Текст книги "Шаман. Охотник за планетами"

1

– Ну и в чем смысл этого стучания посохом о воздух, об ничто? Извлечение звука из пустоты – это очень эффектно, но в чем смысл?

Нинель рассматривала Яра и в который раз думала, что все-таки долгое пребывание среди чужих накладывает на человека куда больший отпечаток, чем он сам признает. Вроде обычный человек, но и взгляд чуть другой, и в разговоре то пауза в странном месте возникнет, то странное слово употребит. Да и движется не как человек. Вон, просто встал со стула и потянулся, а в голову лезут всякие набившую оскомину сравнения с хищниками, дремлющими на ветке, того и гляди сыплющуюся из-под когтей кору увидишь. «Это я накручиваю себя, – решила Нинель, – да, Яр ловкий, да, эрудированный, но все же он наш… Ну почти наш…» Тем временем ее собеседник, наклонив голову, начал отвечать на вопрос:

– Ритуал простукивания – это прямое доказательство существования других сторон мира, скрытых от непосвященных. Это символика, как в любой религии, – с одной стороны. С другой – стук, извлекаемый посохом из каменного дерева, как ты выразилась, о пустоту, – это ежедневное подтверждение ярранским шаманом своих умений. Посох стучит о ветви Мирового древа, которые пронизывают всю Вселенную. Просто кеху может до них дотронуться. Кеху не только извлекает звук, но и подтверждает свой контакт с другими мирами. На Ярре не может быть служителей церкви, почитаемых за свой авторитет. Доказательство умения должно быть ежедневным.

– У вас и церкви-то как таковой нет.

Нинель нарочно произнесла «у вас», чтобы посмотреть на реакцию Яра. Реакции не было, словно он и не заметил. Или притворился?

– Я бы сказал, Нинель, что существует религия веры и религия опыта. Смотри. Ты читаешь книжку, в которой описываются чудесные события, подтвердить которые некому. Потом ты принимаешь участие в красивом ритуале, не вникая особенно в его суть… Хорошо. Даже если ты понимаешь смысл действий, которые совершает служитель этого культа, чувствуешь ли ты после них какие-то особенные перемены в твоей жизни? Чем это все отличается от театрального спектакля?

Нинель пожала плечами.

– Твои упреки в адрес христианства очень наивны.

– Это не упреки. И речь не только о христианстве.

Яр встал из-за круглого стола в центре кают-компании.

– Это всего лишь мое мнение, которое, в свою очередь, всего лишь ответ на твой вопрос. И если я завтра приду в церковь и расскажу, что со мной разговаривал горящий куст, то довольно быстро окажусь в психушке. Объединенная церковь, при всем моем уважении к чувствам верующих, это все-таки бюрократическая структура, задействованная в политических играх. Хотя, конечно, это не исключает наличия в ней искренних и самоотверженных людей. И еще. Я очень не люблю навязывания мне чужого мнения. Когда кто-то приходит и говорит: «Я принес вам высшую истину, забудьте своих богов, они неправы», – это настораживает…

Нинель задумалась. Ведь, собственно, первым разочарованием людей после знакомства с ярранцами стал их отказ принимать земных миссионеров. А Берк от миссионеров отказываться не стал. И затем некоторые беркцы приняли христианство и ислам. И земное вероисповедание впоследствии совершенно не помешало им убивать землян. Нинель укусила себя за губу. Только война показала, кто враг, а кто настоящий друг. Декларирование принадлежности к той или иной вере в данном случае не сработало.

– Я не богослов, я солдат, – медленно проговорила она. – И все же я должна сказать тебе, что когда перед боем… ну тогда, когда мы с берками дрались… так вот, наш капеллан подходил к каждому и разговаривал по душам… знаешь, в те дни я впервые поняла, что такое настоящая вера.

– Понимаю. Многое зависит от носителя веры. Думаю, у вас был очень хороший капеллан.

– Да, славный дядька.

Нинель опустила взгляд в пустую кофейную кружку. Яр сказал:

– Любая религия на бытовом уровне реализуется как? Пусть придет священник или шаман и что-нибудь такое сделает, чтобы дети не болели… чтобы солдата смерть миновала.

Щелкнула вжавшаяся в притолоку дверь, и в кают-компанию вошел Аккер.

– Философские споры еще не надоели?

Нинель махнула рукой.

– Что говорят орбитальщики? Мы долго еще будем торчать здесь?

На Метрополисе, как на любой крупной планете, прибывавшие торговые корабли ждали своей очереди на разгрузку. На столичной орбите можно было проболтаться несколько часов, ожидая возможности спустить экипаж на поверхность. Посадка на планету для мелких торговых судов была делом дорогостоящим и ненужным.

– Ты прям как Ежи, он диспетчеру уже минут пятнадцать рецепты улучшения его работы начинает выдавать. Как будто от этого за нами быстрее челнок прилетит…

Аккер равнодушно зевнул.

2

Орбитальный лайнер, который Аккер обозвал челноком, собрал пассажиров на орбите Метрополиса и теперь неспешно заходил на посадку в пригороде Нант-Петербурга. Сеть мелких космодромов вокруг планетарной столицы, принимавшей многочисленных гостей планеты, позволяла избегать транспортных перегрузок и не нарушать общей атмосферы покоя рукотворного мира, греющегося в теплых лучах небольшого, но горячего солнца. Этой планете, заслуженно считавшейся триумфом довоенной научной мысли, расположенной на орбите звезды, сравнительно недалеко от Земли, изначально предназначалась роль огромного жилого комплекса, призванного разгрузить перенаселенную Землю от тех, кто, с одной стороны, имел желание и средства, чтобы сменить место жительства, а с другой – не горел желанием осваивать дальний космос. Недавняя катастрофа, в результате которой колыбель человечества перестала существовать, изменила все, и теперь Метрополис приспосабливался к роли столицы. Внешне это была все та же зеленая приветливая планета, но посреди парков все чаще росли ввысь наросты высоток и иглы орбитальных лифтов, а пространство вокруг планеты кишело тысячами кораблей, заставляя их передвигаться на низких скоростях, строго соблюдая все указания диспетчерской службы.

– Ты куда сейчас?

Аккер взглянул в задумчивое лицо откинувшегося на спинку кресла Яра Гриднева и неожиданно для себя подумал, что еще немного, и его от этого парня начнет бросать в дрожь.

«Нехорошие предчувствия, – вдруг подумал он. – Я теперь понимаю старика Ежи, этот мальчик словно из могилы вылез…»

Аккер посмотрел на задремавшую в соседнем кресле Нинель, потом на закрывшего глаза Ежи. На глаза капитана были опущены круглые шторки опоясывавшего голову видеообруча, и, судя по беззвучно шевелившимся губам, капитан Ежи Чанг снова пребывал в мире песен «Валькирий Вавилона». Первый пилот вновь перевел взгляд на Яра. «…Словно из могилы вылез… не утянул бы нас теперь с собой… обратно…» Аккер вздрогнул. Оправдывавшиеся предчувствия и гениальные проблески интуиции были знакомы всякому пилоту, но за собой Аккер ничего такого не замечал… до сегодняшнего дня. Он вздрогнул. Яр Гриднев смотрел на него и улыбался. В салоне было тихо, пассажиры дремали, только в одном углу шушукалась стайка девочек-подростков, а в другом негромко переговаривалась сидящая в обнимку влюбленная пара.

– Например, капитан сейчас пойдет бодаться с метрополисскими бюрократами из Вольных торговцев, – сказал Аккер, чтобы нарушить повисшее в воздухе молчание. – А мы с Нинель хотим рвануть в висячий парк «Тысячи и одной», там вкусная рыба и приличное вино… а главное – много деревьев. Почему-то каждый раз после рейса, особенно после долгого гипера, мне хочется, чтобы вокруг было много деревьев…

Аккер неловко замолчал, а потом неожиданно для себя предложил:

– Пойдешь с нами? Там здорово.

Яр покачал головой.

– Спасибо, Аккер. Я думаю, после недели вчетвером в замкнутом пространстве вам с Нинель хочется погулять вдвоем. Висячий парк – это то, что надо, так что пусть ваш отдых будет приятным. В конце концов, мы пока не прощаемся, я помню о приглашении капитана на завтрашний концерт.

Яр, усмехнувшись, повернул голову. Ежи Чанга, как истинного меломана, их разговор никак не тревожил.

– И потом у меня сегодня тоже дела. Я встречаюсь с другом.

Аккер подчеркнуто дружелюбно кивнул и прикрыл глаза. «Я просто устал… Нормальный парень… и отзывчивый… вон как той бабе сына у этих чокнутых вытащить помог…»

Аккер начинал дремать.

«Мама, а когда я вырасту и сам полечу в космос? На своем корабле? Ну, когда?..» – упрямо, раз за разом спрашивал мальчик на соседнем ряду кресел. Аккер не слышал тихого ответа матери, но слышал снова и снова повторявшийся вопрос сына.

«Мама, а когда я вырасту и сам полечу в космос?..»

«Мама, а когда я вырасту…»

«Мама, а когда…»

Аккеру начал сниться его привычный длинный сон из детства, как он бежит по зеленой с фиолетовым отливом траве, бежит словно летит, едва приминая тонкие стебли, бежит навстречу солнцу, встающему из-за пригорка…

Влюбленная пара в углу салона теснее прижалась друг к дружке, и девушка с нежной улыбкой прошептала на ухо своему спутнику:

– Ну, о чем они говорят?

– После прилета они разделятся, это очень удобно.

– Отлично, – ласково улыбнулась девушка, – ни к чему страдать невинным.

Луч активированного саунд-импланта, вмонтированного под ногтем безымянного пальца правой руки ее собеседника, снова и снова сканировал четыре кресла, на которых сидел экипаж «Ленинграда-115». Внешне это выглядело, словно юноша опять и опять гладит длинные вьющиеся волосы своей возлюбленной.

Во сне Аккера синева неба внезапно набухла огненным нарывом, трава под его ногами вспыхнула, мгновенно превращаясь в золу. Он прикусил язык, почувствовал во рту вкус крови и проснулся.

Корабль шел на посадку.

3

– Похоже, ты специально выбрал себе самый дешевый отель на планете.

Вертун самодовольно улыбнулся, попытался пригладить вечно взъерошенные темные волосы, повел плечами, словно устраивающийся на ветке воробей, и снова оглядел номер. Облупленная краска потолка, обои бледного, неопределенно-розового оттенка, грязный обеденный стол со смятыми обертками от дешевых бутербродов, недопитой водочной бутылкой и кофейной машиной в коричневых потеках. Журнальный столик, заваленный бумажными книгами и пластиковыми газетами, между которыми выглядывал старомодный читальный планшет. В углу – продавленная тахта со свисавшей на пол простыней. Сквозняк из приоткрытого окна шевелил уголок простыни, и тот нервно чиркал по пластику, словно пытаясь подмести катавшиеся по полу пушистые валики пыли.

Ингви сидел на тахте, закутавшись в одеяло, обхватив руками подушку. Его редкие серые волосы были растрепаны, а расширившиеся зрачки светлых, сейчас почти белых глаз ловили каждое движение Вертуна. Казалось, еще чуть-чуть, и он вцепится зубами в угол наволочки.

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое… – промычал Ингви, стараясь унять стук зубов.

– Что-что? – с нарочитой вежливостью спросил Вертун.

– Я хочу спокойно умереть! – заорал человек на тахте, отшвырнув подушку в сторону. – Вы! Именно вы! С вашим треклятым орденом! Втравили! Меня! В этот кромешный мрак!.. Я хуже Герострата! Я хуже маньяка с топором! Я хуже всех наци и комми вместе взятых! И всё это благодаря вам! Вам!..

Вертун сел на вихляющийся, единственный в комнате стул в противоположном углу номера и, осторожно откинувшись на ненадежную спинку, закинул ногу на ногу.

– Я преступник!! А вы! Вы меня обманули!..

Вертун пожал плечами и нахмурился.

– Вы дурак, Ингви. Неужели вы всерьез думаете, что руководство ордена могло посвятить вас во все нюансы проекта? Вы человек талантливый, творческий, а потому, как всякий научный работник, не слишком надежный. Произошел несчастный случай, и это плохо. Вы остались в живых, и это хорошо. Мы понимаем, что вы опасаетесь ответственности за произошедшее, которая может быть возложена на вас. Но мы бы спрятали вас гораздо надежнее и безопаснее, чем в этом клоповнике. И вы могли бы продолжить работу на нас…

Услышав последнюю фразу, человек на тахте оскалил зубы и рванул что-то из складок одеяла.

– Неплохо, довольно быстро, – заинтересованно произнес Вертун, рассматривая уставившееся на него дуло плазменного пистолета. – Для научного работника, разумеется.

– Я никогда не буду работать на вас! Слышите, вы!..

Дуло пистолета заходило ходуном.

– Только спокойно.

Вертун продемонстрировал собеседнику открытые ладони.

– Давайте без истерик. Не хотите работать на нас – не работайте. Хотите дальше сидеть в этой вашей дыре – сидите сколько угодно. Только ответьте мне на один вопрос – и я уйду.

– Какой еще вопрос?

Вертун вздохнул, привычно расслабляя мышцы тела и сосредотачиваясь на человеке напротив.

– К вам недавно приходил в гости молодой человек. Мы верно предполагаем, что он задавал вам вопросы по «Т-проекту»?

В глазах Ингви мелькнул страх, а потом он самодовольно усмехнулся и взмахнул зажатым в руке пистолетом.

– А вы ведь боитесь, а? Достаточно одного человека посмелее меня, чтобы вы испугались! Вся ваша гнилая контора, помесь семинарии с казармой, синода с шайкой дешевых киллеров больше всего на свете боится правды, а?

Вертун с показным равнодушием произнес:

– Мы действительно опасаемся, но не за себя, а за человечество. Не всякая правда обычному человеку на пользу. В данном случае мы закономерно опасаемся непредсказуемых последствий.

– Ну конечно!

Человек на тахте хрипло хохотнул.

– А решать за человечество будете вы, больше некому?

– Ингви, – терпеливо сказал Вертун, – мне нужен только ответ на единственный вопрос. И, получив ответ, я уйду. Вы можете считать себя во всей этой печальной истории абсолютно в белом, но вы не можете отрицать, что без ордена вы не сделали бы такой карьеры. Поверьте, никто не покушался на вашу жизнь, мы просто не успели вас эвакуировать со станции.

Лицо Ингви дернулось как от удара, и он сорвался на крик:

– А что насчет жизней прочего персонала телепорт-станций?! Как насчет жизней всех тех, кто был на Земле и Ярре?! Они на вашей совести!

– На Ярре людей не было, – равнодушно заметил Вертун, – разве что пара туристов.

– На мой взгляд, ярранцы люди в большей степени, чем такие как вы!

Вертун удовлетворенно отметил раскрасневшееся лицо собеседника и дрожь в сжимавшей пистолет руке. Он довел Ингви до нужного градуса, и теперь осталось только получить ответ на вопрос и завершить начатое.

– Ингви, заканчивайте эти интеллигентские сопли, – нарочито небрежно бросил Вертун. – Если вы ему что-то рассказали, то скажите мне, что именно, и я уйду.

Интонация Вертуна достигла цели, и Ингви, брызгая слюной, заорал:

– Я все ему рассказал! И то, что знаю! И то, что могу только предполагать! Но ты ему ничего не сделаешь!

Щелкнул предохранитель пистолета.

– Ты никому больше ничего не сделаешь! А этот Яр еще поставит на уши весь ваш чертов орден! Но ты этого уже не увидишь!

Ответ был получен, и Вертуну теперь осталось только правильно завершить разговор. Первая фраза должна быть нейтральна, но содержать первое слово воздействия.

– Ингви, вам доводилось раньше видеть, что делает с человеком плазменный пистолет?

Вопрос был задан почти светским тоном. Теперь следовало повторить первое слово воздействия и продолжить новой нейтральной фразой. Слово вырвалось из губ Вертуна, словно плоский камешек, запущенный тренированной мальчишеской рукой в серию прыжков по припорошенной тополиным пухом поверхности пруда.

– Пистолет.

Он набрал воздуха и, не отводя взгляда от словно налитых белесым осенним туманом глаз Ингви, почти пропел следующую фразу:

– Наставив пистолет на того, кого ты хочешь убить, прежде всего, Ингви, вы должны убедиться, что это вам действительно нужно.

Пауза. И второе слово.

– Нужно.

Вертун, словно опытный рыбак, подводил пойманную рыбу к моменту, когда ее можно будет подсечь одним движением.

– Можно выстрелить в упор, например, если ко лбу его приставить.

Новая пауза.

– Приставить.

Рука Ингви с пистолетом едва заметно качнулась в сторону.

– Но можно и к виску.

Еще мгновение, только неуверенно каркнула ворона на свалке за окном.

– К виску.

Глаза Ингви были широко распахнуты и словно остекленели, по морщинистому лысеющему черепу заструился пот, а рука с пистолетом медленно плыла все ближе и ближе к его голове, пока дуло не ткнулось в височную кость.

Теперь оставалось совсем чуть-чуть.

– А потом останется только и нажать.

Еще немного.

– И нажать.

Ингви дрожал и покачивался, указательный палец его правой руки чуть пошевелился.

– Всего лишь аккуратно надавить на спуск.

Рыбак долго вываживал добычу и, наконец, единым движением подсек ее.

– Спуск.

Вертун улыбнулся, представив себе трепетанье серебристой чешуи рыбы, прыгающей по траве с крючком в губе.

Губы Ингви искривились, из вытаращенных глаз потекли слезы. Указательный палец потянул за спуск, раздался шипящий звук, и выплеск раскаленной плазмы разнес его голову на части. Дергающееся в конвульсиях тело упало на тахту, пистолет со стуком скатился на пол.

Вертун аккуратно, чтобы не запачкать туфли кровью, сделал три шага вперед и, вытянув шею, с удовлетворенным видом оглядел труп. Потом он осмотрел свою одежду и остался доволен: брызг крови на костюме не было. Вертун при любом исходе беседы не предполагал оставлять своего собеседника в живых и предусмотрительно сел от него подальше. Надев пластиковые перчатки, он достал из кармана небольшой камушек в форме когтя и кинул его на пол. Проскользив в луже крови, камень закатился под тахту. Затем Вертун быстро обыскал комнату, но ничего интересного не нашел.

Прислушавшись к тишине в коридоре, он вышел из номера и аккуратно прикрыл дверь. В этот полуденный час коридор отеля был пуст, но соблюсти осторожность никогда не будет лишним. Бесшумно ступая, Вертун вышел на пожарную лестницу и аккуратно прикрыл за собой дверь.

4

Роберт Джонсон меланхолично цедил вторую кружку пива, когда к столику подошел Яр. Как во всяком круглосуточном заведении, в «Луке и стрелах» ближе к вечеру начинала играть все более энергичная музыка, а веранда постепенно наполнялась танцующими. В такое место не приходят говорить о серьезных вещах, в такое место идут, чтобы пить и танцевать, соблазнять и быть соблазненным, это же не ресторан бизнес-класса, где за одним столиком не должно быть слышно, о чем разговаривают за соседним. Сарафаны из шелка с подсветкой и полупрозрачные хитоны поверх миников мешались в приплясывающей толпе с пижонскими псевдоирканскими костюмами из перьев, потертыми джинсами и комбинезонами космопилотов. В клубах табачного дыма, подсвеченного миганием стробоскопов, стрекотали рассыпавшие искры синие и зеленые вирт-стрекозы. Тем не менее встреча здесь Роберту предстояла не столько дружеская, сколько деловая.

За время своего ожидания он уже несколько раз ловил на себе заинтересованные взгляды девушек. Рослый подтянутый блондин в идеально сидящей военной форме, да еще и без спутницы, притягивал многообещающие взгляды. Роберт Джонсон сдержанно улыбнулся очередной чаровнице и задумался о том, насколько часто исполнение мечты не поспевает за жизнью. Лет пятнадцать назад он отдал бы многое за возможность прийти в такое место в своей нынешней форме офицера военной разведки с майорскими звездами на плечах, маленькой алой каплей шеврона тяжелого ранения на рукаве кителя, четырьмя рядами колодок и золотым росчерком «Знамени на штыке» на груди. «Стань армейским офицером – и все девушки твои». Прошло время, и мальчишеские мечты сбылись и уступили место… чему? Другим мечтам? Нечего сказать, дожил до дня, когда формула счастья «все девушки твои» уже не так привлекает, как раньше… или, страшно сказать, для счастья может быть достаточно всего одной? Джонсон качнул головой, это все стрессы… Кризис среднего возраста, что ли, подкрадывается?..

Задумавшись, он чуть не пропустил момент, когда в дверях появилась худощавая фигура в джинсах и куртке. Яр сказал что-то проходившему мимо официанту, никого не задев, быстро пробрался между танцующими и обменялся со вставшим со стула Робертом рукопожатием. Они хлопнули друг друга по плечам. Все приветствия были произнесены во время разговора по фону часом раньше, поэтому сейчас они молча дождались, пока официант принес Яру пиво, после чего Роберт надавил кнопку инфобраслета на левом запястье, и столик накрыл «колокол тишины», разом отрезав их от музыки, гомона и смеха. Для прочих посетителей «Лука и стрел» они превратились в размытые силуэты.

– Рад тебя видеть, – сказал Джонсон.

– Взаимно, – ответил Яр. – Ты догадываешься, зачем я прилетел?

– А как же! – Роберт улыбнулся и отхлебнул пива.

Яр положил на стол перед собой жетон временного сотрудника полицейского управления и сложил руки на груди.

– Я нашел вашего маньяка.

– Угу, я знаю.

– Тем самым спас несколько потенциальных жертв.

– И это знаю.

– И, наконец, предотвратил ненужные дипломатические осложнения с Берком, с которым у Терранской федерации и по сей день не самые лучшие отношения.

– Все верно, – подтвердил Роберт, извлек из вазы на столе соленый побег хихасского бамбука и аппетитно захрустел.

Яр Гриднев улыбнулся.

– Роберт, мне нужна информация по известному тебе вопросу. По спутникам-телепортам и Катастрофе.

– Сначала мне нужно тебя кое о чем спросить.

Роберт больше не улыбался.

– Даже так: ты сам ничего не хочешь мне рассказать?

– По этому делу? По Катастрофе?

– Именно.

Яр наклонил голову.

– Я собирался рассказать. Удивить тебя хотел. Я нашел на Беловодье руководителя проекта «Т». Он не погиб, и…

– На тот момент не погиб.

– Как?!..

Роберт коснулся инфобраслета, и над столом повисло несколько фотографий.

– Это прислали с Беловодья вчера. Очень похоже на самоубийство. Поскольку предположительно дело касается личности, представляющей особый интерес для безопасности федерации, его передали нам. Голову, как видишь, расплескало на полномера, остается только сверка ДНК по базе данных.

– И?

– Похоже, это действительно Ингви Мартелло, – уклончиво сказал Джонсон, – впрочем, при нынешних технологиях одного анализа ДНК недостаточно.

– Понимаю. А почему ты сказал «очень похоже»?

– Что?

– «Очень похоже на самоубийство». Почему ты не уверен? Предсмертной записки нет?

– Нет. Но дело не в этом. Человек с таким прошлым имеет полное право стреляться без всяких записок. Если бы ты меня не спросил, почему я не уверен, я бы держал тебя под подозрением.

Гриднев вопросительно посмотрел на Джонсона.

– Дело вот в этом. – Он извлек из инфобраслета новую картинку. – Гадательные коготки – это не туристический сувенир. Это предмет культа, вывоз которых с Ярры… извини, с Ярры, когда она была, карался довольно серьезно. Их носят при себе только ярранские шаманы. И не мне тебе объяснять, насколько они хорошие психотехники…

– …даже подтолкнуть к самоубийству могут, как и любой другой психотехник высокой квалификации, – подхватил Яр. – Роберт, ты это серьезно?

Майор дернул плечом.

– Это улика с места преступления. Кстати, консьержка опознала тебя по фотографии, ты был там парой дней раньше. С другой стороны, согласно журналу беловодского космопорта, в предполагаемый период совершения преступления тебя на планете уже не было.

– И на том спасибо.

– Яр, если бы мы вместе с тобой не работали в той комиссии, и я не знал бы тебя так хорошо, как знаю, я бы дал команду тебя задержать.

– Но почему?

Роберт Джонсон нехотя улыбнулся.

– Наверху мне сказали бы… да еще и скажут, что мы не знаем всех возможностей психотехников, и тебя следует задержать до выяснения дополнительных обстоятельств дела. Тем более как раз сейчас кое-кто определенно старается внушить и моему начальству, и, – Джонсон усмехнулся, – широким народным массам, что причиной Катастрофы была Ярра. Банальное доказательство от противного: наши земные системы самые надежные системы в Галактике, наши ученые вообще талант на таланте сидит, а значит, что-то ярранцы намудрили.

– Бред какой…

– Тот еще бред, – согласился Роберт Джонсон. – Но эта чушь очень выгодна сегодня многим. Что может быть лучше нового врага, чтобы сплотить народ вокруг власти. А считать Катастрофу беркской диверсией невыгодно с точки зрения высших политических интересов…

– Да уж…

– Догадываешься, кто именно хочет тебя подставить? После твоих благородных подвигов по спасению мамы с сыном, думаю, примерно половина населения той планеты спит и видит, как засадить тебя за крепкие стальные двери.

– А вторая половина?

Джонсон усмехнулся.

– А вторая половина размышляет, не слишком ли их надувает местная власть.

– Роберт, на Беловодье немало фанатиков, но они не кажутся мне способными на такие тщательно продуманные злодейства. Они скорее жалобу на меня в Министерство психотехники накатают.

– А это само собой, уже накатали, ты разве сомневался? Кстати. Там, на Беловодье, был еще один ярранский шаман.

– Ирха?

– Да, госпожа Ирха Лихатта. Ты ее знаешь?

– Она психотехник на «Сирине», исследовательском корвете. Вряд ли она застрелила Ингви.

– Да, вряд ли… тем более с командой «Сирина-204» мы уже говорили, они улетели на другой день после вас.

Роберт помолчал, а потом спросил:

– А команда «Ленинграда-115», если что, подтвердит, что ты был с ними в гиперпрыжке в это время?

– Разумеется. Да и все документы… Я значусь временным членом экипажа, все как положено.

– Вот и славно. Кстати, а как ты нашел Ингви?

– Я простукивал корабль перед стартом, и мне было поставлено условие помочь тому, кто придет за помощью до захода солнца.

– Как романтично. Не знал бы тебя столько времени – в жизни бы не поверил.

Яр улыбнулся.

– Это еще что… Мне было сказано, что пришедший за помощью знает того, кого я ищу много лет. Ну а кого я и ты ищем все эти годы? Дальше оставалось только перебрать знакомых Лиды, хотя она, конечно, была в полном недоумении от такого подхода. Ингви был беглецом, которого мучает совесть, а не террористом, и я решил, что менять пол или уменьшать рост он не стал.

– Так и оказалось?

– Да, изменил только лицо. Пластическая операция. Но все оказалось совсем просто. Я прежде всего спросил о ее знакомых по Терре. Ингви и ее родители дружили. Родители были на Терре, когда все произошло… После Катастрофы Ингви где-то прятался, и, когда «безопасники» ее опрашивали и прогоняли через детектор лжи, ей действительно было нечего сказать.

– А когда появился позже, она его, естественно, не выдала… А скорее ей уже никто особенно и не занимался…

– Именно.

Роберт Джонсон задумчиво покивал, потом приложил полицейский жетон Яра к разъему инфобраслета и нажал пару кнопок на зависшей в воздухе виртуальной клавиатуре. Затем отсоединил жетон, толкнул его к Яру по пластиковой столешнице и повел подбородком.

– Забери это обратно. По крайней мере пока.

– И что ты сделал?

– Активировал первую степень связи с местной полицией. Теперь копы будут считать тебя оперативником на задании. Так тебе будет проще с ними общаться.

– Зачем?!

– Не перебивай. В случае просьбы о помощи жетон соединит тебя не с приторможенной барышней из диспетчерской городского управления полиции, а с группой быстрого реагирования. Они носят полицейскую форму, но на самом деле это наши армейские ребята: примчатся как в задницу подстреленные, даже если ты просто активируешь жетон. Да и я сразу буду в курсе твоих неприятностей.

– Роберт!

– Слушай, я не требую от тебя исполнения каких-то обязанностей, считай, что это тебе вроде охранной грамоты. Я не знаю, что тебе напел Ингви, но того, что накопал я… да и не только я, вполне хватит для того, чтобы оторвало головы нам обоим.

Он поболтал остатками пива в кружке.

– Была бы моя воля, я бы в это не ввязывался. Высокая политика, мать ее так… С другой стороны, оставить такое без внимания – себя не уважать. Да и не один я так считаю.

– Ты хочешь сказать, что так считает армия?

– Армия это не толстозадые генералы, впадающие в маразм, Яр. Вернее это не только они. У военной разведки и контрразведки свой взгляд на Катастрофу и прочие, хм… острые проблемы современности.

Яр прищурился.

– Роберт, мне кажется или ты меня вербуешь?

Майор Джонсон почти искренне рассмеялся, подняв ладони.

– Яр, мне не надо тебя вербовать. Ты и так уже на нашей стороне. Я бы сказал – на правильной стороне. Посуди сам: тебе захотелось, как герою блокбастера, самостоятельно выяснить, куда делась твоя Родина, а точнее две планеты, которые обе тебе – родные. Ты не думал, что этим вопросом уже занимаются?

– Предполагал.

– Умница, Яр. Ты выбрал не самый удачный момент для частного расследования. Госбезопасность засекретила все связанное с Катастрофой и тянет следствие по сей день. Но в армии любят Землю… – Роберт намеренно сделал ударение на старом названии Терры: —…не меньше чем ты обе пропавшие планеты вместе взятые. И, видя, как госбезопасность вежливо сотрудничает с орденом, мы начали шуровать в этом деле сами. Без лишней огласки, конечно. А тебя я специально попросил заняться делом этого маньяка на Альсе…

– Чтобы отослать подальше?

Джонсон поднял кружку на уровень глаз и посмотрел на Яра сквозь темный янтарь пива.

– Мне уже доводилось терять друзей, Яр. И вообще это дело военных.

– Ну разумеется!

– Яр, теперь все иначе. Ты сам сказал, что не веришь, что гадательный коготок подкинули беловодские поселенцы.

– Думаешь, это…

– Да. Кто-то гораздо серьезней. Если бы некий ярранский шаман родом с Терры был поосмотрительней, то, обнаружив Ингви, он, не суя носа в тот отель, сообщил бы мне о его местонахождении и мог бы быть в безопасности. А сейчас ты, выражаясь поэтически, в самом центре урагана. Ну а если без поэзии – ты капитально вляпался в дерьмо. И ты уже выбрал свою сторону в конфликте. Поэтому я прошу тебя ради общего дела делиться со мной информацией и ради тебя самого никуда особенно не лезть и быть под рукой.

– Под твоей рукой, Роберт?

– Да, у меня под рукой.

Роберт сделал вид, что не понял иронии, и с равнодушным видом отхлебнул пива.

– А в армии знают, что теоретически существует возможность вернуть обе планеты?

Роберт выпучил глаза.

– Каким образом?!

– Ингви мне сказал, что при постройке станций-телепортов…

Он открыл рот для следующей фразы, когда браслет на запястье майора издал тихий гудящий звук. Роберт Джонсон щелкнул клипсой связи на лацкане кителя и нахмурился.

– Черт знает что… Слушай, я думал, мы все обговорим сегодня, но мне надо срочно убегать. Я не хочу слушать такие новости на бегу, и все же… Это не шутка?

– Нет. Во всяком случае, он в этом был уверен на сто процентов. Он забился в этот медвежий угол и сидел там в обнимку с бутылкой не только потому, что боялся суда за свою причастность к Катастрофе.

Яр замолчал.

– Не тяни, не тяни, мне бежать надо, – сказал Роберт, тем не менее не двигаясь с места.

– Он считал, что Катастрофа планет-побратимов была спланирована, – медленно проговорил Яр. – И был уверен, что она обратима.