Текст книги "Чашка кофе"
Автор книги: Валентина Гутчина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Синяя чашка кофе на столе. Лена рассеянно взяла ее в руки и сделала глоток. Еще один, еще… Кофе был крепкий, ощутимо густой, но остывший, словно его сварили сто лет назад, да и позабыли на подоконнике.
–«Собственный кофе из собственной кружки», – с усмешкой процитировала Лена и взглянула на кофейный осадок на дне чашки.
Два кольца – больше, вроде бы, ни на что не похоже. «Брак с Саньком? Давно пора. Но стоит ли?» – печально усмехнулась Лена.
Дверь Князя в очередной раз бесшумно открылась, и вновь показался он сам (рекордное число появлений за полдня!) – в кожаной куртке, в шапке, с папкой под мышкой.
–Ляля с почты так и не вернулась. «Домой на обед побежала?» —спросил он и словно бы только в этот момент заметил, что в кофейной осталась одна Лена, рассеянно взглянувшая на него.
Взгляд его прозрачных, светло-серых глаз в одно мгновенье, короткое и бесконечное, встретился со взглядом удивленных глаз Лены: кусочки льда, упав, прокатились до самого дна ее сердца, тут же с шипением растаяв. Взгляд Князя упал на пустую чашку в ее руках, и он замер, словно вдруг превратившись в камень.
Лена зачарованно смотрела на него, на его бледное лицо с удивительными серыми глазами.
–А где все? – отрывисто спросил Игорь Петрович.
Лена словно очнулась от теплого сна.
–Все ушли на обед. «И мне тоже пора», – она поставила чашку на стол и только тут заметила, как смотрит Князь на эту самую чашку. С отчаяньем, с болью. Отчего?
–Ой, извините, Игорь Петрович, вашу чашку я сейчас помою и поставлю на Лялечкин стол, – сказала она, отчего-то краснея. – Валерия на самом деле не любит кофе, потому мы ей его никогда и не оставляем.
Он неподвижно стоял, уставившись на синюю чашку, как на оскверненную чашу Грааля. В какой-то момент Лене показалось, что он сейчас расплачется.
–Так это вы выпили кофе? – спросил совершенно бесцветным голосом.
Лена растерялась.
–Я, – кивнула, отчего-то чувствуя себя виноватой. – Но я сейчас все вымою…
–Неважно, – Князь внезапно насупился и, засунув руки в карманы, тяжело прихрамывая, вышел. Хлопнула входная дверь.
Лена стояла посреди кофейной с синей чашкой в руках, улыбаясь, сама не зная отчего.
«Его удивительные глаза – серые прозрачные льдинки, бледное лицо и это интересное прихрамывание при ходьбе…»
Она повернула голову и увидела свое отражение в небольшом круглом зеркале на стене, прямо за Лялечкиным креслом. Несколько мгновений изумленно разглядывала, не узнавая, саму себя, пока вдруг до нее не дошла простая истина.
Она прижала палец к своим улыбающимся губам, прошептав:
– А я влюбилась…
Этот снежный декабрьский день начинался не так уж и плохо.
* * *
Лена шла по бульвару под хлопьями снега, падавшего ей на плечи, на лицо, оставаясь крошечными снежинками на самых кончиках ресниц. Это напомнило ей игрушку далекого детства: небольшой стеклянный шар, внутри которого под бесконечно кружащими снежными шариками стоял сказочный голубой домик с крошечными окошками, с дверцей под затейливым навесом, с трубой на треугольной крыше. Шар ей подарила одна из маминых подруг, и Лена могла часами лежать на полу, глядя на беззвучное, завораживающее кружение игрушечного снега. Один раз она так и уснула…
«Если я сейчас приду домой, а Санька нет, если он сегодня вообще не явится на обед – значит, Бог есть», – мелькнула беззаботная мысль, тут же растаяв, как снежинка на ладони.
Ей отчего-то захотелось смеяться. Несколько мальчишек впереди затеяли перестрелку снежками. Лена скатала свой собственный снежок и запульнула, попав в щекастого увальня, немедленно получив ответный выстрел и радостно засмеявшись. Больше всего ей хотелось пообедать сегодня в одиночестве, все обдумать, как говорит Толик, обмозговать, еще раз в подробностях вспомнив чудесный эпизод с синей чашкой.
«Ляля с почты так и не появилась. На обед побежала?..»
Головокружительный взгляд прозрачных глаз. Мгновение, когда, кажется, останавливается дыхание, замирает всякое движение в мире. Неподвижный, тревожно-радостно застывший мир.
«Все ушли на обед и мне тоже пора…»
Еще несколько головокружительных моментов; застывший мир, постепенно оживая, как громадное колесо, поначалу медленно начинает скатываться с горы, на ходу набирая обороты.
«Так это вы выпили кофе?»
«Я…»
Свет! Конец фильма. И в памяти, в самой середке сердца – холодок его глаз. Нечто волшебное.
Лена поднялась по лестнице на второй этаж, достала ключ, открыла дверь. Осторожный шаг в тихую теплую квартиру, где лишь на кухне тихо бормотало радио.
«Санька нет! Значит, Бог есть».
Все было, как и мечталось: Лена разогрела борщ, съела несколько ложек и отставила тарелку – никакого желания что-то есть, одна радость – радость, наполняющая все тело удивительной энергией! Она нашла Санькину пачку сигарет и закурила, с улыбкой глядя в окно, на волшебно падающий снег, задавший всему сегодняшнему дню ритм волшебства.
«Сегодня же соберу все вещи и съеду к маме, – сама удивляясь собственной решительности, подумала Лена. – Вещей у меня не так уж и много, если что – Толик поможет, подвезет на своем «Жигуленке».
Обратный путь на работу неожиданно подкинул интересную идею. Впереди Лены шли две пожилые дамы под ручку.
–Как померла моя половина, мой милый Паша, так и я чувствую, что зажилась. Сижу, смотрю в окно – и вся жизнь передо мной, словно фильм смотрю. Как Паша первый раз меня поцеловал – тут же покраснел, засмущался и прошептал: «Извините меня!» А я засмеялась: «Быть может, перейдем на «ты»?» Счастливее меня в тот момент не было никого на всем белом свете.
–Ах, милая ты моя, тебе можно только позавидовать, ей-богу! Ваша история – как готовый роман, только записал бы кто.
–Роман, который так и живет в моем сердце. Все время слышу Пашин голос. Кажется, вот сейчас обернусь и увижу его! Оборачиваюсь – никого… Плохо одной. Но голос его так и звучит, как эхо. Зовет он меня.
–Что ж тут поделаешь. Держись, Нина! Не надо унывать, надо еще пожить – для детей, для внуков…
Невольно подслушав этот диалог, Лена почувствовала прилив вдохновения. Истории любви тысяч и миллионов половинок, нашедших или потерявших друг друга. Когда, прожив вместе целую жизнь, половинки расстаются, что ощущает оставшийся здесь, на Земле, в непривычном одиночестве? Что сбоку поддувает?..
Мини-интервью на улице, один и тот же вопрос молодым и старым, мужчинам и женщинам: «Встретили ли вы свою половинку? Верите ли, что ваша половинка где-то вас ждет?»
Самые разные ответы, беспечные и серьезные, раздраженные и скептические. Разные лица, но главное – глаза. Их надо приблизить! Несколько десятков пар глаз – черных, голубых, зеленых, карих, молодых, задорных, слезящихся, старческих…
«Получится?» – сама себе задала Лена вопрос и тут же ответила: «Обязательно получится!» И прибавила ходу.
***
Вторая половина дня выдалась поистине трудовой. Больше двух часов Лена бегала по центральному пешеходному проспекту города, задавая свои вопросы заснеженному народу, настроенному в своем большинстве вполне романтически.
Сенька, недовольно бурча, все это снимал, ощущая себя самым великим и несчастным тружеником на свете – два сюжета за один день, виданное ли дело! И это вместо того, чтобы, бегом смонтировав материал Леры-холеры, сыграть с Толиком в покер, закрывшись в операторской, или просто поучить жизни новенького оператора. Вместо того – бесконечная работа, бесконечные лица, голоса, ответы… И все о ней, о проклятой, – о любви.
–И дернуло тебя снимать о чертовых половинках! – бурчал Сенька, снимая очередную парочку, разглагольствующую о своем знакомстве. – Нашла, о чем болтать, и без любви прожить можно, даже гораздо дешевле!
И убежденный холостяк Сенька пытался отогреть застывшие пальцы своим горячим дыханием.
Вернувшись в редакцию, румяная Лена тут же занялась приготовлением кофе в кофейной, возбужденно рассказывая отдельные, особенно волнующие истории любви восхищенной Лялечке, поглощавшей йогурт из крошечной бутылочки. Народ, слыша их голоса и смех, подтягивался в кофейную, занимая кресла, беспричинно улыбаясь, вставляя свои реплики и комментарии.
Первым появился Толик. Его семейные дрязги, связанные с солидной прибавкой в весе законной супруги, отошли в сторону, и он, в одно мгновение перенесшийся в пору своей беспечной юности, выступил с собственной великолепной историей любви.
–У меня было самое романтическое знакомство, – мирно улыбаясь, вздохнул он, лениво почесывая свой округлый животик. – После воспаления легких врач прописал мне уколы, пардон, в задницу. Прихожу я первый раз на эту волнующую процедуру и вижу перед собой самого настоящего ангела: белые кудряшки, невинное личико, голубые глазки. «Снимайте брюки», – говорит ангел нежнейшим голоском. Я, весь дрожа, снимаю. «И трусы тоже, пожалуйста». Все так мило. Мои руки трясутся, сердце вибрирует, как мотор в бреющем полете. Спускаю штаны, оголяю свою великолепную пятую точку, заранее зная, что тут уж и ангел не устоит…
Лялечка громко хохотала, откинувшись в своем кресле, кулачком ударяя о стол. На ее хохот прибежала ожившая после удачно отснятого старца Наталья, потребовав рассказать, в чем тут дело, отчего звучит такой жизнерадостный смех. Какие-то минуты – и вот она сама уже сгибалась пополам от хохота.
–Кстати, напомни своей половинке историю вашего знакомства, – подмигнула Толику Лена. – Быть может, это вернет вашим супружеским отношениям прежнюю остроту.
Толик с широкой улыбкой поднял вверх большой палец, а Лена, в ответ – свой. Все будет отлично!
Нерешительно показался новенький оператор Андрей по кличке ди Каприо; его тут же подхватили под руки новоиспеченные коллеги, усаживая в кресло, наперебой угощая кофе, повторно пересказывая историю знакомства Толика с будущей супругой…
Под финиш появилась томная Лера-холера. Историю Толика пропустив мимо ушей, она эффектно закурила, бросая томные взгляды на ди Каприо, опустившись в кресло рядом с ним, немедленно заговорив с растерявшимся парнем чрезвычайно интимным хрипловатым голосом о собственной истории первой любви и потери девственности – само собой, с неприличными подробностями, которые привнесли в рассказ долю пикантности.
Ди Каприо елозил в кресле, не решаясь, однако, сбежать от шокирующих откровений, в отчаянии бросая призывные взгляды в сторону Натальи, которые легко можно было расшифровать как крик о помощи. Это придало последней не виданную ранее уверенность в себе. Она закинула ногу на ногу и громко произнесла:
–Послушайте, почему это наша Лера рассказывает что-то там одному Андрею? Мы тоже хотим послушать.
Лера лишь слегка развернулась в сторону дерзкой.
–Потому что у нас разговор тет-а-тет.
–Тет-а-тет? – воскликнула Наталья со смехом и хлопнула в ладоши. – Понятно! Люди, Лера рассказывает интимные подробности первой любви.
Возможно, ее смех и возглас прозвучал слишком дерзко, заставив всех разом смолкнуть, обмениваясь быстрыми насмешливыми взглядами.
Лера немедленно поджала губы, накрашенные помадой с блеском, и поднялась, с явной угрозой развернувшись к торжествующей Наталье.
–Послушай, ты, жалкая уродина…
Договорить остальное она не успела. Неожиданно распахнулась дверь редактора, и появился он сам – мрачнее черной ночи. Лера вовремя прикусила язычок.
–Почему не работаем? – отрывисто вопросил Князь, бросая на коллег холодный серый взгляд. – Все доделали свои сюжеты – легко, гениально, без проблем? Вот вы, Наталья, вы так переживали с утра. Все позади, ваш сюжет о столетнем старце уже готов?
Наташа откашлялась.
–Еще не готов.
–Почему же вы не работаете?
Наталья первой молча поднялась и вышла из кофейной. За ней тут же сорвался с места ди Каприо. Все остальные с изумлением уставились на шефа. Это было нечто невероятное – он разгонял посиделки за кофе! Между тем ближайшая передача была готова еще вчера, а времени на сюжеты для будущей оставалось более, чем предостаточно.
Как всегда, первой нашлась Лера-холера. Эффектно изогнув брови, она решительно шагнула навстречу шефу.
–Игорь Петрович, я, между прочим, сейчас бы вовсю вкалывала по отснятому с утра сюжету, если бы Елена ни с того ни с сего не увела бы у меня оператора. У нас же нет, как в крупных телекомпаниях, монтажеров, монтируют операторы или сами журналисты, а я, например, этому не обучена. Вот мне и не оставалось ничего другого, как сначала поработать над сюжетом, письменно изложив его в форме сценария, обдумать оригинальные ходы. А теперь, когда Арсений, наконец, вернулся, я звала его в монтажную поработать, но он заявил, что хочет кофе.
–Кофе, – бессмысленно повторил Князь, нахмурился и тут же развернулся к Лене. – И что это у вас за внезапный порыв снимать? Про что?
–Истории любви, – подал голос Сенька.
Не известно почему в кофейной мгновенно наступила полная тишина, которую нарушало лишь монотонное тиканье часов на стене.
–Истории любви, – невольно скривился Князь и посмотрел на Лену с неожиданной враждебностью. – Почему же именно про любовь?
Лена пожала плечами.
–Любовь делает нашу жизнь чудеснее, – решительно вступился за нее Толик. – Что может быть важнее любви?
В этот момент часы на стене звякнули – было ровно шесть часов, конец рабочего дня. Игорь Петрович вздрогнул, взглянул на часы, на народ и взялся за ручку двери.
–Конец рабочего дня, – произнес мрачно. – Увидимся в понедельник. Счастливых всем выходных.
Едва лишь дверь за Князем закрылась, как Лялечка первой, с молниеносной быстротой надела свои шубку, шапку, подхватила сумочку и махнула всем лапкой: «Пока!». За ней на выход подался Толик – по-товарищески приобняв Лену за талию, монотонно бурча что-то про планы на вечер.
–…твоя идея про коробку конфет все же, думаю, лучше. Куплю «Золотую ниву», упаду пред толстушкой на колени…
Настроение у Лены неожиданно испортилось. Все было тускло, мрачно, ужасно – этот неприязненный тон Князя, его взгляд, в котором читалась едва ли не ненависть к ней, Лене. Но почему? Что она ему сделала?
Толик без умолку болтал, явно пытаясь отвлечь ее от неприятных мыслей. Сенька махнул всем рукой и убежал. Лера-холера намеренно замешкалась в кофейной и, интимно стукнув двумя пальчиками, скользнула за редакторскую дверь. Лена, вслед за Толиком выходя в этот момент из кофейной, оглянулась, заметила вторжение, и сердце отчего-то заныло, словно в него вошла тупая игла.
Игла прочно сидела в сердце всю дорогу домой, когда она, махнув на прощание Толику, севшему за руль своего раздолбанного «Жигуленка», медленно свернула на бульвар, отозвалась тупой болью, словно кто-то пошевелил ее, когда Лена подняла голову и увидела светящиеся окна Санькиной квартиры.
«Квартира Санька – я впервые подумала «квартира Санька», а не «наша квартира»!»
От этой мысли сердце заныло еще сильнее. Открыла своим ключом дверь. Приветствие, традиционный поцелуй в щечку. Санек уже вовсю жевал только что приготовленную пиццу-полуфабрикат, от которой Лена довольно равнодушно отказалась.
–Ты чего какая-то мрачная? – на мгновенье замер Санек, удивленно глядя на ее бледное, хмурое лицо.
Лена пожала плечами, постаравшись улыбнуться с видом чрезвычайной усталости.
–Выслушала претензии от Князя.
–О, претензии Князя – это святое, – расхохотался Санек и с новой порцией пиццы отправился смотреть футбол.
Что оставалось делать? Лена тихо вошла в темную спальню и замерла перед окном, отведя в сторону тяжелый занавес. Снег, снег – легкие хлопья, покрывающие все горизонтальные плоскости, постепенно превращаясь в толстый слой, похожий на пуховое зимнее одеяло, под которым так хорошо и уютно, не слышно ни звука, спи себе, не думай о плохом. Сколько лет прошло, сколько зим, сколько тонн снега утекло вешними водами с тех пор, как она перестала мечтать о Принце? О Принце на белом коне.
Санек – каменная стена, за которой она забыла о всех треволнениях жизни, где могла спокойно читать свои любимые детективы о Ниро Вульфе и комиссаре Мегрэ. Ее не касались проблемы безденежья и безработицы, она не думала о хлебе насущном и о том, что надеть. Даже деньги никогда не считала – то была прерогатива Санька, находившего в звоне монет нечто приятное. Но разве было в этом покойном мире хотя бы на грамм счастья?
Лена рухнула на широкую постель, почти мгновенно забывшись сном.
* * *
Сны – другое измерение. Стоит лишь отключиться сознанию, как душа шагает в него, как в неизвестность космоса. Что-то забывается, словно испаряется рисунок на морозном окне, стоит лишь открыть глаза. Другие сны откладываются в памяти на всю жизнь. Стало быть, они что-то да значат?
В этом сне Лена шла по знакомой улице деревни, в которой прошло ее детство. Малиновка, улица Крупской, пять – дом из потемневшего дерева, резные наличники, забитые ставни.
Дом был пуст и мертв.
Мне приснился странный сон: заколоченный дом;
Пыль и серость. Три окна – накрест досками. Видна
Белым флагом (весть о мире!) занавесочка одна…
Чей это был голос? И строчки ложились прямо поверх дома, светлого неба над крышей – словно кто-то, как поверх фотоснимка, писал по воздуху, небрежно и торопливо.
Тук-тук, кто в том доме живет?
Тук-тук. Пустой звук, и никто и не отопрет.
Лена стояла перед тихим домом – пустым, печальным. Сколько лет прошло, сколько зим?
Но по музыке неслышной, по тоске в моей груди
Узнаю я: в доме жили (и живут!) деды мои…
Вдруг ее словно окатило волной тепла, и время вдруг побежало вспять, назад, против хода часовой стрелки, вернув в беззаботное детство, похожее на одно долгое жаркое лето.
Палящее послеобеденное солнце. Ленка и две ее двоюродные сестры, Люда и Натка, начинали в зеленой беседке из хмеля игру в кукольную столовую. Взрослые – дед с бабой, три мамы девочек, отец Люды и соседка тетя Маруся – усаживались за стол в большой комнате играть в покер. Их голоса ясно доносились через открытые окна.
–Маруся, веди запись. Кто начинает?
–Милая моя, остись, ты что-то сегодня все путаешь.
–Ничего я не путаю, с чего взяла?
–Твой сегодня с утра с соседом на рыбалку ушел. И что мужики в рыбалке находят?..
Доносящиеся из дома голоса, смех. Потом бабушка встает и идет на кухню, выключает чайник.
–Дед, спустись в погреб за квасом для окрошки!
–В такую жару только окрошка и спасает.
–Вчера мой перепутал в погребе банки – ну, знаешь, бабуля делает себе лекарство из алоэ, выжимки, и тоже хранит их в трехлитровых банках, как и квас. Тут жара, духота, мой спустился, хватанул банку, открыл и глотнул с жару… Боже, как он орал!
–Могу себе представить.
В беседке Натка режет листья хмеля для игрушечной окрошки, а Люда сажает куклу за стол.
–Надо сшить ей новое платье. Нужны хорошие лоскутки.
–Слушайте, а я сегодня видела, как из ателье в овраг целую кучу обрезков выкинули. Наверняка там и кусочки кримплена есть.
– Значит, сегодня идем в овраг…
И снова чья-то рука торопливо плетет строчки – поверх смеющегося лица бабушки, возвращающейся за стол, раздающей карты, поверх лица деда, неторопливо разминающего папиросу.
Дед да баба. Были живы – дом живой был. Жили в мире.
Но когда душа, от тела оторвавшись, отлетела,
И на кладбище в степи дед да баба полегли, умер дом.
Душа его вышла вон (так утром тихим покидает спящих сон):
Из печной трубы, дав крен потемневших бревен стен,
Из окон и из дверей – вслед хозяевам скорей…
Теплые, родные лица – молодые, живые; руки, выкладывающие на стол карты, чей-то торжествующий смех, запах папиросы, пепел, стряхиваемый в стеклянную пепельницу, приятные ароматы с кухни, где тетя Женя начинает готовить обед, зелень беседки – все замерло на одно крошечное мгновенье, стало невероятно ярким и четким, как на лучшей фотографии, и тут же потускнело, зарябило, словно время вновь с бешеной скоростью понеслось вперед, безжалостно сматывая в клубок кинопленку жизни – лица, улыбки, жесты.
Лена вновь стояла перед мертвым домом – пустым, молчаливым. Кто-то тронул ее за плечо. От неожиданности она вздрогнула, обернулась, увидев ветхую старушку в беленьком платочке, с добрым морщинистым лицом.
–Не узнала, девонька? Вы, детки, звали меня тетей Марусей, – старушка покачала головой. – Постарела я, это точно. Одна осталась на всей нашей улице. Выхожу вечером и смотрю: Клава померла, и сынок ее тоже, царствие ему небесное, совсем молодой был; потом Марина, Горбушкины, деды ваши – Анатолий Иванович с Татьяной Ивановной. Все померли, и мой Коля тоже. Одна я осталась, как привидение.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
