Текст книги "Иван Грозный"

Автор книги: Вадим Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Покорение Казани

Татарский вопрос был в то время самым актуальным для страны. Он обходился русским в тысячи жизней ежегодно – людей убивали во время набегов и угоняли в рабство, не зря именно Грозный вынужден был ввести в стране невиданный ранее налог – «полоняничные деньги», предназначенные для выкупа пленных. Восточный вектор станет одним из важнейших направлений внешней политики Ивана Грозного. В 1550–1560-х гг. велась огромная работа по укреплению южной границы – активно восстанавливались старые и возводились новые города-крепости, для того чтобы не допустить татар в центр Московского государства. Так в конце 70-х гг. XVI в. была создана знаменитая «засечная черта» – почти непрерывная укрепленная линия, протянувшаяся на несколько сотен километров.

Главная трудность состояла в том, что среди наследников Улуса Джучи (Золотой Орды) появился явный лидер – Крымская Орда, которая всерьез намеревалась повторить то, что уже проделала Москва, – собрать под одно крыло «свои» осколки империи. При этом крымчаки могли надеяться на помощь сильного сюзерена – Османской империи. Они же спровоцировали и обострение «казанской проблемы».

В среде казанской аристократии в конце XV – начале XVI в. боролись две группировки – одна делала ставку на союз с Москвой, другая ориентировалась на Крымское ханство и Османскую империю. В сентябре 1535 г. в Казани произошел переворот и ханом стал крымский царевич Сафа-Гирей. С этого момента начинаются набеги казанцев на восточные районы Русского государства. Со временем нападения казанских татар приобретали все больший размах. Под их удар попадали обжитые, многолюдные места – на западе зéмли до Владимира, а на северо-западе – до реки Сухоны.

За год до коронации Ивана Грозного – в 1546-м – в результате вспыхнувшего в Казани восстания к власти пришла промосковски настроенная аристократия. И хотя царевич Шах-Али (в русских источниках Шигалей) не смог удержать престол, вернув его Сафа-Гирею, стало очевидно, что среди казанской элиты нет единства.

Первый поход на Казань зимой 1547/48 г., возглавляемый царем, окончился неудачей: без артиллерии штурмовать город оказалось невозможно. Подготовка к новому походу началась незамедлительно – осенью 1549 г., а уже в феврале 1550-го русские осадили Казань. Сопротивление жителей города было ожесточенным, и царю пришлось снять осаду. Второй поход также не привел к победе. Тогда русские изменили тактику. В 1551 г. в 20 верстах от Казани при впадении в Волгу реки Свияги возвели крепость – Свияжск. После этого «горная черемиса» (марийцы, жившие на высоком берегу Волги), получившая от московского царя подтверждение ее права владения землями и угодьями, принесла присягу верности русскому царю и признала его власть. Так значительная часть территории Казанского ханства вошла в состав Русского государства.

Летом 1551 г. внутриполитическая ситуация в Казанском ханстве развивалась благоприятно для Ивана Грозного: казанцы приняли предложенные им условия заключения «вечного мира». Согласно этим условиям ханом становился Шах-Али. Номинальный хан, малолетний сын Сафа-Гирея Утемиш-Гирей и правившая за него мать, Сююн-бике, передавались русским воеводам; все русские, находившиеся в плену, должны быть освобождены, Горная сторона признается частью Русского государства. Позже договор был дополнен: вместе с Горной стороной к России отходила половина рыбных угодий на Волге.

Первоначально план исполнялся точно: 11 августа Сююн-бике с сыном были привезены в Свияжск, 15 августа казанцы принесли присягу соблюдать условия мирного договора, на следующий день Шах-Али въехал в Казань, а 17-го были отпущены 2700 русских пленных. Однако вскоре стало ясно, что Шах-Али не сможет удержать престол. Действительно, в результате переворота к власти пришел астраханский царевич Ядигер, которого и провозгласили ханом, последним в истории Казани.

Иван Грозный решил взять Казань штурмом. 23 августа 1552 г. началась долгая и трудная осада. Как отмечает историк Р. Г. Скрынников, «крепость служила резиденцией для хана и его знати. Она не могла вместить большой гарнизон. Ко времени осады орда с кибитками и табунами продолжала кочевать в окрестных степях» [20]. Опасаясь удара в спину, фактический командующий русской армией князь Александр Горбатый-Шуйский со штурмом не спешил, намереваясь сначала разделаться с ордой. И это ему удалось – силы татар, находившиеся вне крепости, были разбиты в сражении на Арском поле.

После этого в дело вступили инженеры. Дьяк Выродков возвел напротив Царевых ворот трехъярусную башню, и установленные на ней пушки обстреливали осажденных поверх крепостных стен. Оставшийся в истории безымянным немецкий инженер подвел четыре подкопа под стены крепости. После взрыва у Арских ворот начался штурм, где особенно отличился воевода Алексей Басманов, занявший со своими отрядами Арскую башню и удерживающий ее два дня, пока наконец русские отряды не ворвались в Казань с разных сторон и 2 октября город был взят.

Взятие Казани Иоанном Грозным. Художник Петр Коровин

Именно со взятия Казани началась громкая слава многих упомянутых в этом рассказе. Вокруг совершившего великий подвиг молодого царя сформировался своеобразный пантеон героев, совсем как в греческих мифах. По всей Руси гремела слава Владимира Старицкого, Алексея Адашева, Александра Горбатого-Шуйского, Андрея Курбского, Алексея Басманова, Михаила Воротынского…

Значение этой победы было огромным. Историк Б. Н. Флоря отмечал: «Казанская победа означала перелом в истории отношений России с ее южными и восточными соседями. Теперь Россия уже не только защищалась от нападений с их стороны, но и сама перешла в наступление, а одно из недавно угрожавших ей “царств” – наследников Золотой Орды вошло в состав Русского государства» [27].

Итак, к началу 50-х гг. все на первый взгляд складывалось наилучшим образом. Страна выбралась из ямы, где пребывала весь период боярского правления – более того, начался подъем, который удивлял своей стремительностью. В государстве проведены необходимые реформы, на Стоглавом соборе решены важнейшие для Средневековья вопросы вероисповедания. Сокрушен самый близкий и один из самых опасных врагов – Казанское ханство, Московское государство обезопасило свои восточные границы.

Накануне войны произошла консолидация всего русского общества – большая война и большая победа по-настоящему сплотили народ. Во главе государства встал умный, деятельный и безмерно популярный в народе правитель, которому к тому же было всего 23 года.

Как писал Карамзин, «…казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства, великости и счастия на троне… Но здесь восходит первое облако над лучезарною главою юного Венценосца» [3].

Что же произошло? 1 марта 1553 г. молодой царь тяжело заболел – как свидетельствует летопись, «мало и людей знаяше» [28], то есть постоянно находился в беспамятстве и никого не узнавал. Чуда ждать не приходилось, казалось, едва поднявшаяся с колен страна вот-вот рухнет в пропасть очередной катастрофы. Перед российской элитой встал вопрос: как если не предотвратить, то хотя бы ослабить тяжелые последствия, неизбежные в случае смерти царя? И главным конечно же был вопрос наследования.

Сыну Ивана, царевичу Дмитрию, было всего несколько месяцев – он родился во время возвращения Грозного из казанского похода. История повторяется? Опять малолетний государь, опять регентское правление, опять подтачивающая страну борьба боярских группировок за власть… Неудивительно, что часть боярства задумалась об альтернативном варианте. А такой вариант был.

Новая система наследования – от отца к сыну – еще не успела закрепиться, и в памяти народа был свеж старый закон, когда правителю наследовал не сын, а младший брат. Единственный уцелевший во времена братоубийственной резни близкий родственник Ивана – его двоюродный брат Владимир Андреевич Старицкий – обещал стать неплохим царем.

Несмотря на то что отца Старицкого уморили в тюрьме во времена боярского правления, а сам Владимир еще ребенком вместе с матерью почти 4 года провел в заключении, выросшие кузены если и не дружили, то были в весьма неплохих отношениях. Владимир принимал активное участие в государственных делах и военных походах, часто заменяя брата на престоле во время его отсутствия – например в 1549 г., когда Иван IV возглавлял поход на Казань. Во время штурма Казани князь Владимир командовал царской дружиной, он со своим отрядом одним из первых ворвался в город и первым поздравил брата с победой.

Когда умирающий Иван пришел в себя и потребовал привести всех к присяге своему сыну, без разговоров присягу принес только «ближний круг». Другие же боярские роды, чувствующие себя обойденными, присягать «царю в пеленках» отказались, требуя сначала утвердить регентский совет с равномерным представительством сильнейших фамилий. В этом не было ничего удивительного. Все понимали, что после смерти Грозного Избранная рада не проживет и дня – без своего высокого покровителя ее худородные вожди не представляли собой ничего. Все их государственные таланты не имели никакого значения: за Адашевым и Сильвестром не было ни мощных боярских кланов, ни воинских дружин, ни земель, где можно собрать ополчение, ни даже больших денег.

Значит, все, как и несколько десятилетий назад, будет решать схватка боярских родов между собой. И здесь все козыри были у Захарьиных-Юрьевых: и без того один из самых сильных русских кланов многократно усилился после того, как его представительница стала царицей. Именно против будущей гегемонии Захарьиных и восстала Боярская дума. С полного ее одобрения Федор Адашев, отец царского любимца, и заявил тогда: «…сын твой, государь наш, еще в пеленицах, а владеть нами Захарьиным, Данилу з братьею, а мы уж от бояр до твоего возрасту беды видели многия» [24].

Некоторые тайно начали переговоры со Старицкими. Сам же удельный князь занял осторожную позицию – в итоге все-таки присягнул, но не сразу. Открыто взбунтовалась его мать, похоже, так и не простившая «москвичам» смерти мужа. Она трижды отказывалась приложить к «целовальной грамоте» своего сына его печать, глумилась, «что то, де, за целование, коли невольное» и вообще «много речей бранных говорила» [24].

До открытого бунта дело, впрочем, не дошло – Иван неожиданно пошел на поправку и вскоре встал на ноги. Однако случившееся оказало огромное влияние на характер Ивана и его мировоззрение. Он понял, сколь тонка грань между порядком и анархией и как быстро рушится то, что ты возводил годами. Боярские «брань велия и крик и шум велик, и слова многие бранныя» [27] у его постели, судя по всему, вновь вернули его в мрачную атмосферу детства. Он был добр и милостив, он во всем следовал советам убеждавших его жить праведно Алексея и Сильвестра – и что получил взамен?

Выздоровев, Иван вопреки советам Избранной рады уехал на длительное богомолье в Кириллов монастырь. Ему надо было о многом подумать. С одной стороны – давние друзья, которые настоятельно советуют приструнить родственников жены и успокоить народ. С другой – любимая жена, восставшая против друзей, которая чуть не каждый день намекает – пора бы, мол, уже своим умом жить, а не кого-то слушать. Возможно, на богомолье царь отправился именно затем, чтобы спокойно все обдумать и принять чью-то сторону.

Но по возвращении из монастыря случилась огромная беда: на реке Шексне при посадке на корабль царевича Дмитрия уронили в воду и младенец утонул. Смотреть за наследником было поручено Захарьиным, к тому же именно Данила Романович и Василий Михайлович Юрьевы вели по сходням уронившую ребенка кормилицу. Скорее всего, именно эта трагедия привела к тому, что многие родственники царицы на следующий год лишились своих постов. С засильем Захарьиных было покончено, но отношения между Анастасией и Избранной радой испортились окончательно. Реформаторы получили в лице царицы серьезного врага, который к тому же имел огромное влияние на Ивана IV – свою первую жену царь любил без памяти.

Как отмечает большинство исследователей, именно тогда и появляются первые признаки охлаждения Грозного к Сильвестру и Адашеву. Выбор был уже сделан, да и внутриполитические проблемы вскоре отступили перед внешнеполитическими.

Европа или Азия?

«Европа или Азия?» – именно так стоял вопрос в середине 50-х гг. XVI в. Стремительно растущая Россия делала решающий выбор: куда направить основные усилия, по какому пути пойдет ее экспансия?

На азиатском направлении после завоевания Казани складывалась благоприятная ситуация. Вскоре настал черед еще одного татарского ханства, расположенного на Волге – Астраханского, названного так из-за своей столицы Хаджи-Тархан, которую русские переделали в «Астрахань». После падения Казани астраханский хан Емгурчей (Ямгурчи) предложил союз и дружбу Ивану IV, которые были приняты. Однако в 1554 г. Емгурчей нарушил этот договор, в результате чего ранней весной 1554 г. в поход к Астрахани было отправлено 30-тысячное русское войско.

В июле 1554 г. Астрахань была взята, хан Емгурчей бежал в Азов, где он принял покровительство турецкого султана. Новый астраханский хан Дервиш-Али выполнил требование победителей – отпустил из плена всех русских и обязался выплачивать дань московскому царю: 40 тысяч алтын (1200 рублей серебром) и 3 тысячи волжских рыб («осетров в сажень»). В 1556 г. в Москве стало известно об измене Дервиш-Али, который искал покровительства у крымского хана Девлет-Гирея. Тогда русские отряды захватили Астрахань, Дервиш-Али бежал к Азову, а ханство было ликвидировано. Россия утвердилась на всем протяжении Волги – от истока до устья, главная река региона стала российской.

Нормально развивались отношения и с другими осколками Орды – Ногайским и Сибирским ханствами. Территория кочевок Ногайской Орды охватывала бассейн нижней Волги и Яика (Урала), то есть территории современных Западного и Центрального Казахстана, Южного Урала и Нижнего Поволжья. В первой половине XVI в. ногайская знать также была расколота на прокрымскую и промосковскую группировки. Западная часть Орды торговала с Москвой, восточная, кочевавшая за Яиком, больше ориентировалась на Среднюю Азию. Со второй половины XVI в. некоторые ногайские мирзы начинают переселяться в Московское царство, дав начало таким известным фамилиям, как Урусовы и Юсуповы.

В 1554 г. русские дипломаты Адашев и Висковатый заключили с послами промосковски настроенного бия Измаила договор о союзе. Вскоре после этого Измаил захватил верховную власть в Орде, это означало включение Ногайской Орды в сферу русского политического влияния. В 1557 г. между Иваном IV и бием Измаилом был заключен шертный договор, что большинством исследователей интерпретируется как начало вассальной зависимости Орды от России. Не все приняли такой поворот событий. Ногайская Орда распалась на Большие Ногаи, ориентированные на Московское государство, и Малые Ногаи, не признавшие подчинения Москве.

Что касается Сибирского ханства, то в середине XVI в. его обширная территория включала в себя бассейны Иртыша и Оби, то есть простиралась от восточных склонов Уральских гор до рек Надым и Пим.

В январе 1555 г. от правителя Сибирского ханства Едигера в Москву прибыло посольство к Ивану IV с поздравлениями в связи с покорением Казанского и Астраханского ханств. Как писал С. Соловьев, послы «били челом, чтоб государь князя их и всю землю Сибирскую взял в свое имя и от всех неприятелей заступил, дань свою на них положил и человека своего прислал, кому дань сбирать. Государь пожаловал, взял князя сибирского и всю землю в свою волю и под свою руку и дань на них положить велел» [25].

Дань привозили в 1556, 1557 и в последующие годы. Кроме установления сюзерено-вассальных отношений в это же время начинается промышленное освоение Зауралья, связанное с именем купцов Строгановых.

Забегая вперед, напомним, что ответом на приход к власти в Сибирском ханстве в 1563 г. нелояльного к Москве Кучума стал знаменитый поход Ермака Тимофеевича за Каменный пояс (Урал), закончившийся разгромом в 1582 г. Сибирского ханства и присоединением Западной Сибири к Москве.

Таким образом, за исключительно короткий с точки зрения истории срок все территории, ранее входившие в Улус Джучи, за исключением Крымского ханства, попали в зависимость от Московского государства. Некоторые из них потеряли свой суверенитет полностью, некоторые частично, но благодаря этой трансформации невиданно расширились и укрепились границы Русского государства. Как подсчитали историки, за время правления Грозного территория Руси увеличилась почти в два раза – с 2,8 млн квадратных километров до 5,4 млн – и к моменту смерти монарха стала больше всей остальной Европы.

Правда, оставался еще Крым – набеги с его территории стали главным бедствием страны. Но и здесь подвижки были налицо. В 1555–1556 гг. впервые в истории русские войска не остановились на обороне южной границы, а перешли к наступательным действиям против Крыма. И хотя походы войск под командованием Ивана Шереметьева (1555) и дьяка Ржевского (1556) не добились поставленных целей (пусть и закончились довольно удачно), начало было положено.

Главным сторонником идеи сосредоточить все силы на южном направлении был Алексей Адашев. Действительно, решение «крымского вопроса» значило многое: русские земли навсегда будут избавлены от татарских набегов, Россия перестанет терять тысячи ежегодно угоняемых в полон подданных и, самое главное, страдать от нехватки земель. При снятии татарской угрозы сразу начнется освоение самых плодородных земель великорусской равнины, тех самых черноземов Дикого поля, которые тогда были безлюдными из-за близости татар. Ненужными станут огромные расходы на оборону южных границ государства.

Некоторые русские военные экспедиции в Крым даже добивались значительных успехов. Так, в 1558 г. войско князя Дмитрия Вишневецкого разбило татар у Азова, а в 1559 г. боевые действия уже были перенесены на крымскую территорию – войско под командой Даниила Адашева (брата царского фаворита) разорило крупный порт Гезлев (сейчас – Евпатория) и освободило множество русских пленников.

Однако для решения проблемы Крыма нужны были не разовые военные акции, а целенаправленные усилия, но этого не произошло – при выборе между азиатской и европейской экспансией Грозный поставил на Европу. В результате началась знаменитая Ливонская война.

Начало Ливонской войны и разрыв с советниками

Выбор царя был обусловлен обычной логикой государственного деятеля. За Крымом стояла турецкая Блистательная Порта – одна из сильнейших империй планеты. В Европе же предполагалось подавить маленькую Ливонию, переживающую тяжелейший внутренний кризис.

В начале XIII в. Дерптское, Эзельское, Курляндское епископства, Рижское архиепископство и Ливонский орден образовали Ливонскую конфедерацию, являвшуюся вплоть до середины XVI в. западным соседом Новгородской и Псковской земель.

Основная причина войны была экономической. В середине XVI в. объемы торговли России с Европой сильно выросли, однако свободному выходу на европейские рынки препятствовали соседи, прежде всего Ливония. Благодаря географическому положению она почти полностью контролировала транзитную торговлю на западной границе Русского государства. Это давало возможность Ливонии не пропускать те товары, которые, как она считала, могут усилить мощь соседа.

Так, был категорически запрещен ввоз в Россию оружия, свинца, меди и других цветных металлов. Русские купцы в портах Ливонии имели право заключать договоры только с местными купцами, выполнявшими роль посредников. Западноевропейских купцов не пропускали через территорию Ливонии в Россию, а русских купцов не выпускали в Европу.

Согласно договору, заключенному еще Иваном III в 1503 г., между Москвой и Ливонией устанавливалось шестилетнее перемирие, позже оно неоднократно продлевалось. Накануне войны российская дипломатия начала искать способы давления на орденское государство – благо близился срок очередного продления перемирия. И предлог был найден – им стала так называемая «юрьевская дань». Никто уже и не помнил, за что город Дерпт (по-русски – Юрьев, ныне – Тарту) обязался платить дань Пскову, но этот пункт аккуратно повторялся во всех продляемых мирных договорах, хотя дань давно никто не платил. И Адашев с главой Посольского приказа дьяком Висковатым придумали нестандартный дипломатический ход – было объявлено, что дань уплачивалась ливонцами за разрешение поселиться на земле, принадлежавшей русским великим князьям.

На состоявшихся в 1554 г. переговорах о продлении перемирия вопрос о дани стал центральным. Ливонцы, понимая, к чему идет дело, пообещали собрать «по гривне немецкой» с каждого жителя Дерптского епископства и доставить дань. После нескольких лет проволочек и напрасного ожидания Иван IV перевел решение вопроса из плоскости дипломатической в политическую.

В январе 1558 г. русские войска перешли границу, началась Ливонская война.

Первое время кампания шла блистательно – в том же году Ливония потеряла Нарву, Нейгауз, Дерпт, всего русскими было занято более 20 городов. В итоге русские полностью овладели восточной частью Эстонии. Ливония де-факто была разгромлена, но возникло новое осложнение. Государства-соседи тоже рассчитывали получить куски сокрушенной Ливонии и включились в борьбу за ливонское наследство.

И вот здесь российская дипломатия допустила промах – в марте 1559 г. с Ливонией было заключено перемирие до ноября. По плану Адашева, руководившего в то время внешней политикой, Россия должна была вести активное наступление на двух направлениях, в Ливонии и в Крыму, и план этот успешно претворялся в жизнь – Ливония была сокрушена, а войска крымского хана заперты на полуострове.

Прекрасно понимая, что в одиночку одолеть Крым не удастся, Московское княжество предлагает военный союз Великому княжеству Литовскому, которое страдало от татарских набегов ничуть не меньше и не должно было упустить возможность сокрушить смертельного врага.

Но тут российскую дипломатию ждал удар: альянс действительно сложился, но совсем не тот, которого ждали московиты. Литва нормализует отношения с Крымом и берет Ливонию под свое крыло: во время перемирия Орден успел перейти под протекцию Великого князя Литовского. Для Ивана продолжение военных действий в Прибалтике означало войну уже не с умирающей Ливонией, а с вполне сопоставимым по силе государством, находящимся к тому же в союзе с Польшей.

И в этот момент Иван впервые пошел наперекор мнению советников. Адашев и Сильвестр настойчиво предлагали перевести все силы на крымское направление, удовлетворившись контролируемыми территориями Ливонии, тем более что основных целей Московское царство уже добилось – выход к Балтике обеспечен, а захваченная Нарва не только восстановила, но и постоянно наращивала объемы морской торговли, став главными торговыми воротами России. Главное достоинство этого плана было в том, что он позволял избежать войны с Литвой и не разбрасывать силы на два фронта.

Однако Иван, которому было уже почти тридцать лет, крайне болезненно воспринял традиционные «нотации» Сильвестра, угрожавшего царю Божьим гневом («…аще ли не так, то душе пагуба и царству разорение!» [7]), если тот не будет следовать его и адашевским советам. Адашеву же царь, очевидно, так и не простил дипломатического поражения.

Но главная причина царского раздражения была психологической – тяжело заболела царица Анастасия, и крайне обеспокоенный царь наверняка вспоминал ее столкновения с Избранной радой, в которых он неизменно принимал сторону друзей.

Окончательный разрыв, скорее всего, произошел в конце ноября 1559 г. – Иван демонстративно поступает наперекор советникам, заявив о продолжении военных действий в Прибалтике.

Сильвестр собрал свои немногочисленные пожитки и уехал в Кириллов монастырь, где постригся в монахи под именем «Спиридон». Что же до Алексея Адашева, то его царь отдаляет от себя, отправив в Ливонию искупать дипломатический провал воинской службой на должности третьего воеводы большого полка.

Возобновившиеся военные действия поначалу были победоносными для русских, которым удалось взять значимые крепости – Мариенбург и Феллин – резиденцию магистра Ордена. Взявшим Феллин Мстиславскому и Адашеву досталась почти вся ливонская артиллерия, плененного магистра Фюрстенберга отправили в Москву. Ливония как самостоятельное государство фактически прекратила свое существование.

Еще один любимец царя, член Избранной рады князь Андрей Курбский, первый принял бой с пришедшими на помощь вассалам литовскими войсками. Опытный стратег, воевавший с малолетства, Курбский литовцев разбил, и те бежали за Двину.

Однако в борьбу за ливонское наследство, как уже говорилось, включились и другие государства: остров Эзель захватила Дания, Ревель и Северная Эстляндия оказались под властью Швеции, литовские войска заняли всю Южную Ливонию, а на территории к западу от Двины образовалось вассальное Литве Курляндское герцогство. Вместо слабой Ливонии Россия оказалась перед лицом трех сильных соперников.

Победа рассыпалась прямо в руках Ивана. Взбешенный царь решил сосредоточиться на главном обидчике – Литве, договорившись со скандинавами. Хотя и с изрядными уступками, но нейтрализовать Швецию с Данией Москве удалось, а в 1562 г. началась масштабная война между Великими княжествами Московским и Литовским.

Но перед этим произошло несколько крупных событий в личной жизни царя.

Одиночество

7 августа 1560 г., так и не оправившись от болезни, умерла царица Анастасия – главная и неизбывная любовь Ивана, женщина, с которой они шли рука об руку с ранней юности и которая родила ему шестерых детей. На похоронах грозный царь рыдал как ребенок и «от великого стенания и от жалости сердца» [16] едва держался на ногах – за гробом его вели под руки.

Вскоре после похорон встревоженное силой нервного потрясения царя боярство просит государя жениться еще раз. Иван, пытавшийся хоть чем-то заполнить зияющую пустоту в душе, соглашается. Его новой женой становится Мария Темрюковна, дочь кабардинского князя Темрюка. Но это не помогло – всех своих последующих жен (а их будет шесть или семь – источники расходятся во мнениях) Иван будет постоянно сравнивать с Анастасией.

После смерти жены злость Ивана на Адашева вспыхнула с новой силой, и по приказу царя бывшего советника, несмотря на все его воинские победы, отправляют в Юрьев и держат там в заточении. В Юрьеве Алексей Адашев заболел горячкой и через два месяца скончался. Никакого злого умысла здесь, похоже, не было, и смерть бывшего друга стала для царя полной неожиданностью. Он даже отправил в Ливонию комиссию для расследования обстоятельств смерти недавнего любимца, и та уверенно подтвердила естественную смерть.

Сильвестр был еще жив, но для мира он все равно что умер – на Руси уход в монастырь навсегда вычеркивал человека из суетной светской жизни. Бывший священник, ставший чернецом, еще несколько лет скитался по северным монастырям, проповедуя нестяжательство, и скончался в 1566 г.

Так или иначе, но в том злосчастном 1560 г. Иван остался совершенно один, лишившись всех своих близких людей.

Этот незаурядный человек обладал недюжинным умом, волей, смелостью, расчетливостью и прочими необходимыми правителю качествами. И он был бы идеальным царем, если бы не одно обстоятельство – эмоциональность, которой природа его наделила сверх всякой человеческой меры. Ему бы темперамент флегматика – и наступил бы на Руси золотой век. Но Иван всю жизнь жил «нервами наружу», крайне болезненно воспринимая не то что удары – тычки судьбы. Сильвестру и Адашеву до поры удавалось направлять эту мятущуюся натуру по благотворному для страны руслу. Анастасия, как никто другой, умела успокаивать супруга и врачевать его стертую до крови душу. Англичанин Джером Горсей, агент «Московской компании», в своих «Записках» характеризовал Анастасию «такой мудрой, добродетельной, благочестивой и влиятельной, что ее почитали, любили и боялись все подчиненные. Великий князь был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом» [1].

Трое самых близких царю людей не любили друг друга, но, наверное, есть какая-то высшая справедливость в том, что на знаменитом памятнике «Тысячелетие России» они изображены вместе. В центре композиции – потупившая взор Анастасия, по правую руку – Сильвестр в клобуке, по левую – Адашев с мечом.

А Ивану пришлось учиться жить в одиночестве. Получалось это у него плохо.

«Изменники государьскои»

У царя окончательно испортились отношения с боярством. В 1561 г., вступив во второй брак, царь составил новое завещание, где огласил список лиц, должных управлять страной в случае его внезапной смерти. Там не было ни князя Старицкого, ни Шуйских, ни представителей других знатнейших фамилий. Зато было много Захарьиных и близких им людей.

Боярство сделало выводы – начались измены и побеги. В январе 1562 г. арестован боярин Иван Дмитриевич Бельский, который «хотел бежати в Литву и опасную грамоту у короля взял» [12]. Бельский был не просто знатным боярином, а наиболее близким родственником Ивана по отцу (за исключением князя Старицкого) и первым по знатности членом Боярской думы. Затем последовала измена представителей еще одной знатнейшей фамилии – 15 сентября того же года царь «наложил свою опалу на князя Михаила и Александра Воротынских за их изменные дела» [12]. В октябре в опалу попадает один из членов Избранной рады, князь Дмитрий Курлятев «за его великие изменные делы» [12].

В 60-х гг. московская аристократия начинает искать счастья за границей: в Литву бежал стрелецкий голова Тимофей Тетерин; накануне войны уже из собранного к походу войска переметнулся знатный дворянин Богдан Никитич Хлызнев-Колычев. Побеги же незнатных «детей боярских» стали обычным явлением.

Меж тем война началась – 30 ноября 1562 г. огромная русская рать выступила на расположенный на Западной Двине город Полоцк. Это был один из ключевых для Литвы городов, именно по Двине отсюда шли поставки хлеба в Западную Европу, которые лежали в основе экономики Великого княжества Литовского. Литовцы промешкали со сбором войска, поэтому Грозный беспрепятственно осадил Полоцк, сильная русская артиллерия разнесла его стены, и 15 февраля 1563 г. город капитулировал.

Это поставило литовцев в сложное положение, чем Грозный не замедлил воспользоваться – предложил перемирие на 10 лет с условием, чтобы завоевания в Ливонии и Полоцк остались за Россией. А чтобы сделать Литву сговорчивее, двинул на княжество две армии. Но литовцы, наконец-то выступившие в поход, спутали все планы – 26 января 1564 г. главная из этих армий была разбита литовскими войсками под Улой. Это был полный разгром – погиб командующий армией Петр Иванович Шуйский, многие воеводы попали в плен.