Текст книги "Ликер "Слезки" (СИ)"

Автор книги: Валентина Лесунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   Не только я заметила, что Люба в плохом настроении. Надежда тоже, – ей передалось Любино настроение, и она не шутила, не хихикала и не корчилась на стуле, поглаживая бёдра и почёсывая голову, – так проявлялся невротизм от умственного переутомления и плохого питания. Маленькая, худенькая, с бледно – синюшным лицом Надежда пристально смотрела сквозь давно немытую чёлку на то, как Люба дрожащей рукой наливала чай в чашки.

   Последнюю неделю Надежда не переодевалась, ходила в мужской пижаме, из которой выглядывала блеклая майка. От постоянного чая и курения папирос лицо заметно пожелтело. Тёмные глаза горели лихорадочным блеском: поджимали сроки представления первого варианта диссертации. Надежда без отдыха, круглосуточно выписывала цифры из толстых книг статистики позапрошлого века. Научный руководитель требовал доказательств, что крестьяне в дореволюционной России были богатенькими. И она старательно доказывала. Для восьмидесятых годов тема была слишком смелой, и это ей нравилось. Это было в её духе, и она работала без перерывов на сон.

   – Итак, подружки, – Надежда свела густые брови, сжала губы и оглядела меня и Веру, – денег у вас нет по определению, у меня тоже. Наша богатенькая Любаша тоже обнищала. Я права, Любаш?

   – Так, девочки, расходы превысили доходы, – Люба опустила голову, чувствуя вину перед нами.

  – Не спрашиваю, на что ты потратила родительские деньги, хотя и любопытно.

  Давайте думать, как будем встречать Новый год. Учтите, последний вместе. К лету разъедемся, разлетимся, – Надежда взмахнула руками, изображая падающую птицу.

   – Ой, девочки, как подумаю, страшно становится. Я ведь тут привыкла, – Вера, как

  обычно, куталась в свой ватный халат. На её молочно-розовом лице с рыжими ресницами испуг казался ненатуральным.

   Тему никто не поддержал. Беспросветное будущее после нескольких лет относительной свободы мучило всех нас. Нам никто не предлагал интересной работы, и впереди светила преподавательская деятельность. Неплохо, но и что в этом хорошего? У меня был опыт преподавания. По молодости со студентами ладила, но с заведующим кафедрой отношения испортились. Профессору не нравилось, что с его лекций студенты сбегали, а ко мне приходили даже выпускники института. И он сделал вывод: что-то недозволенное происходило за закрытыми дверями. На прощание, после того, как меня зачислили в аспирантуру, профессор сказал: «Большая просьба к нам не возвращаться».

   Люба обратно в Караганду не собиралась. Ей нравился Ленинград и перспективная работа.

   Надежду ждал Ростов – папа и подружки – лошадницы. Они посылали длинные письма, Надежда их редактировала и отправляла в Ростовскую газету. Капали небольшие гонорары. Более существенные суммы приходили из журнала «Крокодил»за юмористические рассказики. Но за неделю до Нового года Надежда денег из редакций не ожидала.

   Я жила на стипендию, изредка родители, давно пенсионеры, отправляли поездом посылку с вареньем и салом.

   Хотелось праздника, вкусной еды, шампанского, но я подозревала, что наш праздничный стол украсят только бутерброды с салом и солёные помидоры с огурцами из Любиных запасов.

   Доходы Веры были тайной. Не помню, чтобы она чем-то делилась с нами. Переводов не получала. Почта раскладывалась в вестибюле первого этажа возле вахтёра, и нам были известны все доходы аспирантов. Но, быть может, она получала деньги в другом месте.

   Пухленькая Вера не производила впечатления голодающей, живущей только на одну аспирантскую стипендию. Мы знали, что ее родители работали на метеостанции в горах Киргизии.

   Люба почти каждую неделю получала и переводы и посылки. Так что мы кормились от доходов её папы – шахтёра и мамы, торгующей на рынке с собственного огородика в гектар земли.

   – Что будем делать? – руки Надежды не суетились, потирая обтянутые пижамой бёдра хозяйки, а непривычно лежали на столе в знак серьёзности нашего положения. Она нахмурилась и повернулась к рыжей Вере. – Так, Веруня, халява кончилась. Бесплатный сыр только в мышеловке.

  – Ой, девочки, да разве я бы пожалела! Ну, посмотрю у себя в холодильнике. Честно

   говоря, денег нет, я себе дорогой подарок сделала, – она собрала свисающие на уши, рыжие волосы, и показала серьги: яркие перья, нанизанные на серебряные кольца. – Это хвостики райских птиц. Приносят удачу, страшно дорогие.

  – Птичек жалко. Хотя три пера в ушах, наверное, к удаче. Но вопрос «что делать?»

  остаётся без ответа. Ни выпивки, ни закуски.

   – Не хотела, но скажу, я сюрприз готовлю. Сейчас покажу, – Люба поднялась и поманила нас в закуток: огороженное занавеской от прихожей узкое пространство, в котором помещалось полстола с электроплитой и местом для приготовления нехитрой еды. Над ним полка почти до потолка, для посуды, у дальней стены умывальник. Она отдёрнула занавеску. – Вот, смотрите.

   Чтобы нам смотреть, ей пришлось выйти из закутка. Мы по очереди заходили и разглядывали сложную конструкцию из резиновых и стеклянных трубок, краников и зажимов. На самом верху полки стояла кастрюля, ниже большая воронка с фильтрами, почти доверху заполненная мутной неаппетитной жидкостью. На тонкий конец воронки насажена трубка. Жидкость, пройдя фильтры, по «трубопроводу», стеклянным и оранжевого цвета резиновым трубкам, капала в литровую банку, дно ее покрывала хрустальной прозрачности плотная жидкость.

   – Что это? Самогон? – спросила Надежда. – Хотя больше на ртуть похоже.

   – Это ликёр «Слёзки»: спирт, молоко, сахар, и сок из апельсина.

  Пробовать не дам, готовлю к Новому году.

   – Любашка, ты настоящий друг.

   – Никого посторонних не приглашаем. Спирта мало, наберётся полбанки.

   Конечно, хотелось попробовать, но мы не стали её уговаривать. Хотя могли. Она щедрая. Как все щедрые люди, веселая и умела развеселить нас. Если бы надавили, она бы тут же нам устроила праздник. Но мы не надавили. Быть, может, из-за Веры, единственная дочь, ведь сама признавалась, небедных родителей, но я не помню, чтобы она чему-то радовалась.

   Кто-то стучал в дверь. Люба задёрнула занавеску и правильно сделала, явилась Ламара, докторант – искусствовед из Тбилиси. Её поселили в комнате математика Афанасия, недавно уехавшего домой, в Грецию.

   Ламара в первый же вечер пригласила меня и Любу и показала на несколько книг, веером разложенных на табурете у окна.

   – Прошу вас, если придётся вызывать скорую помощь, врачам сначала покажите

  эти книги, я их автор, только после этого, запомните, только после этого пусть они меня осматривают.

   – Как мы узнаем, когда надо вызывать скорую помощь?

   – Я вам постучу в стенку.

   С тех пор я часто просыпаюсь ночью, прислушиваясь, не стучит ли Ламара.

   Мы теснились в прихожей, Ламара напирала своим грузным телом, держа руки за спиной, и подозрительно смотрела на занавеску.

   – Что там?

   – Сюрприз к Новому году.

   – Надеюсь, не опасный? Нет? Поверю. Девочки, вас приглашают на Новый год мужчины, она сделала паузы, – грузины.

   Никто из нас энтузиазма не проявил. Не потому что были против грузин, нет, просто у нас сложилась своя компания. Честно говоря, с нашей Верой в мужскую компанию ходить, себе вредить. Она сначала кокетничала, а потом обличала всех присутствующих и отсутствующих мужчин в том, что им только одного надо от девушки. И их не интересуют ум и таланты, которыми блистает эта девушка, – подразумевалась Вера. Тема нам поднадоела, и мы решили отмечать праздники своими силами. К нам присоединялся Левон из Еревана, Вера на него как на мужчину не обращала внимания. У них один научный руководитель, так что они примелькались.

   Левон наполовину армянин, мать – украинка, поэтому цвет его глаз и волос тёмные, но не до яркой черноты. Он говорил почти без акцента.

   – Нет, Ламара, извините, в другой раз, – отказалась я за всех.

   – Странные вы, ведь грузины вас приглашают. Вы ведь любите грузин. Люба, тебе работа, сменишь молнию на куртке и зашьёшь, где надо. Новый год я буду встречать в лесу, на даче у профессора.

   Вот что она прятала за спиной: малинового цвета спортивную куртку.

   – Не поняла. – Надежда грозно сдвинула густые брови и брезгливо вытянула нижнюю губу, – у Любаши эксперимент. Озимые проклюнулись, она туда-сюда мотается. Теплица в деревне, полчаса на электричке.

   – Ничего, справится. Вы, русские – жёны декабристов. Для вас ничего невозможного нет, – Ламара бросила куртку на Любину кровать и, царственно вскинув голову, легко вынесла за порог своё тяжёлое тело. Обычно она с трудом передвигалась на толстых ногах.

   Люба улыбалась, сравнение с женой декабриста вряд ли ей пришлось по вкусу. Но она старалась сглаживать назревавшие скандалы, так воспитана, и знала, что значат соседи, – их семья немало хлебнула из-за репрессированного при Сталине отца. Да еще в общежитии редко, но случались кровавые драки между мужчинами, – в аспирантуре училось много приезжих из южных республик, провокаторами драк часто бывали женщины.

   – Ты, что, не можешь её послать подальше? – возмутилась Надежда.

   – Тише, услышит. Не надо ссориться.

   – Как хочешь.

   Первой исчезла Вера. Надежда устало оглядела нас красными от бессонницы глазами, тяжело вздохнула и ушла тоже.

   Люба загадочно улыбалась. Ожидался ещё сюрприз. Она достала из-под кровати дорожную сумку и с натугой вытащила микроскоп, таких массивных я еще не видела. Школьный видела в кабинете биологии, даже что-то там смотрела, плохо помню, кажется лист тополя. Этот настоящий, для серьезных опытов.

   – Вот, списанный, но работает. Пришлось заплатить. Все деньги на него ушли.

   – Как ты такую тяжесть дотащила?

   Вопрос повис в воздухе.

   Она капнула воды на стекло, сунула под объектив и стала разглядывать в окуляр.

   – Что делается! Ты только посмотри, сколько микробов! Так и бегают, а мы такую воду пьём!

   Поскребла ладони, под ногтями, грязь стряхнула на стекло и долго разглядывала, потом поскребла свой лоб, поковыряла палочкой в ушах. Все это рассматривала под микроскопом и громко удивлялась. Знакомая сцена.

   – Люба, ты Шукшина читала?

   Она молчала, сосредоточенно изучая каплю ликёра.

   – Сколько их! Живые, шевелятся! Из воздуха попали, и спирт их не уничтожил!

   – Может, так надо?

   – Что надо?

   – Всё живое должно шевелиться.

   – Спирт – антисептик, убивает микробов.

   – И что мы после этого пьём?

   – Действительно, – Люба задумчиво посмотрела на меня.

   Я легла спать. Несколько раз просыпалась и видела Любину спину, склонившуюся над микроскопом.

   Денег ни у кого так и не появилось. Мы с Надеждой писали диссертации, через неделю нас ждала предзащита. Естественно, не замечали ничего и никого вокруг. Люба рано утром уезжала в деревню, возвращалась поздно, шла в душ, когда я уже спала, к микроскопу на столе больше не притрагивалась.

   Тридцатого декабря, вечером, вернувшись из деревни, устало сказала:

   – Эксперимент не идёт, диссертация под вопросом.

   Я знала, что Люба облучала лазером ячмень и ждала всходов в теплице. Суть её

   исследования: доказать, что облучённые лазером перед посадкой зерна ячменя всходят раньше не облученных. Если не так, значит, зря Люба провела годы в аспирантуре. Даже я, гуманитарий, понимала это.

   – Может, съездим в деревню? Я тебе покажу всходы. Надо ехать с утра, в теплице забрать спирт, сэкономила немного на экспериментах. Иначе ликёра может не хватить на всех.

   Я легла спать пораньше. Когда ночью проснулась, увидела в свете настольной лампы Любу, склонившуюся над курткой Ламары.

   ***

   В окне электрички мелькала скудная природа по-зимнему черно-белого окраса. Когда вышли на станции, показалось солнце, на душе повеселело от солнечных зайчиков на заснеженной тропинке. Шли лесом. Я уже не жалела, что не доспала, а впереди бессонная Новогодняя ночь.

   Приятно было идти. Приятно оказаться в теплице, ярко освещённой лампами. Мы долго пробирались мимо густой растительности чуть ли ни в мой рост, даже попалась широколистная пальма, похожая на гигантский веер, наконец, появились грядки черной земли, ухоженные, кое-где проклевывались зеленые листочки. Между грядками проложены деревянные мостки.

   – Это делянки, закреплены за аспирантами для экспериментов, – объяснила Люба.

   На делянке, куда она меня привела, я увидела пожилого мужчину. Он был в тёмном драповом пальто, седой, сутулый, с подозрительным для его возраста румянцем, с небритой щетиной на подбородке, вид помятый, но высокий лоб, пытливый взгляд, интеллект не скрыть, – похож на профессора. Действительно, профессор, как я позже узнала, ее научный руководитель

   – Явилась! Вспомнила, наконец! Я должен за тебя работать? – напустился он на Любу.

   Она молчала и пристально вглядывалась в него. Он не выдержал, опустил глаза, сгорбился, и, придерживая карман, будто там держал хрупкий предмет, круто развернулся и заспешил к выходу.

   – Идём, быстро! – Люба схватила меня за руку и потащила по деревянным мосткам, мы остановились возле тумбочки с полуоткрытой дверцей. – Я так и знала! Сорвал замок, вытащил весь спирт, месячный запас. Как я буду работать теперь? – она расстроилась, что с ней редко случалось. – Бежим! Может, успеем забрать.

   Куда бежать, я не совсем понимала, но помчалась за ней, стараясь ничего не повредить, на поворотах всё же заносило на грядки.

   Профессор шёл быстрым шагом, оглянулся, увидев нас, почти побежал. Люба мчалась, как на короткой дистанции. На выходе из теплицы догнала профессора, схватила за руку, он отбился и побежал к двухэтажному дому. Вся деревня состояла из короткой улицы двухэтажных домов.

   Люба осталась на месте.

   – Теперь от его жены достанется. Разве она поверит, что я не давала спирт, что он украл,– пожаловалась она.

   Как реагировать на только что увиденную сцену погони, я представить не могла. Её это развеселило.

   – Он вообще-то хороший, с мировым именем. Вот если бы спирт не воровал у аспирантов. Украдёт, и мы же виноваты, почему не спрятали.

   – Почему не спрятала?

   – Забыла. Надо было взять с собой, но тащила микроскоп, – Люба вдруг что-то заметила. – Вон он! Бежим!

   – Может, не надо? Если он от нас прячется, зачем его искать?

   Люба бежала, я следом, профессор спокойно нас дожидался. Даже я догадалась, что спирта у него уже не было. Я подошла к ним, когда Люба спрашивала его:

   – Как я буду теперь работать?

   – Не волнуйся, Любашка, диссертацию напишем. Я продиктую.

   – Не надо мне диктовать, я сама могу написать, только не мешайте, – говорила она со слезой в голосе.

   Но он ее не слушал:

   – Вот только куда ты часть спирта дела? Его должно быть больше.

   – Ликёр к Новому году готовлю. Сладкий, с апельсиновым соком и другими ингредиентами.

   – Зачем хороший продукт испортила? Ну, ладно. Да не переживай ты так.

   – Как не переживать, если экспериментальные всходы ничем не отличаются от контрольных.

   – Не торопи события.

   Профессор пожал руку Любе и мне, мы немного прошли, я оглянулась, он махал нам вслед.

   Мне было жаль Любу. За годы аспирантуры не помню, чтобы в чем-то ей не везло. Но это не случайное везение, она многое умела делать, если не умела, то легко училась. Со всходами что-то не так. Ведь раньше все у нее получалось. Уже в электричке у меня возникла гипотеза.

   – Профессор часто ползает по твоей делянке?

   – Каждый день.

   – Трезвый или пьяный?

   – Трезвым он не бывает.

   – Что он обычно пьёт?

   – Спирт, что дают нам для экспериментов. У него таких, как я, аспирантов, пять человек.

   – Итак, ты облучила зёрна ячменя лазером. Теперь на всходы профессор дышит парами алкоголя. Тебе нужна ещё одна делянка, контрольная, и чтобы профессор не смог до неё добраться.

   – Не пускать его?

   – Пусть ползает по старой делянке, каждый день, ты можешь сделать величайшее открытие, изучив влияние паров спирта на всходы ячменя. В дальнейшем можно для этих целей использовать портвейн, водку, коньяк, хотя нет, коньяк деревенские не пьют. Представь, ты докажешь, что для высокого урожая, допустим, картошки, следует поить рабочих белым портвейном, а для редиски пойдет и красный. Или для свеклы. Разберешься. Представь, как повысится урожайность, а народ будет в очереди стоять, чтобы устроиться на такую работу. (Это было время, когда претворялся в жизнь бестолковый сухой закон). Дарю идею! Дерзай!

   – Как я буду определять дозу алкоголя?

   – Сравнивать интенсивность паров и урожай.

   – Допустим, измерить можно. Нужен прибор, пароуловитель, но заставлять людей работать от зари до заката в маске типа противогаза бесчеловечно.

   – Да, микроскоп с телескопом не подойдут, но есть разработки, где и кто занимается, – тайна, засекреченные умы работают над созданием нооскопа, способного улавливать все следы человеческой деятельности. И даже мысли.

   – Мысли нам ни к чему.

   Люба смотрела на меня, глаза её искрились кошачьим блеском. Она, наконец, повеселела.

   ***

   Вечером пришла Надежда в тёплой куртке из болоньи, ясно, что другого наряда у неё нет. Чёрные тёплые брюки напоминали Любины, а, может, Любиными и были.

   Следом явился Левон с коньяком Наири. Поставил на стол бутылку и сказал:

   – Угощаю. Сегодня успешно прошёл предзащиту.

   Люба суетилась, накрывая на стол. Не помню, чтобы у неё не нашлось закуски в любое время суток.

   – Будем кого-то ждать или начнём? – спросил Левон.

   – Может, Веру принесёт, – предположила Надежда.

   – Начинаем! – наконец, скомандовала Люба.

   Когда Левон стал разливать коньяк в маленькие стаканчики, явилась Вера. Она была в тёплом халате с купальными принадлежностям, по дороге из душа, заглянула к нам. Люба неохотно пропустила её в комнату, посадила на стул и поставила перед ней уже наполненный стаканчик.

   – Любаш, а, Любаш, ликёр попробуем? – спросила Надежда, не пившая коньяк.

   – Нет, когда будем встречать Новый год, тогда и выпьем.

   При слове «выпьем» раздался незнакомый стук в дверь. Все переглянулись. Люба встала и широко распахнула дверь. Вот так гость, пан профессор явился!

   – Проходите, раз пришли, – сказала Люба.

   Цепкий взгляд профессора зафиксировал бутылку коньяка, сложный аппарат, он шагнул в закуток и склонился над банкой с прозрачной жидкостью:

   – На это ты спирт перевела? – спросил он, понюхав жидкость.

   – Прошу к столу, – Левон пригласил гостя широким жестом.

   – Коньяк Наири? Помню, пил, когда был в Ереване.

   – Вы были в Армении? – обрадовался Левон.

   Он стал рассказывать, какая это замечательная страна, какой замечательный народ, жаль, разбросало армян по всему миру.

   Бутылка опустела на втором заходе. Вера поднялась, надо готовиться к празднику, Надежда напомнила ей вслед: «Три пера в уши не забудь».

   Левон с Надеждой тоже ушли.

   -Налей то, что накапало, – приказал профессор, кивая в сторону закутка.

   Люба не сопротивлялась, бесполезно, налила в стаканчик чистейшей жидкости. Он выпил. Встал, прошел к закутку, налил себе сам, выпил.

   – Зачем так много сахара? Только всё испортила, – он продолжал пить, и

   вожделенная жидкость неумолимо исчезала в его утробе.

   Ликёра «Слёзки» я так и не попробовала.

   Прошли годы, авторитетные люди заявили, что нооскоп уже изобретен. Так что идею облучения сельхозполей вино-пиво-водочными парами пора и воплотить. Кто возьмется? Дарю, дерзайте!