Текст книги "Мтвариса (СИ)"

Автор книги: Вадим Саранча

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

«Мтвариса»

(в переводе с грузинского – «Лунная»)

Часть первая.

«Княжна Маргарита»

Когда прохладный ветер, утренним бризом налетающий со стороны спящего моря, раскачивает кроны высоких сосен и платанов, заставляя последних недовольно шуметь, словно стариков, коих потревожили во время полусонной дремоты, и при этом тишина у подножия этих самых великанов, на парковых аллейках и тропинках, лабиринтом проложенных среди их могучих стволов, давит на уши – именно в такие моменты окончательно приходит осознание того, что лето закончилось; на побережье теплого моря пришла осень. Затяжная, можно даже сказать – бесконечная…

Палящее золотое солнце, уставшее и, словно брошенное, оставленное в одиночестве уехавшими последними курортниками, уже не разливается по утрам своим приятным теплом, не согревает до глубины души попадающих под это тепло людей, а старается спрятаться за приплывающими из-за моря пока еще причесанными и не надоедливыми тучами. Это потом, ближе к зиме, тучи обнаглеют, перестанут следить за своим внешним видом, растрепятся и превратятся в дряхлых старух с отекшими лицами, синяками под лазами и всклоченными волосами, не убранными и без определенного цвета…

А пока – лето еще было совсем рядом – вон за той горой. Кажется, что окликни его, и оно опять вернется…

Именно в такое время я люблю приезжать сюда. Что бы до глубины души погрузиться в мир этих людей, историю этой страны, стать частичкой этого мира…

– Эй, писатель! Не проходи мимо! – Тетушка Марго, непонятно каким образом, лежа на гамаке, натянутом между платанами, заметила меня, проходящего мимо ее летнего кафе, завсегдатаем которого я являюсь уже много лет. – Припозднился ты сегодня что-то…

Я свернул на другую сторону улицы, прошел через открытую дверь на задний дворик и без приглашения уселся в кресло-качалку.

– Лег вчера поздно. А сегодня разленился. Повалялся в кровати немного.

– Все пишешь? О чем пишешь-то? Хоть бы рассказал, что ли…

Тетушка лежала в гамаке и полуприкрытыми глазами смотрела на раскачивающиеся от ветра кроны деревьев. Ее темные волосы, едва-едва подернутые сединой, несмотря на преклонный возраст, копной возвышались над изголовьем.

– Так почитайте. Я же Вам подарил несколько своих книг…

– А-а, – махнула рукой, – некогда мне читать. Да и что такое чтение – лучше голос человека услышать. Вопрос задать, если непонятно чего… А так – пялиться в книгу, немую и без души…

Мне непонятна была жизненная философия этой женщины еще с первых дней нашего знакомства. Дитя гор, тетушка Марго унаследовала веками сложившуюся психологию горцев – такую же непредсказуемую и переменчивую, как погода на Кавказе… Но и загадочную, в том числе… Даже кафе, которое она содержала – «у княжны Маргариты», всем своим видом и содержимым, говорило о неоднозначности характера его владелицы.

– Тетушка, Вы же знаете, что я с Вами в корне не согласен. Ведь читать – это все равно, что заглядывать в открытую душу писателя. А слушать – подчиняться воле говорящего, быть под властью его эмоций, интонации голоса и многих других факторов. Не зря же великие вожди народов и полководцы были в первую очередь хорошими ораторами. Своими речами они заставляли людей следовать за собой. Писатель – это человек, который не зовет за собой, а дает человеку право выбора, альтернативу, так сказать…

– Опять тебя понесло! – Тетушка недовольно завозилась на гамаке, словно ей было неудобно лежать, – не усложняй и без того сложную жизнь.

Она не любила долгих бесед, особенно на темы, которые были столь далеки от ее понимания этого мира, от того, что в нем, собственно, и происходит. Ее мир выглядел немного иначе, чем мой. Но эта разница, не только не мешала нам общаться, но, можно даже сказать, чем-то притягивала нас, давала пищу для бесед, для, практически, ежедневного общения.

Мне нравилось приходить в это кафе по утрам, сидеть в дальнем конце веранды, еще пустынной, без посетителей, слушать шум прибоя, который доносится из-за бугорка, отделяющего море и парк, слушать треск цикад и ни о чем не думать, ибо после бессонной ночи (я работаю обычно с полуночи до рассвета) мысли, изложенные до этого на бумагу, покидают мой мозг и отправляются в свободное путешествия до самого обеденного времени… И только когда голод дает о себе знать – они возвращаются.

Обычно меня такого – сидящего с опустошенным взглядом, практически без движения, тетушка старается не беспокоить своим вниманием некоторое время. Потом, по-видимому, терпение ее истощается, и она, подсаживается ко мне с графином домашнего вина, наполняла им стаканы и тоже некоторое время в молчании сидит и смотрит в даль. Графин покрывается сначала белесым налетом, потом этот налет превращается в крупный зернистый туман. А уже после этого по стенкам начинают скатываться капельки воды, словно слезы… Это всегда служило сигналом к тому, что мы брали стаканы в руки, молча выпивали их содержимое и приветливо здоровались друг другом, словно только что повстречались. И этот церемониал стал за все годы нашего с ней знакомства почти традицией…

– Наверное, дождь будет сегодня. Парко, дышать трудно… А ты дождь любишь, я знаю. Радуйся.

– Это хорошо. Пусть землю примочит.

Мы некоторое время молчали. Каждый думал о своем. И было нечто легкое и расслабляющее в этом молчании. Когда хочется думать – нужно думать. Для этого и дано нам это право. Мозг думает, а душа чувствует. И когда происходит это одновременно – наступает идиллия внутреннего мира человека…

Глядя на потемневший парк, на то, как кроны высоченных деревьев танцевали свой поднебесный танец и в воздухе витал запах свежести и надвигающегося дождя, мне припомнилась одна встреча, которая произошла вот в этом самом кафе, в такой же вот предгрозовой день, на опустевшем побережье Черного моря…

Часть вторая

«Мтвариса»

Проработав всю предшествующую ночь над своей очередной книгой, я, измотанный бессонницей и с опустошенной душой, медленно плелся в предрассветном тумане по аллее, ведущей к морю. Было вот так же парко и свежо одновременно – приближалась гроза. На той стороне неба, куда спешила спрятаться уходящая ночь, четко просматривались сполохи молний. И, хотя, раскатов грома еще не было слышно – гроза приближалась с быстротой черного ворона, посылающего свою тень на умолкшую землю…

Я шел в совершенном одиночестве – ни единой души не встретил. Даже пожелать доброго утра некому было. По обеим сторонам приморской аллеи мирно спали кафе и ресторанчики, еще совсем недавно шумные и суетные, наполненные отдыхающими, теперь едва слышно посапывали в своей сладкой предрассветной дреме. Огни их были погашены, балдахины боковых навесов спущены – за стойками баров тускло поблескивали батареи уцелевших бутылок с напитками.

Позади вереницы этих заведений темнел сплошной стеной лес. Тот самый лес, каждое дерево в котором имеет свой собственный номер, выгравированный на табличке, прибитой к стволу. Каждое дерево пронумеровано и взято на учет. Еще со времен Советского Союза.

И среди всей этой мирно спящей идиллии, брел я, осматриваясь вокруг себя ничего не видящим взором. Как обычно, свой бессознательный путь окончив в кафе «У княжны Маргариты».

В то утро меня вернуло в реальность чувство, что кто-то за мной пристально наблюдает. Так оно и было – из-за барной стойки на меня испуганно смотрели два глаза. Та, кому они принадлежали, старалась сделать так, что бы я не заметил ничего – она ведь не знала, что я могу не видеть, но чувствовать, смотреть в одну точку, но знать обо всем, что твориться даже за моей спиной.

Я постарался выдавить из себя приветствие, как можно тише и мягче. Девушка тоже поприветствовала меня, тихим, приятным голосом, с едва различимым акцентом «дочери гор».

– А что же, Марго еще спит? – я решил «вытащить» наблюдавшую за мной девушку на диалог.

– Нет, она поехала в Гагры. Вернуться обещала только к вечеру, – девушка немного осмелела и «позволила» увидеть ее лицо полностью – выглянула из-за ряда бутылок, выстроенных на стойке, – но она предупредила меня на счет Вас…

Последняя часть предложения была произнесена с необычной интонацией – словно говорящая имела в виду нечто такое, о чем говорить не принято, но, все же, была вынуждена произносить это вопреки своей воле…

– Да? – Искренне удивился я, – и о чем же она Вас предупредила?

Вместо ответа девушка «нырнула» за стойку, но через несколько секунд появилась в зале со знакомым мне кувшином в руках и легкой походкой направилась к моему столику. И только сейчас я заметил, что два высоких стакана уже стояли в центре стола и поджидали, когда же наконец к ним присоединиться их старый друг – кувшин, который бережно несла незнакомка.

– Она сказала, чтобы я Вас не боялась, что Вы безвредный. – Девушка наполнила один стакан вином и поставила кувшин на скатерть. – Еще она просила составить Вам компанию, если Вам это будет нужно.

Я не смог удержаться от смеха – только Марго могло прийти на ум это заковыристое слово – «безвредный»! Ну, надо же – думал, все про себя знаю! Оказывается, что нет!

– Присаживайтесь. Похоже, что сегодня посетителей не будет. Вот-вот хлынет ливень. Кто в такую погоду пойдет на пляж? – Я подставил поближе к девушке второй, еще пустой стакан, – Налейте вина себе тоже. Пусть сегодня будет незапланированный выходной. И мы проведем его вместе. В пустынном кафе, под раскатами летней грозы… Кстати, как Ваше имя?

– Мтвариса.

Я удивленно приподнял бровь, – Вы грузинка? Ну присядьте же, наконец!

Девушка присела напротив меня, пристально всматриваясь мне в глаза:

– Вы говорите по-грузински?

Я отхлебнул глоток холодного вина и не торопился с ответом. Конечно же, я ни слова не знал по-грузински. Как мне объяснить этому невинному существу, что ее имя я уже видел (да, вы не ослышались – именно видел) ранее. В моменты, когда полная луна заливает серебристым светом эту бренную землю…

– Что бы понять, на каком языке звучит имя человека, не обязательно уметь говорить на этом языке. Как бы это доходчиво объяснить? Ну, Вы же сразу узнаете французский, едва услышите первые слова…

– Наверное… Хотя, я ни разу не слышала «живой» французский.

Мтвариса сделала несколько глотков вина из своего стакана:

– А, знаете ли Вы, что означает мое имя?

–Да. Знаю. Мтвариса означает «Лунная». Почему тебе дали это имя? Оно ведь не настоящее?

Девушка ничего на это не ответила. Неожиданно ее взгляд затуманился и померк. Глаза превратились из черно-черных в серые, практически бесцветные.

Без молний и раскатов грома, тихо, словно нехотя, полил теплый летний дождь. Струйки воды начали стекать с балдахинов, задуваемые легкими порывами ветра на плитку внутрь кафе. Роща притихла, ожидая неимоверных потоков с небосвода. Но ожидания эти так и остались ожиданиями. Несмотря на свинцовые тучи, нависшие над лагуной, ливень так и не посетил нас. Казалось, что вот-вот рванет ветер, наклонит, зашумит кронами деревьев, погонит пыль по аллее, заставит и без того редких прохожих спрятаться от непогоды под крыши…

Я делал вид, что рассматриваю ручейки дождевой воды, которые стекали с боковой стороны галереи, пробивая свой путь среди опавшей хвои и мелких веточек… Я старался не смотреть на свою собеседницу. Потому, что чувствовал, что она вот-вот разрыдается. Глядя на ее потупленный взор, чувствовалось, что боль и отчаяние копились в ее душе очень долгое время. И теперь, не в силах уже умещаться в сердце девушки, просились, даже сильнее сказать – вырывались наружу. Безжалостные, не имеющие ничего общего с человечностью…

– Чем ты занимаешься в межсезонье? – Мне было интересно знать, что эта девушка делает зимой, когда туристический сезон закрыт полностью. Почему-то, я проникся к ней какой-то сострадальческой теплотой. Чувствовалось, что здесь скрывается какая-то тайна…

Незаметно, наши стаканы опустели. Я наполнил их содержимым из кувшина. Пододвинул стакан поближе к своей собеседнице:

– Я чувствую, как тебе тяжело. Выпей. Может быть, полегчает… Что это? Что тебя так тяготит?

Мтвариса пригубила стакан, но пить не стала. Она прятала свой взгляд, стараясь не смотреть на меня… Не было у нее ко мне доверия. Вот и все…

Я и не настаивал. Лучшее лекарство от недопонимания – безмолвие. Тишина, молчание и размышление… Когда кажется, что связь между людьми потеряна окончательно – лучше помолчать и дать времени сделать свое дело…

На улице светлее не становилось. Потоки дождевой воды проносились мимо в сторону моря, стараясь стать его частью… Частью чего-то великого и огромного…

– Я приехала сюда, что бы найти пропавшего без вести отца. В 92-м он пошел добровольцем в армию, что бы заработать немного денег. В то время уже несколько лет мы с папой жили одни – моя мама ушла от нас в вечность…

(Имеется в виду война между Грузией и Абхазией в 1992-93 гг.)

Он работал инженером в телефонной компании. И в армии должен был стать обычным связистом… Так ему говорили, когда предлагали стать наемником. Он согласился, потому, что нам очень нужны были деньги…

С войны он не вернулся… Я окончила школу и приехала в Абхазию, чтобы найти его… И вот я здесь…

Я внимательно посмотрел в глаза своей собеседнице: – ты его нашла?

То, что я услышал в ответ – заставило меня покрыться холодной испариной и выпить залпом остатки вина в стакане:

– Я долго его искала. Сначала люди смотрели на меня со злобой и ненавистью. Потом привыкли и старались не замечать. Но я продолжала искать, спрашивать, умолять, плакать и взывать к человеческим чувствам. Я умаляла стариков вспомнить хотя бы мельчайшие подробности из того времени. Любые воспоминания могли помочь в моих поисках. И, наконец-то, сердце одного старого солдата не выдержало, и он рассказал мне все…

Часть третья

«Воспоминание»

… война подходила к концу. Когда отряды Шамиля Басаева практически выбили Национальную гвардию из Гагр (имеется в виду Национальная гвардия Грузии, которая подчинялась главе Госсовета), всем стало понятно – следующей на очереди будет Пицунда. Абхазские партизаны спешно заблокировали дорогу, ведущую к Пицунде, дабы не допустить отходящие разбитые грузинские части выйти к побережью и эвакуироваться на военных катерах. Партизаны так же заняли все господствующие высоты вдоль всей дороги. У отступающих остался один единственный выход – с боями пробиваться к ущелью и по нему, спешно укрыться в горах. От туда, через перевалы они могли бы добраться до своих, с минимальными потерями.

Малочисленный гарнизон гвардейцев, дислоцированный в Пицунде получил приказ охранять старый маяк, который служил еще и мощной радиолокационной станцией. Ожидалось, что по первому же сигналу, эскадра легких катеров должна будет подойти к берегу и эвакуировать гарнизон и пробившихся из окружения.

В этом гарнизоне служил и твой отец. До войны он работал инженером на узле связи в Тбилиси. И во время войны выполнял те же функции – обеспечивал связь.

Заняв оборону в полуразрушенном здании санатория, в нескольких метрах от маяка, грузинские военные с тревогой вслушивались в перехваченные радиопереговоры, доносящиеся с передовой. Когда радиосигналы стали все слабее и слабее, те, кто охранял маяк, поняли – основные силы укрылись в ущелье. Они удалялись все глубже и глубже в горы. Пришло время эвакуироваться…

Время шло, а спасательных судов не было. На все требования прислать помощь, они получали сухой и однозначный ответ – «ждите, помощь вышла…»

Но она так и не пришла. На третьи сутки ожидания, гарнизон принял бой. Абхазские войска подтянули к маяку малокалиберную артиллерию и выбивали с ее помощью укрывшихся в многоэтажном здании гвардейцев.

Ночью, оставшиеся в живых, покинули здание санатория и укрылись в огромном приморском парке… Живым от туда уже ни кто не вышел…

Мтвариса замолчала, устремив невидящий взгляд в даль. Было видно, что рассказ этот дался ей нелегко.

Дождь продолжал поливать землю. Заметно похолодало. Очевидно, где-то в горах выпал град. Очень уж пахло в воздухе свежестью и прохладой.

– Тебе удалось найти могилу своего отца?

–Нет,– со вздохом ответила Мтвариса. – Я так и не нашла, где он покоится. Он и остальные, кто в ту ночь ушли вот в эти – она показала рукой в сторону парка – заросли деревьев. Но папа, от туда, сверху, наверное, видел все мои страдания. И однажды, когда на небе сияла огромная луна, он тихо позвал меня. Я лежала вон на том гамаке, почти уже уснула, когда услышала его голос…

Мтвариса пристально посмотрена мне в глаза, желая понять мою реакцию на сказанное ею – не воспринимаю ли я ее слова, как бред сумасшедшей? Но я не выразил никаких эмоций. В конце концов, после стольких безрезультатных поисков могилы своего отца, у нее вполне мог развиться невроз на этой почве. И как следствие – голосовые галлюцинации. И нет в этом ничего необычного. Наука давно все это объяснила и подкрепила исследованиями.

– Вы, наверное, не поверите мне, – легкая улыбка коснулась губ девушки, – но теперь каждое полнолуние отец приходит ко мне. Осенью, когда заканчивается сезон отпусков, я возвращаюсь в Грузию. Но к середине весны снова приезжаю сюда. Что бы опять повидаться с моим папой…

Часть четвертая

«Эпилог»

Тетушка Марго непривычно долго не покидала своего гамака. И разговорчивостью, сегодня, она не отличалась. Краем своего сознания я чувствовал – что-то ее очень тревожит. Но она не говорит. Значит, не пришло еще время для разговора.

– Кстати, тетушка Марго, все время забываю Вас спросить: – девушка, которая работала у Вас несколько сезонов подряд, в этом году не приехала?

– Нет, не приехала. И не приедет уже. Не знаю, что произошло, но Мтвариса теперь навсегда со своим отцом…

Я развел руками, не в силах ничего произнести. Тетушка спиной почувствовала мое недоумение, потому поспешила объяснить:

– В прошлое полнолуние, я видела их вместе на берегу моря. Они стояли, словно в ожидании спасательных катеров, которых когда-то так и не дождались. Они стояли, обнявшись, в надежде, что эти катера увезут их в безопасное место, подальше от проклятой войны…

Пицунда.

Абхазия.

2015 год.