Текст книги "В ночь после битвы"

Автор книги: Вацлав Воровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И не одно здесь было юное сердце, в котором девственная страсть сочеталась с мечтою освобождения, и в восторге освобождения пламенели, пламенея, юная жаркая любовь,– освобождение и любовь, восстание и жертва, вино и кровь,– сладостная мистерия любви жаждущей и отдающейся! И не одни загорались очи, увидев милый образ, и не одни шептали уста:

–  И он здесь!

–  И она здесь!

И в тени за поляной, где не видят нескромные взоры, нетерпеливые уста в робкий и быстрый сливались поцелуй. И отпрянули друг от друга.

– Мы не опоздали, товарищ?

–  Нет, товарищ Наталья, еще не опоздали.

Сказано сладкое имя.

–  Пойдемте, однако, туда, товарищ Валентин.

Сладкое сказано имя".

Вы думаете, это друзья г-на Сологуба собрались на веселую вакханалию подальше от взоров полиции? Нет, это, видите ли, должно изображать социал-демократическую массовку. Занятная штука, эта социал-демократия!

Из таких порнографических элементов составлен "со

175

циал-демократический" роман Федора Сологуба. И эта суздальская мазня преподносится с развязным заявлением: "Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт"13. Было бы правильнее написать: "Беру кусок бумаги, гладкой и белой, и пишу на ней, что взбредет в голову, ибо есть еще неразборчивые издатели, которые платят за это деньги, и наивные читатели, которые принимают меня всерьез". Господин Сологуб, как видно, очень внимательно изучал социал-демократов и особенно социал-демократок. Но в силу психологической неизбежности он воспринял только то, что было доступно его пониманию. Как жаль, что члены социал-демократической фракции II Думы, представ перед судом, не вызвали г-на Сологуба в качестве эксперта; тогда бы ясно стало, что социал-демократическая партия – не "преступное сообщество, имеющее целью и пр.", а просто незарегистрированный кружок поощрения всесторонних половых сношений 14. И вместо каторги депутаты приобрели бы чисто сологубовскую популярность.

Как ни различны по настроению, по тону, по характеру переживаний рассказ Леонида Андреева и роман Федора Сологуба,– они растут из одного корня, они – плод одного и того же настроения. Это – своеобразная ликвидация революции, идущая параллельно, хотя и враждебная официальной ликвидации. Оскудевающая интеллигенция, которая всегда не прочь была поговорить о пользе свободы, возлагала большие надежды на революцию, на ее двигателя пролетариат и на его руководителя – социал-демократию. Когда же ее надежды не сбылись, она начала развенчивать свои вчерашние кумиры. Пошло повальное мародерство: клеветать на революционеров вообще, на социал-демократию в частности, стало признаком хорошего тона среди якобы демократической интеллигенции. Последняя стала добровольным, в силу своей ограниченности, пособником религии.

Бегство мелкобуржуазной интеллигенции от пролетариата представляет исторически неизбежное явление. После неудачных революционных взрывов оно сказывается особенно резко. Но русская интеллигенция и это дело не могла обставить сколько-нибудь прилично: она делает его в наиболее унизительной форме – в форме

176

мародерства. И в конце концов совершенно безразлично, что бы ни противопоставляли "правде" борцов вчерашнего дня: "разумную" ли умеренность "реальных политиков", анархическое ли торжество "тьмы", разгул ли обезумевшей плоти, ибо здесь только разница темпераментов, а смысл один и тот же: бегство неустойчивых, безвольных общественных элементов от упорной, последовательной, неослабной борьбы.

В добрый час, господа. Жалеть о потере не приходится. Но скажите – в интересах вашего же самоуважения скажите,– неужели вы не можете совершить своего отступления без мародерства, без отравления воздуха миазмами тленья?