Текст книги "Начфин"

Автор книги: Валентина Чудакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Чудакова Валентина Васильевна
Начфин

Валентина Васильевна Чудакова

Начфин

В августе сорок первого на Северо-Западном фронте, как и везде, шли жестокие оборонительные бои местного значения. На нашем участке фашисты со страшной силой рвались к узловой станции Дно в надежде перерезать южную железнодорожную магистраль на дальних подступах к Ленинграду.

Полки нашей кадровой дивизии держали оборону на промежуточном рубеже на реке Шелонь.

Я числилась при штабе дивизии на неопределенном положении, как несовершеннолетняя. Так себе – "девочка на побегушках": перевяжи, подбинтуй, позови, подай, помоги. Да мне-то что? Всем стараюсь угодить, лишь бы в тыл не спровадили.

Вызывает меня наш комиссар товарищ Бойко и спрашивает:

– Чем ты, Чижик, занимаешься?

– То есть как это "чем"? – растерялась я.

– Кем числишься по боевому расчету? – уточняет комиссар.

– Да никем! – отвечаю и, не зная, куда он гнет, на всякий случай добавляю, что зря солдатский хлеб не ем.

– Знаю, – соглашается Василий Романович, – ты у нас молодец. Мы тебе должность настоящую подобрали. Назначаем тебя ординарцем к товарищу начфину. Понимаешь, человек он не первой молодости – трудно ему себя обслуживать. Помочь надо.

– Есть быть ординарцем товарища начфина! – отвечаю по-уставному, однако без всякого энтузиазма. Тоже мне должность!

А комиссар поглядел на меня как-то особенно пристально да и говорит:

– Одно условие. И вот какое. Ты своего начальника не обижай. Уж очень ты у нас языкастая.

– Да что вы, Василий Романович! – возмущаюсь. – Как можно обижать начальство? Да еще человека втрое старше себя?

На том мы и покончили. Прихожу я в баньку на курьих ножках, которую начфин под свою резиденцию занял, и докладываю, как положено. А у товарища начфина и глаза вспучились.

– Здрасте, – говорит, – я – ваша тетя! Только мне тебя для полноты счастья и не хватало.

А я только руками развожу (понимаю, дескать, но и вы поймите):

– Приказ есть приказ! – Да и спрашиваю вежливо, какие будут распоряжения на первый случай.

– Никаких, – хмуро отмахнулся мой начальник и, подумав самую малость, предлагает:

– Иди-ка порезвись, пока затишье.

А уж какое там затишье, когда пушки рявкают где-то совсем рядом, за Шелонью пулеметы неумолчно скворчат, а над штабом "юнкерсы" рыскают: то тут бомба грохнет, то там.

– Нет уж, извините, – отказываюсь. – Лучше вы сами погуляйте, пока я тут порядок наведу.

– А у меня и так порядок, – вроде бы обиделся начфин.

– Порядок-то порядок, – возражаю осторожно, – однако...

На щелястом полу окурков – хоть граблями выгребай, банные лавки грязные, а солдатский котелок черней черного.

Не стал спорить мой начальник и, прихватив свой пузатый портфель, куда-то ушел. Я мельком подумала: "Вот что значит нестроевик. Все командиры ходят с полевыми сумками и планшетками, а он, чудак, – как на гражданке".

Наломала я ольховый веник, пол начисто замела, оконце протерла, лавки вымыла. Нагребла из-под каменки золы и котелок до блеска выдраила. А больше и делать нечего. Так началась моя новая служба.

В общем-то мой начальник оказался человеком симпатичным: добродушный, вежливый и не придирчивый по мелочам. Однако со странностями. Во-первых, он донельзя рассеян – всегда что-нибудь теряет: то платок носовой, то ремень, то усядется на собственную пилотку, а я ее ищу. А то очки вдруг вздыбит на рыжеватую полуседую шевелюру, и опять у нас идут поиски.

Не теряет товарищ начфин только свой портфель: солидный, как и он сам, туго набитый, с лоснящимися потертыми боками, на двух замках замысловатых. И этот свой "чемоданчик" мой начальник никому не доверяет. Во время сна употребляет вместо подушки, работает на нем, как на столе. И даже, смешно сказать, носит его в такое место, куда положено безо всего ходить. Так ни на минуту из рук и не выпускает. Нельзя!

Я уже знаю, что в портфеле не только все личное имущество начфина, но и деньги. Не свои – казенные: денежное довольствие личному составу полков. И каждый день мой начальник их зачем-то пересчитывает и меня помогать заставляет.

Однажды он мне и говорит:

– Фашисты упорно наседают. Дела наши не ахти. Ни к чему нам при себе такую прорву деньжищ носить. Мало ли что может случиться. Надо срочно раздать деньги прямо на переднем крае. Война войной, а порядок есть порядок.

Ну что ж? Надо так надо. Однако, прикинув в уме, сколько же нам понадобится времени на эту операцию при медлительности начфина, я присвистнула: "Маменька родненькая! Так это будет "срочно"! Или начальство нам холки намылит, или фриц где-либо прищучит!" Но высказать свое сомнение я не решилась.

По подходам к переднему краю почти без интервалов хлещут вражеские минометы, отсекая наши резервы. С каждым залпом мы с начфином "носом землю пашем", а едва пролетят горячие осколки, поднимаемся, как по команде. И опять ложимся. Бежим. И даже ползем. Начфин тихонечко охает за моей спиной, жалуется в пространство: "Ох, сердце..." Он дышит мне в затылок, как паровоз под парами, но не отстает! Молодец. Чуть впереди меня отфыркивается и отплевывается наш сопровождающий – молоденький парнишка из разведроты. В секунды затишья он вполголоса, но зато от всего солдатского сердца так кроет Гитлера и присных его, что я затыкаю уши пальцами, а начфин возмущается: "Фу, срамник!.."

И вот перед нами Шелонь. Не широкая, не глубокая, но вброд не перейдешь. А вода речная совсем коричневая, как кофе без молока. Берега тут очень крутые. С берега на берег повис игрушечный мостик, а по нему фланкирующим огнем фашистские пулеметы режут, да так, что от резных перилец щепки в воду летят.

– Ложись! – скомандовал начфин.

Легли. И опять встали. Сквозь толстые стекла очков мой начальник глядит на меня вопросительно и тревожно: "Что делать?" В ответ я молча пожимаю плечами.

– Но ведь надо же идти, черт возьми!

– Надо, – соглашаюсь.

– Может быть, обойдем? Правее возьмем? Или левее?

– Не знаю. Карта у вас есть? – интересуюсь.

– Да откуда? Что я, строевик, что ли?

– Так как же обходить наобум? К фрицам запросто затешемся...

– Да-а, – неопределенно протянул начфин – и к разведчику: – Веди на другую переправу.

– Другой нет.

– Так как же наши-то переправляются?

– Днем никак. Только ночью.

Я не верю и вступаю в разговор:

– А если вот приспичит, как нам сейчас?

Разведчик невозмутим:

– А коль приспичит – так вплавь. Пули-то воды не достают!

Тут и я соображаю, что свинцовые струи текут только по полотну мостика, а речную гладь – мертвое пространство – берега укрывают. "Вплавь так вплавь", – решаю я, не советуясь с начальством. Передаю свой облегченный кавалерийский карабин разведчику и протягиваю руки к портфелю:

– Давайте перевезу. Я хорошо плаваю.

– Ой, нет! – Начфин заключает свое сокровище в охапку – силой не вырвешь.

– Что "нет"? – не понимаю я. – Мне ж способней.

– Нет, ни в коем случае! Это же деньги! А если утопите? Отвечаю-то я.

Я соглашаюсь:

– Хорошо, везите сами. Плывите первым, вон на тот ракитовый куст держите. Мы, в случае чего, подстрахуем.

– Нет! Не могу. Никак не могу!

– Что "не могу"? – утрачиваю я терпение. – Трусите?

– Не смей меня оскорблять, девчонка! – В голосе начфина слышатся слезливые от обиды нотки. – Я... я... плавать не умею...

– Тьфу! Так бы сразу и сказали! – От моей былой вежливости теперь уж и следа не остается. – Битый час толчем воду в ступе...

Начфин бурно дышит, но молчит. Я советуюсь с разведчиком:

– Друг, ты как плаваешь?

– А тут и плыть нечего. Раз-два – и там.

– Тогда так: я перевожу портфель. Ты – оружие. Потом оба переправляем товарища начфина. Лады?

Разведчик еще ничего не успевает ответить, как мой тихоня начальник взрывается бомбой:

– А меня вы спросили, мудрецы этакие?! Я вам тут что – ноль без палочки? Ишь придумали – деньги вплавь да еще на том берегу без охраны кинут! Не позволю!..

Разведчик валится лицом в траву и хохочет, а я злюсь. Честное слово, обоих бы прибила! Кричу:

– Заткнись, разведка! Нашел время... Валим через мост. Живой ногой. Товарищ начфин идет первым.

– Хорошо, – вдруг неожиданно покладисто соглашается мой начальник и, втянув голову в плечи, довольно проворно семенит к мостику. Пули гнусавят и щелкают, завывают на разные голоса: "Фьють, фьют, ий-о-у!.." И мы с разведчиком нетерпеливо подгоняем начфина: "Шире шаг!"

На том берегу, в трех шагах от мостика, он вдруг со всех ног падает лицом в покос. Сердце тревожно замирает: "Убит!" Нет, живой! Приподнявшись, рукой нам машет. Тут срываемся мы и несемся во весь дух. И едва успеваем за мостиком отдышаться, начинается светопреставление: на покинутом берегу, как раз на том месте, где мы только что базарили, начинают густо рваться мины.

Вскоре мы добрались до КП одного из батальонов и приступили к работе.

Мы выдаем денежное довольствие "по всем правилам": я отыскиваю в ведомости фамилию получателя, ставлю карандашом красную птичку на полях, отсчитываю положенную сумму и передаю ее моему начальнику. Тот дважды пересчитывает и только тогда выдает, предварительно убедившись, что роспись поставлена на месте.

Сидит товарищ начфин в сомнительном убежище, как в мирном своем кабинете, и в ус не дует. Не торопится. И даже, кажется, не замечает, что творится там – наверху, на улице. От частых и мощных взрывов наша землянка вздрагивает, лампа-гильза моргает и пыхает, песок с потолка течет прямо на непокрытую голову начфина (пилотку он успел потерять).

Наш разведчик сам с собою от нечего делать "язык чешет":

– Вот возьмет "в вилку" да ка-ак трахнет...

Начфин – ноль внимания, как и не слышит, а я укоряю:

– Ну и болтун же ты! Чего бездельничаешь?

– А что я должен делать? – огрызается парнишка. – Плясать?

Я протягиваю ему опорожненную флягу:

– Сбегай "в разведку" – воды добудь. Во рту пересохло. Да каску для товарища начфина пошукай. Вот тебе и дело.

Бойцы и командиры приходят к нам по очереди. При оружии и в касках, прямо из-под огня. Измученные, прокопченные порохом и дымом. И не видно на их лицах оживления, как в день получки на гражданке в мирное время. Ни улыбки. Ни шутки. А один командир-верзила так "пошутил", что у моего начальника от обиды очки с носа сорвались.

– Братцы-кролики, – громыхнул он басом от порога, – никак вы совсем озверели? Какой это вас сюда бес принес, не помазавши колес? Тут у нас и ад и рай – бесплатные.

На обратном пути мой начальник сказал мне, тяжело вздохнув:

– Я, мой друг, вчерашний бухгалтер, для них – не фигура! Не герой. Так сказать, ближний тыл – сфера обслуживания...

– Так-то оно так, – согласилась я. – Но как бы на фронте обходились без интендантов, комендантов, писарей да поваров?

– Да уж ладно, – сам себя утешил начфин, – как-нибудь переживем. История потом рассудит.