Текст книги "ПРО_ЗРЕНИЕ. Или как я избавился от очков за 7 дней"

Автор книги: Вадим Воля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

День третий

О героях Эллады. – Человек-паук. – Как-то по проспекту… – Упрямые тексты. – Неожиданный результат. – Животворная сила. – Отдых необходим!

На третий день я чувствовал себя героем. Я чувствовал себя Гераклом, Персеем, Тесеем и Одиссеем в одном гладковыбритом лице. Я чувствовал себя героем, одолевшим страшнейших врагов – сомнение, неведение, предрассудки, глупость, безразличие и лень. Теперь мне казалось, что я смогу абсолютно все. Что всякое дело для меня сущий пустяк и что нет больше границ для моих безмерных возможностей.

В подтверждение этих моих всемогущих амбиций работа над книгой шла как нельзя споро, то, что называется "как по маслу". Я закончил намеченный объем очень скоро, гораздо раньше обычного. Можно было бы, конечно, поработать и еще, так сказать, впрок, но мне не сиделось дома. Мне хотелось творить новые чудеса. Нестерпимо хотелось. И я отложил рукопись в сторону, встал, накинул куртку и поспешил в парк, чтобы поскорее приступить к своим глазным тренировкам. Вот я и в парке. Я неспешно передвигаюсь по аллее и снова моргаю, моргаю и моргаю. Перечитав все возможные и невозможные надписи, я перехожу к изобретенному мною вчера упражнению. Я "стреляю по мишеням". По камням, по верхушкам деревьев, по парковым скамейкам, по фонарным столбам, по кустам, по прелым прошлогодним листьям, по горкам почерневшего снега, по стойкам ограды. Таким образом, изрешетив своим "огнестрельным" взглядом ровным счетом все, что попалось мне на глаза, я изобретаю новое упражнение. Это упражнение я назвал "Человек-паук". Правда, оно имело не слишком много общего с героем популярного комикса и, наверное, дало бы мало толку в борьбе со вселенским злом, но в борьбе с близорукостью оно тем не менее весьма и весьма эффективно. (К тому же оно стопроцентно гармонировало с моими героическими амбициями.)

Упражнение заключается в следующем. В качестве объекта предстоящей тренировки я выбираю какое-либо дерево (по возможности более раскидистое), затем, ежесекундно моргая, мысленно опутываю это дерево своей несуществующей паутиной, стремясь превратить это самое дерево в клубок ими, еще точнее сказать, в кокон.

Делаю я это нарочито хаотично, то есть по возможности более бессистемно, отчего каждый новый виток моей «паутины» ложится то совсем близко, то, наоборот, далеко, то у самой земли, а то вдруг высоко-высоко, поверх самой верхушки случайно выбранного мною и, в сущности, ни в чем не повинного дерева. Вместо несуществующей паутины в этом упражнении вполне можно бы использовать и несуществующий скотч. Правда, и называться оно в этом случае должно бы не «Человек-паук», а «Человек – работник багажного отделения». (В принципе с тем же успехом здесь сгодился бы даже несуществующий рулон несуществующей туалетной бумаги, но название такого упражнения лично у меня вызвало бы серьезные сомнения по поводу уместности его в данной книжке.) Как бы там ни было, главное здесь не в названии. Главное здесь опять-таки в том, чтобы веки беспрестанно моргали, а глаза в течение всего упражнения находились в режиме «острого» зрения, кем бы ты при этом ни был – хоть бы пауком, хоть бы и работником багажного отделения, а хоть бы кем-нибудь еще, (Хотя лично мне наиболее симпатичен именно «Человек-паук».)

Новое упражнение принесло новые успехи. Старательно обматывая каждое очередное дерево бесконечным мотком несуществующей паутины, я, к огромному своему удовольствию, заметил, что время, приходящееся на режим «острого» зрения, опять несколько увеличилось.

Теперь оно уже составляло почти пять секунд. Пять секунд! То есть после каждого моего нового моргания передо мной возникала полноценная картина, включавшая в себя бессчетное количество деталей и подробностей, которые я легко усваивал своим боковым зрением, не бросая, однако же, при этом основного своего занятия – опутывания деревьев мотком несуществующей паучьей нити. И эта картина мира радовала меня своими нюансами в течение целых пяти секунд. По истечении пяти секунд картина опять мутнела, но после очередного моргания вновь радовала меня следующими пятью секундами созерцания деталей и нюансов, доселе от меня сокрытых. Окрыленный новыми успехами, я с удвоенной энергией принялся обматывать невидимой паутиной всякое дерево и всякий попадавшийся мне на глаза куст. Наверное, окажись у меня в тот момент вместо несуществующих паучьих нитей нити существующие, парк очень скоро стал бы походить на какой-нибудь гигантский цех гигантской ткацкой фабрики, занятый выработкой полотна для нужд какого-нибудь великанского народонаселения, а потому сплошь заставленный бесчисленными громадными мотками, бобинами и катушками бесконечных нитей. Но существующих нитей у меня с собой в тот момент не оказалось. По счастью. Итак, я шел по парку, моргал, ловил всякий раз режим «острого» зрения и, удерживая глаза в течение пяти секунд в этом состоянии, мысленно опутывал деревья и кусты несуществующей паутиной, укладывая ее витки в нарочито хаотическом порядке. Прошло, наверное, около полутора часов моих «паучьих» занятий. Я исходил парковые аллеи вдоль и поперек и наконец остановился возле колоннады центрального входа. Передо мной открылся вид на широкий проспект с многочисленными магазинами, салонами, банковскими офисами, кафе, ресторанами и прочими заведениями различного назначения, щедро сдобренными всевозможного рода вывесками, табличками, рекламами, указателями и другими надписями разной степени культуры и информативности. Это был настоящий Клондайк. Мир чуть ли не трещал по швам от своих многочисленных подробностей. А у меня в моем безраздельном распоряжении было целых пять секунд на его непрерывное и доскональное изучение. И после каждого моргания я получал новую порцию «острого» зрения, новый глоток неведомых мне ощущений, новые пять секунд. Это было здорово!

Я принялся разглядывать открывшийся мне мир с невиданным рвением. Я двинулся по проспекту, Я моргал и с невиданной легкостью читал вывески на противоположной его стороне. Моргал и буквально проглатывал целые щиты бесполезной, но столь сладостной теперь для меня информации. Я не пропускал ни единой надписи, где бы она вдруг ни оказалась – в витрине магазина, на борту автобуса, даже на заборе! Господи боже! Кажется, такого количества ерунды я не читал за всю свою жизнь. И что уж совершенно бесспорно – я никогда не читал ерунду с таким удовольствием, даже, сказать точнее, с упоением. Впрочем, сейчас все это было абсолютно неважно.

Я проходил вдоль торговых павильонов, ларьков, газетных киосков и с наслаждением считывал цены на ненужные мне товары. Я нарочно отходил подальше от киосков и ларьков, считывал информацию о ценах с двух-, а то и с трехметровой дистанции. И считывал! А ведь всего еще пару дней тому назад для этого мне бы потребовалось буквально водить по ценникам собственным моим носом!

Теперь же – другое дело! Теперь вместо того чтобы водить носом по ценникам, я придумал для того же самого носа совершенно иное применение. Я шел по проспекту и нес его над собой. Нес гордо и как можно более высоко. Словно знамя. Я чувствовал себя удачливым полководцем, покорившим без единого выстрела целый мир. И этот мир был сейчас предо мной. Другой. Совершенно новый, более яркий и более подробный, чем тот, что я знал раньше. Мне этот мир нравился. Да и сам я, чего греха таить, сейчас нравился себе ничуть не в меньшей степени.

Упиваясь собственным совершенством, я не пропускал ни одной надписи, ни одной строчки, даже ни единой буквы. Более того, я выискивал тексты подлиннее, а буквы помельче и старался прочесть их в отведенные мне пять секунд от самого начала до самого конца. И надо сказать, что большей частью мне это удавалось! Однако же некоторые, наиболее строптивые тексты отказывались умещаться в мой пятисекундный интервал, требуя в процессе чтения дополнительных морганий. Мне показалось это вопиющим. Я бросил все силы на борьбу с непокорными длинными текстами, стараясь всеми силами, всеми правдами и неправдами удержать фокус в течение всего прочтения, сколько бы времени для этого ни потребовалось. Пять секунд – так пять, семь – так семь, а десять – так и десять! И надо сказать, что пару-тройку раз это мне удалось. Впечатленный новыми, как мне казалось, достижениями, я принялся выискивать только длинные и самые длинные тексты, норовя прочесть их исключительно единым махом. В этих битвах с длинными текстами я провел, наверное, около часа. Я старался как мог. Я отчаянно напрягался, таращил глаза, стискивал зубы, до боли сжимал кулаки. Я пытался во что бы то ни стало удержать фокус как можно более долго. Если бы я был знаком с колдовством или на худой конец с гипнозом, я бы, наверное, пустил в ход и эти сомнительные средства. Короче говоря, я делал все, что мог. Результат моих усилий не заставил себя ждать слишком уж долго. Однако же это был, мягко говоря, не совсем тот результат, к которому я столь яростно стремился. Мягко говоря. Сказать точнее, это был совсем не тот результат. Совсем не тот. А еще точнее – результат получился совершенно противоположный. Вместо того чтобы, повинуясь моим физическим и волевым усилиям, время моего "острого" зрения увеличилось бы и составило семь или даже десять столь желанных мною секунд, оно, наоборот, сократилось. Причем сократилось секунд до двух, а то и менее того, сведя плоды моих отчаянных тренировок в лучшем случае к нулю и доведя мой героический настрой к той же самой нулевой отметке. Мало того, в довесок к этим незавидным показателям я получил резь в глазах, полный упадок духа и настроение имел близкое к паническому. От всех этих причин глаза мои наполнились слезами, картинка затуманилась, вновь сокрыв от меня подробности этого столь привлекательного, яркого и сочного мира, безраздельным властелином которого я сам себя только что считал. Я попробовал поймать режим "острого" зрения. Я выбрал из всех окружавших меня на тот момент надписей самую, на мой взгляд, безвредную, старательно моргнул и… ужаснулся. Эффект "острого" зрения не проявился вовсе. Ни на две секунды, ни на полторы, ни даже на одну. Резкость категорически отказалась наводиться, и выбранный мною рекламный плакат, суливший кому-то неминуемую выгоду, так и остался в дымке моего близорукого зрения, не оправдав возложенных на него надежд. Впрочем, дело было, как видно, не в плакате. Остальные надписи, выбранные мною наугад, повели себя абсолютно аналогичным образом, не проступив из близорукого тумана ни единым своим краешком и ни на единую секунду. Я был в отчаянии. Неужели все мои открытия, связанные с ними успехи, часы тренировок, а самое главное – радужные надежды на полное и безоговорочное мое выздоровление – не больше, чем ошибка, глупость, самообман?! Не знаю, по какой именно причине, видимо, инстинктивно (хотя, может быть, в процесс вмешалось и само провидение!), я закрыл лицо руками, положив обе ладони себе на глаза. Правую и левую ладони на правый и левый глаз соответственно, так, что из всего моего лица снаружи остались только рот и нос. Нос, недавно столь горделиво поднятый, а теперь висящий наподобие перегоревшей лампочки. Уныло и бесполезно. Некоторое время, секунд, наверное, десять или около того, я простоял вот так, закрыв лицо руками. Странное дело. Я отнял руки от лица, моргнул и с волнением попытался поймать режим "острого" зрения. Отдых, который я дал глазам, прикрыв их на некоторое время своими руками, не замедлил дать положительный результат. Выбранная мною с целью проверки надпись выплыла из тумана, продержалась так две или три секунды и вновь растворилась в нем же.

Тепло моих собственных рук, как мне показалось, дарило моим же глазам какую-то очень правильную животворную силу. Резь в глазах прошла, а где-то глубоко внутри меня зародилась маленькая надежда.

Следующая надпись тоже позволила себя рассмотреть, однако отвела на это всего лишь секунды две, а то и полторы. Третья надпись растворилась в близоруком тумане уже где-то через секунду, а четвертая не проявилась вовсе. Не поддаваясь панике, я вновь приложил сложенные лодочками ладони к своим глазам и подержал их так около десяти секунд. После этого опять попытался поймать режим «острого» зрения. Эффект повторился во всех своих нюансах. Первая надпись опять выступила из тумана на пару-тройку секунд, а четвертая отказалась проявиться вовсе. Я понял, что допустил серьезную ошибку. Погнавшись за скороспелыми успехами, я непозволительно перенапряг свои глаза. Перегрузил, поставив перед ними явно непосильную задачу. Я понял, что мои глаза готовы к работе, готовы к упорному и методичному труду, готовы ко многому… Но к издевательству над собой они явно не готовы. Мне сделалось совестно. От моего недавнего героического пафоса не осталось и малейшего следа. Какое-то время я еще постоял на месте, однако ж стало темнеть да к тому же и холодать, и я побрел домой. Признаться, несколько сконфуженный.

ВЫВОД, который я бы сделал, будь я читателем этой книги:

Ни при каких обстоятельствах не доводи глаза до усталости! Все упражнения должны проходить только с комфортными ощущениями. Ни в коем случае не следует напрягать глаза, не щуриться и не таращиться!

СМОТРИ БЕЗ НАПРЯЖЕНИЯ!

День четвертый

Мрачное начало. – Вопросы и перипетии. – Жизнь налаживается. – Вчерашнее фиаско. – Несколько слов о мироустройстве. – Движение – это жизнь!

На следующее утро я встал по-прежнему несколько озадаченный. Я сделал зарядку, принял душ и позавтракал, однако же ни то, ни другое, ни третье не принесло мне привычной дозы удовольствия. Упражнения не дали новых сил, вода – заряда бодрости, еда же казалась безвкусной, бесполезной и лишь понапрасну отягчала желудок своим непомерным и бессмысленным весом. Что же касается погоды за окном, то она логично завершала букет моих хмурых впечатлений. Объективности ради надо сказать, что погода в этот день была точно такая, как вчера, позавчера и даже третьего дня, но с той, однако же, разницей, что капель сегодня не звенела, а долдонила, птицы не щебетали, а чинили форменный базар, а лучи весеннего солнца если пробивались сквозь цепочку облаков, то непременно норовили влезть в самые мои глаза. Вопиющая бесцеремонность! В таком вот «позитивном» настроении я сел за письменный стол. Надо ли говорить, что работа моя сегодня клеилась уже не так складно, как в предыдущие дни. Точнее сказать, совсем не клеилась. Герои выходили скучные и хмурые, диалоги не складывались, сюжет не вытанцовывался, а мысли, мои собственные мысли, разбредались в самые разные стороны, и если вдруг собирались случайным образом вместе, то место это непременно оказывалось очень и очень далеко от действия моего романа. Итак, сюжетные перипетии моей книги волновали меня сегодня не слишком, а проблемы моих персонажей казались мне чересчур уж мелкими и надуманными. Куда острее передо мной сейчас стояли мои личные проблемы и мои персональные перипетии. Мои собственные вопросы.

И надо сказать, что вопросы, беспрестанно возникавшие в моей го-лове, толпились, давились, наседали, забирались друг на дружку. Их было много. Очень много. Но каждую секунду возникали все новые, и новые, и новые. В чем именно я не прав? В чем именно заключалась моя вчерашняя ошибка? Что, собственно говоря, я сделал не так? Чем именно я так уж перетрудил свои глаза? Тем, что хотел видеть "резко" в течение десяти секунд? Но разве хотеть вредно? Народная молва гласит, что нет. К тому же разве это не нормально? Всякий здоровый человек хочет видеть "резко". И видит. Однако ж от этого у него глаза не лопаются, разве не так? Так. Глаза действительно не лопаются. Тогда в чем же дело? Неужели я просто-напросто ошибся со своей теорией?! Неужели все мои моргания ведут лишь к утомлению глаз и больше ни к чему? Может быть, я всего-навсего лишь исчерпал какой-то скрытый ресурс острого зрения и теперь больше уже никогда не смогу видеть нормально? Неужели я шел по ложному пути? Неужели все, чем я жил эти дни, – не более чем ошибка?

Несмотря на общий минорный лад моего настроения, что-то мне говорило, что ошибка не в этом. Что ошибка в чем-то другом. И что в самом главном я все-таки прав. Что-то вселяло в меня надежду, что-то давало силы и что-то привносило в мою душевную почву ма-лую капельку оптимизма. И несмотря на то что этой малой капли хватало, чтобы уравновесить все мои сомнения, для серьезной работы над книгой этой дозы оптимизма было уже явно недостаточно. Не желая больше издеваться ни над собой, ни над персонажами своей книги, ни тем более над своими будущими читателями, я отложил роман в сторону. (Это было позволительно еще и потому, что за предыдущие дни ударного труда я изрядно перевыполнил намеченный мною план.) Итак, я отложил роман, пообедал раньше обычного и после обеда опять направился в парк, где меня терпеливо ждали деревья, кусты и таблички, неизменно готовые ко всем моим изощренным мысленным экзекуциям. К коим, надо сказать, я немедленно и приступил. Для начала я занялся "стрельбой по мишеням". Я добросовестно и методично "перестрелял" все парковые скамейки, всех ворон, деловито расхаживающих по аллеям, все останцы почерневшего снега и даже пару раз "пальнул", каюсь, по скульптурной группе девушек-купальщиц (непременному атрибуту всякого уважающего себя парка). После тридцати минут беспрерывной стрельбы я принялся "обматывать" деревья и кусты своей бесконечной несуществующей паутиной. Конечно, на фоне вчерашних событий мои героические фантазии существенно поубавились, однако я, к огромной моей радости, констатировал, что от вчерашней усталости не осталось и следа.

Мало того, время "острого" зрения опять увеличилось и составляло теперь уже секунд шесть, а то и все семь! Я взбодрился. Кажется, жизнь стала налаживаться. Снова защебетали птицы, из-за облаков выглянуло солнце. Да, жизнь определенно стала налаживаться.

Итак, в моем полном и безраздельной распоряжении было уже семь секунд «острого» зрения. Целых семь секунд! Я был несказанно рад. Стало быть мои опасения были беспочвенны, а часы тренировок – не напрасны. Я самое главное – я не ошибся в выбранном пути, я действительно вижу лучше, и глаза мои сохраняют остроту своего зрения уже целых семь секунд! Жизнь не просто налаживается – она прекрасна!

Я принялся «обматывать» кусты и деревья с еще большим энтузиазмом. Я выбирал очередную «жертву», моргал и лихо накладывал витки своей невидимой паутины, сопровождая каждый виток взглядом и удерживая свою мишень в фокусе в течение целых семи секунд.

Время от времени, чтобы, не дай бог, не переутомить глаза, я прикрывал их обеими ладонями и стоял так секунд десять, а то и двадцать, давая им (глазам) как следует отдохнуть.

А после опять выбирал, моргал, обматывал, снова моргал и опять обматывал и снова давал глазам отдохнуть. За этими упражнениями я провел более часа. Хаотическим образом перемещаясь по аллеям парка, я неожиданно вновь, как и вчера, очутился у колоннады главного входа. И так же, как и вчера, (что было совершенно естественным и само по себе нисколько меня не удивило) передо мной открылся вид на все тот же шикарный проспект, обрамленный чередой статных и солидных зданий, где всякий свободный квадратный метр (впрочем, не такой уж и свободный, да и не всегда квадратный) был занят какой-либо вывеской, рекламой, указателем или табличкой. Короче говоря, вид на тот самый проспект, на котором я вчера потерпел свое, не побоюсь этого слова, фиаско. Дрожь волнения пробежала по всему моему телу. Все это бессчетное количество всевозможных надписей, еще вчера представлявшихся мне столь желанным, столь лакомым кусочком, сегодня выглядело весьма и весьма угрожающе, словно бы этот лакомый кусочек был кем-то от души начинен крысиным ядом. Мне почему-то стало вдруг казаться, что все мои упражнения хороши лишь для садово-парковых зон и совершенно непригодны для прочих территорий. В самом деле, все то, что я проделывал с деревьями, ни ра-зу не вызвало у моих глаз ощущения хоть бы и малейшей усталости. Между тем стоило мне перебраться из парка в лоно проспекта, как начались мои проблемы, трудности и прочие, опять не побоюсь этого слова, «фиа-ски». Что-то внутри меня робко подсказывало, будто бы здесь действительно существует некоторая зависимость. Но какая? Узнать это можно было, лишь отважившись на новый эксперимент с рекламными щитами, вывесками, объявлениями и прочего рода информационными сообщениями. И я отважился. Я двинулся вдоль широкого, мощенного серой гранитной плиткой тротуара и, регулярно моргая, стал читать окружавшие меня надписи. Поначалу я не заметил чего-то скольконибудь для меня значимого. Я выбирал объект для прочтения, один или два раза моргал, ловил режим «острого» зрения и, пребывая в нем, читал любую приглянувшуюся мне информацию. Глаза мои по-прежнему и без особого труда сохраняли свою зоркость в течение семи секунд. По крайней мере никак не меньше. Все шло хорошо, усталости я не чувствовал, однако же время от времени в целях профилактики я останавливался, прикладывал ладони к лицу и давал глазам отдохнуть. Надо заметить, что делал я это, не имея для того никаких иных причин, кроме моего вчерашнего, пусть и не самого удачного, но все-таки не бесполезного опыта. Глаза мои не уставали, но из осторожности я все-таки давал им отдохнуть. Так прошло примерно около получаса. Убедившись, что мои опасения не подтвердились (или по крайней мере пока не подтвердились), я решил несколько усложнить стоявшую перед моими глазами задачу. Я попытался прочесть некую, даже и не слишком длинную надпись, находящуюся, однако же, от меня на весьма впечатляющем расстоянии. Задача эта очень сильно перекликалась с пределом возможности моих собственных глаз. Надпись удалось прочесть не всю и не сразу. Часть букв далась мне без какого-либо труда, однако оставшаяся часть оказала заметное сопротивление. Буквы расплывались, образуя мутное пятно, двоились, троились, залезали друг на дружку, но читаться при этом категорически не хотели. Я прикрыл лицо ладонями и дал глазам отдохнуть, затем убрал ладони, поморгал и попробовал снова прочесть надпись. Часть букв опять сдалась мне без сопротивления, однако же другая часть снова проявила свой строптивый характер. Короче говоря, надпись опять не далась. Я проделал все еще раз и снова получил прежний результат. К тому же я заметил, что глаза мои теперь начали действительно уставать. Заслезились. Появилась легкая резь. И это при том, что я «всеми силами» пытался не напрягаться, не щурился и не таращился. Напротив, умудренный вчерашним опытом, я старался быть максимально спокойным, расслабленным и даже каким-то отчужденным. И все это с успехом мне удавалось, однако желаемого результата никак не приносило. Стоило мне только сосредоточить (да и не то чтобы сосредоточить, просто задержать) взгляд на расплывающемся фрагменте, как я чувствовал, что глаза мои перегружаются, наполняются слезой, а буквы, несмотря на все мои старания, так и не проявляются из близорукого тумана. И чем дольше я задерживал взгляд на злосчастных буквах, тем заметнее, тем сильнее уставали мои глаза. Я опять прикрыл глаза ладонями, и опять история повторилась. Стоило моему взгляду затормозить, как глаза тотчас начинали болеть и слезиться. Мне пришлось еще несколько раз наступить на те же самые грабли, прежде чем я наконец понял, в чем именно таилась моя ошибка. Ответ оказался на удивление прост и стопроцентно логичен: если глаза начинают болеть при всякой остановке взгляда, то следует любым способом избегать таких остановок. И все! Вот такая незамысловатая истина! Однако же для того, чтобы постичь ее, мне пришлось пройти через восторги и разочарования, успехи и неудачи. Так уж устроен мир. Или человек. Или уж на самый крайний случай – я так устроен (если бы наше общение шло через Интернет, то в этом месте следовало бы поставить «смайлик»). Итак, я принял решение не останавливать взгляд на расплывающихся буквах, а продолжать перемещать его вне зависимости от того, понял я смысл написанного или нет. Недолго думая, я принялся претворять это решение в жизнь. Я хорошенько проморгал-ся и опять принялся за чтение злополучной вывески. Однако теперь уже я как мог старался избегать всяческих остановок взгляда, и даже наоборот, норовил бегать этим моим взглядом по надписи так, будто бы буквы сами разбегались от него, как тараканы от тапка.

Эффект превзошел веемой самые оптимистичные ожидания. Благодаря такому моему «подвижному» взгляду глаза не утруждались совершенно, а не желавшие читаться буквы выступили из тумана и покорно сложились в слова. Это была победа!

Выходит, для того чтобы глаза не уставали при чтении, их надо гонять по строчкам вперед и назад, как каких-нибудь Сидоровых коз или телят (или кого там куда гоняют?), короче говоря, ни в коем случае не давать им остановки. Движение, движение и еще раз движение! Я проверил свое открытие на другой вывеске, на третьей, на четвертой. Все работает. Глаза не утомляются, картинка сохраняется четкой заметно дольше. Кажется, что мозг не успевает навязать глазам свою застарелую привычку. Я еще около часа бродил по улицам. Моргал и бегал глазами по вывескам. Вперед-назад. Вперед и назад. Поразительно! Никакой усталости. Мало того, время моего «острого» зрения опять возросло и составляло теперь секунд восемь, а то и все десять.

Периодически я давал глазам отдохнуть, накладывая на них ладони, но делал это скорее из профилактических соображений, нежели от ощущения необходимости, Усталости по-прежнему не было!

Домой я вернулся окрыленный. Кажется, удача опять улыбнулась мне. И я тоже улыбался ей в ответ. Широко и искренне. Как полоумный.

Вывод, который я бы сделал, будь я читателем этой книги:

Ни в коем случае не смотри в одну точку! Избегай стагнации! Двигай глазами во что то ни стало!

Помни, главный лозунг для твоих глаз – ДВИЖЕНИЕ, ДВИЖЕ– НИЕ И ЕЩЕ РАЗ ДВИЖЕНИЕ!