Текст книги "Лютый морок (СИ)"

Автор книги: Вадим Ечеистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  В памяти почти не сохранились те времена, когда он мог вот так дышать. Набирать воздух полной грудью. Воздух, который прохладно щекотал ноздри и сладко втекал в самую душу. Все эти ароматы свежих трав, прозрачных весенних листочков и влажной земли, не успевшей просохнуть от вешних ручьёв, казалось, можно пить большими глотками, словно берёзовый сок. Голова кружилась от избытка кислорода и воспоминаний из далекого детства.

   В те беззаботные годы Олег частенько гостил в этих местах. Теперь его здесь никто не ждёт, но память нередко возвращала его на тихую деревенскую улицу с бревенчатыми колодцами и кустами сирени, на берег реки, на поля, шелестевшие голубоглазым льном и медовым клевером. Олег давно мечтал заехать сюда на денёк, чтобы пройтись по знакомым тропкам, но жизнь скакала с кочки на кочку, унося его всё дальше от ласкового песка под босыми ногами, от запаха скошенных трав и парного молока. Ежедневная суета копала рвы и ставила рогатки, навсегда запирая от него детство. И все же Олег не расставался с мечтой совершить, пусть короткую, вылазку в прошлое.

   Наконец, удалось. Вышло как-то спонтанно. До конца отпуска осталось три дня, машина после мелкой, но неприятной аварии, все ещё висела на стапелях в кузовном цеху, вот и выудил Олег с дальних полок неисполненных желаний почти позабытый маршрут. Изучил расписание, прыгнул в электричку, на конечной подождал местный рабочий поезд из трёх вагонов, и...

   Ну, почему так бывает? Неужели это какое-то вселенское правило, чтобы мечта всегда была ярче скучной реальности? Не сказать, чтобы Олег был разочарован, но какой-то горький привкус щипал язык и вышибал слезу, словно вместо сладкой газировки случилось глотнуть по ошибке уксуса. Вместо обшитого тесом вокзала, где в любую жару было прохладно и, помимо лавок из гнутой лакированной фанеры, всегда стоял бак с ледяной колодезной водой и кружкой на цепочке, теперь появилась укатанная асфальтом парковка. На месте высоких деревьев стояли черные пни.

   Добравшись до деревни, Олег продолжил получать под дых от действительности. Милые бревенчатые домики с дремлющими на лавках котами исчезли – их место заняли коттеджи, нагло распихивающие друг-друга высоченными глухими заборами. Колодцы были засыпаны, а на дороге не видать уже луж, в которых случались целые битвы бумажных флотилий – дорога запеклась пригоревшей коркой асфальта. Олег не смог даже пробраться к реке – весь берег плотно застроили двухэтажными дворцами, оставив лишь небольшой проход между заборами. Однако, эта щель, видимо, была единственным местом, где вместо асфальта царила непролазная грязь. Недолго побродив в поисках выхода к воде, Олег отправился в обратный путь. Лишь на околице он задержался, чтобы насладиться природными ароматами и почти нетронутым видом. В эту сторону строить не стали. Возможно, помешал ров для стока воды из ближних болот. Хотя, скорее всего, домовладельцы готовы были бороться с земной влагой на живописном берегу реки, но тут не считали затраты на дренаж оправданными.

   Отдохнув на поваленном дереве, Олег достал телефон, чтобы узнать время. До поезда сорок минут. Пора. На станцию от деревни всегда вели две дороги – большая и малая. По большаку он шёл от железной дороги. Обратно можно пройтись и по маленькой, которая была лишь тропой, протоптанной в поле. Изрытая бороздами и кочками, с нередко случавшимися по весне и после дождя лужами и пятачками грязи, эта дорожка экономила время и радовала глаз городского жителя натуральными сельскими пейзажами. Но была ещё одна тропка. Точнее, не была, а бывала, потому что увидеть её случалось далеко не всегда. Иногда на проторенный путь можно было свернуть прямо от околицы, но часто эта дорожка исчезала, зарастая густой травой.

   Олег любил эту дорогу за разнообразие – она шла по краю рва, мимо пруда, через перелесок, задевая угол поля и край болота, поросший «волчьей ягодой». Эта тропинка то ныряла в сумрачный лес, то вновь вытекала на открытую полосу с валами выкорчеванных с поля корней. Олег заметил эту дорожку и тут же свернул с большака. Стало смеркаться, со стороны болота потянулись понизу лохмотья тумана. Из-под огромного пласта дерна, выкорчеванного вместе с широким пнём, курились белёсые спирали остывающих испарений. Вдруг потянуло дымком. Усмехнувшись, Олег вспомнил, как маленьким тыкал пальцем в сторону этих подземных дымов и надоедал всем вопросами об их источнике. Старшие, отшучиваясь, говорили, что это черти картошку пекут. Теперь Олег знает, что такое торф и как он может тлеть под землёй, но тогда... В детстве он верил в потустороннюю природу этих «костров», а пару раз даже было уверен, что заметил под корягами жуткие тени. Но на то оно и детство, чтобы всякую ерунду легко принимать на веру.

   Теперь он другой. Олег, вдохнул дымок, причмокнул, будто пробуя его на вкус, и отправился дальше. Внезапно, что-то высокое, под самые кроны, мелькнуло среди зарослей. Зверь какой, птица или просто почудилось в сумерках? Нет, показалось, но не совсем – навстречу из кустов вышла молодая женщина, согнувшаяся под тяжестью сумки. Олег не знал, что стал бы делать, попадись ему какая-нибудь старуха, но тут...

   ― Девушка, вам помочь? У меня поезд скоро, но до деревни могу донести. Успею.

   ― Ой, спасибо, думала не дотащу, ― голос своей невыразимой приятностью вполне соответствовал красоте женщины. Он очаровывал не хуже её сияющих глаз.

   Олег принял сумку. Ох, и тяжела! Понимая, что молчание в сумеречном лесу может показаться пугающим, Олег спросил:

   ― А вы с какого поезда? Что-то не слышно было, ― а поезда особенно тихими вечерами, в самом деле, слышно было издалека.

   ― Я не с поезда. У меня родня возле станции живет – вот, гостинец передали. Рыбка копченая ― женщина кивнула на сумку.

   ― А ты, не из местных, как я погляжу. Какой видный парень!

   Девичьи глаза в густеющих сумерках сияли ярче звёзд и почти обжигали самое сердце Олега. Он совершенно потерялся и зачем-то смущенно промычал:

   ― Я на поезд спешу.

   ― Да, ну – зачем тебе. Оставайся у меня. Места хватит. Жалеть не будешь, ― и мягкая ладонь коснулась щеки Олега. Он тут же позабыл, что спешил куда-то. Остатков его самообладания хватило только на то, чтобы кивнуть, возбужденно икнув:

   ― Ага!

   Красавица рассмеялась, блеснув непомерно большими и белыми зубами.

   ― Ну, вот и славно. Мне только в кустики надо отойти на минутку. Хорошо?

   Олег кивнул и проводил жадным взглядом колыхание округлых ягодиц под обтягивающим трико.

  Прошло несколько минут. Олег был уверен, что за это время можно было сделать всё, зачем люди ходят в кусты. Он подождал ещё. Потом окликнул:

  ― Эй, вы скоро?

  Тишина. Причем тишина абсолютная – ни писка, ни шороха, ни шелеста травинок. Олег понял, что его тупо разыграли. Странная баба. Он же к ней не напрашивался – сама звала. К чёрту!

  ― Ладно. Сумку я здесь оставлю, а сам пойду уже.

  Однако, идти было некуда. В сумраке, который вот-вот должен был обернуться непроглядной тьмой, Олег заметил, что тропинка исчезла. Совершенно пропала, а он стоял посреди лесной чащи с переплетенными ветками, плотной стеной кустарника и травой, которая, будто живая, хватала за ноги. Куда его завела эта сумасшедшая? А он-то хорош – слюни распустил. Олег пошёл в сторону кустов, в которых скрылась его недавняя спутница. Никого – лишь нетронутые заросли. Вернувшись, Олег понял, что и сумки нет на месте.

  ― Эй, хорош хохмить! Я на поезд опоздаю. Эй! ― Олег кричал, но в ответ даже ни одна потревоженная птица не пискнула. Пришлось идти наугад. Олег был убежден, что далеко уйти от тропинки не мог. Но поиски результатов не дали. Тьма сгущалась, а Олег лишь исцарапал лицо хлесткими ветками. Поезд! Поезд ждать не будет. Олег метался в зарослях раненым лосем, но без толку. Закралась даже мысль, что тропа опять исчезла, как не раз бывало и раньше, но кто знал, что она способна исчезнуть вот так, в одно мгновение. Ещё заевшей пластинкой крутилось в голове: «Леший путает, нечистый крутит, черти по кругу водят».

  ― Чёрт! ― выругался Олег, влипнув лицом в паутину. Нет, надо остановиться, прийти в себя, а то муть всякая в голову лезет. Сейчас важно успокоиться. В конце-концов, это не сибирская тайга, а всего лишь лесок между деревней и железной дорогой, с боков ещё стиснутый полями и болотом. Нужно лишь выбрать направление и идти – куда-нибудь непременно удастся выйти. Не существует ни чертей, ни леших, ни банников с овинниками, а с той кикиморой он ещё разберётся – таких шуток прощать не следует.

  Застыв на месте и справившись с одышкой, Олег понял, что вокруг абсолютная тишина. Он ощутил всей кожей это странное безмолвие. Разумеется, он понимал что птичий гомон с наступлением ночи смолкает, но всё-равно остается множество звуков – кваканье лягушек на болоте, шелест листьев, хруст веток. В конце-концов, рядом железная дорога. И ведь ни лязга, ни скрипа, ни писка – ничего, да ещё и тьма, как на зло, окутала лес непроглядным пологом. Ни Луны, ни звезд – абсолютный мрак. Глаза кое-как привыкли и могли различить силуэты стоящих рядом древесных стволов, но кружить по лесу не видя ничего дальше вытянутой руки было опасно.

  Только и стоять на месте не хотелось. Ночная сырость быстро дала о себе знать мелкой дрожью озябшего тела. Если надежд успеть на поезд у Олега оставалось всё меньше, то выбраться из лесу он по-прежнему рассчитывал, и как можно скорее. Ощупав ладонью шероховатый хребет старой липы, Олег наткнулся пальцами на крепкий сук. В голову неожиданно пришла светлая мысль – забраться на дерево, чтобы осмотреться. Олег помнил, что лес не так уж велик, и как бы его не кружило по чаще, с любой высокой точки должны быть видны станционные огни или свет деревенских фонарей и окон.

  Олег ухватился за сучок и потянулся вверх, упираясь ногами в ствол. Следующая ветка, потом ещё – лезть с непривычки было тяжело, но Олег справился. Остановился он, лишь когда дерево стало пугающе раскачиваться под его весом. Странно, он угадывал в темноте верхушки ближних деревьев, но ни единого отблеска света не было видно. Полная, абсолютная тьма. Олег испугался. Его охватило жуткое ощущение, почти уверенность, что он вдруг провалился в глубокое подземелье, из которого не сможет выбраться никогда. Он едва не закричал от страха и какой-то иррациональной жалости к самому себе, но тут же проглотил этот вопль. Глупости. Просто могли свет отключить. Такое случается в деревнях. Раньше, во всяком случае, бывало.

  Олег успокаивал себя, но страх и неуверенность кололи холодными иглами. Пальцы немели от напряжения. Держаться на дереве было все сложней, а верного направления так и не было. Олег стиснул зубы в отчаянии и прошипел негромко:

  ̶ Ч-чёрт!

  Он ещё раз покрутил головой и вдруг, боковым зрением отметил тусклый отблеск. Да, так и есть – слабый свет дрожал на листьях деревьев на некотором удалении от Олега. Это было не так уж далеко, но Олег поспешил, не желая потерять последний ориентир. Тьма обманула его. Казалось он брёл слишком долго, опасаясь наткнуться на острые ветки, но вскоре на помощь пришёл дым с примесью сладковатых ароматов чего-то печёного. Запах вёл за собой. Измученный Олег сумел выбраться на открытый участок, где под вывороченным вместе с землёй сплетением корней угадывалось пламя костра.

  Черти картошку пекут. Олег хмыкнул – картинка была почти, как в детстве. Он даже на секунду задумался – идти или нет. Но, усмехнувшись, твердо повторил себе, что чертей не бывает, кроме как в сказках, да в детских кошмарах. Олег вышел к свету. Возле небольшого костерка ссутулился мужик в бесформенном брезентовом балахоне. Над огнём на вертелах жарились большие рыбины. На корнях позади костра были протянуты верёвки, с которых свисали лоснящиеся тушки щук, судаков и лещей. Запах стоял завораживающий настолько, что оголодавший путник не стал даже задаваться вопросом, где же мужичок столько рыбы в лесу добыл.

  ̶ Вечер добрый. Я тут немного заблудился.

  ̶ Бывает. Присаживайся, ̶ голос у мужика был скрипучий и неприятный до мурашек, но Олег и не планировал вести с ним долгие беседы. Пусть дорогу покажет. Однако, от протянутой ему рыбины Олег не смог отказаться и присел на короткое замшелое бревно. Мужик с выпачканным в саже лицом проскрипел:

  ̶ Угощайся. А я вот решил рыбки накоптить, да задержался до темноты. Надумал переждать у костра. Ночь-то какая! И ты оставайся.

  Олег замычал прожевывая горячий ломоть судака:

  ̶ Не могу, у меня поефд. А фколько фремя?

  ̶ Так ить, полночь. И поездов никаких нет, и идти некуда, ̶ голос вдруг из противного стал пугающим до оцепенения. Олег растерянно проглотил прожеванную рыбью плоть. И в этот момент услышал первый, с наступления ночи, звук. Глухоту черного леса прорвал рёв болотной выпи. Этот жуткий вопль ночной птицы будто сорвал пелену какого-то наваждения, морока. Сорвал лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы Олег с ужасом увидел вместо копчёных рыбин развешенные на веревках человеческие руки и ноги. Сидел он не на куске дерева, а на туловище с обрывками жил и лохмотьями кожи вместо конечностей. И в руках его сочилась топлёным жиром обкусанная детская рука. Лицо незнакомца обернулось кошмарной маской с выпученными белками глаз и разинутой пастью с красными отблесками на частоколе острейших зубов.

  Олег вскрикнул, вскочил на ноги и начал плеваться, надеясь избавиться от проглоченного. Однако, могильная тишина вернулась и всё стало по-прежнему – копчёная рыба, человек в балахоне и пятачок света вокруг огня.

  ̶ Костью подавился? ̶ скрипнуло из-под капюшона. Вот, нечисть – издевается. Олег пытался вспомнить, как можно одолеть нечистую силу, но на ум приходили лишь строки из сказок. Вечера близ Диканьки, сказ о попе и работнике Балде... Кажется, против чёрта лучший метод – это грубая сила. У Гоголя Вакула ухватил чёрта за хвост и стал лупить со всей силы, пока тот не запросил пощады и не согласился на условия кузнеца. А что? Другого выхода нет, а яростью, после вкуса человечины во рту Олег мог и с другими поделиться. Он покрепче ухватил то, что снова казалось ему вертелом и хлестнул чумазого по лицу. Потом, не дав опомниться ударил снова, и ещё. Олег бил нечисть прутом, руками и ногами, не обращая внимания на омерзительные вопли демона. Чёрт извивался, упрашивал, давил на жалость, изображая обычного селянина, которого ночь застала в лесу у костерка с рыбой, но Олег не верил его крикам. Он бил жестоко, с оттягом, не обращая внимания на брызги крови, хруст хрящей, чавканье плоти и омерзительную вонь.

  Если это настоящий чёрт, то его нельзя выпускать – даже избитый в мясо, он отряхнётся и прикинется грибником, охотником или симпатичной бабой. Нечисть нужно дожать, пока не сделает то, что нужно. Олег не знал, почему был так в этом уверен, но бил, не считая ударов и изнывая от усталости, повторяя, как заклинание лишь одну фразу:

  ̶ Отпусти, нечистый! Дай выйти из лесу!

  Наконец, бес сумел-таки вывернуться из балахона, и, качнувшись от протянувшего к нему руки Олега, провизжал:

  ̶ Убирайся! Сгинь! Туда! ̶ чёрт махнул рукой, указывая, куда стоит идти и уполз в нору под корнями, продолжая вопить от боли. Олег, шатаясь от дикой усталости, двинулся в указанном направлении. Какое-то время ничего не менялось – та же тьма без единого звука. Но, только лишь Олег сумел отдышаться, всё будто перевернулось. Лес завопил на тысячи страшных голосов. Земля под ногами дрожала и дергалась, а отовсюду неслись душераздирающие вопли, стоны, клёкот, рёв и уханье. Олег побежал, не разбирая пути. Он едва успевал закрыться руками от веток, норовивших выхлестать глаза. Что-то враждебное тянулось к нему, настигало, чтобы разорвать в клочья.

  Олег мысленно твердил, что вернётся и добьёт беса, пусть ему при этом все потроха выпустят. Злость в какой-то момент стала гораздо сильней изнеможения и страха. Гвалт несущийся из лесной мглы внезапно изменился – он стал ритмичным, будто удары сотен молотков по железным брусьям. Вдруг перед ним вспыхнул ослепительный, до боли в глазах, шар, который стремительно рос. Олег хотел убежать, но что-то больно стукнуло его в лоб. Олег застонал.

  ̶ Куды ж ты под поезд-то, шальной?

  Словно тугая пелена в одно мгновение сползла с глаз. Олег понял, что стоит на железнодорожном пути, который освещал прожектор прибывающего поезда. Сухонькая старушка в платке замахивалась клюкой, чтобы ещё раз огреть Олега по лбу. Он успел поднять руки и промычать:

  ̶ Не надо, я всё понял.

  ̶ Ох, понаедете со своих городов, у вас от нашего воздуха и голова кругом идёт. А ты, небось, ещё и лишку хватил, ̶ старушка выразительно щёлкнула себя пальцем по горлу. Олег не хотел спорить и указал на поезд:

  ̶ Неужели рыбинский? На Москву?

  Бабулька удивленно ойкнула:

  ̶ Рыбински-ий! Да он же через Сонково идёт, а дотудова аж четыре остановки. Вот на этом поезде как раз, на сонковском.

  ̶ А что это за станция?

  Старушка покачала головой, но не стала скрывать от городского шутника название этого небольшого разъезда. Олег остолбенел. Он был в шоке. Если это правда... Нет, это не может быть правдой – до места, где он был вечером десятки километров по прямой. Но вот свет прожектора выхватил из тьмы скромный фасад деревянного вокзала с буквами названия. Бабка не врёт.

  Из ошеломления спутанными мыслями его вырвал тычок палкой под рёбра. Снова проклятая клюка.

  ̶ Ты, это, внучок, если хочешь завтра рыбинский перехватить, поспеши. Поезд тут долго не стоит. И это... Ты бы по нашим лесам ночью-то не бродил. Пропадают люди. А надысь, о прошлом месяце, рыбака одного до смерти изувечили – на человека не похож стал. Не знали, как и хоронить.

  Олег уже бежал к поезду, когда до него вдруг дошёл жуткий смысл сказанного. Уже от вагона он обернулся и крикнул:

  ̶ Бабуль, а число сегодня какое?

  Ответ заставил пальцы Олега похолодеть.

  ̶ А год какой?

  Не может быть! Он едва втащил свое тело в тамбур и осел на ступенях. Разум его словно вскипел, выбрасывая пузырями на поверхность кошмарные картины недавних событий. Всё, что память старалась сжечь без следа – всё выползало наружу. Внутри будто надломилось что-то. Олег сидел, провожая огни станции пустым взглядом, и думал о том, что жизнь больше никогда не станет прежней.

  Ведь немалый кусок этой самой его жизни пропал – растворился без следа в местных лесах. Не день, не неделя – годы. Или всё это неправда – видения помрачённого разума, а он сам лежит где-нибудь под корягой? А вдруг всё это просто кошмар, яркий и продолжительный? И скоро он проснётся. Олег даже пытался припомнить, не угостился ли он где запрещёнными веществами – очень уж всё напоминало бэд-трип. Он ведь мог попробовать ради интереса и не рассчитать сил? Мог ведь?

  Олег пристально вглядывался во тьму, свистящую ветром за дверью вагонного тамбура. Он будто искал там ответ, способный его успокоить.

  Ответа не было.