Текст книги "Заговор богов"

Автор книги: Вадим Крабов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Кан Хай был простым флотским офицером и не дружил с высоким чиновником – наместником императора в заморской колонии, поэтому не знал о шутке с «половиной зенита». Будь иначе, то Рус, возможно, не организовал бы поход. Но и сейчас, получив отгадку, князь Кушинара не стал досадовать на бесполезность собственной экспедиции, которую отправил главным образом для решения этой загадки. Нет худа без добра: по мере возможности они следят за судами, идущими на запад и досматривают всех, кого могут. Всего два корабля. Но они есть!

Весь следующий день Рус слонялся по тавернам. Подсаживался к одиноким посетителям, навязывался в компании, прислушивался к разговорам, но никто об оборотнях не болтал. Несколько раз «вызванивал» Адыгея, и тот тоже ничем не радовал. Рус держал себя в руках, успокаивая мыслью: «Ничего, отрицательный результат – тоже результат. Раскинем сети… В квартал кушингов пойду. Да, опасаются они меня, но, надеюсь, не откажут, расспросят народ. Конечно, разболтают и спугнуть могут, но чего терять-то теперь? Гнатика перепрячут? В логово лоосок заберусь, но разыщу!» И в очередной раз остро пожалел о том, что при слиянии с Силой «залетать» в дома густонаселенного Понтинополя не получалось.

Проверял. Что-то не позволяло. В этом «что-то» Рус с удивлением угадывал слияние множества людских чувств, мыслей, стремлений, желаний, которые не хотели пускать в места своего пребывания никого постороннего. Может, то и была пресловутая «совокупная Воля»? Как бы там ни было, но полюбоваться городом можно было только с высоты птичьего полета. Форсировать снижение, ломать барьер он не решился. Если засомневался в успехе, значит, лишние трудности неизбежны, а они того не стоят. Ножками ходить гораздо легче, а язык, как всем известно, до Киева доведет. Если понадобится, Рус намеревался перебраться на другой континент. Нужный район империи он себе представлял и был уверен, что точное расположение ордена Сумеречников не станет для него секретом. Только надо успеть до того, как в гнатиковском амулете «универсальной защиты» закончится Сила Геи… В голову заползали тягостные воспоминания о вызове «отражения» души Гнатика.

Ребенок явился в своем обычном восьмимесячном обличье, а не более взрослым, как он втайне надеялся. Сын улыбался, глядя на отца своими огромными умными глазищами. У Руса подкосились ноги. Он сел рядом с мальчиком, обнял его, прижал к груди. Забормотал что-то ободряюще-успокаивающее, и сынишка в ответ лениво обхватил родителя. Они прижались щека к щеке, и Рус еле сдержал слезы.

– Ты, главное, крестик не снимай, сынок, – сорванным голосом прохрипел отец. Малец неожиданно кивнул. Рус замер. Аккуратно разжал на своей шее руки Гнатика, который отцепился неожиданно охотно, будто не соскучился вовсе.

– Игнатий, ты уже взрослый, – лихорадочно затараторил безутешный папаша, вглядываясь в большие серые довольные глаза сына, стараясь не обращать внимания на легкость, с которой тот отстранился. – Если я тебя чем обидел – прости. И маму тоже прости, я и за нее извиняюсь. – И младенец явственно согласился, мол, не в обиде. Что-то мелькнуло в глубине его взора, что-то теплое. – Тебя как, не обижают? Ты сыт? – На последний вопрос ребенок радостно залопотал. Мол, очень даже вкусно. В этом Рус не сомневался, а вот радость Гнатика очень не понравилась. – Эй, тебя, случаем, не опоили?! – Спросил тревожно и сам же себя оборвал: «универсальная защита» магические яды разрушит! Только есть и обычные.

Мальчишку, похоже, держали в сладком дремотном состоянии. Большую часть времени он спал, а когда бодрствовал, то пребывал в полубессознательной эйфории. Как ни пытался Рус добиться от Гнатика любых намеков на его местоположение: была или есть ли качка; летел ли через подобие «зыбучей ямы»; тепло или прохладно; видит ли солнце – ничего не выходило.

Он не стал вызывал Гелинию, чтобы не рвать ей сердце. От вида почти настоящего сына у него самого за грудиной кололо, будто еж распушился. «Почти» забывалось напрочь, стоило только обнять свою кровиночку. Такую изощренную пытку Рус и в лоосском рабстве не помнил. Они оба чувствуют Гнатика, и этого достаточно. Пока ребенок был жив, здоров и никому из богов не посвящен (что стало бы понятно сразу). И это дарково «пока» висело над ними многотонной каменной глыбой. Висело на тоненькой ниточке, неумолимо подтачиваемой безжалостным временем. Волокна лопались одно за другим…

Идти в кушинарское землячество, чего князю Великого Кушинара крайне не хотелось, хвала богам, не пришлось. Его хитрые подданные были себе на уме и не очень-то жаловали своего не менее изворотливого властителя, свалившегося к ним на голову при помощи этрусских мечей. В первую ночную четверть, во время бушующего за окном таверны ливня, Русу «позвонил» Адыгей. Несмотря на то что алкоголь травил в первую очередь мозги, в этот раз шатало даже «отражение» Адыгеевой души. Увы, склонным к Силе он не являлся.

– Эт-т-то… Рус-с… кажется, ик! Дарки… тьфу, и-их не пе-пе-перепьеш-шь… завтра. П-постоял… двор «Вел… икие Гел-л-лины»… Эритрейцы держат… спросиш-шь меня… не з-зови меня… все. Ик!

Утром Рус пошел искать тот постоялый двор.

Глава 16

Гелинское море своим спокойствием поражало. Скалы, охраняющие Дорогу Археев, надежно отрезали бушующий Океан от «лужи», как высокомерные ветераны дальнего плавания презрительно именовали большой водоем на юге ойкумены, отдаленный аналог земного средиземноморья.

Эритрея начиналась сразу за проливом и тянулась узкой полосой вдоль северного побережья Гелинского моря миль на сто. Бухты, испещренные рифами, скалистые обрывы с неудобными спусками не способствовали строительству в этой части Гроппонтского княжества значимых портов. Малолюдные рыболовецкие поселения были единственным признаком человеческого присутствия, если смотреть на берег с моря. Чего нельзя сказать о местах, расположенных в глубине провинции, буквально в паре-тройке стадиев от водной глади.

Местные пастбища оказались раем для скотоводов. Стада тучных борков, отары овец бродили то там, то сям, а сочная трава будто бы не убывала. Мягкий влажный климат, жирная почва и благословение богини Лоос восполняли потраву, считай, на глазах.

Занятия местных жителей были почти полностью завязаны на скотоводстве. Только, в отличие от тиренцев, кочевать им не приходилось. Пастухов требовалось много, и эта профессия считалась непрестижной. Причем настолько, что коренные эритрейцы даже детей, которые у степняков гоняли борков с малолетства, в условиях куда более опасных, чем местная цивилизованная идиллия, берегли от лугов, как от огня. Скот пасли рабы. А последние пять лет те же люди – вольноотпущенники, к которым прибавились нищие и убогие. Дело было нехитрым: утром угнать стадо, вечером пригнать. За дурными головами, норовящими отбиться от основной массы, следили специально воспитанные собаки. Хищников перебили давно, пару веков назад, а воровство было явлением крайне редким.

Флавий, обнаружив обглоданные кости борка, глазам не поверил. Поморгал, ущипнул себя – останки животного не исчезли. Свистнул собак. Ошарашенный, плохо соображавший пастух первым делом подумал на них. Какая-нибудь из этих здоровых лохматых бестий объелась сладких ягод шатун-куста, взбеленилась и набросилась на незадачливого борка, имевшего глупость подойти к лесочку. Вместо того чтобы погнать скотину обратно к стаду, съела.

Псины меж тем на зов не спешили. Бывший раб умом, конечно, не блистал, но и совсем дураком не был, и мысль о взбесившемся животном, как и о помешательстве всей своры разом, отринул быстро. Отринул и с опаской пошел искать своих хвостатых помощников. Или хозяев: Флавий иногда, от нечего делать, размышлял о том, кто в пастушьем деле главнее. В последних раздумьях чаша весов склонялась к собакам, которые по-прежнему на зов не бежали, подтверждая рассуждения какого-то там презренного человечка.

Первую суку, трусливо прятавшуюся за чахлым кустиком, он нашел статера через три. Жалобно скуля, она подползла к пастуху на брюхе и прижалась к его ногам, униженно прося защиты. А ведь еще утром высокомерно порыкивала. Флавий на всякий случай внимательно осмотрел ее пасть и, не найдя крови, похолодел. Это что же должно было случиться, чтобы гордая опытная собака, претендовавшая в стае на лидерство, повела себя, как напуганный единорогом щенок, по малолетству вздумавший тяпнуть высокого скакуна за ногу? Впрочем, ужас перед неведомым быстро сменился страхом перед вполне конкретным и неизбежным гневом хозяина стада. От него-то влетит точно, и влетит не в одну лепту. Выход один – разыскать настоящего виновника. Мысль об опасности, которая может подстерегать его самого, Флавия не посетила. Местные позабыли про обитавших в этих местах волках, гиенах и львах, а в детские страшилки, как и в мистические проклятия, грамотный невольник, бессистемно читавший умные философские трактаты, понимая в них с пятого на десятое и многое путая, – не верил. Он регулярно жертвовал «своему» Эледриасу, периодически молился, поэтому был уверен в его защите.

Первая сука с радостным лаем исполнила команду некогда презираемого пастуха и побежала собирать остальных псин. Когда вся свора, явно видя в человеке защиту, завертелась вокруг Флавия, у него пропали последние опасения. Решимость найти неизвестных разбойников возросла до небес. Кто это мог быть, он даже не предполагал. Но и связываться – ловить и хватать – не собирался. Проследить и рассказать хозяину, а дальше его забота. Во взрослом мужчине, прожившем скучную жизнь, полную унижений, проснулся дух авантюризма. А любопытным он был всегда и окрестные места изучил еще смолоду. Не жил здесь никто, и опасностей сроду не было!

Тревожный звоночек прозвенел тогда, когда собаки, недоуменно глядя на человека, отказались подходить к останкам борка и ни в какую не захотели углубиться в лесок. Флавий, обозвав их глупыми курицами, пошел один. Псины, периодически оглядываясь на удаляющегося двуногого, побрели к оставленному без охраны стаду. Если бы бывший раб пригляделся, то заметил бы в их глазах жалость. Для них он уже стал покойником.

Спокойно миновав небольшую рощицу, Флавий вышел к бухте, когда-то называемой Проклятой. Возле нее, на вид удобной и достаточно глубокой, несколько раз пытались селиться рыбаки. Но их суденышки то топили неяды, то те же хитрые создания зачем-то угоняли косяки рыб, то боги насылали какую-нибудь хворь – ни одна из артелей не продержалась здесь более двух лет. Место посчитали нечистым и ушли навсегда. Среди окрестных скотоводов некоторое время еще ходили байки одна страшнее другой, а потом к ненужной лагуне потеряли интерес вовсе. Незачем тут было появляться.

Осторожно, стараясь не слушать бешено молотящее сердце, Флавий подполз к краю обрыва. Глянул вниз и обомлел. На по-зимнему хмурой водной глади стояли два больших корабля. Конечно, с высоты тридцати локтей, с расстояния в стадий они казались маленькими, но наличие трех мачт на каждом из них не давало обмануться в размерах. На берегу, между редкими плакучими кустами виднелись пять домов, восстановленных из наиболее приличных развалин. Из двух труб курился дымок. Дюжина людей неторопливо сновали туда-сюда. В противоположной от наблюдателя скале, к бьющему на высоте пяти локтей роднику была выдолблена удобная тропа, постепенно переходящая в наклонную террасу, которая выходила на плато, на коренную сушу. Пастбища, остановленные каменными нагромождениями и полосками лесов, до побережья не доходили.

«Контрабандисты! – догадался Флавий. – У-у-у, воришки! Я вам покажу, как чужих борков красть!» В его голове все сложилось. Быка не загрызли, а зарезали, сделав вид, что загрызли. Чтобы следы замести. И ведь замели! Если бы он не знал прохода через густой лес, то не нашел бы их логово. О странном поведении собак гордый собой человек не вспомнил.

Что пастух собрался «показать» воришкам, смелый Флавий додумать не успел. Его внимание привлек мужчина, медленно поднимающийся по террасе. Он шел, прижимаясь к стене, и периодически украдкой поглядывал вниз, будто скрывался от остальной шайки или сбегал. Неожиданно незнакомец остановился, быстро разделся (как-то буднично, привычно, будто бы одним слитным движением), широко раскинул руки и крутанулся вокруг себя. Эритреец хоть и обладал острым зрением, но последовательность превращения не заметил. Только что в стадии от него стояла мелкая фигурка человека, как вдруг она размазалась, и спустя два удара сердца на том же самом месте появился черный волк, который сразу скачками понесся наверх, вон из долины.

У Флавия волосы встали дыбом. Как он бежал прочь, пригибаясь и лавируя между камнями, между деревьями, – в памяти не отложилось. Храбрый разведчик осознал себя лежащим в траве, глотающим сухим ртом воздух, которого катастрофически не хватало, – грудь больно ломило, сердце стремилось выпрыгнуть из тесного тела. Перед глазами кружились цветные круги.

Отдышавшись и напившись из грязной лужи, Флавий передумал возвращаться в селение. Местные не решатся на поход к вооруженным контрабандистам. Пока пошлют гонца в Борей, пока тот вернется со стражей – кораблей и след простынет. А борка повесят на несчастного пастуха в любом случае. Бывший раб залез в потайной карман хламиды, вытащил холщовый мешочек, посчитал все свое богатство, поморщился, обнаружив там меди и серебра на сумму чуть больше одной гекты, но решительно направился в сторону ближайшего городка. Денег взять все равно больше негде, а в столице… найдет заработок. Давно хотел убраться из постылого селения, да все время откладывал. А что стадо? Собаки приведут. Пастух был нужен только затем, чтобы следить за границами выпаса.

Человека-волка Флавий постарался забыть. Веяло от того превращения невыносимой жутью, от одного воспоминания в дрожь бросало. Язык развязывался исключительно в пьяном виде, и тогда пастуха было не удержать. Собутыльники хохотали, принимая рассказ со все новыми и новыми подробностями за веселую выдумку. Этим он и стал «зарабатывать», быстро пристрастившись к выпивке. Лишь один кушинг, на кушинга не похожий совершенно, выслушал внимательно и серьезно. Да после, утром, пришлось описать тот случай в трезвом виде. Но господину Русу отказать было никак невозможно, от него самого несло чем-то опасным. Необъяснимо чем. Это эритреец от страха при встрече хорохорился.

– А если найдут ваши останки того борка да пойдут по следу, то на бухту выйдут? – уточнил Рус.

– Так полтора месяца прошло, дошли бы слухи, – резонно возразил Флавий. – А меня стража разыскивает за кражу борка. Только наши своих не сдают!

– А столичным Следящим мелкий провинциальный воришка, укравший какого-то борка у бедного селянина, не особо и нужен. Верно? – со знанием дела поправил пастуха Адыгей.

Гордо выпяченная грудь эритрейца пожухла.

– Не такой уж Манулий и бедный, – огрызнулся он исключительно в пику кушингу.

– А кто-нибудь из этих самых «ваших» или любой другой не просили показать то место? – спросил Рус.

– Да чтобы я туда?! Да ни за какие деньги! Как вспоминаю, так у меня сколопендра по кишкам ползет. Как тот оборотень обернулся! Круть, и готов волчара. Здоровенный такой, чернее ночи. Это я потом, господин Рус, слово вспомнил, в трудах философа…

– Так интересовались местом или нет? – нетерпеливо перебил Рус.

– Н-н-ет. Смеялись все, – подумав, ответил Флавий и так же задумчиво продолжил: – А ты знаешь, как тебе в трезвом виде свою историю рассказал, так будто помолодел лет на двадцать, будто груз с себя сбросил. А наши контрабандисты все нужные бухточки и без меня ведают. А новые познания лишь расширяют горизонты нашего невежества, – совсем ни к месту явно процитировал он.

– Все! – Рус, даже не улыбнувшись, хлопнул себя по коленке. – В путь! Нас ждет месхитинское десятилетней выдержки, как я и обещал. Только зайдем в лавку, переоденешься. Я плачу, не смущайся, друг Флавий!

– Только, господин Рус, не надо меня отрезвлять, – предупредил совсем осмелевший пьяница, почуяв запах выпивки. – Ибо на несклонных к Силе структуры могут подействовать непредсказуемо, расшатывая токи организма, переполняя или обедняя не те каналы, о которых представлял создававший сию схему маг.

Адыгей не удержался, хохотнул. Подобной ахинеи он еще не слышал. А Рус уважительно потрепал начитанного раба по плечу и серьезно пообещал:

– Не буду.

Флавий конечно же никуда не делся. «Никакие деньги» звенели в его новеньком кожаном кошеле в количестве тридцати полновесных гект месхитинской чеканки. И спустя два дня после попойки в «Трех гнедых единорогах» Адыгей, Рус и Флавий стояли на границе леса, прячась за стволами прогонистых дубков. Перед ними расстилалось каменистое поле, заваленное обломками скал, на горизонте синела морская даль. Позади, на закрытой кустами полянке паслись три купленных в Понтинополе единорога. Словно поддерживая реноме заведения, где принималось судьбоносное решение о поездке сюда всей троицы, включая упрямившегося Флавия, все скакуны были гнедой масти.

– Там. – Бледный Флавий, боясь высунуться из-за ствола, мотнул головой куда-то неопределенно вправо. – Только, господин Рус, как мы договаривались, я к воде не спускаюсь, – в очередной раз заныл он.

– Цыц! – зыркнул на него раздраженный постоянным скулежом худого эритрейца Адыгей. Да и близость места сказывалась. Тянуло со стороны моря чем-то неприятным, отталкивающим и опасным. Бывший «ночной волк» невольно подобрался. Чувства его обострились.

Серьезный Рус плотно сжимал зубы. Губы превратились в ниточки, желваки выступили. На Флавия он, казалось, не обращал внимания. Вытянул правую руку, и на ладони вдруг появилась дощечка. Спустя три удара сердца тихо произнес:

– Здесь… Правее, на юго-запад. Куда ты и махал головой, Флавий. – Амулет, невзирая на то, что до берега моря было гораздо более ста шагов, устойчиво тянул именно в том направлении. – Адыгей, я с Силой сольюсь. Ты за нашим другом проследи, чтобы не шумел.

– Господин Рус, господин Адыгей! – взмолился пастух, побледневший пуще прежнего. – Да я всеми богами поклясться готов…

– Да заткнешься ты или нет!!! – свирепым шепотом обратился к нему тиренец. – Тебе обещали, что ты сам отсюда уйдешь?! Обещали. Вот и не верещи, как загнанный глинот!.. Я не господин Рус, могу и передумать, – предупредил Адыгей, наклонившись к самому уху Флавия. – Помолчи, пока его не будет.

– А куда он… – Любопытство, как это часто случалось в жизни грамотного раба, на время отодвинуло страх, и эритреец надумывал спросить «денется», как маг вдруг исчез. Не ушел «тропой», а его просто не стало. Будто и не стоял никогда в одном шаге от Флавия. – Ой… – тихо выдохнул он и с побегом решил повременить.

А задумывал скрыться при первой возможности, как только услышал, как Рус стал называть кушинга Дика варварским именем Адыгей. За пределами Понтинополя это было, когда все трое уже скакали сюда. Рус, обаятельно улыбаясь, тогда его успокоил. Флавий сделал вид, что поверил. Не такой он был дурак. В компаниях, где имена меняют как ножные обмотки, свидетелей не оставляют. И читал и слышал.

Два трехмачтовых судна заокеанской постройки стояли на якорях в центре залива, по-видимому, в самом глубоком месте. К каждому была пришвартована шлюпка. На верхних палубах находились по четверо матросов-охранников с арбалетами. Расстояние до берега Рус оценил приблизительно в полстадии. К сожалению, снизиться и залететь в дома, чтобы воочию увидеть в одном из них Гнатика, измученный отец, изнемогая от накрученной ярости, которую вызывал в себе специально (что выходило очень несложно), так и не смог. Только теперь, как чувствовал он, причина была не в «совокупной Воле», а в чем-то другом. Будто… да не «будто», а точно! Теневики с лоосками какой-то хитрой неопределяемой структурой отгородились, всю бухту невидимым «колпаком» накрыли: ни координаты снять невозможно, ни пройти через Силу нельзя. Остается пешком, по скалам спускаться. Возможно, по террасе к роднику – он не охраняется… словно специально оставили, вроде приглашения. Сына держат скорее всего в самом добротном доме, который находился в окружении четырех других, поменьше. Но надо, конечно, проверять всё, включая корабли. Они были чистенькими, ухоженными – то есть никуда за весь сезон штормов не ходили, а прятались здесь. С моря бухту можно было заметить, только если о ней знать.

«Дигон, падаль! Надо было пришибить тебя, – мысленно взвыл Рус. – Лоос к тебе своих сучек направила, знает, кто меня ненавидит. Он же к ней в Храм приходил, на меня стучал. А с другой стороны: суда никуда не отлучались, значит, не врет амулет, здесь Гнатик. И они подготовились, ждут меня. Специально манят. А идти придется. Все рассчитала, гадюка!» Впрочем, по-иному богиня и не могла.

Напрямую, с использованием всех своих способностей, не руководила – это стало бы нарушением всех правил «невмешательства», которые небожители чтят. По крайней мере, Рус на это надеялся. Вот аватаром своим, в виде какой-нибудь лооски, точнее, ланитки вполне может там сидеть. Наподобие Френома, когда он сам водил войско. Но и действовать она будет как человек, как простой воин. Как маг. Разве что бессмертный. Образ, разумеется, из плоти и крови, и его-то убить можно. Но эту оптимистичную мысль, как и упоминание о возможном нахождении в Проклятой бухте богини в человеческом теле, Рус ни до кого доносить не стал.

– …четыре бабы на берегу бездельничают. Расчесываются, ракушки собирают. Над ними Сила колышется – очень напоминает старую лоосскую, но… другая. Как та, которой структуру при нападении на Гнатика с Гелинией запитывали. Тебе не объяснить, Адыгей, да я и сам не очень понимаю. Мужиков видел всего восемь человек, шестеро из них вооружены.

– Ага, – догадался завязавший «ночной волк», – пара, значит, оборотни.

– Неизвестно, сколько в домах, – тяжело вздохнул Рус. – И еще странно: не заметил я там никакой военной организации. Ни постов, ни патруля. Скрытое наблюдение не исключено – с такой высоты, на которую я смог опуститься, детали различить невозможно.

– Не ждут. Местные сюда не суются. Правда, Флавий? – Адыгей повернулся к эритрейцу.

– Так, – неуверенно подтвердил пастух, у которого от этого открытого, не стесняясь присутствия его, постороннего, обсуждения плана нападения – сильно засосало под ложечкой.

– Друг Флавий, что с тобой? – Рус заметил тревожно-трусливое ожидание эритрейца. – Дарки! Надо было тебя сразу отсюда отправить. Куда ты хочешь? Я тебя «тропой» в любое место могу. Только, извини, уже не сейчас. После… миссии. Да успокойся ты! Хочешь, поклянусь?

– Нет! – взвизгнул Флавий. Читал он, что после подобных слов часто следует не клятва, а убийство. – Я тебе верю, господин Рус. Вот как себе верю. Даже больше. В себе часто уверен не бываю, а тебе – как отцу родному доверяю. В младенчестве. – И снова попал впросак: услышав последние слова, по лицу Руса пробежала зловещая тень. Впрочем, лишь мелькнула. Флавий постарался убедить себя, что это ему показалось. Получилось не очень, но маг уже потерял интерес к ставшему ненужным проводнику.

– Ты кавалерию вызвал? – непонятно спросил Адыгей.

– Да, все описал и показал. Совещание провели. Скоро здесь появятся. Вон на той полянке. – Рус кивнул в глубину леса, на относительно чистую площадку шагах в десяти от них.

«Какая кавалерия?! – У эритрейца от любопытства дико защипало в носу. – Скоро – это когда? Через день? Два? А если единороги со скалы полетят? Ноги переломают, шеи посворачивают! Нет, они сумасшедшие…»

Примерно через полчетверти из возникающих на земле «троп» стали выскакивать вооруженные люди. Разумеется, без полумагических животных, в Звездных тропах теряющихся. А то Флавий, после слов тиренца, да после странной «разведки» господина Руса уже засомневался в непреложности книжных истин. И сейчас был этим немного разочарован. Невероятно же!

– А это кто? – пробасил высокий мускулистый воин в шлеме и дорогущей кольчуге, показывая на бледного худого морщинистого эритрейца с горящим взором глубоко посаженных глаз, блестящих то ли от страха, то ли от нетерпения. Сидящий под деревом Флавий заерзал и с надеждой покосился на Руса.

– Проводник, – коротко ответил тот. – Как думаешь, Леон, может, стоит подождать? Хотя бы по нужде той падали выходить нужно будет. Пересчитаем. На тех суденышках пару сотен привезти можно.

– На тайную операцию? Или ты так пошутил? Нет, ждать не стоит. Они готовы к нападению – к прорицательнице не ходи. Просидят в домах столько, сколько понадобится. Врубимся, а дальше видно станет.

– От кого я это слышу? – удивился Рус. – От бывшего гладиатора, которого хлебом не корми, дай план составить?

Леон молча пожал плечами. Откуда ни возьмись, в его руке появился меч-полуторник, и воин стал проверять качество заточки. Пояснил как бы между делом:

– Лучше того, что мы уже обсуждали, – нет. Открытое нападение с целью прикрытия незаметного проникновения. Я с тобой, лазутчиком. Плохо будет только одно, если они Игнатия на корабле держат. А на суше мы их раскидаем.

– Леон! Тебя ли я слышу?!

– Это я так бодрюсь, – ответил старый друг, остановив ноготь на середине лезвия. Лицо его закаменело. – Все очень неопределенно, Русчик. Надеюсь, богиня Удачи будет на нашей стороне.

Рус на пару ударов сердца прикрыл веки. Решительно распахнул глаза и пошел к основной команде, без слов позвав за собой Адыгея. Леон направился за ними. О сидевшем под деревом изумленном Флавии, навострившем уши, казалось, забыли.

Андрей общался с группой этрусков, среди которых Рус узнал десяток под командованием Димигрида, с недавних пор появившийся в гарнизоне Кальвариона. Случайно встретив в каганском городе своего давнего командира, бывший претендент на этрусский венец, мягко говоря, удивился. Коренной житель этрусской окраины пояснил:

– Так нет больше пограничья, князь. Пирены царю присягнули. Смена состава была – меня и послали… А снега здесь вообще не бывает, не шутят?

В той же компании стояли Люболан, Будилант, Домлар и гигант Радан. Андрей всем что-то рассказывал и раздавал крестики «универсальной защиты». Бергатоподобный воин, заметив приближение Руса, отвлекся от поучительной лекции и бросился на друга с объятиями. Маг-Текущий и более «мелкие» этруски под напором широченных плеч богатыря едва устояли на ногах. Не успели раздвинуться.

– Стой, недослушал! – попытался остановить его Андрей, но опоздал. Радан уже проверял крепость грудной клетки Руса.

– Пусти… – из последних сил выдохнул Рус. Радан переместил ручищи на плечи друга и, вдавливая пасынка своего бога в землю, с простодушным сочувствием проговорил, не задумываясь о громкости голоса:

– Держись, Рус! Живой он, и ничего ведьмы с ним не сделают! Мы их к Аргосту на закуску отправим, ты верь!

– Тише ты! – зашипел князь Рус Четвертый, снимая со своих плеч тяжелые руки майора маленькой этрусской провинции. – Мы на охоте. Всю дичь раньше времени распугаешь, бергат ты эдакий. Ты как здесь оказался?

Великан виновато прокашлялся:

– Я из сочувствия к твоей потере, ты извини. Сам голову терял, когда мои сыновья пропадали… Не сдержался. – Теперь он пытался шептать, что получалось у него не очень.

– Здесь-то ты откуда? – напомнил изрядно помятый от такого сочувствия папаша.

– То есть как это? – удивился Радан. – Домлар меня позвал. Ты моих детей спасал, теперь пришла моя очередь. А как иначе? Как только он мне вестника прислал, я сразу к нему. У сотника отпросился, мол, по личному делу. В Домларовом имении эти дни жили. Он из армии ушел, ты знаешь?

Более того, Рус сам посоветовал образованному неординарно мыслящему воину со склонностью к Призыву перейти на службу в орден Призывающих, стать наставником. И пока тот досконально изучал закрытые труды жрецов, чтобы предстать перед учениками основательно подготовленным. В этом был он весь.

– Да знаю я. Ладно. Пришел – очень хорошо, спасибо. – И смягчил тон: – Ты очень нужен, молодец Домлар, что догадался тебя пригласить. Нас мало, каждый меч на счету. Я как-то в суете все, не обижайся. Иди все-таки дослушай Андрея, он дело про амулеты говорит. Не отмахивайся! Не пристало воину от боевых новшеств уклоняться! – Рус несколько перефразировал цитату из «Божественного Завещания». Там речь шла больше о самоподготовке. – Тебя ждут, поторопись. Потом договорим.

Рус подошел поприветствовать десяток отборных преданных воинов-сарматов, но особо, конечно, троицу кальварионских диверсантов, урожденных месхитинцев: Архипа, Саргила и Ермила. Они были спокойны и уверены в себе:

– Нам с лоосками общаться не впервой, ты же знаешь. Каждый свои камни на них хранит. Еще и звери какие-то выползли. Сучки нашли себе кобелей. – В конце речи Саргил попытался пошутить.

– Мы за тебя, Чик, любого порвем! – подтвердил серьезный Ермил.

– Ага. Как представлю, что моего ребенка украли, так по ноготочку вырывать готов. – Архип первым из неразлучных друзей женился. – Так и быть, помогу Ермилу.

– Максад! – Рус повернулся к старающемуся быть незаметным коронпору трех княжеств. – Мы же договаривались…

– Только так, только так, – развел руками старый безопасник. – В твоем мирке Пиренгул с тобой согласился, но как только вышли, мы с Отигом еле-еле его остановили. А мне пришлось идти лично, потому что… Гелиния здесь, и лишь мне Пиренгул доверяет полностью…

Не дослушав тиренца, Рус резко огляделся и за спинами троих известных в Кальварионе магов-Освобождающих и магов-Хранящих: Отига, Рустама и Портурия заметил две глупо прячущиеся женские фигуры.

– Вон отсюда, обе!!! – захрипел на них взбешенный Рус, проходя сквозь бывших наставников. Они понимающе расступались. Впрочем, нервный отец не гудел, как Радан, а старался соблюсти хоть видимость тишины.

Грация гордо встрепенулась:

– Я – Верховная жрица Эледриаса! Никто не смеет на меня орать, даже мой якобы кровный брат, проходимец, выдающий себя за побратима моего бога! – Рус не обратил внимания на оскорбления и продолжил буравить женщин взглядом. А так хотелось надавать по заднице! Особенно той, которая потупила глазки. – И у меня свой муж имеется, если ты позабыл. Он – разрешил.

– Да ты из него веревки вьешь, – процедил Рус.

– Не лезь в мою семью! – гневно парировала Грация. – За своей следи… Ой! Я не хотела, я не о Гнатике! О Справедливый! Умерь мою бабскую болтливость! – искренне взмолилась она, опираясь руками о витой деревянный посох.

Бедная Грация попала под раздачу, согласившись прикрыть подругу от гнева мужа. На совете во «внутренней вселенной» о них обеих речи не шло вовсе, о них будто забыли. Обещание вызвать жену сразу, как только понадобится ее помощь, как-то вылетело у мужа из головы. Оно и дано было по большому счету лишь затем, чтобы успокоить Гелинию. А в предстоящем нападении Рус для нее места не видел. Вот для троих лучших подмастерий молодого ордена Освобождающих – сильнее магов, увы, пока не воспитали, – видел. А для подмастерья Хранящей – нет. Как женщины узнали о тайном походе, кто проболтался – уже не важно. Да и вряд ли было возможным скрыть суету быстрых сборов от самой княгини. Пусть даже многое давно было подготовлено заранее.