Текст книги "Лучшие романы о любви для девочек"
Автор книги: Вадим Селин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 8
Беда не приходит одна
С того вечера для меня началась новая жизнь. Жизнь, в которой присутствовал Марат. Мы гуляли с ним каждый вечер. Ходили в кино, в кафе, в парк, на наш пляж или же просто бродили по улочкам и переулкам. Честно говоря, мне было все равно, куда мы идем и где сидим, главное – Марат был рядом. На работе постоянно перебрасывались сообщениями, а во время перерыва встречались и вместе где-нибудь обедали.
Находясь рядом с Маратом, я самым дурацким образом теряла голову. Хотелось совершать безрассудные поступки, говорить глупости, которые казались мне очень смешными и остроумными. Что самое интересное, он вел себя так же… Вроде бы в моем присутствии он становился совсем другим человеком, раскрывался полностью.
Когда Артем узнал, что мы с Маратом… познакомились, некоторое время он в это не верил. Думал, я его разыгрываю. А когда увидел нас вдвоем, идущими в кафе, поверил. И перестал надо мной подшучивать. Порадовался, что у меня все хорошо, и вручил диск с фотографиями, теми самыми, такими дорогими мне.
Я не переставала удивляться – как раньше жила без Марата? Не могла поверить, что когда-то его не было в моей жизни. Оказывается, это так радостно – знать, что о тебе думают, что ты дорога кому-то, что кто-то с нетерпением ждет рабочего дня, чтобы поскорее встретиться с тобой.
Марат был самым нежным, чутким и открытым человеком, которого я когда-либо встречала в жизни.
Видимо, не зря я целый месяц наблюдала за ним в бинокль. Мне кажется, это была, наверное, своеобразная подготовка к нашему знакомству, предопределенному судьбой.
Летели часы, проносились дни, утекали недели…
Каждый раз, когда мы с Маратом приходили на наш пляж, мы разводили костер, и он пел мне песни под гитару. Такого трепетно красивого голоса я еще никогда не слышала. С каждой секундой Марат очаровывал меня все больше и больше, и буря чувств к нему накрывала меня с головой. Я сходила с ума от его глаз, от его рук, от одного только его вида. Я не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме Марата. Окружающий мир казался каким-то серым, размытым, затуманенным, ненужным. Марат был в нем единственной яркой звездой, от которой исходит свет, тепло и безграничное счастье.
Я как будто помешалась… И это состояние мне очень нравилось. Вот только от того, что все хорошо и безукоризненно, мне было очень страшно. Столь бурное и безоблачное счастье невольно вызывало опасение, может ли оно длиться вечно?..
И предчувствие меня не обмануло. Случилась беда. Первая.
Кроме увлечения всем загадочным, моя мама испытывает неистребимую страсть к огороду. Она обожает сажать разные диковинные растения. Одно из таких растений – лагенарию, она и посадила весной. Лагенария – это длинный-предлинный монстр из семейства тыквенных, его плоды очень похожи на слоновий бивень, напоминающий по вкусу то ли кабачок, то ли тыкву. Нечто среднее. Лагенарии буйно плелись по нашему винограднику, и эти «бивни» свисали вниз, как сосульки, – смотрелось это очень эффектно. С каждым днем плоды становились длиннее, плети разрастались все сильнее, и к концу июля наш двор стал походить на джунгли. Вторая изюминка лагенарий в том, что эти «бивни» можно срезать не полностью, а частями. Допустим, нужен кусочек на икру или на соус – подошел, срезал сантиметров семьдесят, место среза затянулось, и «бивни» как ни в чем не бывало продолжают расти дальше. Не растение, а чудо какое-то!
Когда лагенарии расплодились чересчур сильно и длинно (видимо, им понравился наш климат), мама решила срезать плоды, наиболее мешающие передвижению по двору, и раздать их соседям, которые чуть ли не записывались в очередь за «бивнями». Торжественный сбор урожая (естественно, с фотоаппаратом и шампанским) решили начать без меня – я как раз находилась на работе. Впрочем, мне это было и не особо-то интересно.
В тот день я как всегда стояла на вышке и следила за отдыхающими. Море было спокойным, плохо никому не становилось, я даже заскучала. Тогда я еще не знала, что скоро станет не до скуки.
Зазвонил мой телефон. Я подумала, что звонит Марат, но определившийся номер был совершенно незнакомым и не занесенным в записную книжку. Обычно я в таких случаях не беру трубку, но в этот раз почему-то решила взять.
– Алло.
– Добрый день. Могу я поговорить с Полиной? – услышала я вежливый женский голос.
– Это я, – осторожно ответила я, гадая, кто бы это мог быть.
– Полина, вас беспокоят из городской больницы, отделение травматологии. Вы только не переживайте, все хорошо, все живы.
Мои ноги подкосились. В глазах потемнело. Я сползла на шезлонг и закричала:
– Что случилось?!
– Не переживайте, все хорошо. Мы звоним по поводу вашей мамы. У нее перелом ноги и руки. Если есть возможность, придите к нам.
– Я уже в пути, – сказала я и нажала на кнопку с изображением красной трубочки.
Заметив мое состояние, ко мне подошел Роман.
– Поль, у тебя все в порядке? – Почему-то Полей называл меня только он.
– Нет. Пожалуйста, побудь один. Я в больницу. С мамой что-то.
– Конечно, не волнуйся. Привет маме передавай.
– Обязательно, – рассеянно пообещала я. – Позвони кому-нибудь, пусть меня подменят. Вдруг что, а ты один.
– Погода хорошая, море спокойное. Но на всякий случай Артему позвоню. Или другим спасателям.
Я вихрем слетела с вышки и стала на пляже, размышляя, что делать дальше.
Я недоумевала, как это могло произойти и каким именно образом мама сломала руку и ногу.
Увидев мои порывистые движения то в сторону дома (думала взять денег на подарки врачам), то в сторону дороги (думала ехать сразу, а подарки привезти потом), ко мне подбежал Марат.
– С тобой все в порядке?
Я быстро ввела его в курс дела.
– Могу я чем-то помочь?
– Да нет, не надо. Переломы – это не смертельно.
– Я поеду с тобой. А то ты сейчас в таком состоянии. Мало ли…
Марат отлучился на базу, чтобы и его кто-нибудь подменил, и мы помчались к дороге.
Катамаранщик поймал такси.
Даже в такой ситуации он в очередной раз очаровал меня – открыл передо мной дверь, когда я уселась, захлопнул ее, и сам устроился на сиденье рядом с водителем.
«Боже, как хорошо иметь такого парня. Вот что значит „друзья познаются в беде“. Я не ошиблась в Марате. Не зря мое сердце притянулось к нему…»
Мы заехали домой за деньгами, которые впоследствии не понадобились, а потом помчались в больницу. Уже потом я вспомнила, что мельком увидела во дворе перевернутую лестницу и валяющиеся на земле разломанные лагенарии. С труб виноградника свисали оторванные плети.
Отделение травматологии нашли быстро. В больнице пахло лекарствами и хлоркой.
Нас встретила милая женщина с добрым лицом в белом халате. Узнав, кто мы, она сообщила:
– Сейчас ваша мама находится в процедурной, ей накладывают гипс.
– Но как это случилось? – недоумевала я.
– Я сама толком не знаю, – ответила женщина. – Краем уха слышала, что она вроде бы какие-то бивни срезала, лестница пошатнулась, и она упала. Ваша мама так плакала! И не из-за того, что ей больно, а потому, что во время падения инстинктивно схватилась за плети и порвала их. Какие бивни она имела в виду? Какие плети?
– Так она называет плоды лагенарии – длинного кабачка, – пояснила я.
– Поня-ятно. Да что вы стоите? Присядьте. А вон там стоит аппарат с горячими напитками.
Марат заботливо усадил меня на пластиковый стул и направился к аппарату. Принес два стакана кофе со сливками: мне и себе.
– Не переживай, все будет хорошо, – мягко сказал он, поглаживая меня по руке и глядя мне в глаза.
– Ты думаешь? – с надеждой спросила я. Ком подкатывал к горлу. Я дрожала, как от холода.
– Я уверен! – Марат сел на соседний стул и обнял меня одной рукой. Другой держал стаканчик с кофе.
Как хорошо, что в ту минуту он поддержал меня. Я не знала, что делать и как быть в такой ситуации. Перелом переломом, но сам факт того, что мама попала в больницу, действовал на меня угнетающе. Да еще и эта подавляющая больничная атмосфера. Мне нужно увидеть маму. Только тогда я могу успокоиться.
– Все хорошо, все будет хорошо, – шептал мне на ухо Марат. И я ему верила.
Вскоре открылась дверь в кабинет, и нам разрешили войти.
Вид мамы поразил меня – бледная и с гипсом. На правой ноге и на левой руке. Неплохое сочетание.
– Привет, доча, – обыденным тоном поприветствовала меня мама.
Я бросилась к ней.
– Мама! Ты… я не знаю, что сказать.
– Как мне жалко «бивни»! – запричитала мама. – Я же их растила, поливала, налюбоваться ими не могла! Если бы не эта дурацкая лестница… Что теперь с ними?
– Ты не о кабачках своих думай, а о себе!
– Ой, да что со мной будет? Подумаешь, сломалась немного! Зато дома буду сидеть. Столько статей напишу!
Мама была полностью в своем репертуаре.
– А это что за молодой человек? – кивнула она в сторону Марата, переминающегося с ноги на ногу у двери.
– Это Марат. Я тебе рассказывала о нем, – шепнула я.
– Приятно познакомиться, – любезным голосом сказала мама.
– Мне тоже, – Марат подошел к ней.
– Надо же, как странно все вышло – знакомлюсь с молодым человеком своей дочери в больнице.
Я вспыхнула. Марат тоже засмущался. Мы никогда с ним не обсуждали, кем друг другу доводимся. Мы просто были вместе. А тут мама сразу поспешила расставить все точки над «i».
– Если бы я знала, что вы придете, я бы привела себя в порядок, – продолжила она.
– Поверьте, вы и так в полном порядке, – с широкой улыбкой на лице заверил ее Марат. Эта улыбка… даже в больнице она в тысячный раз очаровала меня.
– Ну, короче, я буду вам позванивать, – обратилась мама к врачу, который все это время сидел за столом и с изумленным выражением лица наблюдал за нашей беседой.
– Обязательно! Звоните каждый день! Я должен знать, как идет процесс выздоровления.
Мы довели маму до такси и поехали домой.
Мама ни на секунду не смолкала, возмущалась по поводу своей неосторожности и коварной стремянки, плакала о бедной лагенарии и тайком подмигивала мне, что означало одобрение моим выбором. Марата она знала только по моим рассказам.
– Все-таки хорошо, когда мужчина рядом, – заключила она, чем заставила меня в очередной раз почувствовать себя неловко. – Не советую тебе стать моряком. Ни за что! Муж всегда должен быть при жене.
– А почему ты мне сама не позвонила, когда «сломалась»? – Я решила сменить тему разговора. Не люблю, когда вмешиваются в мою личную жизнь. Пусть даже мама.
– Знаешь, когда летишь с лестницы, а потом лежишь на земле со сломанной рукой и ногой, как-то забываешь о звонках. Соседи, которые были при сборе урожая, отвезли меня в больницу. Никто из нас не додумался позвонить тебе. Уже потом медсестра спросила, есть ли у меня родственники.
– Ясно…
С каждым днем мама понемногу адаптировалась к ограничению в передвижении, но ни на секунду не падала духом. С лагенариями, как и следовало ожидать, не случилось ничего плохого – обломанные плети очень быстро срослись, и теперь о том, что они были изрядно потрепаны, напоминали лишь небольшие узелки на местах повреждения. Впрочем, что еще можно ожидать от растения, плоды которого режешь, а им до фонаря – продолжают расти дальше?
Я хотела бросить работу, потому что с мамой нужно было находиться рядом постоянно, но она мне не разрешила это сделать. Мол, справится сама. А переломов и следовало ожидать. На мой удивленный вопрос «С чего ты это взяла?» она ответила:
– Я в конце весны нечаянно наступила на взошедшую тыкву и сломала стебелек. Вот по закону кармы мне все и вернулось. Так что все нормально.
Да, мама была в своем репертуаре – тут же провела причинно-следственную связь, поняла по-своему, из-за чего сломала лодыжку и руку. Не нравилось ей только одно – что кожа под гипсом очень чешется. Но и к этому она приспособилась – просовывала между гипсом и ногой (рукой) спицу и с блаженным выражением лица чесалась.
Так я теперь и жила – после работы сразу бежала домой, чтобы помогать маме. От ее возмущенных заявлений типа «Что я, немощная?» я поначалу терялась, а потом отвечала:
– Да, немощная! Мама, ты невозможная! – сломала себе руки-ноги и никак угомониться не можешь – целыми днями лазишь по двору с костылем и на лагенарии свои смотришь, которые чуть тебя не угробили!
– «Чуть» не считается! – парировала мама. – Это все карма, все она. Ту тыкву я тоже не до конца растоптала. Вот и карма меня не до конца… угробила. И вообще, я пишу статью.
– О чем?
– О мстительных тыквах.
– Лучше напиши статью о лживых снах.
– Ты это о чем?
– Да все о том же твоем сне, в котором я на лошади скакала. Лошадь не меня начала копытами бить, а тебя. Это ты всю душу своим лагенариям отдала, а они тебя… копытами побили.
Мама задумалась.
– А что, в этом что-то есть…
– Вот и иди, пиши статью, а я пока во дворе приберу. И не смей со своим костылем подметать! Это… ты меня позоришь. Вдруг соседи увидят? Что подумают? Что я о своей матери не забочусь? Ты с двумя переломами еще и с веником по двору танцуешь.
– Я что, немощная? – начинала по новой мама.
Так вот и проходили мои дни. Днем я работала на спасательной станции, а вечером ругала маму за то, что она изображает из себя жертву кармы и чуть ли не бинтами перевязывает свою лагенарию. Мама как-то не придавала значения тому, что у нее два перелома.
Если бы я не вырывалась из этой психушки на встречи с Маратом, я бы, наверное, сошла с ума. Раньше мы обычно встречались в половине десятого вечера, но после маминой травмы встречи стали нерегулярными – все-таки мне удавалось иногда усадить маму за ее статьи, а я трудилась по дому. У меня встречаться не хотели. Из-за чего? Из-за мамы. Нет бы ей лежать на кровати, как делают все нормальные больные, и требовать у домашних внимания и заботы, так нет, она скакала по дому на своем костыле и через каждые пять минут стучала им в дверь моей комнаты, вживаясь в роль официантки:
– Вам чайку принести? А пирожные? А лагенарии? Полина, ты угощала Марата жареными лагенариями?
– Мам, я тебя умоляю, не ходи, не перегружай ногу. Врач же говорил, что до поры до времени это вредно, – умоляла я неугомонную мамашу.
– Ой, да ну его, этого врача, – отмахивалась мама, стараясь произвести на Марата самое хорошее впечатление. – Я лучше знаю, что мне можно, а что нельзя!
– Спасибо, я ничего не хочу, – стараясь сдержать смех, отвечал Марат.
Вот из-за того, что мы не могли остаться с ним наедине, я и предпочитала встречаться на «нейтральной почве».
В тот вечер, о котором я хочу рассказать, я решила сделать Марату сюрприз и устроить встречу без телефонного звонка.
Мама полулежала на кровати с ноутбуком и писала статью о лживых снах, а я, приведя себя в порядок, покинула дом и направилась в сторону проката плавсредств. Днем Марат говорил, что они с товарищами по работе будут проверять состояние катамаранов – не отвинтилось ли там чего и все в таком духе. Обычная плановая работа. Мы на спасательной вышке проводим подобную.
Вечер был очень необычный. Я каждой клеточкой своего тела чувствовала непонятные флюиды – грусти, радости и счастья, всего вместе. Хотелось думать над жизнью, грустить, тосковать, и вместе с тем на душе было светло. Обычно такое состояние бывает осенью, и называется оно рефлексией. Меня же оно посетило в конце июля.
Я шла по улице в непрерывном двустороннем потоке загорелых (и не очень) отдыхающих и представляла, как обрадуется Марат, когда увидит меня на базе. Интересно, каким он будет? Наверное, руки в машинном масле, волосы небрежно заложены за ухо, а не приглажены гелем с мокрым эффектом. Хочу посмотреть на него в «естественном» виде, а не при полном параде, как он всегда является на встречи.
На улице уже было темно, по пляжу бродило несколько человек – любовались луной и морем.
Издали я увидела базу, напоминающую ангар. Ворота были раскрыты, и зажженный внутри свет освещал небольшую площадку перед строением. Пройдя мимо своей родной спасательной вышки, я сняла сланцы, чтобы не создавать лишнего шума, и подкралась к воротам ангара. В голове крутилось несколько фраз, которыми я должна была обозначить свое появление: «Та-дам!», «Сюрприз!» или «А вот и я! Не ждали?»
Сердце учащенно билось, я улыбалась, заранее представляя, как Марат обрадуется моему неожиданному появлению.
Как опытный шпион я подкралась к воротам и уже собралась было крикнуть «А вот и я! Не ждали?» (все-таки я выбрала эту фразу), но вдруг передумала. Мною овладело любопытство. Было интересно, о чем говорят работники базы. Но о чем они могли говорить? Скорее всего, обсуждали марки телефонов, машины и мотоциклы, однако мне все равно жутко захотелось поиграть в шпиона.
Оглядевшись по сторонам (редкие отдыхающие на меня не смотрели), я подкралась еще ближе и заглянула за ворота. Слышались мужские голоса, но слов я разобрать не могла. Прямо передо мной на специальной подставке с колесами стоял катер, который днем катает по морю «банан», – за ним удобно спрятаться. Хоть это и было рискованно, я медленно пошла вперед. Стараясь не производить никакого шума, шмыгнула за катер и села на корточки.
Меня разбирал смех. Зачем я это делаю? Зачем прячусь? Но мной уже овладел азарт, и я, притаившись мышкой, стала ждать подходящего момента, чтобы выскочить из-за катера как черт из коробочки и воскликнуть: «А вот и я! Не ждали?»
Несколько парней (в том числе и Марат) в десяти метрах от меня возились с катамаранами.
Один голос, кроме голоса Марата, был мне знаком. Он принадлежал Игорю – тому светленькому парню, который активнее остальных допытывался, что я делаю в розовых кустах. Потом, в «Пирамиде», он поднимал за меня бокал.
В разговоре не было совершенно ничего интересного. Все, как я и предполагала: обсуждение машин, новых компьютерных игр, моделей мобильных телефонов.
– Хочу свое старье поменять, – говорил кто-то. – В автобусе стыдно ехать – телефон запищит, и вся молодежь косится на меня, мол, где он эту пиликалку откопал?
– А какой ты хочешь?
– Ну, если и брать, то хороший. Чтобы, по крайней мере, через год уже не считался отстоем. Какой посоветуете?
– С цветным экраном, естественно. Без разговоров.
– Да. И такой, что функцию mp-3 мелодий поддерживает. И чтобы память была большая.
– А еще лучше, чтобы можно было карту памяти вставлять.
«Пора уже объявить о своем присутствии, а то ноги затекли», – подумала я, собираясь подпрыгнуть одновременно с восклицанием, но вдруг услышала голос Игоря:
– Ну а ты там как со своей Кариной?
В полупрыжке я замерла и снова притаилась.
«О какой Карине они говорят?»
– Не Кариной, а Полиной, – поправил Игоря… Марат.
Во мне зажегся интерес. Я спряталась за катером понадежнее, вся превратившись в слух.
– Ну, да, Полиной, – усмехнулся Игорь.
– У нас все прекрасно.
«Какой Марат умница!» – Во мне взыграла гордость за друга. Лаконично и точно, никаких подробностей.
– Это хорошо. Так ты ее уже поцеловал или нет?
– Нет.
– Так… Но о нашем уговоре ты помнишь? Смотри, до конца июля осталось два дня. Если ты за эти дни не управишься, с тебя ящик пива.
Меня обдало жаром. Я забыла, что мои затекшие ноги в скором времени обещали отвалиться.
Видимо, меня действительно здесь не ждали.
– Я хотел с вами поговорить… – уверенно начал Марат, но Игорь его перебил:
– О чем? Имей в виду – при споре присутствовали мы все. Правда, в клубе тогда не все сидели. Но при споре… Так что не съезжай! Ставки на спасательницу сделаны.
– Да, Марат, что за базар, – заговорили присутствующие, – будь мужиком, не веди себя по-бабски. Спор нельзя отменять. Июль на исходе. И вообще, в чем проблема? Трудно, что ли, девку зажать где-нибудь в подворотне? Они же это так любят. Только строят из себя недотрог. А на самом деле все… – и кто-то из парней добавил очень нехорошее слово. Остальные, кроме Марата, одобряюще заржали.
Улыбка, появившаяся на моем лице в начале разговора, застыла. На лбу выступил пот. Голова как-то странно закружилась. Каждое их слово стало для меня вроде удара ножом.
– Подождите, я все объясню… – вновь начал Марат, и вдруг в этот самый момент моя голова закружилась особенно сильно, и я потеряла равновесие. Как-то неудачно прислонилась спиной к подставке для катера, и она, заскрипев, вместе с катером покатилась к морю.
– Черт! Забыли колеса укрепить! – встрепенулись парни и всей толпой помчались за катером.
Но, выбегая из ангара, они увидели меня. Сидящую на бетонном полу.
Немая сцена.
Первым ожил Игорь:
– Карина?
– Что… что ты здесь делаешь?.. – прошептал Марат и начал зачем-то поправлять свою одежду, перепачканную мазутом.
– Я пришла тебе сюрприз… сделать… – Я не узнала свой голос. Он стал хриплым. Я ощутила слезы, они катились по щекам.
– Давно ты здесь?
Я не могла ничего ответить. Мне не верилось. Я ничего не понимала. Слезы застилали глаза, окружающий мир стал размытым. В груди что-то сжалось и не давало нормально вздохнуть. Я прижала правую ладонь к груди, словно пытаясь найти там дыру.
– Ты… ты… вы… – шептала я, поднимаясь с пола. – Я здесь… достаточно.
Боже мой, я второй раз разговариваю с ним, находясь на полу.
Пыльными руками я вытерла слезы.
– Полина, поверь, это не то, что ты подумала, – Марат побледнел. Все остальные молчали.
– Я ничего не думала, – пробормотала я. В голове шумело. – Я все слышала.
Мне казалось, что я сплю. Происходящее напоминало дурацкий сон, который обязательно закончится, должен закончиться, но когда и как…
– Полина, – только и сказал Марат.
Я посмотрела на каждого из них. Марат. Игорь. И еще двое незнакомых парней. Они отводили от меня взгляд и стояли, замерев, как статуи. Было настолько тихо, что я отчетливо слышала жужжание мухи где-то у потолка.
– Зачем? – спросила я. – Зачем ты это сделал?
– Полина! – воскликнул Марат, делая ко мне шаг.
Я порывисто развернулась, чтобы убежать, но Марат успел схватить меня за руку. Его прикосновение ударило меня током. Неприятно. Сильно. Если раньше от каждого его касания я испытывала неописуемое блаженство, то теперь – боль.
– Не прикасайся ко мне, – прошипела я, освобождая руку от захвата.
Внутри у меня все клокотало. Вскипала ярость, злость. Сердце бешено колотилось, и его стук отдавался эхом где-то в висках. Я хотела сказать многое, но не находила нужных слов. Все они казались слабыми и невыразительными, чтобы передать мою боль, гнев, презрение.
– Это не то, совсем не то, что ты услышала, – принялся оправдываться Марат, проникновенно заглядывая мне в глаза. Как и раньше. Но сейчас этот взгляд вызвал у меня отвращение. И его фраза была противной. Сериальной какой-то, не имеющей никакого отношения к тому, что здесь происходит.
– Спор?.. Ставки на спасательницу? Как это, наверное, азартно? Да вы… вы не мужчины. Вы ничтожества, – презрительно и одновременно как-то жалобно сказала я, прислонившись к кирпичной стене. Мне хотелось посильнее впечататься в нее, чтобы эти люди были от меня как можно дальше. – Я вас всех ненавижу! Ненавижу!! Как ты мог… – Я посмотрела на Марата. – Как ты мог? Как у тебя язык повернулся… поспорить на меня?
– Полина, прошу, успокойся. Давай разберемся… Пожалуйста… Я тебя умоляю, не делай поспешных выводов.
Вдруг мне стало смешно. На смену ярости пришел язвительный смех.
– Это должно было случиться, – с усмешкой проговорила я, не слушая лепета Марата о каких-то там поспешных выводах. – Все было так хорошо! Неестественно хорошо. И вот… конец.
– Это не конец! Не конец! На самом деле все не так, как ты поняла! – Марат снова попытался взять меня за руку.
– Не смей… ко мне… прикасаться… – с расстановкой сказала я, испепеляя его взглядом. – Не смей. Я не хочу тебя больше знать. Исчезни из моей жизни.
Протянутые ко мне руки Марата безвольно повисли.
– Для тебя это была всего лишь игра? Спор – сумеешь ли поцеловать эту спасательницу, которая пялится на тебя целыми днями в бинокль? Как это низко. И мерзко.
– Полина… Это не так, совсем не так… Ты для меня – всё. Всё, понимаешь?
– Я тебе доверилась. Открылась. А ты…
– Полина… – Марат умоляюще смотрел на меня. Но от этого его взгляда мне сделалось совсем тошно.
Как-то истерически рассмеявшись, я выбежала из ангара. Но тут мне вслед раздался голос Игоря:
– Ой, пацаны, вы только посмотрите на нее – прямо африканские страсти нам тут развела! Ну и дергай отсюда, спасательница! – Последнее слово он выкрикнул с особым смаком.
Я остановилась как вкопанная. Медленно развернулась.
– Что?
Кажется, Игорь смутился. Он явно не рассчитывал на то, что я остановлюсь.
– Что ты сказал?
– Иди давай, – Игорь указал мне взглядом на дверь. – Двигай.
Я не знала, как еще выразить мое презрение к нему, и плюнула ему в лицо. По щеке потек плевок.
– Дрянь, – опешил он. – Да чтоб ты…
Он не успел договорить. Его на полуслове прервал удар. Мой удар. Я врезала ему по физиономии от всей души – и не звонкую, «женскую» пощечину отвесила, а глухой и меткий удар кулаком – мало не показалось. Если бы сзади не было стены, он бы точно упал – физическая подготовка спасателей на высшем уровне. В его глазах отражался страх вперемешку с удивлением.
– Утрись, – надменно сказала я и, вытянув из кармана платок, бросила его под ноги парню.
Что было дальше – я не помню. Когда сознание стало более или менее ясным, я обнаружила, что плыву. Быстро, целеустремленно, с каким-то остервенением загребая руками теплую, как парное молоко, воду.
Глаза разъедала морская вода (или слезы? – они ведь тоже соленые), но мне было все равно. Я плыла и рыдала. Плакала и плыла.
Я заплыла так далеко, что не видела огней города. Только чернота – впереди, сзади, слева и справа. Вокруг одна чернота. Неба и моря.
Внезапно мне стало страшно. Очень страшно.
Куда я заплыла? Далеко ли от берега? Куда плыву? На какой глубине нахожусь? Хватит ли сил доплыть до берега, и где он, этот берег? Найдут ли меня, если я утону?
Но страх отступил, и на смену ему пришли мысли о случившемся.
Я слышала разговор Марата с его приятелями. Они говорили обо мне. Я девушка неглупая, и поэтому мне все предельно ясно. Они поспорили – сможет ли Марат поцеловать меня до конца июля. Если проиграет – с него ящик пива. У них на кону стояла я. Человек – против ящика пива. Господи, как это унизительно. Моя цена – ящик пива.
На меня нахлынула жуткая обида, затем – разочарование, боль, неверие. Казалось, выход из всего только один – прекратить свое существование.
Я плыла и рыдала, плыла и рыдала… Как хорошо, что этого никто не слышал, кроме моря – моего лучшего друга, который никогда не предаст меня и не поспорит на ящик пива. Море не такое, как люди. Оно вечно будет преданным и благодарным за то, что я очищаю его от мусора. А люди…
Или не будет? Поспорит с океаном на цистерну пива? Теперь я ни в чем и ни в ком не уверена.
Я показала Марату пляж… Доверила ему самое дорогое, что у меня есть, а он так со мной поступил.
Захотелось назвать его каким-нибудь плохим словом, но не получилось. То ли слово подходящее не смогла найти, то ли сознание не позволило как-то обозвать дорогого человека… Или уже не дорогого?
Новая волна обиды накрыла меня с головой. Или это была не обида, а просто я ушла под воду?
Последнее, что я помню – вода над головой и в носу.
Наверное, это чудо, но я очнулась на своем пляже. Было раннее утро. Скорее даже ночь. Но небо уже начинало светлеть. Как я оказалась на пляже – не помню. Может, сама доплыла, найдя дорогу интуитивно, как это делают перелетные птицы и животные, а может, море решило мне, дурочке, посмевшей усомниться в его преданности, доказать, что оно не такое, как люди, и вынесло меня на берег, но факт есть факт – я лежала на пляже и отрешенно смотрела в небо. Пальцы ног лизали волны. Под пальмой лежали вещи, которые я вчера оставила там перед тем, как войти в море и с помощью воды охладить свои чувства. И, кажется, это получилось. В море я нашла успокоение.
Я не верила, что это случилось. А может, и правда ничего не было? Но что тогда я здесь делаю?
Нет, это было…
Я приподнялась на локте. Голова раскалывалась. Меня подташнивало. Бросало то в жар, то в холод.
Я собралась вспомнить во всех деталях вчерашний вечер, чтобы снова над всем подумать и заново пережить то, что пережила, но у меня ничего не получилось. Старалась вспомнить все их слова, действия, но память отказывалась мне в этом помогать. Если я что-то и вспоминала, то фрагментами, обрывками. И были они нечеткими, отдаленными и лишенными эмоций.
Почему? Не знаю. Скорее всего, сработали защитные функции организма. Чтобы не свести меня с ума, память заперла воспоминания о вчерашнем разговоре в самый дальний ящичек моего сознания и выбросила ключ далеко в море. Он упал на дно и затерялся где-то в камнях.
Я чувствовала одну лишь пустоту и полное безразличие ко всему. И голова раскалывалась. А больше – ничего.
Нет, я не дельфин. Если я не справилась даже с человеком, не смогла увидеть в нем предателя, я не имею права называться дельфином. Потому что с акулой я не справлюсь точно. А впрочем… Акулы – они не скрывают своей сущности. С людьми сложнее. Гораздо сложнее. Так что все-таки я – дельфин.
