Текст книги "Ксенофоб (СИ)"

Автор книги: Вад Капустин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Вад Капустин
Ксенофоб

Иван Черкашин с тоской смотрел в потолок каюты. В голове вертелась навязчивая фраза: «Вторая космическая скорость называется скоростью освобождения или убегания». Освобождение или убегание. Сбежать с чертового планетоида ему вряд ли удастся – из-за этой самой второй космической. А освобождение… Что ж, если смерть можно назвать освобождением, то ждать оставалось совсем недолго: планетка-ловушка не имела атмосферы, а запас кислорода должен был закончиться через пять часов. Впрочем, перегрузка могла прикончить землянина еще раньше. Перебирая в памяти события последних дней, Черкашин вновь и вновь задавался вопросом – ради чего он рисковал жизнью? И не находил объяснения. Но ответ был, и в поисках его пилот опять вспоминал прошедшие сутки.

Черкашину вообще не следовало лететь на Фроггу. Он терпеть не мог жаб: отвращение к земноводным гадам было заложено где-то на генетическом уровне. Но пилотом Иван был первоклассным, одним из лучших. В управлении ему так и сказали:

– Пилот ты первоклассный, значит, тебе и лететь.

– Но Валентин Сергеевич, – попытался возразить Черкашин, все еще надеясь подыскать приемлемую отговорку: для пилота-дальнобойщика признаться в ксенофобии означало подписать себе волчий билет на всю оставшуюся жизнь. – У меня не туристический лайнер! Старый побитый разведчик. От войны не остыл. На борту четверым не разместиться. А тут ведь дипмиссия!

– Вот именно, – ответил начальник управления космических перевозок. – Лучше пусть пару суток потерпят. Летят они на переговоры с Корсом. Понимаешь? С Корсом!

– Понимаю, – еще бы он не понимал. Навоевался. Корсы были заклятыми врагами человечества, да, пожалуй, и большей части Содружества. Похожие на птиц, но не птицы, а скорее птицеящеры, способные разорвать космонавта в скафандре одним движением мощных когтей, они устроили в земных колониях настоящую резню. Но и корсам, пожалуй, тоже было, что припомнить агрессивному человечеству, пытавшемуся основать колонии в зоне чужого влияния.

Посредниками в налаживании контактов стали фроггсы. Миролюбивые жабообразные чужаки вмешались в конфликт, и предложили свою территорию для встреч воюющим сторонам. Однако противников примирения с птицеящерицами должно было оказаться немало. Причем не только на Земле. Ашшуры, уже давно действовавшие по принципу «разделяй и властвуй», отдали бы многое, чтобы сорвать переговоры. Прецеденты уже были. Орлов мог не тратить лишних слов на объяснения, но Ивану пришлось выслушать всё:

– Чем меньше народу узнает о завтрашней встрече, тем больше шансов, что дипы доберутся до места. Зачем секретной миссии лайнер? А вот скоростной разведчик – самое то! Твоя задача – быстро доставить дипов на Хасту, потом на Фроггу и вернуться обратно. И, – Орлов, наконец, сжалился над пилотом, а может быть, наоборот, решил окончательно добить Ивана намеком. – Жаба в составе дипмиссии будет только одна.

– Так среди них еще и жаба? – ахнул Черкашин. Он уже смирился с тем, что неизбежно увидит на планете фроггсов, но жаба на его корабле, фроггская самка!

– Ну да, – подтвердил Орлов. – Двое земных дипломатов – Лаврентьев из департамента галактических дел, наш посол на Фрогге и жаба-посредница. Я ее уже видел – очень милая старушка. А вот если тебя что-то не устраивает… – угрожающе начал он.

– Устраивает все, я согласен, – угрюмо буркнул Черкашин, понимая, что отказаться уже не удастся.

– Ну, и отличненько, – одобрил Орлов. – Вылет сегодня в семь, то есть уже, – он бросил короткий взгляд на старинные настенные часы. – Через три часа. Механики всё подготовили, корабль в полном порядке. Давай! Быстрого полета!

Иван добавил в аптечку упаковку транквилизаторов, строго воспрещенных к употреблению во время рейсов, и отправился на космодром.

Дипломаты уже ждали. Лаврентьев, военспец, лысоватый заносчивый коротышка, смерил Черкашина недовольным взглядом. Посол, высокий светловолосый парень лет тридцати, рассеянно кивнул, думая о чем-то своем. Жаба тоже там была… Огромная, безобразная, склизская, вонючая… И даже то, что в кислородной среде любой чужак надежно изолировался тонкой пленкой защитного силового скафандра, не спасало дела.

Иван бросил на жабу короткий взгляд, отвернулся, с трудом сдержав приступ тошноты, и решительно бросил в рот белую таблетку. Он хорошо знал, какое впечатление самки фроггсов производят на всех, кроме самцов собственной расы, но знание не помогало при встрече с воплощенной фобией.

К счастью, фроггская дипломатка была в гуманоидной маске. Лишенные мимических мышц, без масок, сложных, напрямую связанных с нервными узлами конструкций, фроггсы чувствовали себя раздетыми, беспомощными. Маски стали для фроггсов важной частью общественной жизни. Они были самыми разнообразными, общего пользования и рассчитанные только на одного владельца, ритуальные – по должности, и повседневные – домашние, воплощающие черты собственного идеала красоты или внешность других рас и народов.

«Старая жаба» – как про себя окрестил фроггскую дипломатку Черкашин – избрала маску пожилой гуманоидной учительницы, встретившей земного пилота доброй благожелательной улыбкой.

Когда дипломаты кое-как разместились на корабле, таблетка уже подействовала:

– Ладно, – умиротворенно подумал Черкашин. – Двое суток перетерплю.

Путь на Хасту, гористую, неприветливую планетку, где дипломатов уже ожидали корсы, должен был занять не больше двенадцати часов. Пять часов занимал перелет до портального переходника, два часа – прохождение контроля, и еще часов пять своим ходом до Хасты. Лишь три часа отводилось на переговоры – корсы ждали от землян конкретных предложений и не желали рисковать, задерживаясь на чужой планете. После встречи Черкашину оставалось только по-быстрому доставить на Фроггу жабу и послов для дальнейших переговоров, а потом вернуться домой, на Землю.

Но Ивану не повезло. После успешного взлета и выхода на расчетный маршрут представитель галдепартамента, разложив бумаги на письменном столике, начал напряженно изучать тексты договоров. Молодой посол, надев наушники и усевшись за комп, взялся что-то переводить с корского. А деятельная жаба, увидев, что пилот, отдав команды корабельному мозгу, ничем особо не занят, решила развлечь его разговором.

– Вам нравится фроггская поэзия? – фроггша прекрасно говорила по-русски, чуть пощелкивая на шипящих, но тему она избрала, по меньшей мере, странную. Поэзию Черкашин не знал и не любил никакую. Однако он слышал, что жаббсы помешаны на литературе, и все кропают стишки в восточном стиле, похожие на японские или китайские.

– Не очень, – честно ответил пилот, стараясь не слишком явно отворачиваться от собеседницы. Действие таблетки заканчивалось, и его снова подташнивало. Пить вторую таблетку Иван не хотел, но другого выхода не было, и он потянулся к аптечке.

– Жаль, – сказала жаба, с доброй улыбкой школьной учительницы наблюдая за маневрами Черкашина. – А вот мне земная поэзия нравится. Я даже написала кое-что в русском духе. Хотите послушать?

– Давай! – согласился Иван, с ужасом понимая, что фобия куда-то исчезла, но после второй таблетки ощущения стали запредельными.

Классный пилот, каким Черкашин считал себя не без основания, мог привести корабль к порталу и в невменяемом состоянии. А тут еще милая старушка – так ее, кажется, назвал Орлов? – решила почитать свои стишки. Так отчего ж не послушать? Тем более, уже и не остановишь.

Жаба вдохновенно читала длиннющую поэму о славных подвигах самураев, дипломаты были заняты делом и не прислушивались, а Иван согласно кивал, время от времени отвлекаясь от приборов и многда проваливаясь в полудрему. Он даже не поверил своим ушам, когда, наконец, наступила тишина. Фроггше Черкашин ничего не успел сказать – его окликнул военспец.

– По дипканалам пришло предупреждение. После выхода к Хасте придется изменить маршрут, – объяснил Лаврентьев. – Придется немного рискнуть. И если ты вовремя доставишь нас к Весне, то я ничего не сообщу в управление о твоих художествах.

– А почему к Весне-то? – угрюмо спросил Черкашин, отлично понявший намек. За применение депрессантов в рейсе ему грозили не меньшие неприятности, чем за ксенофобию. Еще повезло, что от департамента на переговоры полетел русский, а не кто-то из марсианских колонистов. Вот тогда никаких «если» уже не было бы.

– На подлете к Хасте на корсов напали, и им пришлось срочно переместиться к земной колонии. И там они будут ждать не больше трех циклов.

– А кто напал-то? – без особого интереса спросил Черкашин, быстро просчитывая переход. Он проглотил таблетку нейтрализатора, быстро ввел команды кибермозгу, принял коррекцию и уставился на экран.

– Похоже, ашшуры, – откликнулся посол.

– Свою работу делай, водила, – оборвал разговор Лаврентьев.

– Уже сделал, – отозвался Иван. – В кресла сядьте, сейчас пойдет перегрузка. И ты, бабуля, тоже, от стишков оторвись.

Дипломаты расположились в противоперегрузочных креслах, а фроггша просто откинулась на спинку дивана, с улыбкой на ритуальной маске объяснив:

– Я хорошо переношу гиперпереход.

– Как знаешь, – буркнул Иван.

Долгое мгновение безмыслия, и земной разведчик снова выбросило в привычную реальность. Черкашин услышал голос посла.

– Отлично вышли! В получасе лета от Весны. Не зря тебя, парень, Орлов хвалил.

– Ну уж и хвалил, – польщенный пилот еще только успел заметить краем глаза появившиеся на экране юркие кораблики перехватчиков, а руки уже легли на приборную панель, резко рванув корабль в сторону, а охрипший голос отдал кибермозгу приказ:

– Полная защита! Экран. Плазма!

Лучи вражеских деструкторов прошли мимо, и Иван, лихорадочно считывая показания приборов, рванул корабль прочь. Дипломатам повезло, что Орлов выбрал для миссии черкашинский разведчик. Никакому лайнеру уйти от ашшурских ястребков не удалось бы.

– Ашшуры. Перехват. Корсы сообщили, что успели взлететь и ждут нас в космосе на стыковке. Но нам не уйти, – мрачно сказал Лаврентьев.

– Да. И живыми ашшуры свидетелей не отпустят, – бестрепетно согласился посол. На лице дипломата никак нельзя было прочитать чувств, и пилот невольно бросил короткий взгляд на погрустневшую маску жабы.

Наверное, если бы на борту было только двое землян, Иван никогда не взял бы на себя право на отчаянный риск, но маска старой учительницы, глупые стишки, добрая улыбка – все это почему-то заставило пилота решиться. И в конце концов, он ведь больше всего хотел избавиться от жабы на корабле, разве не так?

– Я уведу ашшуров, – сказал Черкашин. – Пройду по касательной над Весной и сброшу вас на посадочном катере. А сам уведу ашшуров к астероидам. Сигнал корсам с катера подать не сложно, выйдете к ним на автопилоте, справитесь.

– Справимся, – в глазах Лаврентьева блеснул огонек надежды. – Я сам когда-то неплохо знал пилотирование. Да и Валерий Константинович…

– А как же вы? – растерянно поинтересовалась жаба.

– Оторвусь, – самоуверенно успокоил Иван. – Я тут недавно ходил в разведку, диспозицию знаю. Разведчик посажу на крупном астероиде, пережду. Ашшурам на ястребах, без карт туда никак не пройти. А через пару часов подойду к Хасте. Пусть корсы вас туда тоже подбросят.

Черкашин снова отправил корабль в переход. Корский корабль был виден не только на экранах, но и в визуале. Дипломаты, торопливо похватав бумажки, ушли на катер, уведя с собой фроггскую жабу. После отстыковки бота Иван настороженно следил за экранами, и, когда появились преследователи, рванул к поясу астероидов.

Маневр удался блестяще. Вот только космонавт не учел ее, вторую космическую. Вторая космическая скорость определяется радиусом и массой небесного тела. Но Иван опрометчиво посадил корабль на Гертруду – металлический астероид не обычного М-типа, а типа V. И плотность его, и сила тяжести оказалась сверхвысокой, выше земной, и слишком высокой для маленького разведчика. Когда радость после удачного маневра и бегства поутихла, и Черкашин понял, в какую сам себя загнал ловушку, ему осталось только обреченно вспоминать о том, что вторая космическая – скорость освобождения.

Иван не сомневался, что дипломаты не станут особо беспокоиться о судьбе пропавшего пилота. Добраться с Хасты на Фроггу можно без проблем. В конце концов, миссии предстояло решать вопросы поважнее. От успеха переговоров зависели миллионы жизней. Кто будет при этом заботиться об одиночках? Вот только жизнь у Черкашина была всего лишь одна, и жаль, что она заканчивалась так глупо.

Иван понимал, что непростительную ошибку допустил по собственной глупости, расслабившись под действием депрессанта, но не видел смысла портить последние часы, терзаясь запоздалыми сожалениями. Пилот потянулся к сумке еще за одной таблеткой – почему бы нет, поможет уйти спокойно, – и вдруг заметил мерцающий на приборной доске огонек вызова. Мысленно выругавшись, Иван торопливо врубил звуковой сигнал – он ведь и в самом деле отключил прием, опасаясь ашшурских сканеров.

– Черкашин, отзовись, отзовись, черт тебя побери, – монотонно бубнил голос Лаврентьева. – Отзовись!

– Я – Черкашин, – торопливо отозвался Иван. – Застрял в поясе астероидов, на Гертруде, не могу вырваться. Знаете – вторая космическая…

– Наконец-то, – с неожиданной радостью сказал дипломат. – Давай координаты. Тебя заберут фроггсы. У них есть гравитатор – никакая космическая не страшна. Коллега Нееттерхафс здесь, на Хасте, всех переполошила, без тебя улетать отказалась. Мы отправляемся на Фроггу, а ты жди подмогу.

– Нееттерхафс? – растерянно повторил Иван, еще не осознавший, что спасение близко и реально. Ах да, наверное, это старая жаба.

– Ага, – жизнерадостно подтвердил Лаврентьев. – Сказала, что потрясена твоей самоотверженностью и готовностью отдать жизнь за братьев по разуму. Фроггсы ведь эмпаты. Что-то она такое почувствовала в твоих мыслях. Давай!

Фроггский гравилет снял Черкашина с Гертруды через полчаса и доставил на Хасту. На космодроме пилота встречала только старая жаба под маской старой учительницы. Она стояла у служебного входа и как обычно что-то кропала, щелкая когтем по клавишам комма. Почему-то сейчас она показалась Ивану гораздо симпатичнее.

– Я рада, что с вами все в порядке, – сказала фроггша и, немного помолчав, добавила. – Знаете, с детства не выношу гуманоидов. А на землян у меня вообще фобия. Только стихи и спасают, – сказала она и протянула пилоту руку.

Иван Черкашин усмехнулся, зажмурился и резко перевел дыхание. Потом открыл глаза, сглотнул и крепко пожал безобразную когтистую лапу.