Текст книги "Спец по Восточному фронту (СИ)"
Автор книги: Вадим Астанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Спец по Восточному фронту
фантастический рассказ
Диктаторы любят опаздывать. Каждый диктатор мнит себя единственным и великим гением, который пронизает своим нечеловеческим разумом пространство и время. Поэтому мне приходится жёстко контролировать график их присутственных часов. Чтобы тираны всевозможных эпох, мастей и окрасок случайно не сталкивались друг с другом, во избежание всяческих неприятностей. Потому что были прецеденты... Сбежал чёрт и украл луну... Ну, вы догадались, надеюсь, что таким образом я демонстрирую свою начитанность... Но прецеденты действительно были. Подрались как-то двое правителей. Один из шестого века до нашей эры, тиран в каком-то древнегреческом полисе, другой из шестнадцатого века по Рождеству Христову, один из многих итальянских предшественников дуче. Крепко они друг друга мутузили, от души. И телохранители от своих принципалов не отставали. Чтобы растащить бузотёров, пришлось даже вызывать наряд полиции. Драчунов, разумеется, растащили, однако штраф пришлось платить вашему покорному слуге. Понятно, что понесённые расходы я без особого труда возместил, но с тех пор подобных ошибок не допускаю. Себе дороже. И вредит моему делу. Хотел добавить «и моей репутации», да не стал, потому что репутация в нашей работе занимает не самое главное место. Репутация сама по себе – субстанция вторичная, не особо влияющая на количество моих клиентов. Они идут ко мне не зависимо от рекомендаций. Можно сказать, с определённого момента их ноги сами несут их тела к моему кабинету. Ну, или к кабинетам моих сотоварищей по профессии. Их всего четверо, а со мной пятеро. Мы обслуживаем весь мир, и мир до сих пор на нас не жаловался.
На чём я остановился? Ах да, диктаторы любят опаздывать. Это неудобное для интеллигентного человека свойство заложено в диктаторе природой. Не всякий человек может стать диктатором, но всякий диктатор рано или поздно доходит до одной незатейливой мысли. Мысль эта, в принципе, примитивна и человеку умному кажется глупой и недостойной внимания. Умных же людей или хотя бы людей здравомыслящих, в процентном отношении всегда меньше, чем людей обычных, поэтому в распоряжении диктаторов испокон веков была, есть и будет широкая электоральная база. Масса человеческого материала, особенно податливая в смысле откровенного умственного манипулирования.
Мысль эта, как я говорил выше, примитивна и значима одновременно. Рано или поздно любой диктатор начинает ощущать себя избранным. Избранность сродни царственности, только царственность передаётся по наследству. В этот момент диктатор выпадает из системы реальных координат. Он переходит в плоскость иной, самотворимой персональной реальности, где он представляется всемогущим демиургом, железной рукой пасущим народы, повелевающим стихиями и меняющим по собственной прихоти мировые константы. Усиливающееся несовпадение между «здесь»-"там" проявляется, в том числе, и видимым рассогласованием во временных ориентирах. Тут следовало бы ненавязчиво перевести разговор на вечность, но о вечности я расскажу позже.
Диктатор был молод и диктатор был орёл. Телохранители диктатора тоже были орлы как на подбор, а вот адъютант полным орлом не вышел. Был он орлом пожиже, не орлом, а подорликом. Диктатор опоздал на час с четвертью, поэтому ему пришлось томиться в коридоре на неудобном колченогом стуле. У меня в коридоре нет приёмной и нет удобных министерских кресел. Если визитёр изволил задержаться, пусть терпеливо ожидает приёма на скрипящем, готовом в любую секунду развалиться стуле. К тому же подобное отношение подтягивает, мобилизует и дисциплинирует.
– Добрый день, – сказал я, доставая звенящую связку ключей. – Заходите, пожалуйста. Охрану можете смело забыть за дверью.
– К-хм, – откашлялся диктатор. – Адъютант...
– Он вам нужен?
– Как бы... к-хм... Необходим.
– Пусть заходит.
– Я, в сущности, вот по какому... – произнёс диктатор.
– Мне известна суть вашего дела, – перебил я диктатора. – Присаживайтесь.
Несколько минут мы в молчании разглядывали друг друга. Кроме того, что диктатор был орёл, диктатор был красив и чрезвычайно фотогеничен. Такие мужчины обязательно нравятся женщинам и придворным фотографам. С таких удобно работать духоподъёмные фотографические картины: «Бессменный вождь принимает сезонный парад Сухопутных войск», «Национальный лидер дружески беседует с делегацией многодетных матерей, кавалеров Ордена „Материнская доблесть“», «Верховный Главнокомандующий руководит на месте работой новой фермы по разведению съедобных грибов», «Останавливаясь на важности разведения плесени, бессменный руководитель узнаёт, каким методом разводят плесень», «Верховный Главнокомандующий выражает надежду и уверенность в том, что весь коллектив фермы по разведению съедобных грибов с ответственностью выполнит поставленные перед ним задачи и произведёт как можно больше вкусных и калорийных грибов для нашей армии и народа», «Горячо любимый руководитель проводит совещание с командным составом органов государственной безопасности в целях улучшения квартальных показателей по выявлению глубоко законспирированных агентов иностранных разведок». Ну, и так далее...
Росту в нём было как минимум метр девяносто, косая сажень в плечах, мундир удобно облегал его монументальный торс, нигде не стягиваясь и не топорщась. Золотые эполеты, серебряные аксельбанты, скромный солдатский крестик над клапаном левого нагрудного кармана, полученный за штыковую атаку в прошлой войне и бриллиантовая звезда на шейной ленте.
Диктатор уселся напротив, непринуждённо закинул ногу на ногу, щелкнул крышкой платинового портсигара с бриллиантовым вензелем:
– Угощайтесь.
– Спасибо, не курю.
– А я, с вашего позволения, засмолю сигаретку.
– Смолите, – сказал я, учтиво пододвигая ему хрустальную пепельницу.
Диктатор курил, демонстративно стряхивая пепел на пол. Я терпеливо ждал. Когда наши взгляды встречались, я улыбался ему вежливой улыбкой. Адъютант столбом торчал в углу.
– Скажите, вы женаты? – диктатор размазал окурок по хрустальному донышку.
– Это имеет значение?
– Может быть, – ответил диктатор.
– Понимаю, – сказал я, – ищете во мне человеческие черты. Вообще-то, я сущность внесистемная, вневременная, внепространственная и бессмертная.
Диктатор растерялся.
– Шучу, – рассмеялся я, – шучу. Ответ на ваш вопрос – нет. Нет, я не женат. Что-нибудь ещё желаете узнать?
– Пожалуй. Скажите, это вы консультировали известное лицо прошлого, XX века?
– Не так. Давайте сразу, на берегу, определимся с терминами. Я не консультирую кого бы то ни было, не даю советов, не оцениваю, не направляю, не указываю, не одобряю и не отвергаю. Я всего лишь наблюдатель, передаточное звено, мостик, соединяющий вас и вечность. Мне дозволено принимать к сведению и уточнять детали. В рамках врученных мне полномочий я и действую. Исходя из этого, известное лицо руководствовалось личным представлением о характере предпринимаемых им... деяний. У меня возникли определённые сомнения относительно некоторых деталей предъявленного известным лицом плана, которые известное лицо совершенно рассеяло. После чего план был принят к сведению и отправлен на рассмотрение по инстанции. А всё, что там произошло потом, полностью на совести известного лица. От себя же могу добавить – лучше просчитывайте риски. Паче того, известное лицо самолично неоднократно заявляло, что война на два фронта станет катастрофой для его страны.
Диктатор заметно сник.
– Рад, что мы нашли взаимопонимание, – сказал я. – Давайте ваш проект.
Адъютант быстро вложил в руку диктатора роскошный кожаный бювар, каковой диктатор почтительно передал мне.
– Насколько я понял, вы собираетесь...
– Да, – сказал диктатор, – обстановка складывается весьма удачно. Определённый хаос, опредёлённая дезорганизация властных структур предоставляют нам неплохой шанс...
– Какие прогнозы дают эксперты? Надеюсь, возможные последствия подобного решения учтены? Политические, экономические, культурные? На ближайшую перспективу и в дальнейшем?
– Какого-либо организованного сопротивления, а тем более упорного, не предвидится, – убеждённо сказал диктатор, – достаточно бронетанковой дивизии. Верховное Главнокомандование Сухопутных сил не сомневается в успехе. Начальник Комитета оперативного планирования заверил меня в полном успехе операции. Помимо непосредственно военной компоненты учтена и поддержка со стороны местных патриотов.
В расширившихся зрачках диктатора полыхал неистовый огонь грядущих всемирных пожарищ. Во многих глазах замечал я отсвет этого нестерпимого пламени и означал этот отсвет одно – соискателю удалось пробить канал, установить соединение – и он уже законнектился с вечностью.
Вечность. Трудно объяснить словами, что есть вечность. Существует, конечно, определение вечности в философском или религиозном значении. К примеру: вечность – это свойство того, что находится вне времени, бесконечная длительность, не имеющая ни начала, ни конца, образ неостановимого времени.
В философии вечность рассматривается преимущественно в связи с бессмертием человека или с представлениями о безначальном и нескончаемом существованием мира.
Ощущение вечности людям дают те редкие счастливые мгновения, как то любовь, приключения и вообще счастье, когда человек полноценно живёт настоящим и забывает о прошлом и будущем.
Проще представить вечность бездонным резервуаром, наполненным безграничными возможностями, дарующими обладателю устойчивого с ней соединения практически божественное всесилие. Интуиция, предвидение, иррациональная удачливость, способность управления массовым сознанием и много чего другого в этом же духе становится доступно счастливчику, нашедшему путь к источнику вечности. Правда, есть и оборотная сторона медали. Вечность обманчива. Повторяю по слогам: веч-ность об-ман-чи-ва. Имеющий уши, да услышит.
Я вернул бювар диктатору.
– Ваш план рассмотрен и принят к сведению. Желаю успеха в его осуществлении.
Диктатор не торопясь поднялся. Щёлкнув каблуками, произнёс:
– Честь имею.
– Всего наилучшего, – сказал я, провожая диктатора и его адъютанта до выхода.
Без семи двенадцать в дверь негромко постучали.
– Войдите, – благосклонно разрешил я.
– Мне назначено в полдень, – невысокий полноватый мужчина в темно-синем костюме робко застыл у порога.
Я с нескрываемым любопытством смотрел на стеснительного клиента. Профессор столичного университета, доктор филологических наук, специалист по античной и раннесредневековой литературе. Мог ли кто-нибудь представить, что это будущий вождь революции, лишившей красавца-диктатора власти, беспощадный робеспьер, отправивший свергнутого деспота на эшафот?
Впрочем, кто я такой, чтобы обсуждать её выбор?
У вечности свои резоны.
