Текст книги "Античные хроники"

Автор книги: Валентин Леженда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 10
КОНЕЦ ФИВАНСКОГО ДУШИТЕЛЯ

И вот состоялась свадьба.

То есть почти состоялась.

Октет одноруких арфистов грянул свадебный греческий гимн. Взлетело к небу дружное «Ура!» порядком упившихся еще до начала церемонии бракосочетания знатных и не очень гостей.

Купидон заметно нервничал, ибо была это первая в его жизни свадьба, но никто из смертных конечно же ничего не знал.

– Эдип, царь Семивратных Фив, – торжественно произнес бог – покровитель брака. – Согласен ли ты взять себе в законные жены Лайю, дочь фиванскую?

– Что? – испуганно переспросил царь, занятый созерцанием вздымающейся груди любимой, которая (грудь) была весьма приличных размеров.

Из-за этой груди Эдип и выбрал среди прочих претенденток сию образину.

– Я спрашиваю, ты жениться будешь, придурок? – раздраженно переспросил Купидон, так как давно уже понял, что имеет дело с сумасшедшими.

– Да-да, несомненно, – подтвердил Эдип свои серьезные намерения в отношении Лайи.

– Лайя, дочь фиванская безрогая… то есть, простите, безродная, – поправился бог брака, – согласна ли ты стать законной супругой царя Эдипа?

Невеста молчала.

Купидон, закатив глаза, стал считать в уме до ста.

– Что такое? – испугался стоявший неподалеку среди гостей Аякс. Эта дура сорвет нам все планы.

– По-моему, она спит, – захихикал Агамемнон, и на него тут же зашикали остальные присутствующие.

Через двадцать минут невеста медленно произнесла:

– Да, я согласна!

Задремавший было Купидон вздрогнул. По толпе гостей пронесся вздох облегчения.

– В таком случае, – заявил бог брака, – объявляю вас законными мужем и женой… Ох и свадьба, надолго же я ее запомню…

И Купидон с чувством хорошо выполненного долга сошел с ритуального возвышения. Теперь покровителю брака еще предстояло высидеть свадебный пир.

– Горько, горько! – взревели присутствуюшие, и Агамемнон с Аяксом весьма не к месту вспомнили Итаку, Пенелопу и наглого Антиноя.

Невеста медленно подняла белое покрывало, закрывавшее ее ужасное лицо, и присутствующие увидели, что черная бородавка снова у нее на верхней губе. Ко всему еще у новобрачной здорово отросла седая щетина на щеках, скулах и подбородке.

Даже сумасшедшего Эдипа проняло, и он во всеуслышание заявил, что уступает свое почетное дело Купидону.

Купидон же, дотоле вообще ни разу не видевший лица невесты, тут же свалился в обморок прямо на весело бренчавших одноруких арфистов.

Аякс с Агамемноном, не сдержавшись, басом заржали, а невеста безразлично закрыла лицо куском белой ткани.

Тут-то и начался пир.

Аякс, окатив водой из пятидесятилитровой бочки Купидона и нескольких арфистов, помог очнувшемуся богу встать на ноги.

– Что это у вас здесь происходит? – совершенно отчаянным голосом спросил Купидон. – Какой-то театр абсурда!

– Добро пожаловать в Аттику, – весело ответил Аякс. – Вижу я, недавно вы у нас.

– Ага, – кивнул бог брака, – всего несколько месяцев. Юпитер Громовержец, что это было за чудовище?

– Это была жена Эдипа, – ответил подошедший к беседующим Агамемнон.

– Но ведь это же МУЖИК! – ужаснулся Купидон.

– Ну мало ли, – улыбнулись великие герои. – У нас в Греции все зависит от особой точки зрения. С одной стороны, жена Эдипа действительно мужчина, но с другой – это весьма привлекательная женщина. Это тот самый случай, когда невозможно с точностью сказать, что движется на самом деле: колесница с возницей или земля, тогда как колесница по отношению к ней остается на месте.

– Но ведь это ужасно! – вскричал Купидон. – Разве сам царь не видит, кто перед ним?

– В том-то и дело, – ответили герои. – Он действительно чувствует, что с его невестой что-то не так, но вместе с тем перед ним женщина. Да, некрасивая, да, немолодая, но зато с какой ГРУДЬЮ!

– Ничего не понимаю. – Купидон безнадежно махнул рукой, размышляя, не случился ли с ним солнечный удар.

Уже третий месяц новые олимпийцы не могли никак отловить в небе проклятого Дедала, продолжавшего самовольно возить по небу генератор света, вследствие чего в Аттике все никак не наступала зима.

Сатирова железная птица гениального изобретателя оказалась слишком быстрой и удивительно маневренной. Ко всему еще Дедал установил в ее клюве плюющиеся горячим свинцом смертоносные устройства, так что поймать его стало и вовсе делом невозможным.

Новый бог солнца уже около месяца беспробудно пил пузырящуюся жидкую амброзию в своем небесном гараже. Его золотая повозка была готова к действию, хрустальные рельсы давно проложены в небе вместо развалившихся старых.

Но никто пока не мог отобрать у Дедала бесценный мини-реактор…

– Ты, как я понимаю, не читал знаменитые труды великого эллинского эротомана Зигмундиса Фрейдиуса! – сказал окончательно запутавшемуся Купидону Агамемнон. – Так вот, в его трудах «Семь очерков по теории гомосексуальности» и «Анализ фобии семидесятилетнего мальчика» все об этом написано.

«Ага! – подумал бог брака. – Надо бы взять этого Фрейдиуса на заметку…»

Торжественно вышагивал среди танцующих гостей царь Эдип вместе со своей неуклюжей женой. Ведь не знал бедняга, что несколько минут назад он обвенчался с собственным отцом Лаем, которого к тридцати двум годам наконец настигло родовое безумие фиванских правителей.

Много лет назад отрекся от престола царь Лай, передав бразды правления Фивами молодому тогда еще Креонту. Беспрерывно прогрессирующее фамильное безумие привело Лая в конце концов к тому, что он решил на старости лет сменить себе пол. Все равно от той штуки, что у него имелась, не было никакой пользы, только при ходьбе мешала.

Нарастил себе Лай при помощи эфиопской магии БУДУ большие женские груди и с содомитами принялся тусоваться. Там-то, на окраине Фив, Аякс его и обнаружил прячущимся на дереве от разгневанного геефоба.

Так исполнилось второе веление всемогущего Рока!

Сбылась вторая часть семейного проклятия: Эдип стал мужем собственного отца!

Но дети у них, слава Юпитеру, родиться не успели, так что третья часть пророчества оказалась насквозь лживой.

Хотя кто знает, как там оно получилось бы, не вмешайся вовремя в бредовые события Аякс с Агамемноном.

И вот настала брачная ночь. Что и говорить, решающая брачная ночь, в особенности для Лая.

Но недосмотрели великие герои. Слишком уж увлеклись они приготовлениями к ликвидации Эдипа…

Даже ночью продолжался пир.

Играла музыка, плясали гости, рекой лилось вино. На многие стадии был виден дворец фиванского царя, сияя в темноте ярче самого Олимпа, ибо неисчислимое количество факелов освещало царские покои. И как только во дворце не случилось пожара, остается загадкой.

Дикий отчаянный вопль среди моря бушующего веселья услышали только более менее трезвые Аякс с Агамемноном, которые не пили в эту ночь много, так как собирались бежать из Фив.

Их уже ждала прекрасная Идиллия с двумя быстрыми колесницами в песчаном карьере, где, по иронии судьбы, был похоронен ее отец. Но, естественно, девушка об этом не знала.

К несчастью, великие герои, как и прочие веселящиеся гости, не заметили, в какой момент новобрачные удалились в царскую спальню.

– Ты слышал? – Аякс стремительно вскочил из-за пиршественного стола.

– Да, очень похоже на предсмертный крик, – подтвердил Агамемнон, с аппетитом поедая насаженный на кинжал кусок дымящейся баранины.

– Скорее, нужно проверить…

И греки бросились в царские покои. Но… было поздно.

Случилось то, чего, в принципе, и следовало ожидать.

Эдип задушил своего отца (или жену, как кому нравится).

Когда герои ворвались в спальню, все уже было кончено.

Маньяк не просто задушил дедушку, он ко всему еще выбросил уже бездыханное тело в окно, где оно повисло на острой парковой ограде.

Увидев Агамемнона с Аяксом, Эдип попятился к разоренной кровати.

– Я был вынужден это сделать, – всхлипывая, начал оправдываться царь. – Мои руки меня абсолютно не слушались… Но эта ее бородавка, вы себе даже представить не можете, на каком месте я ее обнаружил.

– Можем-можем, – дружно закивали герои. Впервые они испытали к маньяку некую долю сочувствия. Не ведал, что творил, несчастный Эдип, так как был он всего лишь игрушкой в руках всемогущего Рока, который (в смысле всемогущий Рок) оказался еще большим маньяком, чем его ужасное творение, чье имя на века будет запечатлено в мировой истории (и в литературе. – Лет.).

– На, держи. – Аякс грубо швырнул Эдипу совковую лопату. – И не трясись ты так, мы тебя не тронем, но труп невесты нужно обязательно закопать.

И, понуро опустив голову, под конвоем двух греческих героев Эдип спустился в дворцовый сад.

Однако снять тело с медных штырей ограды он не смог, так как был довольно маленького роста. В этом нелегком деле ему помогли, матерясь на чем свет стоит, Аякс с Агамемноном.

Труп «жены» герои приказали прикопать прямо в дворцовом саду. Тащить старика к карьеру не было ни времени, ни желания, тем более что там ждала Аякса прекрасная Идиллия. Чудесный цветок в этом жутком царстве кошмарного абсурда.

– О Юпитер! – прошептал Купидон, наблюдая с крыши дворца за Эдипом, копавшим в саду могилу. – Что натворили с планетой эти Сатировы идиоты из группы номер один! Да мы это дерьмо и за десять лет не разгребем.

Прав оказался Купидон. Ох как прав. Ведь все случившееся было не чем иным, как следствием Троянской войны, бесчисленных божественных заговоров и, под конец, внезапного исчезновения Олимпа.

Пропала на время довлевшая над смертными сила, сдерживавшая их самые темные страсти и желания. Заполонили тут же Аттику всякие маньяки наподобие Эдипа, подстрекаемые всемогущим Роком, который в Древней Греции был кем-то вроде христианского дьявола-искусителя.

Исчезли на несколько месяцев олимпийцы, и тут же распоясался «нечистый», принявшись калечить смертным жизни. Но недолго ему было бесчинствовать, ибо снова над Грецией по ночам светился Олимп.

Просто новые боги еще как следует не разобрались в ситуации.

Купидон, например, был вообще первым среди новых олимпийцев, кто к смертным спустился. Спустился вот и чуть не поседел…

Прикопал царь Эдип свою благоверную, не зная, что убил на этот раз собственного отца, чего в страшном пророчестве пифии отродясь не было.

А смешали карты всемогущему Року Аякс с Агамемноном.

Вот и верь после этого популярному изречению Софоклюса о том, что всемогущий Рок властен даже над самими бессмертными богами.

Посрамили «нечистого» великие герои, что ни говори, крепко посрамили, заставив события повернуть в совсем иное, незапланированное русло.

И вот что случилось дальше…

Вытерев выпачканные землей руки о роскошную одежду, царь Эдип спокойно вернулся в пиршественный зал.

То, что правитель вернулся на пир без новобрачной, мало кто заметил, потому что упились все, как говорится, вусмерть.

Аякс с Агамемноном, присыпав свежую могилку сорванной травой, вошли в пиршественный зал чуть погодя, став свидетелями удивительного происшествия.

Спустившийся с крыши дворца Купидон (где бог брака дышал свежим воздухом) ни с того ни с сего громогласно заявил:

– А теперь, товарищи смертные, небольшой сюрприз…

Жующие, пьющие, сопящие, кричащие гости оторопело уставились на Купидона.

– Сию свадьбу изъявил желание посетить сам всемогущий Рок! – продолжил бог брака. – И прямо сейчас он явится к вам сюда в своем телесном обличье, дабы поздравить молодоженов.

– Опа! – прошептал пораженный Агамемнон. – Дело принимает опасный оборот.

– Не бойся, друг, – улыбнулся Аякс, – наш план переходит в решающую стадию, и даже всемогущий Рок не сможет нам помешать.

– Ты видел исполнителя?

– Да, видел. Снова, как и прошлой ночью, бродит вокруг дворца, вынюхивает. Он старается держаться как можно дальше от больших скоплений людей.

– Сатиров дикарь, – скривился Агамемнон. Присутствующие тем временем в испуге таращились на Купидона, а царь Эдип, юркнув под стол, стал на четвереньках пробираться к выходу из пиршественного зала.

– Гляди! – Аякс быстро кивнул в сторону удирающего царя, и великие герои, не сговариваясь, выскочили из зала вслед за сбежавшим Эдипом.

И если бы Аякс с Агамемноном задержались на пиру хотя бы на пару минут, то они бы увидели, как через настежь распахнутые двери трое чернокожих рабов внесли в зал абсолютно голого мужика, восседающего на золотом горшке.

– Прекрасные женщины и великие мужи Фив, – торжественно объявил Купидон, – перед вами сам всемогущий Рок… (Ну, блин, буффонада! – Неизвестный читатель.)

Многие из присутствующих попадали в обморок, остальные бросились бежать, прыгая прямо в окна (а этаж то четвертый!).

– Ну что, придурок, сам на Олимп пойдешь или под конвоем? – шепотом спросил Купидон голого мужика на горшке. – Ты тут без нас такого натворил, что пожизненное заключение на какой-нибудь унылой серой планете тебе уже гарантировано. Что молчишь, балахманный?

Но голый мужик на горшке невозмутимо смотрел в одну точку, и на его плоском лице не отражалось абсолютно никаких эмоций (профессионально, однако, под психа закосил! – Авт.).

– Что ж, – развел руками Купидон, – молчание, как известно, знак согласия…

Всемогущий Рок не стал с ним спорить, и они вместе с богом брака спокойно телепортировались на Олимп, где сменивший Зевса Юпитер уже открывал судебное заседание грозными словами:

– До каких это пор в наши научно-исследовательские экспедиции будут включаться умственно отсталые идиоты из Института античной истории?!

Аякс с Агамемноном поймали Эдипа у входа в дворцовый сад.

Сумасшедший царь попытался было укусить Аякса за палец, но получил от оного такую зуботычину, что тут же резко передумал это делать.

– Что вам от меня нужно? – мрачно спросил Эдип. – Оставьте меня в покое.

– Оставим, непременно оставим. – Агамемнон похлопал царя по спине, незаметно вешая Эдипу на спину кусок папируса с яркой надписью:

«КОНАН – ВОНЮЧКА!»

– Куда это ты, интересно, намылился? – с нескрываемым подозрением спросил Аякс, заметив, что Эдип сжимает в кулаке небольшую удавку.

– А вам какое дело? – огрызнулся царь. – Хочу, понимаете ли, по ночным Фивам прогуляться, воздухом подышать. В конце концов, это мои владения, а вы можете убираться к сатировой матери в задницу. Достали уже со своими разговорами. Это вам не так, то вам не этак. Если завтра утром я еще увижу во дворце ваши рожи… пеняйте на себя.

Греческие герои лукаво переглянулись:

– А то что будет?

– Да казню вас, – просто ответил Эдип. – Вы что думаете, меня здесь за полного кретина держат? Да кроме вас, уродов, мне никто слова поперек не скажет.

Герои снова переглянулись.

Соблазн придушить наглеца его же удавкой был очень велик, но Аякс с Агамемноном сдержались.

– Ладно, ты нас уговорил, – с поразительной легкостью согласился Аякс. – Мы уходим.

– Что, правда? – недоверчиво спросил Эдип.

– Правда, – подтвердил Агамемнон, – вот прямо сейчас возьмем и уйдем.

– Ну что ж, скатертью дорога. – Царь зловеще ухмыльнулся и решительно зашагал через дворцовый парк.

– А-а-а-а, иа-иа… – раздалось через несколько минут, и в кронах деревьев мелькнула тень летящей на лиане (или веревке) здоровой обезьяны.

– Вот он, гамадрил наш, – улыбнулся Агамемнон, – тут как тут. Сейчас папирус на спине Эдипа увидит.

– В темноте-то? – засомневался Аякс.

– Ха! – произнес Агамемнон. – Я и это продумал – сделал надпись светящейся краской с добавлением фосфора.

– Да ну? Не может такого быть! – прошептал Аякс и, раздвинув кусты, посмотрел вслед удаляющемуся Эдипу.

Ярко светящаяся надпись «КОНАН – ВОНЮЧКА!» плыла среди ветвей парковых деревьев, источая мягкое зеленое свечение.

Оставалось надеяться, что варвар все-таки умел читать.

– О, носатые! – взревел рычащий мужской бас, и снова раздалось зловещее: – А-а-а-а, иа-иа…

Светящаяся надпись резко запрыгала, стремительно удаляясь. Эдип побежал.

– Считай уже покойник, – сообщил Аякс сидевшему у небольшого фонтана Агамемнону, и великие герои с чувством выполненного долга торжественно пожали друг другу руки.

Мысленно попрощавшись с Фивами, Аякс с Агамемноном поспешно направились в старый карьер, где в небольшой пещере были спрятаны их походные сумки, под завязку набитые фиванским золотом.

– Вот что значит совмещать приятное с полезным! – весело сказал приятелю Агамемнон, любовно поглаживая свой чуть ли не лопавшийся по швам вещевой мешок.

– Думаю, это можно считать компенсацией за троянскую военную кампанию, – кивнул Аякс, взваливая тяжелый узел на спину. – Военных трофеев-то мы из Трои домой не привезли, вот только сплошные увечья…

И могучий герой указал на свой неснимающийся медный шлем.

– Что будешь делать с этим богатством? – лукаво спросил Агамемнон, выбираясь из пещеры.

– Да вот вернусь домой в Локриду (область в Средней Греции, где-то между Беотией и Этолией. – Авт.) – на Идиллии женюсь, дворец куплю, в амброзии буду ее купать.

– Таки решил жениться?

– Ну а сколько можно ждать? Мне через месяц уже тридцать пять стукнет. Да и надоело по Аттике шататься. Покоя хочу, стихи мирно сочинять, и чтобы маленькие аяксики вокруг бегали…

– А как же твои угрозы, мол, никогда на женщине не женюсь, – напомнил Агамемнон.

– Да это я так шутил, – улыбнулся Аякс, – мало ли по пьянке сболтнешь. Идем скорее, Идиллия, наверное, уже заждалась.

На условленном месте рядом с песчаным карьером стояли привязанные к дереву два белых жеребца, запряженных в великолепные колесницы.

Идиллия спала тут же в одной из колесниц, свернувшись уютным калачиком на подаренной ей Аяксом леопардовой шкуре, которую могучий герой украл из царской сокровищницы. Мех на шкуре был удивительный, с голубоватым отливом.

«Противоположности притягиваются», – с улыбкой подумал Агамемнон, глядя, как Аякс нежно будит любимую. Тоненькая девушка едва доставала макушкой до груди могучего эллина.

Через десять минут две изящные колесницы уже мчались, подымая столбы дорожной пыли, прочь от Семивратных Фив в направлении близкого моря.

У морского берега знаменитых греческих героев уже ждал восточный ветер Эвр. Он сидел на спине железного кита и задумчиво поплевывал в море.

– Скоро вся эта лафа кончится, – грустно сказал он грекам, когда те подошли. – Не сегодня завтра спустится в морскую пучину новый владыка Нептун. Не поплюешь тогда в море, да и подводную лодку, думаю, он конфискует. На чем теперь к бабам гонять, ума не приложу!

– Что ж так? – усмехнулся Аякс, забрасывая на спину железного кита мешок с золотом.

– Эй! Что-то я не пойму, – ошарашенно закричал Агамемнон. – Получается, вы за моей спиной сговорились? Аякс, почему ты не сказал мне, что у моря нас будет ждать железный кит Посейдона?

– А может, я хотел сделать тебе сюрприз, – усмехнулся могучий герой, бережно перенося на борт подводной лодки испуганную Идиллию.

– Он разрешил мне выбрать из своей доли сокровищ любую вещицу, – добавил Эвр и принялся, не дожидаясь позволения, рыться в заплечном мешке Аякса. – Вот я ему за это подводную лодку и подогнал. Все равно ее скоро у меня отберут.

– Ладно, – сказал Агамемнон, забираясь обратно в одну из колесниц. – Прощайте, друзья!

– Постой, – взревел Аякс, спрыгивая на берег, – я что-то не врубился, ты разве с нами домой не поплывешь?

– Не-а, – мотнул головой Агамемнон, – еще немного попутешествую по Аттике, дай Зевс…

– Юпитер! – поправил царя Эвр.

– Ну да, Юпитер, – согласился Агамемнон, – Так вот, если мне повезет, может, новую благоверную себе найду.

– Ну что ж, надеюсь, так все и будет, – рассмеялся Аякс. – Только ты на будущее учти: большие груди не залог семейного счастья. Уж я то по себе знаю.

– Спасибо, я это учту, – ответил Агамемнон, резко срывая колесницу с места.

На востоке забрезжил рассвет.

Еще немного постояв на песчаном берегу и подождав, пока осядет пыль, поднятая исчезнувшей вдали колесницей Агамемнона, Аякс в слегка расстроенных чувствах снова забрался на борт железного кита.

– Послушай, Эвр, – вдруг спросил он, заметив вдалеке, у высокого холма странное мельтешение. – Что это там происходит?

– Да не здесь, не здесь – левее, – донес прохладный утренний бриз чьи-то раздраженные голоса. – Баран сатиров, я говорю – левее…

– А, это… – Эвр беззаботно махнул рукой. – Не обращай внимания, это Ромул с Ремом город Рим основывают. Уже вторую неделю удобное место ищут, чтобы все дороги в этот город вели.

– Да, дела, – удивленно прошептал Аякс и, обняв Идиллию за хрупкие плечи, нараспев прочел:

В потоке вечности сменялись временем эпохи,

Горел костер из человечьих душ.

С Олимпа сыпались обычные упреки,

Текла по скулам Вечности густая смерти тушь.

Мы уходили, герои, боги,

И время затирало наши имена.

Исчезнут вскоре и небесные чертоги,

Но неизменными останутся слова.

Слова о тех, кто жил, любил, сражался,

Кто след свой в Вечности забыть хотел,

Кто все мечтал и ничему не удивлялся,

Кто верил в лучший свой, иной удел…

И, наверное, это были самые прекрасные строки из всего сочиненного когда-то великим греческим героем Аяксом, сыном Оилея.