Текст книги "Окно в Европу"

Автор книги: Валентина Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Часть вторая
ЗА ЧТО ИВАН ГРОЗНЫЙ УБИЛ НАЧАЛЬНИКА ПРОЕКТНОГО ОТДЕЛА

1

Бракосочетание было назначено на девятнадцатое августа. Уже через полмесяца после знакомства с Андреем они подали заявление о регистрации брака, рассудив, что времени на раздумье хватает, но и волынку тянуть не стоит. Оформить отношения решили в Москве, пыль в глаза никому не пускать, вечером этого же дня улететь по приобретенной путевке за границу. Желающим, по аналогии с сюжетами американских фильмов, предоставлялась возможность отметить радостное для четы Синельниковых событие в отсутствие новобрачных и по своему усмотрению. Правда, оба торжественно клялись по возвращении устроить на даче небольшой праздник.

В день бракосочетания Тамара Васильевна и Леокадия принесли нам ключ от дачи с просьбой до утра не бросать Барсика на произвол судьбы. Царица Тамара была одета в черные одежды, лицо, под стать одежде, хранило печать скорби. У бедной Леки нет-нет да и прорывались судорожные вздохи и многообещающий зубовный скрежет. Я невольно подумала: с этой свадьбой мир и покой в Нинкином доме исчезнут. И может быть, навсегда.

Интуиция меня не подвела. Молодожены после регистрации брака прибыли в трехкомнатную квартиру Рогачевых, где их должны были ждать скорбные родственницы – с намерением выплеснуть очередную порцию соболезнования – и приготовленные к отлету вещи. Родственницы задержались. А через считанные минуты после их прибытия законный супруг Нинели Андрей выпал с пятого этажа из окна комнаты Леокадии на глазах у жены. С многочисленными переломами и черепно-мозговой травмой он был доставлен в реанимационное отделение ближайшей больницы. Врачи откровенно удивлялись, что заставило мужчину выйти из состояния клинической смерти, в которое он впал сразу же по прибытии. Не иначе как врожденное упрямство. Остановившееся, несмотря на попытки интенсивной реанимации, сердце встрепенулось и неровно забилось именно в тот момент, когда хирург-травматолог взглянул на часы, чтобы зафиксировать время смерти. Тем не менее благоприятных прогнозов не делалось. Даже Димка, проторчавший в больнице целый день, ограничивался дежурными фразами, от которых сводило скулы и хотелось выть:

– Проведена трепанация черепа, удалена гематома вместе с костными осколками. Состояние очень тяжелое. Если в ближайшее время оно станет стабильно тяжелым, будем считать это маленьким улучшением. Ко мне не приставать! Если что – сразу скажу.

Нинель в этой ситуации чувствовала себя просто прекрасно: она напрочь лишилась памяти и никак не могла понять, кто такие вообще окружающие ее люди. Правда, ей часто досаждал следователь, убежденный в том, что Нинка выкинула законного мужа из окна, поскольку после регистрации брака неожиданно поняла, что жестоко ошиблась. Не хотелось терять женскую свободу. Этому выводу Нинка в какой-то степени способствовала сама. Уставившись своими большущими глазищами на следователя, она, смущенно улыбаясь, поясняла, что никогда не была замужем, и знать не знает никакого Андрея. Впрочем, также не хотела признавать и родную дочь, и Тамару Васильевну. «Слава Богу, – причитала последняя, – Барсик этого не знает!» Еще бы! Его бедное сердце под слоем плотного, как железобетон, жира не перенесло бы равнодушного взгляда Нинели. Следователю такое поведение Нинки не нравилось. Он считал, что женщина ломает комедию. Положение осложнилось тем, что в случае смерти Андрея Нинка автоматически становилась наследницей его имущества, оцененного в баснословную сумму, включая коттедж, построенный им под Москвой, и старенький домишко под Коломной. Как бы то ни было, но Нинкино поведение заставило следователя выпустить ее из следственного изолятора и направить в институт Сербского для проведения судебно-психиатрической экспертизы. Там она обрела долгожданный покой и понимание. Врачи ей верили и не хамили. Было просто непонятно, почему она помимо памяти вдруг лишилась и дара речи.

Тамара Васильевна и Лека не вылезали из Москвы. Оскорбленный невниманием и заброшенностью со стороны хозяев, Барсик перебрался к нам. Первое время шли дикие разборки с Элькой, решившей, что иждивенец посягает не только на ее территорию, но и на котят. Отчим им был не нужен. Вот как раз на это звание Барсик не посягал. На котят ему было глубоко наплевать. Элькины дикие вопли, соединенные с попытками ободрать его как липку, волновали котяру мало, если волновали вообще. Падал там, где стоял, вальяжно разваливался и лениво наблюдал за возмущенной кошкой. Та, поплевавшись и пошипев для приличия положенное время, уходила к котятам, постепенно смиряясь с новым жильцом. А он научился есть сухой «Вискас» и ловить мышей. Как для себя, так и для Эльки. Тем не менее время от времени она напоминала ему, кто в доме хозяин.

– Почему барыня в день свадьбы нарядилась в траурную одежду? – мучилась Наталья. Мои объяснения ее не устраивали. Подруга им не верила. И правильно. Меня они тоже не устраивали, а правды я не знала.

– Для меня это был один из черных дней моей жизни! – плакалась царица Тамара, приехавшая навестить похудевшего Барсика. – Мы много спорили с Ниной по поводу предстоящего замужества. Зачем оно ей? Что за легкомыслие в ее годы? Разве Нине не для кого жить? У нее, в конце концов, дочь! Как все ужасно кончилось… Черный день, черные новости, все черное… Траур по нашей прежней счастливой жизни.

– Наверное, человеку надо чувствовать, что кто-то живет и для него, – оправдывалась я за Нинель.

– Но для этого совсем не обязательно выходить замуж! – парировала Тамара. – Могла бы просто встречаться с ним, если такое недержание… Вы можете себе представить, что она собиралась оставить нас и переехать к нему, если мы откажемся поехать с ней?! Променять нас – свою семью, на человека, которого знает без году неделя! Все-таки судьба правильно вмешалась и уберегла Нину от опрометчивого шага. Я консультировалась со специалистами: есть надежда, что Ниночка никогда не вспомнит ветеринара! С другой стороны, ей не придется отвечать за содеянное и жить с таким тяжким грузом на душе.

– Что вы имеете в виду, – испуганно спросила я, – Нина вытолкнула Андрея в окно?

– Вы с ума сошли! Я имею в виду то, что она вышла замуж! Ему по собственному желанию прыгать в окно тоже ни к чему. Причем в одном ботинке. Второй он оставил в комнате – слетел с ноги. Рядовой несчастный случай. Не хочу об этом говорить! Мне неприятно! Когда мы вошли, Нина была просто в невменяемом состоянии. Стояла столбом, кстати, далеко от окна, и молчала. Лека очень плакала. Даже ударила мать по щеке! – Тамара Васильевна задумалась, улыбнулась своим мыслям и продолжила: – Нина выйдет из больницы, и все у нас пойдет по-прежнему. Даже если и не вспомнит нас, постепенно привыкнет.

– А как же Андрей? – возмутилась я.

– А что Андрей? Если выживет, у него будет своя жизнь. Уж не хотите ли вы сказать, что Нина обязана жить с совершенно чужим ей человеком?! Не исключено, что и он не вспомнит Ниночку. Черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, знаете ли…

Проблеск интуиции заставил меня задать следующий вопрос:

– Вы находились дома, когда все это случилось?

– Нет! – с торжеством в голосе ответствовала Тамара Васильевна. – У нас с Лекой не было желания встречать новобрачных хлебом-солью. Поймите нас правильно! Как люди порядочные, мы приехали поздравить их в сдержанных выражениях и закрыть после отъезда Нины квартиру. Она последнее время отличалась определенной рассеянностью. Когда входили в квартиру, ветеринар уже выпал. На пару минут мы опоздали…

«Чтобы полюбоваться полетом», – раздраженно подумала я, а вслух предположила:

– Может быть, вам кто-нибудь встретился по дороге? Ну-у-у, я имею в виду – вышел навстречу из квартиры или там находился кто-то из гостей?

Тамара Васильевна, очевидно, уже отвечала на этот вопрос. Тем не менее повела себя немного странно.

– Нет! – истерично вскрикнула она. – Мы никого не видели! Понятно вам! Ни-ко-го!

Чего ж тут непонятного? Только одно – зачем так орать? Впрочем, даме пришлось много поволноваться. Не мешало бы переговорить с Леокадией, но девушка на даче не объявлялась совсем. А успокоиться я уже не могла. Если Нинель подозревают в попытке стать вдовой практически сразу после замужества, то есть в преступлении, дело наверняка приостановлено. Есть в уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации пункт четвертый статьи двести восьмой, позволяющий это сделать в случае временного тяжелого заболевания подозреваемого или обвиняемого. Если, конечно, заболевание подтверждено соответствующим медицинским заключением. Помощник прокурора Листратов Виктор Васильевич, по совместительству друг семьи, мог бы мной гордиться. Мог бы. Но не станет. Более того, обругает и нажалуется Димке.

2

Проводив Тамару Васильевну, я ринулась к Наталье. Неслась, отбиваясь от Деньки и думая: ну что за жизнь собачья? Только и радости, что встречай, да провожай – своих и чужих. Если повезет – можно кого-нибудь как следует облаять, а родных людей – облапить и ободрать.

Подруга тоже рассуждала о смысле жизни, но не собачьей – своей, консервируя зеленые помидоры с чесноком и петрушкой. Получалось так, что жить следует вообще без всякого смысла. Я задумалась и поняла, что ничего не поняла. Кроме одного – подруга временно лишилась «Ставриды». Муж отправил машину в мелкий ремонт. Как оказалось – по-крупному.

Я еще не до конца высказала сочувствие Наталье по этому поводу, тем более – не успела перейти к своим сомнениям по поводу судьбы несчастных молодоженов, как заявился Димка. Что называется, усталый, но довольный.

Наталья, необоснованно обозвав меня бездельницей, велела выгрести из холодильника все, что не успел съесть Борис, подогреть и накормить мужа. Но не забыла предупредить, что обедать пойдет к нам. Димка от угощения сразу отказался, попросив чайку. В процессе чаепития рассказал все привезенные новости. Во-первых, состояние Андрея стало стабильно тяжелым. При этом, абсолютно лишенный предрассудков, Димка три раза плюнул через левое плечо на Деньку, внимательно следящую за его рассказом, и трижды постучал по деревянному столу. Потом задрал салфетку, скривился и недовольно отметил:

– Фанеровка! – Наташка хотела было что-то съязвить, но я не дала. Закинула ей в банку помидор без начинки, она и отвлеклась. – К пришедшему в сознание Андрею на несколько минут допустили следователя. Перед этим он односложно спросил у следователя: «Нина?» Получив ответ, что с ней все в порядке, никаких эмоций не проявил. Только вздохнул. Следователю Андрей сказал, что выпал из окна сам – случайно. Уголовное дело наверняка будет прекращено. Нам остается надеяться, что Андрей выкарабкается. С Ниной пока ничего нового. – Тут Димка оторвался по полной программе, пояснив, что ее амнезия вызвана достаточно сильным эмоциональным шоком, а следовательно, носит психогенный характер. Дальше понеслись понятные и непонятные выражения – специфика определенного сдвига по фазе квалифицированных медицинских кадров. А муж именно таким кадром и был. – Амнезия является симптомом диссоциативной реакции, при которой представления Нинели о самой себе и своем прошлом опыте отделяются от основного потока сознания. Я понятно говорю? – Димка смотрел так строго, что сказать «не совсем» я не решилась.

Наташка же выдала прямо:

– Можно бы и попроще, и покороче: человек ни хрена не помнит.

– Попрошу не лезть в мои объяснения со своим словарным мусором! – повысил голос муж. – А ни хрена не помнит наша Нина Сергеевна в результате психогенного бегства от тяжелого эмоционального шока. Она напрочь забыла свою прошлую жизнь и всех тех, кто в ней присутствовал. Более того – не помнит, кто она сама. Словом, ей придется начинать жизнь с чистого листа и в новом окружении.

– А что же теперь делать? – растерянно спросила я. Наташка отвлеклась и нечаянно шуранула в мусорное ведро все подготовленные для маринования помидоры. – У тебя тоже амнезия, – осторожно утешила ее я. Зря, конечно. Уж чем-чем, а амнезией Наташка не страдала. За несколько минут она обругала всех, кого не в добрый час вспомнила. Меня даже дважды. – Так что же теперь с ней делать? – не обращая внимания на оторавшуюся и стонущую над результатом своего плодотворного труда Наташку, повторила я вопрос.

– Ну, что теперь делать? – развел руками Димка, нечаянно плеснув Деньке на морду чаем, отчего она моментально удрала. – Психотерапия, гипноз… Из лекарственных препаратов, может быть, пентотал или амитал натрия… Не знаю. Я хирург, и это не моя область. Ладно, – он решительно встал и поставил чашку на стол. – Пойду. Не задерживайся. Пора обедать.

– Завтра еду в Москву, – тихо сказала я, едва за Димкой закрылась дверь. – Как только Димка укатит на работу. Хочу поговорить с Лекой и жильцами дома. Не дает покоя мысль, что Андрея действительно вытолкнули в окно…

– Я с тобой! Маханем на электричке. Если повезет, вернемся на машине. – Наташка подняла глаза вверх и истово перекрестилась. Но глаз от потолка не оторвала. Более того, они у нее округлились и приняли удивленное выражение: – Смотри, как красиво Борис потолок сделал! И всего-то – отделал темными балками по светлому фону. – И без всякого перехода продолжила: – Андрея вытолкала царица Тамара. А внучка ей помогла. Они заранее знали, на что идут, поэтому Тамара и нарядилась по обстановке. Нинка от этого сбрендила. А кто бы не сбрендил? Родные люди – и такое!

– Да зачем им его убивать? Дался тебе этот черный наряд! Ну хотела в очередной раз в вежливой форме гадость сделать, и все.

– Нет, ты никак не хочешь понять! После кота Тамара обожает только внучку… Впрочем, кот, кажется, отошел на второй план… Лека втрескалась по уши в нашего бедного ветеринара и, понимая, что взаимность ей не светит, а отцовская любовь на фиг не нужна, решила отомстить матери. Вот и отомстила, зная, что та не выдаст следствию родную дочь. Теперь вносим коррективы: Лека пихала Андрея в окно, бабка помогала. Кстати, он мог и не успеть увидеть, кто его толкал. А может, просто пожалел их.

Мне надоело спорить с Наташкой, тем более что убедительных контрдоводов у меня не было. Чтобы окончательно не разругаться, отправилась кормить семейство обедом.

3

Утром к электричке нас любезно подвез сосед. У него закончился запас водочных изделий. Соответственно встала и работа. Специалист – печник, возводивший ему камин, был незаурядным мастером своего дела, но, увы, заурядным пьяницей. Как бы то ни было, но эти два момента идеально в нем сочетались. Стоило мастеру махнуть стопочку, как он оживал. Движения приобретали быстроту и отточенность. На глазах рождался шедевр. По мере протрезвления движения замедлялись и постепенно, если не принят допинг, сходили «на нет». Употреблял он исключительно водку. При упоминании о коньяке плевался, убеждая собеседников, что от коньяка и прочих напитков запросто можно спиться и голову потерять. А хорошая водка – она организму на пользу.

Позднее – к исходу третьего дня, сосед полностью попал под влияние печника. А спустя еще двое суток они оба забыли, над каким объектом печник должен работать. Этот несчастный постоянно блуждал по чужим дачам и искал недоделанную им печку. Сам наниматель его охотно поил за компанию с собой, но к камину не подпускал, уверяя, что у него работает прекрасный мастер. Разобрались только с приездом жены нанимателя.

…Электричку прождали около часа. Не зная расписания, попали под перерыв. Народу набралось порядочно. Как могли, старались выбраться вперед. Двери подошедшего электропоезда удачно оказались прямо перед нами. Неудачным оказалось то, что они не открылись. Таким образом мы оказались в самом хвосте толпы, рвущейся в соседний вагон через одну открытую створку двери. Вторую заклинило. Решив рискнуть, рванули к следующему вагону и, страшно довольные, вломились внутрь.

Отдышавшись, пошли по вагону, и в середине, на наше счастье, освободилось два места.

– Хорошо! – восхитилась подруга. – Едешь и едешь. Никаких тебе светофоров. Можно расслабиться и отдохнуть. А с другой стороны, был бы у тебя муж нормальный, мог бы и захватить нас утречком с собой. Делаем благородное дело, а приходится прятаться. Честное слово – мужики это другая нация. В основном из дикого леса. Иногда прямо убить хочется…

– А у нас распродажа японских кухонных ножей! Самозатачивающееся лезвие, прекрасный дизайн. Шесть рублей за штуку, десять рублей – за пару. Желающие – пожалуйста! – Наташка, услышав рекламу коробейника, резко оборвала свое выступление и прикрыла глаза, делая вид, что спит.

– Счастливого вам пути, уважаемые пассажиры, – послышался голос нового торговца, – я хочу вам предложить замечательные игрушки для ваших детей – надувные воздушные шарики. К ним прилагается специальное приспособление для надувания – вот такая пластмассовая трубочка… – В это время из динамика раздался приятный женский голос, оповестивший уважаемых пассажиров, что несанкционированная торговля в электропоездах запрещена и наказывается штрафом. Коробейник спокойно дождался конца информации и принялся демонстрировать широкие возможности надутого шарика. Сдуваясь, он ловко вертелся на листе бумаги, который торговец держал на руках. Мне это зрелище надоело, и я уставилась в окно. А у коробейника тем временем начались новые испытания. Он надул очередной образец, похожий на гигантскую сосиску, обозвал его торпедой и пустил в свободный полет. Повинуясь этой свободе, шарик, подвывая, несся прямо на нас с Наташкой. Вздрогнув от нехороших предчувствий, я попыталась уклониться. Наташка открыла глаза, от неожиданности дико взвизгнула и прильнула к моему плечу. Дремавший у окна по соседству с ней накачанный молодой человек, не открывая глаз, моментально скрючился и обхватил голову руками. В вагоне поднялся крик и истерический визг. Испуганная «торпеда» сделала резкий вираж и врезалась в окно, после чего, обмякнув, шлепнулась на импровизированный столик, сооруженный из дипломата: четверо мужиков, сидевшие от нас через две скамейки, с помощью карт коротали время поездки, борясь за звание перекидного дурака. Один из соискателей, сидевший спиной к основным событиям, от неожиданности и повел себя по-дурацки – с испугу вскочил, нечаянно выбив у соседа из рук карты, присоединил к ним свои, и они веером рассыпались на головы пассажирам. Дипломат грохнулся на пол, что-то звякнуло и разбилось. Что – мы так и не узнали. Не до того было. Владелец дипломата тоже вскочил, оттолкнул первого дурака и полез претворять в жизнь свою угрозу, высказанную перед этим словесно – бить морду предпринимателю и испытателю. Как бы не так! Тот быстрее собственной «торпеды» вылетел из вагона и заметался в тамбуре. Впереди грозил кулаком его преследователь, а возвращаться назад – в тот вагон, из которого прибыл к нам, торговец тоже не решался. Скорее всего, и там испытания успеха не имели. От разъяренного мстителя его спас заслон в виде новых торговцев. Молодой парень предлагал пассажирам газеты и журналы. Его подпирала в ожидании своей очереди полная женщина с шоколадом, орешками и леденцами. Тут электричка подъехала к станции Расторгуево, где несчастный продавец и выскочил. Его преследователь через открытое окно продолжал сыпать в адрес торгаша бесполезными угрозами, клятвенно обещая, что до конца жизни будет кататься по этому маршруту, чтобы отловить «гада». Но коробейник, почувствовавший, что морда его лица теперь в безопасности, корчил на этой самой морде самые издевательские рожи, да еще активно помогал ей руками. Народ от души веселился.

Мы с интересом понаблюдали и за тем, как пассажиры, невольно повторившие нашу ошибку – вломиться в закрытые двери вагона, неслись от них к другим под грозное предупреждение машиниста:

– Осторожно! Двери закрываются…

4

В городе было более душно, чем в электричке. Едва выйдя на платформу станции «Коломенская», мы обе поняли, что устали. Наташка ощутимо заскучала по своей «Ставриде». По дороге к автобусной остановке она обругала все встречные машины вместе с водителями. Исключительно с тоски.

Нинкина пятиэтажка стояла в глубине двора. Номера квартиры мы не помнили, но знали, что находится она на последнем этаже четвертого подъезда. Не раз бывали у Нинели, подкидывая ее до дома с дачи. Большой двор был густо засажен деревьями и кустарниками – так, что жильцы первых этажей едва ли могли видеть белый свет в окошке. В жару оно, конечно, хорошо, а вот осенью, с задержкой отопления… Свободное пространство под окнами было засажено цветами. Цветы росли и в вазонах у подъездов, и на фигурных затейливых клумбах. Даже место для мусорных контейнеров радовало глаз – кирпичную кладку невысокого заборчика украшали крупные листья и голубые цветы некоего непонятного вьющегося растения. Из окон верхних этажей двор наверняка выглядел нарядным.

Атмосфера двора была какой-то семейной, что ли. Обычно жители домов с такими уютными дворами знают хорошо не только друг друга, но и историю жизни целых поколений соседских семей.

В подъезд заходить не стали. Уселись поодаль на лавочке обсудить дальнейшие действия.

– У вас есть план, мистер Фикс? – лениво спросила Наташка, обмахиваясь журналом «Отдохни».

Я надменно фыркнула, давая понять, что не иду на заранее не обдуманные мероприятия. Одновременно судорожно соображала, с чего начать. Причем это делала вслух.

– Следует немного подождать. Царица Тамара наверняка поедет навещать Нинку. Теперь уже можно. Лека так рано не встает. Вломимся к ней в гости, спросонья чего-нибудь да выдаст. А пока посидим здесь, как феромонные ловушки…

– Фера кто?

– Нужно хоть иногда читать литературу на садово-огородную тему. В эти ловушки всякая любопытная скотинка попадает. В основном вредительская. На запах прет.

– На запах? Да я из душа, блин, не вылезаю! – принялась ожесточенно обнюхивать себя Наташка. – И на фига, скажи, на мне будет висеть твоя скотинка?

– Прекрати вопить! – прошипела я. – Образно же сказала! В том смысле, что сидим, как приманка для местных любопытных старушек, обожающих посплетничать. Для обмена новостями сидим. Мы им – кто мы такие и какого лешего здесь уселись, они нам – последние известия с места события.

Долго скучать нам не пришлось. Из подъезда вышли и Тамара, и Лека. Обе с пластиковыми сумками. Очевидно, они не успели урегулировать свои разногласия дома, поскольку спор на повышенных тонах продолжался у подъезда и далее. Так увлеклись, что по сторонам не смотрели.

Тамара Васильевна упрекала Леку в том, что она плохо относится к матери. Ее задача сейчас – спасать мать, а не таскаться к любимому и чуть живому отчиму, к которому вдобавок и не пускают. Лека легко отбрехивалась тем, что Тамара виновата в плохом отношении к Андрею, хотя о нем теперь заботиться некому. Только и носится с передачами мамочке, забыв про свой костыль. А мамочка как раз должна нести полную ответственность за все, поскольку больше всех виновата. Не надо ей было выходить замуж!

Из услышанного мы поняли только то, что семья Рогачевых – мафиозный клан, члены которого сначала гробят друг друга, а потом пытаются спасти. В зависимости от симпатий.

– Вот несчастье-то приключилось! – услышали мы рядом с собой молодой сочувствующий голос и, оглянувшись, увидели новое лицо на нашей скамейке. Лицо совсем не соответствовало голосу. Впрочем, как и все остальное. К нам присоседилась худенькая старушка – несмотря на жару, в теплой кофте и чулках. В руках она держала пустую цветастую сумочку, сшитую, вероятно, самостоятельно.

– Какое несчастье? – поинтересовались мы дуэтом.

– А вы не местные, – покачала головой старушка, заставив нас почувствовать угрызения совести. – Приехали к кому?

– Да мы адрес перепутали, – легко соврала Наташка. – Не на тот конец Москвы заехали. Нам на север надо. Три дня в дороге, в электричке… Жара, духота. Совсем не спали. Вот сейчас немного отдохнем и пойдем…

– А откудова ж вы? И чего на месте не сидится?

– С Урала, бабушка, с Уральских гор. Приехали не по своей воле – по работе. Нам-то и в горах неплохо. Если бы еще альпинисты не падали, вообще спокойно жилось. – Наталья аккуратно сложила журнал и пихнула его в пакет.

– Ну у вас-то, понятное дело, народ с гор падает, а вот у нас!.. – Старушка горестно покачала головой, потом наклонилась в нашу сторону и тихо проронила: – Жена родного мужа из окошка вытолкнула! – И, поджав губы, выпрямилась в линеечку в ожидании нашей реакции.

– Не может быть! – преувеличенно громко ахнула Наташка. – Родного мужа!

– Я вам говорю! – Собеседница была довольна реакцией на свои слова. – А уж какой хороший малый-то был! У Дарькиных кошку бесплатно оскопил. Она им в году по четыре раза приплод приносила. Замучились совсем. Киреевскую собаку из шестого подъезда вылечил…

– А за что же его жена выкинула? – постаралась перевести разговор в нужное русло Наталья.

– Да с ума она сошла, Нинка-то. От счастья умом и тронулась. Сколько лет одна прожила в услужении у свекрови и дочери. Обе ну такие заразы, прости Господи, мою душу грешную, – старушка истово перекрестилась. – А тут такой жених подвернулся. Красивый, добрый, богатый. Только после ЗАГСа приехали, он, видно, решил подышать свежим воздухом, окно открыл, на Нинку-то затмение и нашло! Толканула его в спину, он и полетел… Свекровь-то этого не застала – как раз по лестнице поднималась вместе с внучкой. Их Маринка, Татьянина дочка, на четвертом этаже встретила – навстречу за хлебом спускалась. В это время он, бедненький, и упал. Как заорали все внизу! Там как раз в кустах пьяный Витька из второго подъезда часто спит. Его постоянное место. Даже цветы не сажают. У нас ведь, видите, какая везде красота во дворе. Прямо в Европу ездить не надо! Так вот, жена пообещала Витьку за хулиганство в милицию сдать. Ну, он свои вещи забрал – раскладушку, два матраса – один женин прихватил, да подушку. В кустах-то себе и расстелил, думали – его пришлепнуло. Отмучилась Галина. Ан нет, на свободное место жених попал. Витька-то как раз по нужде отлучился, так он Витькины недопитые полбутылки разбил. Кажись, головой. Витька потом очень убивался. Сам-то спьяну с третьего этажа три раза вываливался, так хоть бы одна царапина! Галька – та да! Пока его из кустов выдирала, вся перекорябалась.

– А почему вы решили, что Нина своего мужа выкинула? Разве это кто-нибудь видел? – спросила я.

– Александр Степаныч, что в третьем подъезде живет, видел, – убежденно ответила старушка. – Он как раз внизу стоял. У своего подъезда. Голову вверх задрал – ждал, когда невестка ему из соседнего с Нинкиным окна сумку выкинет. Крикнула ему за майонезом зайти и сумочку, значит, вдогонку. Не набегаешься ведь на пятый этаж и обратно. Лифта у нас нету.

– Что ж это за богатый жених, если к невесте жить перешел? Своей квартиры не было? – съязвила Наташка. – Да и откуда у ветеринара деньги?

– Никакой он не ветеринар, – обиделась за Андрея старушка. – Нина Сергеевна хоть и не говорила никому, а я сама слышала, как они здесь на лавочке разговаривали. Это он когда-то ветеринаром был. А пока не убился, какую-то фирму возглавлял. И за границей у него чего-то есть. Да вон его машина стоит! – Старушка показала на темно-синий «БМВ» с тонированными стеклами. Мы с Натальей недоуменно переглянулись. – Еще у него коттеджа почти рядом с Москвой. Там они и жить собирались. Нина очень переживала за его богатство-то. Плакала, почему он ей сразу ничего не сказал. За кого, мол, принял, боялся, что на деньги падкая? Нет, Нина женщина порядочная. Намыкалась со своим первым. Все терпела, никому не жаловалась. Как ни спросишь, бывало, все у ей хорошо.

– Порядочная! Скажешь тоже! – Возмущенный голос принадлежал очередной старушке, примостившейся рядом с первой. – Выкинула мужика из окна из-за денег. Богатство-то оно многим в голову ударяет. Муж не сегодня завтра помрет, а наследство-то жене перейдет. Только просчиталась, голубушка! У него еще одна жена есть. Приезжала – хотела машину забрать. Только Николай Иваныч – наш дворник, не отдал. Так и сказал: без милиции, мол, не отдам. Андрей Александрович ему приплачивал, чтобы он за машиной смотрел в его отсутствие.

Мы с Наташкой опять недоуменно переглянулись.

– И никакая она ему не жена, а проститутка! – громко возразил наш первый источник информации.

– А ты за ней что, со свечкой бегала? – прогундосил второй.

– Бегала – не бегала, а знаю! Лидка рассказывала, как он гнал ее вон. Андрей Александрович развелся с ней еще восемь лет назад, а она всё с него деньги щиплет, наркоманка. Так ей прямо и сказал: ты выбрала свою дорогу, ну и чеши по ней. Я предательства не прощаю. Лидка все слышала! И как эта лахудра ему снизу в подъезд орала, что найдет способ с ним расправиться.

– Мало ли чего в сердцах наговоришь! – Старушки отчаянно сцепились, и похоже, надолго.

Мы тихо поднялись. Источники информации этого даже не заметили. Дискуссия плавно перетекла во взаимные обвинения в каких-то грехах молодости. Нам был нужен Александр Степанович из квартиры на пятом этаже четвертого подъезда. Прощаться мы не решились, чтобы не обращать на свои действия лишнего внимания. Судя по Наташкиному заявлению, после плодотворного отдыха нам следовало, не забегая в четвертый подъезд дома, отправляться строго на север столицы.

Дверь подъезда была закрыта на кодовый замок, и мы минут десять маялись, пока она не открылась изнутри. Сначала показался чей-то объемный зад в бежевых брюках, затем согбенная спина распрямилась, к нам обернулось женское, красное от натуги лицо, обрамленное мелкими кудряшками, и мило поздоровалось:

– Привет! Дверь подержите!

– Не держите ей дверь! – раздался следом мужской голос из глубины подъезда. – Пусть сама упирается и прет! Хорошая машинка, еще бы сто лет работала, нет, подавай ей автомат!

– Коз-зел! – в сердцах буркнула Наташка, помогая женщине вытащить на улицу старую стиральную машинку «Рига». – Сам небось за всю жизнь ни одного носка не постирал!

Я в это время старательно придерживала дверь.

– Ну-ка, посторонитесь! – озлобленно рявкнул мужик и, оттолкнув женщину, выскочил на улицу. – Девайся с ней теперь куда хочешь! – Не оглядываясь, он направился к «Жигулям», на ходу вытаскивая из карманов ключи.

Наташка прищурилась и голосом чревовещательницы выдала:

– Эй, контуженый, недалеко уедешь! Бог накажет! – Мужик медленно обернулся и так же медленно послал ее на три буквы. Подруга в долгу не осталась: – Сбегай туда сам. Я уже была! Коз-зел! – «Козел» еще раз ругнулся, хлопнул дверцей и укатил.

«Ригу» окончательно выволокли из подъезда, и женщина радостно засмеялась: