Текст книги "Пером и шпагой (др. изд.)"
Автор книги: Валентин Пикуль
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ
Фридрих бодрствовал…
– Итак, – рассуждал он, – для начала подсчитаем наши возможности. Все кабинеты Европы против меня. Со мною же остались случайные личности в истории мира… Вот ландграф Гессен-Кассельский, герцоги Брауншвейгский с Готским. Но зато у нас немало денег из Англии… Арсеналы мои полны, солдаты накормлены, одеты, они хотят войны, ибо сидеть в казарме скучно, а война развлекает… Это хорошо! К тому же, мой любезный де Катт, прошу учесть: у меня в Пруссии солдат имеет шомпол из железа, а все другие армии выстругивают его из дерева. Благодаря такой ерунде мой солдат выпускает шесть пуль в минуту, в ответ же получает от врага только четыре пули… И наконец, моим союзником служит тактика!
Античный мир был прост. И была проста тактика полководцев античного мира, которую Фридрих изучил и поставил на служение своей армии. Был у него такой излюбленный прием – косая атака. Это значит: массою своих войск навалиться на слабое крыло противника и бить его на этом крыле, в то время как свои резервы беречь для последнего удара. Все очень просто. Но эту простоту могут разгадать другие. И вот, чтобы в противных ему армиях не разгадали секрета, Фридрих сознательно затемнил свою тактику.
Вот что писал по этому поводу Ф. Энгельс:
«Фридрих.., принялся необычайно усложнять систему тактических перестроений, ни одно из которых не было пригодно для действительной войны… Он настолько преуспел в этом, что больше всех других оказались сбитыми с толку его же собственные подчиненные, которые действительно поверили, что эти сложные приемы построения линии составляли подлинное существо его тактити…»
Скоро старый фельдмаршал Ганс фон Левальд (он же губернатор Восточной Пруссии) получил инструкции от своего короля.
– Мой друг, – издалека заверял его король, – когда русские будут разбиты вами (в чем я ни минуты не сомневаюсь), они пришлют к вам парламентеров, чтобы забрать с поля боя своих убитых. Тут вы сбросьте мундир (который так украшает ваши седины) и облачитесь в тогу дипломата.
От варварской России мы ничего требовать не станем, но зато разорвем в куски Речь Посполитую!
А на всякий случай Фридрих стороною нажал и на Вильямса, и посол Англии предложил в Петербурге свое посредничество для полного примирения Елизаветы с королем Пруссии.
– Нет! – ответила Елизавета, и лицо ее пошло, как всегда во гневе, бурыми некрасивыми пятнами.
Вильяме и не знал, что, пока он добивался этой аудиенции, в застенках Тайной канцелярии завершалась еще одна драма русской истории, и на этот раз – по вине самого же Фридриха…
***
– ..подвысь! – хрипло сказал великий инквизитор, и блоки заскрипели, вздымая на дыбу тобольского мещанина Ивана Зубарева. – Теперича подшпарь его, чтобы вор пришел в изумление!
Палач сунул в огонь душистый банный веник:
– Эх, соколик ласковый.., оберегись! – И прошелся сухим огнем по спине раскольника; воем и эхом воя наполнились застенки.
Граф Александр Шувалов (генерал-аншеф и великий Российской империи инквизитор) концом трости ткнул Зубарева в живот:
– Ве-вещай да-далее! – Шувалов сильно заикался. Иван Зубарев, в «изумление придя», с дыбы показал «Показания Ивана Зубарева автор дает доподлинно с „пытошных листов“, но в очень сильном сокращении.»:
– В прошлом годе, на праздник богоявления господня, взялся я отвезть товар в прусский Кролевец, Кенигсбергом прозываемый. И подходил ко мне офицер тамошний и говорил по-польски: «Ишь ты-де каков, мол! Не хошь ли принять нашу службишку?» И водили меня в дом, где в сенях мерили и хвалили рост знатный. А офицер сказывал так-то: «Я чаю, ты слыхал про Манштейна? Был-де я в адъютантах у Миниха, а теперь, вишь ты, служу королю прусскому знатно, и у нас тут хорошо…» Тонкая плеть, взыкнув, рассекла тело висящего.
– Го-говори, во-вор: ты-ты короля Фридриха видел ли?
– Оберегись – ожгу! – пришпарил его палач свежим веником.
Убери огонь, – застонал Зубарев, – ослабьте муку…
Шувалов кивнул палачу – снова заскрипели блоки.
– Скорее вещай, шельма… Что тебе Манштейн наказывал?
– И как взошли во дворец, – заговорил Зубарев далее, повисая на веревках, – то король Фридрих на стуле сиживал. И говорил тут мне Манштейн так-то: «Мол, вот Елизавета, ваша царица, староверам при ней – худо. А король прусский тебя в регимент полковника жалует. И ты езжай ко городу Архангельску и подкупи солдат, чтобы царевича Иоанна из Холмогор выручить… Да еще на проезд тебе – вот, мол, тысячу червонцев!»
– А король? Фридрих-то – что? – кричал Шувалов. В ответ началась «превеликая рвота». Великий инквизитор отскочил в сторону, велев палачу до самой земли ослабить веревки. Зубарев кулем опустился с дыбы, извергая зеленую блевотину. Было уже ясно из допроса: король Пруссии затевает против России дела подлые.
И в глухую ночь, опережая шпионов Манштейна, уже понеслись солдаты, дабы в великой тайне вывезти царя Иоанна из острога Холмогорского и навсегда затворить бывшего императора в крепости Шлиссельбурга на Ладожском озере… «Иоанн Антонович был убит в Шлиссельбургской тюрьме во время бунта поручика Мировича (1764); уцелевшие в Холмогорах члены Брауншвейгской династии позднее были вывезены в Данию.»
***
Потому-то, когда Вильяме предложил русскому кабинету примирение с Фридрихом, Елизавета ответила так:
– Нет!.. И передайте, посол, всем тем, кто стоит за вашей спиной, что я велю отрубить Иоанну голову, но Брауншвейгской фамилии, по родству ее с Фридрихом, не бывать на престоле!
Эти угрозы очень скоро дошли до Фридриха.
– Постарайтесь, – наказал король Митчеллу, – довести до сведения великой княгини Екатерины, что я могу погасить ее сердечные неприятности. В обмен на Понятовского, который так необходим ей, пусть она задержит движение русской армии. Или пусть сообщит мне хотя бы план предстоящей кампании!
И эти слова Фридриха – через Вильямса – дошли до Ораниенбаума… Опустевшая постель Екатерины давно перестала быть личным делом самой Екатерины. Позор выносился теперь, не только на площадь, его обсуждали при дворах Европы. Великая княгиня Фридриха не боготворила, как ее муж, но она не могла не слушаться советов из Берлина; Екатерина многим обязана Фридриху… Кому в Европе нужна была дочь штеттинского коменданта, игравшая во дворе замка с мальчишками? Никому, а король Пруссии устроил ей брак с, наследником престола российского; Россия же – это не плюгавое курфюршество!
Бестужев-Рюмин, с помощью саксонского канцлера Брюля, стал ратовать за возвращение Понятовского в объятия Екатерины. Брюль еще как-то колебался. Но тут выступил на сейме Понятовский и заверил шляхту, что Польша сама, помимо Саксонии, должна иметь своего посланника в России. В тесном кругу друзей молодой нунций дал понять, что без него не обойтись:
– Да и я ведь – не саксонец, а природный Пяст… Скоро он снова будет в объятиях Екатерины. А пока мир погрязал в интригах и сплетнях, закованная в броню и панцирь дисциплинированная Пруссия выжидала… Фридрих из Сан-Суси пристально осматривал горизонты Европы. Вот показалась пыль на дорогах Богемии и Моравии.
– Ага, – сказал король, – моя кузина Мария Терезия, черт бы ее побрал со всеми ее добродетелями, проснулась. Она стала передвигать куда-то войска… Вот – предлог!
***
– Ну-ка, – велел Фридрих, – отправляйте срочное посольство из Берлина в Вену: мне любопытно знать – что Вена ответит?
Посланцы короля сделали в Вене официальный запрос:
– Король Пруссии обеспокоен… Противу кого двигаются через Богемию войска империи? Король Пруссии требует объяснений. Король Пруссии подозревает…
Венский двор пребывал в смятении. Мария Терезия жила в страхе перед великим прусским разбоем.
– Пишите в Петербург этому дураку Эстергази, – наказала она. – Пусть он еще раз предупредит русский двор, чтобы не дразнили Фридриха понапрасну. Моя империя не готова для борьбы с этим разбойником…
Послам же Фридриха она отвечала, что передвижение войск через Богемию
– случайность, которая не должна беспокоить Пруссию. Этого императрице показалось мало, и через несколько дней Австрия вообще отвергла всякие слухи о существовании наступательного союза между Веной и Петербургом, – настолько велик был страх в Европе перед армией «старого Фрица».
– Что-то они там путают, – заметил король, сидя в тихом Сан-Суси. – Не хотят ли и меня запутать?.. Отправляйте в Вену посольство вторично: сейчас мы запутаем их окончательно!
Курьеры из Вены мчались на перекладных в Петербург, чтобы – согласно новым инструкциям – еще раз одернуть Россию, еще раз напомнить русскому двору, чтобы Россия не лезла в войну раньше времени: еще не все готово… На постоялом дворе, когда усталый курьер прилег вздремнуть, его сумка была вскрыта, с писем сделаны копии – и Фридрих узнал обо всем гораздо раньше Петербурга.
– Сколько я имел противников в своей жизни, – заметил король спокойно, – и всегда у них ничего не готово. Что ж, пока они там разводят огонь в очаге, я, кажется, успею пообедать… Дайте мне, Манштейн, последнее донесение Менцеля из Дрездена.
Дрезден – столица Саксонского курфюршества. Курфюрстом же в Саксонии
– Август III, который был и королем Речи Посполитой. Через шпионские доносы Менцеля король Пруссии установил, что Август – ужасный лицемер и интриган.
– Какое низкое коварство! – воскликнул Фридрих, прочтя бумаги от шпионов из Дрездена. – Саксонцы хотят, под видом нейтралитета, пропустить мои войска в Богемию, во владения Венской империи, чтобы затем ударить мне в спину…
Король сбросил треуголку со стола, развернул шуршащие карты. Палец его часто стучал по Дрездену:
– Вот, вот, вот, вот!.. С этого и следует начинать. Если Август Третий такой прожженный негодяй, то мы заставим его потерять все пушки. Мы заставим его перейти на нашу сторону. Но сначала мои гренадеры навестят его, как бы невзначай, прямо в его столице – в Дрездене! Это будет забавно, Манштейн. Расстегните заранее пояс на мундире, чтобы не лопнул, когда мы будем хохотать, как помешанные…
Европа еще танцевала. В деревнях играли свадьбы, гулко стучали по земле башмаки крестьян, вовсю надрывались скрипки. Обмывали новорожденных. Кто-то умирал на постели в окружении родных, его несли на кладбище, под сень крестов, и дружно плакали. По утрам пили кофе чиновники. Шли на лекции студенты.
Европа доживала последние часы мира.
Никто еще ничего не знал. В отличие от своих противников, Фридрих поступал скрытно. Войска его двигались незаметно, глухими ночами, по неприметным дорогам. И никто в Берлине о войне не болтал. Прусские генералы были собраны в Сан-Суси, еще ни о чем не догадываясь.
Король выложил на стол бумаги. Один из документов он попросил всех прочесть, но подпись в конце письма закрыл от генералов своей ладонью.
– Прочли? – спросил король. – Так о чем же нам думать? Уже ясно, что весь мир ополчился против Пруссии. Но Пруссия умеет постоять за себя…
***
Курьеры из Вены еще не доскакали до Петербурга, а Фридрих уже стоял во главе колонны в 56 000 своих ветеранов. Ему подвели боевого коня. Он легко вскочил в седло и помчался вдоль рядов своих гренадер:
– Здорово, ребята! Нам опять нашлась веселая работенка!
– Фриц! – кричали солдаты. – Фриц, только веди нас сам, а мы готовы на все…
– Вступить в Саксонию! – приказал король, и Европа вздрогнула от топота и ржанья прусских лошадей. – Чего я хочу? – объяснил король. – Только одного: выгодно и немедленно упредить противника нападением. Все остальное – философия!
Вольтер, прослышав о войне, переслал Фридриху послание в стихах, где упрекал короля в том, что тот променял жезл мудреца на меч завоевателя. Фридрих тут же – из боевого седла! – отвечал Вольтеру (тоже в стихах), что в этой войне он не виноват: король поднимает свой меч, лишь повинуясь голосу судьбы…
БЛИЦКРИГ
Была боль, и был крик от этой боли. Фридрих сам признал впоследствии: «Вся Европа содрогнулась от вопля боли саксонцев!» Боль Европы была нестерпима… Огонь и меч. Быстрота и натиск. Кровь и пожары. Тремя колоннами, царапая зеленую землю, прусская армия стремительно вторглась в чужие просторы. Топча молодые посевы, неслась через поля кавалерия злобного карлика Циттена; дубовыми лесами, прыгая через звенящие ручьи, сочилась ловкая пехота Бевернского герцога; ужас объял беззащитную Саксонию, которая едва успела собрать под ружье 17000 своих юношей…
По ровным аллеям Европы, обсаженным древними тополями, лязгающие стременами эшелоны прусской конницы рвались за Эльбу: мотая гривами, сильные жеребцы выносили всадников – в звоне и в брызгах – на другой берег.
– Не давайте миру опомниться! – ликовал Фридрих, вертясь в седле. – Ломайте заборы границ, ищите простор.., простор…
Так началась война (без объявления войны). Король скорым маршем гнал свои армии вперед. Это была тактика «блицкрига», молниеносной войны, – тактика, подхваченная и развитая через столетия Адольфом Гитлером и его генералитетом.
***
Саксонско-польский король Август III со своим канцлером Брюлем искал спасения в поспешном бегстве. Их прикрывала армия под жезлом маршала Рутовского. Бежал король столь скоро, что забыл в Дрездене свою жену-королеву с детьми (но зато успел захватить знаменитый бриллиант зеленого цвета). Рутовский же забыл провиант для армии: его 17000 солдат остались без провизии.
И вот эта несчастная армия вышла на большую гору близ Пирны и здесь встала лагерем, надеясь только на помощь австрийцев. Прусский король, метеором пролетая на Дрезден, мимоходом сунулся было в ущелья близ Пирны – его обстреляли, наскакал кавалерией – его отбили… Тогда Фридрих усмехнулся:
– Стоит ли нам проливать кровь? Может, оставить их сидеть в этом мешке?.. Отныне, – приказал король, – все обозы, идущие к Пирне, задерживать на кордонах. Но при этом обязательно пропускать к Пирне все обозы, которые идут для кухни короля и его канцлера. Пусть эти два распутных франта обжираются сколько им влезет. Голодной армии очень полезно для поднятия духа видеть сытого короля… А мы, не теряя времени, продолжим движение на Дрезден!
Заперев саксонцев в «Пирнском мешке», прусская армия 9 сентября вступила в беззащитный Дрезден – этот город, славный оперой и картинной галереей. Здесь Фридрих сразу издал манифест, объявив, что Саксонию он берет под свое управление. Министерство было упразднено, все канцелярии опечатали. Прибыли в Дрезден новые чиновники – прусские. Из богатых саксонских арсеналов король выгреб для себя пушки и ружья, амуницию и провиант. Порцеленовые фабрики в Мейсене продолжали работать, но все богатые запасы драгоценного фарфора Фридрих тут же распродал с молотка в свою пользу.
– Нам, бедным пруссакам, – сказал он, – все пригодится. Кстати, заберите и казну Саксонии. Жалованье местным чиновникам сократить вполовину – остальную половину для нас! Побольше музыки и танцев! Мы – добрый народ!
Между тем в Европе уже начался страшный переполох и шум: короля Пруссии обвиняли в захватничестве и в грабеже. Его называли безбожником, дерзким бунтовщиком и мерзавцем…
– Это еще надо доказать! – нисколько не удивился Фридрих потоку брани. – А что касается нас, то мы затем и прибыли в Дрезден, чтобы разоблачить подлые козни против меня… Архивы! Переройте все архивы Дрездена: именно там покоится стоглавая гидра войны, умышленная против Пруссии всеми странами!
Громадные архивы Саксонии были выброшены на улицы. И днем, при свете солнца, и по ночам, при отблеске факелов, прусские чиновники копались в развале обнаженных секретов европейской политики.
– Ищите, ищите! – понукал их король. – Мне нужны доказательства покушений на мою маленькую трудолюбивую Пруссию… Обшарьте дом канцлера Брюля; переройте его жилище от чердаков до подвалов!
В доме Брюля вскрыли полы и стены. Долго ломали замок, чтобы попасть в одну секретную комнату. Дверь распахнулась и перед пруссаками оказалась комната, до самого потолка заваленная париками саксонского канцлера.
– Бог мой! – хохотал Фридрих. – У человека совсем нет головы, а он собрал столько париков… Ну, не сумасшедший ли?
Скоро до Дрездена дошло известие, что армия саксонцев, блокированная в Пирнском лагере, стала умирать от голода. Напрасно маршал Рутовский докладывал королю Августу и его канцлеру о голоде в «мешке», – Август III был сыт:
– Как же так? Мой обоз только вчера благополучно проскочил через все прусские кордоны. Не волнуйтесь, Рутовский: австрийцы нас не оставят, они придут сюда и выручат нас…
Верно: австрийцы уже пошли на Дрезден, чтобы вытолкать Фридриха из Саксонии. Пруссаки быстро и решительно выступили им навстречу. На берегах Эльбы, близ городка Лозовицы, Фридрих дал сражение, имея противника втрое сильнее его армии.
– Воевать числом и дурак умеет! – сказал король генералам. – Мы же будем воевать нашим непревзойденным искусством…
Битва длилась в приречных виноградниках с утра до глубокой ночи. Это была первая битва в войне, и Фридриху надо было обязательно ее выиграть. Обе стороны дрались до полного истощения, пока в сумках не кончились патроны. Не стало сил, не стало и пороха. Исход сражения решила штыковая атака пруссаков: Фридрих опрокинул австрийцев в Эльбу, войска его, ступая по грудам обгоревших тел, заняли горящие Лозовицы…
– Кажется, – сказал король, зевая, – главного мы добились: соединения цесарцев с саксонцами не состоится. А я хочу спать! Боже, неужели я так никогда и не высплюсь в этой жизни?
Он забрался к себе в возок, быстро заснул, скорчившись, как собака в будке. Одинокое ретирадное ядро, пущенное австрийцами издалека, вдрызг разнесло весь передок коляски, едва не оторвав ноги Фридриху, но король даже не проснулся. Утром он прогнал разбитую армию австрийцев подальше в Богемию и повел свои войска на ликвидацию «Пирнского мешка».
– Пора кончать с этими франтами, – сказал король, качаясь в седле. – Я накормлю голодных и голодом накажу сытых…
Шли проливные дожди, гремели над Эльбой громы, яркие молнии освещали солдат Саксонии, умиравших на сырой земле. Нет, 17000 юношей не желали сдаваться…
– Но решают-то не эти молодцы! – заметил Фридрих. – Такие вопросы решают за них король и канцлер… Кстати, когда прибудут парламентеры Августа, проведите их через мой лагерь, чтобы они раскисли при виде нашего порядка и нашей мощи!
Саксонская армия вскоре сложила оружие. Побежденных выстроили в равнине. Каждый солдат остервенело бросал свое ружье – штыком вперед, а прикладом к себе – на землю. Перед ними на маленькой лошадке проскакал «старый Фриц». Под грохот ликующих барабанов потсдамской гвардии король прокричал пленникам:
– Хорошие ребята! Вас ждет вино и двойная порция мяса. А вас, господа отважные офицеры, давно не видели дома ваши прелестные жены: навестите их! Генералов же прошу к моему столу – отобедать. Но солдаты отныне все, как один, встают под знамена Пруссии!
Капралы пошли вдоль полков, срывая с плеч саксонские мундиры. На рыдающих пленников силком напяливали мундиры прусского образца и тут же быстро учили их ругаться на прусский манер (с ругани тогда начиналось любое военное обучение в странах Европы)… Потом Фридрих, довольный, сказал:
– Отлично! Дело теперь за королем.
И они встретились. Победитель и побежденный. Август III и Фридрих И. Август любезно благодарил Фридриха за то, что во время сидения в «мешке» он с канцлером не испытывал никакой нужды в еде и питии.
– Ваше величество, – с поклоном отвечал ему Фридрих, – иначе и быть не могло: мы же старые друзья. Я частенько бывал голодным это время, но вас покормить не забывал! Как друг, вы и должны теперь, вслед за своей армией, примкнуть ко мне.
– Это чудовищно! – поразился Август. – Зову на помощь всех богов! История не знала еще таких бесстыдных примеров!
– А теперь она будет знать. Ваше величество уже достаточно извещено по слухам, что я большой оригинал…
Август умолял, чтобы его отпустили в Варшаву. И, держа возле груди бриллиант зеленого цвета, он укатил в Польшу вместе с Брюлем, вторично позабыв в Дрездене королеву с детьми.
Фридрих устраивал балы и маскарады, ездил в оперу. Караулы были удвоены, ворота Дрездена закрыты. Франция уже готовилась к походу за Рейн
– прямо во владения прусского короля, дабы этим походом через Ганновер косвенно наказать и пиратскую Англию. Врагом Фридриха стала и Швеция, – король Швеции, женатый на родной сестре Фридриха, был, изгнан сенатом из пределов страны, а шведский флот готовился высаживать десанты в Померании…
– Все! – возмущался Фридрих. – Все против меня, а я до сих пор не имею на руках даже клочка бумажки, чтобы доказать юридическую правоту своих действий… Черт побери, не могу же я в свое оправдание привести миру такой беспощадный афоризм: «Если тебе нравится провинция у соседа, то бери ее у соседа силой и не раздумывай!» Ему шепнули, что секретных бумаг он и не найдет. Все важные документы из архивов Дрездена спрятаны очень глубоко.
– Где? – оживился Фридрих.
– Увы, они лежат под кроватью саксонской королевы. Ваше величество, конечно, не полезет в спальню королевы.
– Почему же не полезу? Вы думаете, я побоюсь испачкать свой мундир пылью?.. Нет, я сегодня же буду под кроватью!
Бравый и плотный, как чурбан, генерал Манштейн предстал перед саксонской королевой Марией Жозефой.
– Ваше величество, – заговорил Манштейн свирепым басом, – мне нужен от вас сущий пустяк… Всего лишь ключ от вашей опочивальни.
– Этого «пустяка», генерал, – вспыхнула Мария Жозефа, – от меня никогда не требовал даже мой супруг, король Август Третий.
– Я не король, а лишь исполнитель повелений своего короля, – отвечал ей Манштейн.
Королева загородила ему доступ в свои покои. Раскинув руки в дверях спальни, она воскликнула с ненавистью:
– Прусская свинья! Лучше пронзи меня своей шпагой… Манштейн выхватил из ножен шпагу, и, сверкая, она исчезла в окне, выброшенная на двор. Подхватив королеву Саксонии за локти, он переставил ее в дальний угол, словно ненужную мебель. Повинуясь генералу, в спальню рванулась орава берлинских архивистов, и скоро связка секретных документов уже летела в Берлин. А там, в Берлине, сидел почетный академик Эвальд Герцберг, не одну собаку съевший на казуистике. Все эти бумаги он переработал в духе, угодном для Фридриха, и сочинил знаменитый «Мемуар-резон». Брошюру, которая юридически оправдывала агрессию Пруссии, разослали по всем дворам и кабинетам Европы…
– Видите, как все просто? – заметил Фридрих. – А теперь пусть в этом разбираются историки грядущих поколений. Мне же не мешает уделить время и возвышенным искусствам…
Завоеватель появился в Дрезденской галерее и благоговейно снял шляпу. Тростью он уже не стучал, а сунул ее под локоть. В торжественном молчании король шествовал без свиты от одной картины к другой. Стоял подолгу, пораженный. Неслышно ступали за Фридрихом инспекторы галереи, уже заранее прощаясь со славными шедеврами. Что ж! Так оно и будет: Фридрих разграбит галерею, как разграбил арсеналы и мейсенские фабрики…
Осмотр закончился. От волнения король надел треуголку задом наперед, оперся на трость.
– Счастливцы! – сказал он инспекторам. – Вы ежедневно можете услаждать себя красотой… Я вас очень прошу: не откажите мне снять копии с некоторых ваших картин. Поверьте, господа, я буду чрезвычайно вам за это благодарен!
…В этом большая разница между «старым Фрицем» и его последышами-гитлеровцами. Фридрих испрашивал разрешения снять только копии, оставляя оригиналы побежденным, а Гитлер разворовал все оригиналы, и для побежденных оставались, словно в насмешку, одни лишь жалкие копии.
***
Перед сном Фридриха навестил Манштейн, вездесущий и ненасытный:
– Прочтите документ, который можно обернуть в нашу пользу!
Руки Фридриха тряслись от радости.
– Вот он, попался… Эта каналья попалась мне с потрохами!
Внимание, читатель: Фридрих держит сейчас в руках личное письмо канцлера Бестужева-Рюмина, в котором тот советует графу Брюлю подсыпать яду в бокал русского же резидента в Варшаве, который был не согласен с его знаменитой «системой» Фридрих сказал.
– Митчеллу – в Берлин! Митчелл сказал:
– Вильямсу – в Петербург!
И таким образом беда дошла до Бестужева.
– Король прусский, – заверил канцлера Вильяме, – не будет терять времени и предаст этот постыдный документ всеевропейской гласности…
Бестужева, казалось, хватит удар: он помертвел.
– Сейчас, – намекнул Вильяме, – только от вас самих и от ваших действий зависит упредить это позорное дело!
«Был грех…» Бестужев, которому своя шейка – копейка, а чужая головушка – полушка, и не думал, что «грех» этот вдруг выплывет на свет божий из потаенных архивов Дрездена. И вот что обидно: денег-то от короля прусского он не брал – сие верно, так вот теперь подцепил его Фридрих на другой крючок, поострее! И шутить король не любит…
Но Бестужев, верный себе, начал разговор с другого конца.
– При такой композиции, – сказал он Вильямсу, – было бы гораздо лучше королю Англии видеть меня богатым и сильным, нежели бедным и слабым…
Чем закончилась эта «композиция», видно из секретной депеши Вильямса в Лондон; вот что сообщал Вильяме:
«Я старался склонить канцлера в пользу прусского короля. Сначала он был непреклонен. Но, по мере увеличения цифры вознаграждения, он начал колебаться. Наконец Бестужев подал мне руку и сказал: „С этой минуты я – друг прусского короля!..“
Таково было начало Семилетней войны, хотя тогда никто еще не думал, что она станет семилетней. А кольцо измены на шее России уже замкнулось, сцепив четыре прочных звена:
Фридрих – РОССИЯ – Вильямс Вильямс – Бестужев Вильямс – Екатерина