и шла на связь.

Семейная традиция

За тревожной напряженной службой время бежало незаметно, да я и не вел ему счет. Жил не временем, а числом обезвреженных бандитов. И вот пришел конец службе: мой год увольнялся в запас. Когда объявили мне это, я в первое мгновение серьезно не осознал происходящего, подумал только об Аргоне. Как же он? Без меня? Только потом представил себе гражданскую спокойную жизнь, и стало как-то не по себе. Я уеду, а друзья мои, товарищи, останутся и будут служить дальше…

Наверное, смятение мое заметил командир и поспешил добавить:

– Если хотите, Александр Николаевич, оставайтесь, на сверхсрочную, мы очень ценим ваши знания и ваш опыт.

– Да… я хочу остаться, – выпалил я и будто тяжелый груз свалил с плеч.

Так я снова начал служить на границе.

Шла первая послевоенная зима. Застава проводила операцию по очищению населенного пункта от бандитов-националистов. Мы взяли в плен двоих. Начальник заставы приказал отконвоировать их в комендатуру. Ехали на санях по морозцу мимо полей и перелесков, иногда приходилось останавливаться: лошади вязли в сугробах.

Показался хуторок. Дорога стала накатаннее. Лошади побежали резвее. Я подумал: «Ну, вот и половина пути позади».

Хуторок в два рубленых дома, окна разрисованы морозцем, дым из труб валит – мирная картина. И только подумалось так – навстречу нам женщина бежит и причитает: «Помогите, люди добрые!».

Я приказал остановиться, соскочил с саней, и к ней.

– В чем дело? – спрашиваю.

– Забежал сейчас бандит, – торопливо начала она, – забрал хлеб, сало, яички, избил меня сильно и убежал.

– Куда?

– Вон в ту хату, – показала она на дом под нависшей крышей, неподалеку от нас. – Говорит, Ястребом его кличут.

Я как только услышал это, обрадовался: ведь мы за этим «Ястребом» давно гонялись, он один остался из банды «Сокола».

– Быстро привязывай к дереву лошадей, – скомандовал я напарнику, – пленных привяжи веревкой к саням – и за мной!

Вошли в дом, где по словам женщины, скрывался Ястреб. Из коридора в комнату вела стеклянная дверь, сквозь нее бандит увидел нас и схватил гранату. Мы выскочили во двор. Граната взорвалась в коридоре, а Ястреб с другой стороны выпрыгнул в окно и побежал к лесу.

Пока определяли, куда бандит мог деться, Ястреб уже был метрах в трехстах от нас. Я поставил пограничникам задачу вернуться к связанным бандитам, а сам побежал за Ястребом.

Бежать по глубокому снегу тяжело, я сбросил полушубок и мчался за Ястребом. Ни о чем не думал в ту пору, только бы не дать ему уйти.

Расстояние между нами быстро сокращалось. Ястреб тоже сбросил с себя одежду, швырнул в сторону мешок с награбленными продуктами, пытался вытащить из кармана гранату, да так и не успел. Я залег и выстрелил. Ястреб упал.

Подошли товарищи, принесли мой полушубок. Я не мог отдышаться от погони, не мог успокоиться…

За эту операцию меня первого в пограничном округе наградили Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ. Командование предоставило отпуск на родину.

Десять суток, не считая дороги, – это же целая вечность, казалось мне!

Приехал на станцию Ужовка – ту самую станцию, с которой меня отправляли в армию.

Снега в ту зиму стояли большие, морозы крепкие. Транспорта никакого, а до моей деревни – сорок километров. Пошел пешком – благо пограничная служба сделала легким на ноги, и часов через восемь, уже к ночи, подошел к нашей избе.

Полузамерзшие окна. Сквозь них еще светится огонек керосиновой лампы. Вижу, мать сидит, носки вяжет. Стучу в дверь, слышу:

– Заходите!

Вошел. Стою.

– Здравствуйте, – говорю.

Она оторвала взгляд от вязания, посмотрела на меня.

– Шурик?! Ты ли это?…

– Я, мама.

Братья не отходили от меня все эти десять суток. О чем я им только не рассказывал! И о том, как фашистов на фронте бил, и о том, как охранял границу, и за что дали мне этот отпуск. Может быть, эти рассказы запали им в душу, а только все они по очереди отслужили в пограничных войсках.

Так что пограничные войска – наша семейная традиция.

Школа мужества

Любая военная служба требует колоссального напряжения сил, мужества. Бывают такие ситуации, что и слабый духом человек идет навстречу опасности и побеждает: так диктует обстановка. Потом он привыкает смотреть опасности в лицо, становится мужественным человеком.

Мужественный, смелый – это человек, который в минуты опасности может победить чувство самосохранения во имя цели, во имя общего дела.

Такими мужественными людьми я помню старшину Морозова и рядового Платонова. Их героическая гибель навсегда породила во мне ненависть к врагам.

…Старшина Морозов и рядовой Платонов поехали на мельницу смолоть зерно. Неожиданно из засады на них напали оуновцы. Пограничники отстреливались до последнего патрона. Старшина был убит, Платонов – тяжело ранен. Его схватили, жестоко пытали, а потом поставили к стенке и расстреляли, а тело бросили в колодец.

Только через несколько дней после ликвидации банды мы узнали подробности гибели товарищей и поклялись очистить край от бандитской нечисти.

По точным данным вооруженный бандит скрывался на хуторе.

Пошли на ликвидацию ночью. Командовал отрядом подполковник Копытов.

Дорога к хутору тяжелая: топкая луговина, болота – наверное, поэтому и выбрал его своим укрытием бандит. Аргона я то и дело брал на руки, чтобы сохранить его силы для поиска.

Выбрались из топи, вылили из сапог воду и – «давай», Аргон, ищи!»

Овчарка привела к дому, который мы тут же блокировали. Постучали – ни звука. Постучали громче, в доме зашевелились, отперли засов.

– Есть кто в доме? – спрашиваем.

– Чужих никого нет, приходил кто-то, да мы не отперли…

Ни в доме, ни во дворе никого не было, я направился к чердаку, поднялся по лестнице, пустив впереди Аргона. Обнюхав старые вещи, корыта, связки сена, Аргон устремился в угол, полез прямо под самую крышу, под стреху, принес мне в зубах пучок сена и исчез.

Копытов говорит мне:

– Смотри, Смолин, как бы бандит гранату не бросил.

– Давайте второй пистолет, я полезу за собакой, – сказал я и протиснулся в щель, сделанную Аргоном.

Лез, лез и упал прямо на бандита. Посветил фонарем, гляжу, лежит он вниз лицом, на нем – Аргон.

– А ну, лезь обратно! – скомандовал я и крикнул своим: – Принимайте гостя!

Пока его обыскивали и сопровождали к машине, я осмотрел лежку врага и ничего не нашел, однако мало верилось в то, что у бандита нет оружия. Я позвал Аргона и тот обнаружил пистолет с патронами и гранаты, спрятанные в сене.

Для пограничника очень важно сохранять самообладание в любых ситуациях, в любой обстановке и, конечно, быть выносливым и крепким.

Помню случай рукопашной схватки с врагом, из которой мне удалось выйти победителем.

В конце войны к нам были сброшены диверсанты, развернулась большая операция по их ликвидации. Руководил ею начальник войск округа. Я с розыскной собакой находился при главном штабе.

Местные жители сообщили в штаб, что видели неизвестного, который интересовался, нет ли поблизости пограничников, выспрашивал, как пройти в большой город.

Я с Аргоном прибыл к месту встречи с неизвестным. Следы петляли по мелководью, избегали открытых мест, иногда диверсант бежал, иногда шел широким шагом – на земле были характерные отпечатки его обуви: четкие – носков и еле заметные – каблуков.

Аргон взял след. Группа преследования отстала в лесу, мы вели поиск с комсомольцем Бурдиным.

На перекрестке лесных дорог след вдруг оборвался, как будто его и не было. Аргон, нетерпеливо повизгивая, крутился на месте. Я вернулся к следам, измерил их, определил рост, вес чужака и понял, что тот пытался провести нас: двинулся спиной вперед, запутал след.

След уводил все дальше и дальше от границы, Аргон настойчиво тянул вперед. Пройдено семь-восемь километров, уж на что я человек бывалый и то почувствовал усталость, каково же Бурдину?! Оглянулся – смотрю парень вспотел, тяжело дышит, я крикнул:

– Гляди, чуть правее – колодец…

Едва успели бросить в лицо по пригоршне воды – снова в путь!

Бежали мимо спелой ржи, мимо деревни, в которой недавно я выступал с докладом о бдительности, дальше к большаку. Большак вел к каменному карьеру. Зачем лазутчику карьер? Скорее он будет пробираться к железной дороге или автомобильной магистрали, чтобы легче скрыться от пограничников.

Аргон по большаку не пошел, виновато глядел на меня.

Где же диверсант? К карьеру не прошло ни одной машины, ни одного мотоцикла – не мог же он испариться!

Подбежал Бурдин, тоже вопрошающе смотрит на меня. «Что делать?»

Стараясь не суетиться, попытался разобраться в обстановке, подумать, посмотреть внимательно вокруг. И сразу успокоился: одни камешки в кювете темнее других. Наверное, нарушитель перевернул их, наступая. Значит, здесь он был!

– Так вот какую штуку сыграл он с нами! Смотри, Бурдин, – говорю. – Вернулся наш чужак к проселку. Ищи, Аргон!

Поставил Аргона на след, тот втянул в себя воздух и уверенно потянул вперед.

Сколько еще бежать? Ноги налились свинцом, казалось, уже не бегу, а передвигаю их, сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Плечо онемело под тяжестью автомата. «Отдохнуть бы». Усилием воли переборол это желание. А тут Бурдин:

– Товарищ старшина! То-о-ва-а-рищ ста-арши-и-на!

Обернулся. На ходу я дал ему фляжку с водой, тот смочил рот и продолжал бежать.

В конце концов и мои силы были на пределе, во рту непривычная сухость, язык будто распух, не поворачивался, и я боялся, что не смогу подать команду.

«Что он, трехжильный, этот нарушитель?» – подумал я.

Все подсказывало мне, что погоня подходит к концу: окурки он уже бросал, не остерегаясь, – они тут же, у дороги, причем свеженькие, брошенные двадцать – двадцать пять минут назад. Миновали опушку леса, овраг с глинистыми боками и увидели бегущего к хутору человека. Наконец-то!

– Возьмем живым! – еле проговорил я.

Бурдин понял меня.

Тем временем нарушитель, спрятавшись в укрытии, выстрелил из автомата, но не попал.

Через хутор проходила грунтовая дорога, на краю которой росла толстоствольная липа, прячась за нее, диверсант и вел огонь.

Мы с Бурдиным перебежали к дому, спрятались за углом, но вести огонь оттуда было неудобно: высунешься – станешь мишенью для диверсанта.

Ставлю Бурдину задачу перебежать к следующему дому, а сам поддерживаю его огнем. Бурдин благополучно занял новую позицию и пошел на диверсанта. Тот видит: пограничник идет на сближение и бросает прямо в Бурдина гранату. Вижу, не поднялся Бурдин. А диверсант снова бежит к лесу. Я за ним. Во что бы то ни стало решил взять его живым. Между нами несколько шагов! Пускаю Аргона:

– Фас!

Диверсант повернулся, выстрелил в собаку на ходу, но промахнулся; и только овчарка хотела схватить его, как он изловчился и пнул ее в живот.

Я был метрах в пятнадцати от места схватки. Опомнившись и увидев меня, бандит прицелился из пистолета, но выстрела не произошло: как выяснилось позже, из-за перекоса патрона. Теперь мы были с ним один на один. То он стукнет меня так, что искры из глаз, то я его… Наконец, он решил покончить и со мной и с собакой одновременно (я не выпускал его из рук), вытащил гранату. Я успел вырвать ее и отбросить в сторону. А тут подоспела тревожная группа, которая и помогла мне его взять живьем.

Потом оказалось, что пробежали мы с Бурдиным за нарушителем двадцать восемь километров.

Скажу откровенно: за годы моей службы не было случая, чтобы нарушитель ушел от меня безнаказанно.

Так что быть пограничником-следопытом – значит быть выносливым, уметь мобилизовать свои силы, особенно в трудном поиске.