Текст книги "Чёрная бузина (СИ)"

Автор книги: В. Юберге Ализанер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

I

   Посыльный прошёл в кабинет, словно только его здесь не хватало. Кивнул хозяину и поставил на деревянный стол, прорезанный бирюзовой рекой эпоксидной смолы, упакованную в пурпурную ткань продолговатую коробку.

   Крупный темноволосый мужчина лет сорока, не вставая, перегнулся через столешницу и подтянул ящик к себе. Махнул нарочному, тот быстро поклонился и вышел, прикрыв дверь.

   Под старомодным бархатом скрывался непрозрачный пластиковый контейнер с плотно пригнанной крышкой, как для жидкостей. И правда, при движении внутри бултыхнуло.

   Зазвонил телефон.

   – Илья Кауфман, добрый день, у меня совещание, перезвоню до двенадцати.

   Он положил трубку и с полчаса неподвижно смотрел на контейнер.

   Наконец вздохнул, поддел крышку и отложил на ткань.

   Люминесцентные лампы десятком холодных искусственных огней засияли в гранях аметиста, застывшего виноградной каплей в плетеном серебряном кольце. Вещица Ирины Самойловой. Ей же, без сомнения, принадлежала и лежавшая в контейнере рука, ровно отрубленная десятью сантиметрами выше кисти. На дне ёмкости волновалась натекшая кровь.

   Илья выдохнул сквозь зубы, снял с тонкого девичьего пальца тяжелое холодное кольцо, протёр бумажным платком, надел на мизинец. Затем приподнял контейнер и, придерживая руку, чтобы не мешала, в несколько глотков выпил кровь, не проронив ни капли. Щёлкнул зажимами крышки, приладив на место, прихватил с собой контейнер вместе с куском бархата, вышел в коридор, миновал три помещения и без стука зашёл в четвертое, на котором значилось: «Директор Управления налоговой и общегражданской практики Шевцова Е. Н.»

   – Лен, привет, – сказал Илья статной тридцатилетней девушке в синем брючном костюме.

   Античные черты Елены осветились улыбкой.

   – Добрый день, Илья Кириллович, – отозвалась она.

   – На встречи с ХайАрхиТек и Юнистрой-М снаряди вместо себя Сашу или Люду, пусть соберут бриф, мои встречи скажи секретарю перенести, и да, обещал позвонить Коробкову часа через полтора, звякни ему, скажи я попросил.

   Лена черкнула в блокноте.

   – Ирина нашлась, Самойлова, – собрался с духом Илья и показал Лене злосчастное кольцо.

   Лену насторожил его тон. К тому же, младших, которые жили первую жизнь, Кауфман звал ласкательно, даже обормота Воронцова.

   – Что с Ирой? – упавшим голосом спросила Лена.

   Илья встряхнул контейнер, Лена отпрянула.

   – Лена, ты молчи, меня послушай, сейчас берёшь машину, прячешь коробку вместе с тряпкой в потоках, вывозишь за город, место выбери сама, безлюдное, лучше к северу. Утилизируй на свой выбор, содержимое...ну я начал, можешь подхватить, – он понизил голос до едва различимых звуков. – Вряд ли мы получим голову, чтобы сделать всё, как следует.

   Лена стиснула контейнер.

   – Ирина за бузинным кругом, – продолжал Илья. – И я, сама понимаешь, туда же.

   – Помогите ей, Илья Кириллович, – взмолилась Лена.

   – Ничего не обещаю, – Илья потёр виски, взгляд его рассеялся.

   Повисла тишина. Через пару минут Лена решительно замотала контейнер в бархат, основательно перехватила скотчем, сунула контейнер в маечку из продуктового, а ту – в фирменный пакет обувного магазина, припасенный в тумбочке. Поднялась, обогнула неподвижного Кауфмана и в обычном темпе направилась к стоянке, сжимая ручки пакета чуть дрожащей рукой.

   Спустя четверть часа Илья медленно отнял пальцы от головы, оживая. Зашёл к себе за рюкзаком, на выходе из конторы сообщил секретарю, что срочно отбывает в однодневную командировку в район, на частную встречу.

   Под аркой в сумрачном проулке Илья подхватил и скрутил узлом силовые потоки вокруг, меняя природную структуру, миновал арку смутным незапоминающимся силуэтом, и к остановке шагнул помолодевшим лет на двадцать. Черты лица заострились, тело сбросило груз прожитого и десяток килограммов. Илья тронул языком длинные гнутые клыки и криво усмехнулся.

   Стайка хохотушек-студенток забросала Илью заинтересованными взглядами, потоки донесли до острого слуха обрывки шепотков про то, как длинные волосы уродуют симпатичных парней. В другое время он может и пофлиртовал бы с девчонками, но нынче тиски смертного холода сжимали сердце, и свет людского мира померк, следуя за его настроением. Когда к остановке подошёл автобус, студентки, внезапно объятые тревогой, поспешили загрузиться в первую дверь, инстинктивно держась подальше от Ильи.

   Он встал на задней площадке и отключился на шесть-семь остановок, слепо глядя в окно. Самойлова Ирина как сквозь землю провалилась восемь дней назад. Лена ночей не спала в бесплодных попытках нащупать её силовой поток. Илья поднял все связи в нелюдской общине, но близкие и далёкие товарищи по несчастью лишь разводили руками. Вадим с Надюшей облазили все больницы и морги в округе, даже в Москву мотались, безрезультатно. По-честному, Илья включился в разыскные работы для общего успокоения, в глубине души догадывался, куда она делась.

   – Студенческий предъявите, – вывел Илью из забытья голос кондуктора. Он чуть улыбнулся сухонькой старушке и предъявил пятнадцать рублей – проездных у него не водилось.

   Через остановку Илья вышел к автовокзалу и купил билет до Зубовой Поляны на шестнадцать часов. Проглотил вполне пристойную сосиску в тесте, купленную в крошечном вокзальном кафе, запил чаем из пластикового стаканчика. За три с половиной часа в тряском автобусе ему предстояло многое обдумать, в том числе и главную потерю.

II

   Ирина Самойлова продиралась через лес. Походная одежда и высокие шнурованные ботинки помогали от клещей и дождя, который временами накрапывал и тяжелыми налитыми каплями срывался с ветвей, но не спасали от чувствительных укусов совести.

   В рюкзаке, запрятанный поближе к спине, на самом донышке внутреннего кармана жёг спину портальный крест – металлический стержень с поперечинами, который Ирина позаимствовала у Ильи Кирилловича.

   Кража вышла сама собой, не со зла. Месяца за три до бегства Ирины Вадим, весь всклокоченный, ворвался в контору и до вечера возмущался, что участник людской Нечистой силы, а попросту колдун-недоучка, завладел портальным крестом их убитого собрата.

   Кириллыч посокрушался за компанию, потом открыл сейф в одежном шкафу у себя в кабинете и на всякий случай показал крест тем, кому свой иметь рановато. Попутно объяснил, что крест – штука полезная, но с малым количеством нелюдской крови чисто утилитарная, много не выжмешь, если только не гонишься отнять чужую, как Нечистая сила. Можно сложить целый дом вещей, да открывать тайные проходы послесмертия, мира мёртвых.

   Показал, как втянуть вещи в крест и извлечь обратно. Вадим ещё похвастался, что в своем кресте носит фотки бывших, а Елена его дурачком назвала и договором в шутку прихлопнула.

   В среду Кириллыч попросил Ирину принести из сейфа папку с доверенностями, она пошла и, пока шарила по полкам, нащупала возле задней стенки обёрнутый в файл портальный крест, сама на заметила, как он в кармане оказался.

   Ирина честно хотела отдать крест Кириллычу, но он не спрашивал, а ей неловко было сознаться. Долгими, тягучими часами любовалась крестом и тосковала по иному миру, который и краем глаза не видала. В пятницу Кириллыч подошёл к столу Ирины, воззрился на неё и молчал. Ирина сжалась в комочек под его понимающим взглядом.

   – Ничего, – только и сказал Кириллыч, – бывает, ты только верни.

   Ирина кивнула, сгорая со стыда. Весь вечер не расставалась с крестом, прятала и доставала всякие штуки: сувениры, ноутбук, кухонные стулья. В субботу полдня то плакала, то покрывалась липким потом, гипнотизируя диалог с контактом «Шеф», пока экран телефона не погаснет, то хватала сумку, порываясь бежать в контору. Чашку любимую расколотила – тремор одолел. К ночи засунула в крест всё вокруг, за что зацепился глаз. Утром в воскресенье поднялась с кровати совершенно разбитой, оглядела пустую, всю упакованную в крест квартиру и пустилась в бега.

   В лесу сумерки мгновенно, как расходится в воде ламповая сажа, сгущаются в слепую тьму. Высоко, у самого неба, сплелись сосновые кроны, застыли в безмолвии ветви лип, берез и дубов.

   Время летит быстро, года три минуло с тех пор, как Ирина жила в этих местах с волонтёрским отрядом. С согласия администрации искали захоронения военнопленных. Сохранилась архивная информация о братских могилах в Зубово-Полянском районе. Обнаружили три десятка заросших холмиков с останками, отправили в райцентр отчет, на том дело и забуксовало. Никто не горел желанием тратиться на заброшенное кладбище, провели выемки костей и фрагментов одежды, и бросили как было.

   Ирина включила верный туристический фонарь. Свет вспорол мокрый подлесок, на душе потеплело. Она порылась в рюкзаке, бережно достала портальный крест.

   Сейчас всё решится. Ирина исчезнет в мире, куда её мучительно зовут чёрные жемчужины нелюдской крови, или, поджав хвост, с нехилым позором поедет домой, просить прощения у Ильи Кириллыча. Доверия теперь не жди, комбинацию сейфа точно сменит. Лена будет дуться месяц, не меньше, а Вадюша, язва, всё темечко проклюёт искромётными шуточками про мордовские колонии, где её заждались.

   В наушниках загромыхал «Танец рыцарей» Прокофьева. Луч фонаря вырывал из темноты то куст орешника, то липовую поросль. Вот бересклет, кучка юных осинок. На задворках сознания Ирина малодушно надеялась скоро посмеяться над своей выходкой в тёплом обратном автобусе.

   Стоп, влажно блеснули в листьях гроздья тёмных бузинных ягод. Она резко вдохнула от неожиданности.

   Крест ощутимо потеплел, вот-вот начнёт обжигать пальцы. Ирина подалась вперёд, шагнула, не глядя, поскользнулась на мокрой траве и с размаху села на землю. Свет метнулся в сторону, в глазах замельтешило, наушники выпали, впуская тихое шуршание дождя. Она перехватила фонарь и застыла, не в силах признать реальность увиденного.

   Над ней возвышались гигантские, метра под три, фигуры, закутанные в тёмное тряпьё, обмотанные коралловыми бусами. Над головами змеями изгибались бесформенные рога, скрученные то ли из волос, то ли из сухой травы. В глубоких глазницах углями тлели глаза, слишком маленькие для грубых лиц. Рты существ скрывались под плотными повязками.

   Она закричала, но не издала ни звука, отчаянно рванулась, но как приросла к месту. Фонарь выпал из закостеневших пальцев, откатился и застрял в зарослях малины, левая рука с крестом, которую Ирина инстинктивно сжала в кулак, одеревенела. «Демоны, – задыхаясь, думала Ирина, – полнокровные демоны.»

   Ближайший демон качнулся к ней и воздел руку с гладким деревянным посохом с резным навершием в виде женской головы. Над землёй взметнулся широкий, как весло, заточенный конец посоха, и бросился вниз, к безвольной правой руке.

   Ирину сотряс удар. Она впилась взглядом в медленно сползающую по гладкому дереву кисть. Боль не приходила, только глухая пульсация. Ирина, не отрываясь, гипнотизировала взглядом отдельно лежащую руку, чужую, чуждую, вымазанную землёй, со знакомым кольцом на пальце.

   Демоны расступились, давая дорогу пареньку с сумкой-холодильником, с приветливым лицом под козырьком простецкой бейсболки. Тот присел на корточки и деловито, быстрыми движениями перекладывал кисть в пластиковый контейнер. Ирина заискивающе заглянула под кепку и срывающимся голосом прошептала:

   – Позвони Шевцовой Лене, умоляю, телефон в рюкзаке, и в полицию.

   Парень улыбнулся и передёрнул плечами, как обычно делают, когда не понимают языка чужой страны. По щекам Ирины потекли слёзы, они холодили кожу, застилали глаза. Сквозь мокрую пелену Ирина расплывчато видела, как парень упаковал контейнер в ткань, забросил в переносной холодильник и бодро пошёл к деревне по её следам.

   Паралич понемногу отпускал Ирину, но в плечо впились костистые пальцы и потащили прочь, глубже в лес. За обрубком тянулся смазанный кровавый след.

III

   Илья сошёл на автостанции Зубовой Поляны с небольшим опозданием – в семь сорок вечера. Солнце закатилось, цвета потеряли сочность.

   Прогулялся с Ленинской на Пролетарскую, к навесному мосту. За мостом повернул влево, до железнодорожных путей, по старым посеревшим шпалам – дальше от городка, на другую сторону насыпи – и в лес.

   Настала та пора сентябрьского дня, когда золотисто-жёлтая с вкраплениями алого и последними мазками зелени листва, утратив закатные краски, приобретает мертвенную серость. Прохладный вечер окружил Кауфмана, на бледнеющем небе светился месяц, у горизонта сиял одинокий глаз Венеры, вечерней звезды.

   Ботинки проваливались в раскисшую, не просохшую с последнего дождя лесную подстилку из гниющей листвы, крошащихся под ногой старых веток, пустых оболочек погибших жучков-паучков. Илья заботливо отводил в сторону полуголые кусты, которые цеплялись, как юродивые, жалостливо вопрошая, за что им эти увядание и смерть.

   У границ покинутого кладбища военнопленных преграждала путь стена непроницаемой густой тьмы. Илья нахмурился, повелительным жестом обвёл стершиеся ряды могил. Из рукава выпала цепочка с десятком портальных крестов, приколотая к манжету крохотной английской булавкой. Кресты звякали друг об друга, кружась и покачиваясь.

   В метре, лицом к лицу с Ильей, вырос демон с копной рогов. Илья почтительно склонился, скрестив руки на груди, как полагается приветствовать сахсарса – злого духа, оберегающего границы мира иного.

   – Не пересёк бузинный круг, но приглашён за границы, – церемонно провозгласил Илья.

   Сахсарса качнул тяжёлой головой, соглашаясь, и отступил в заросли орешника. За могилами заклубился плотный туман, словно за сценой включили дымовую пушку. В белёсых клубах выступили заросли бузины, спелые кисти посматривали на Илью влажными глазками чёрных ягод. Тут и там проглядывали громоздкие фигуры демонов, вспыхивали неверные холодные огни. Провалившись по самые лодыжки в болотистом месте, Илья хватанул левым ботинком мокрую грязь и досадливо поморщился.

   За бузинным кругом застыл в ожидании суд – пятеро сахсарса, в центре – Наместник с традиционными тремя голосами, по правую и левую руку – недвижимые двойки Советников. Илья проследил направление взглядов собравшихся, и его сердце ухнуло в желудок – искры сахсарских глаз прожигали осунувшуюся, лихорадочно трясущуюся Ирину, которая непрерывно щупала искалеченную руку в обрезках рукава камуфляжной куртки.

   Илья поспешил к ней, пока сахсарса не вышли из оцепенения, потревоженные его появлением. Подле Ирины стоял, опираясь на вычурную, волной изогнутую трость, среднего роста мужчина с небрежно уложенными волосами с проседью, в долгополом старомодном сюртуке. Глубокие морщины прорезали усталое молодое лицо, словно он давно боролся с тяжелой болезнью, которая его вконец измучила.

   – Король змей да восславится, – прокаркал он.

   – Орден Путей да получит столько мертвечины, чтоб насытиться, некромаг, – в той же манере отозвался Илья.

   Собеседник осклабился, показывая сколотые, пожелтелые зубы. Илья обогнул некромага и присел к Ирине. Заготовленные по дороге слова вылетели у него из головы при виде воспалённых глаз, дрожащих слезами.

   – Илья...Кириллович, – выдохнула потрясённая Ирина.

   Илья, словно они были не в осеннем лесу на сахсарском суде, а в конторе обсуждали занятный правовой казус за вечерним чаем, пристально, с ожиданием глядел ей прямо в душу. Она, окунувшись в его взгляд, как в тёмное безлунное небо, сжалась, здоровой рукой зашарила по карманам, нашла спрятанный от демонов крест и протянула ему. Крест дёргался от бившей Ирину крупной дрожи.

   Илья кивнул, забрал крест и приладил на цепочку к другим крестам, которые обступили товарища, как отец и брат – библейского блудного сына. Илья поднялся и встал между Ириной и злыми духами.

   Наместник сахсарса переломился в поясе и уронил в шаге от себя три ягоды чёрной бузины. Советники, как по команде, зеркально повторили, с пальцев двух Советников к первым ягодам упало ещё по одной, двое воздержались.

   Сахсарса неотрывно смотрели на Ирину. Она как заведённая монотонно читала «Отче наш», раз за разом повторяясь, теряя слова, – единственный звук и обволакивающей тишине. Илья шагнул к суду, поднял с земли две ягоды из пяти и проглотил. Спустя несколько минут его вывернуло кровью. В носу лопнули сосуды, на языке застыл металлический привкус.

   Пошатываясь, Илья отступил. Некромаг молча поддержал его под локоть.

   – Заберите меня, спасите, – прерывающимся от рыданий голосом просила Ирина.

   Некромаг отпустил Илью и извлёк из поясной сумки длинную, с булавочной головкой иглу.

   Сахсарса прошелестели, трогаясь с места, и медленно расползлись в стороны, как исполинские слизни.

   – Всего три года, не семь, ты крепись, Ириш, – успокаивающе сказал Илья, поворачиваясь к ней.

   Ирина, ничего не понимая, искала ответов в лице Ильи, но оно застыло, как нарисованное. Она закричала, когда он перехватил её левую, здоровую руку и заломил за спину. Крик оборвался, когда некромаг точным движением вонзил иглу ей в шею. Илья отпустил Ирину, она навзничь рухнула спиной на траву. Некромаг медленно расширил прокол и добавил к игле узкую металлическую трубку.

   Ирина ловила ртом воздух и хрипела. Илья перебирал портальные кресты, остановился на одном, поднёс к отверстию трубки, не снимая с цепочки. Шесть капель чёрной, неотличимой от бузинных ягод, драгоценной нелюдской крови поднялись к кресту – тот жадно, как живой, впитал их и утратил металлический блеск. Некромаг откупорил аптекарский пузырёк и по трубке влил в горло Ирины три капли прозрачного раствора.

   Илья стоял над Ириной, пока её тело не обмякло. Силовые потоки оборвались, глаза остановились, распахнувшись в немом удивлении. Илья кивнул некромагу, развернулся и побрёл обратно к автостанции, не оглядываясь.

   Илья околачивался по улицам до первого утреннего автобуса. Отправились за час до восхода, над полями в хрустальном чистом небе дрожал юный розовый рассвет. Илья задёрнул штору со своей стороны и с противоположной, где никто не сидел. Вытянул ноги к проходу, прикрыл глаза, и, перебирая цепочку портальных крестов, прокручивал оставленную позади ночь.

   Всё нутро горело отравой бузинных ягод, проклятий сахсарского Совета. Илья вытащил влажный, спёкшийся платок и отёр натёкшую носом кровь. Он надеялся, что до рабочего дня отпустит, на одиннадцать назначено в арбитраже, чего понапрасну людей пугать.

   Такси вызывать не стал, сел в полупустой грохочущий троллейбус, с усилием дотащился до простывшей за ночь квартиры – опять забыл, что балкон настежь, и минут сорок простоял под душем. Вернулся в средний возраст, побрился. Наскоро нарезал бутербродов со сладким кофе, натянул свежий костюм и пешком дошёл до офиса.

   Лена перехватила его в коридоре, слегка помятая, с напряжённым, посеревшим лицом, явно не ложилась, может и на работе просидела. От короткого синего пиджака и светлых волос тонко пахло костром.

   Глаза Лены расширились на мгновение, она подбежала к Илье и замерла, не решаясь спросить. Илья выжидал.

   – Привет, а Ира где? – выдавила Лена через минуту.

   Илья тепло улыбнулся.

   – Ириша – здесь, в тебе и во мне, – вкрадчиво сказа он и выразительно коснулся позолоченного зажима на шоколадном галстуке.

   Лена сглотнула. Илья вложил в её ладонь почерневший, маслянистый на ощупь портальный крест и аметистовое кольцо.

   – Отправь Вадюшу с этой кровью к матери Ирины и другим сёстрам, я от них жду формальных извинений.

   Лена кивнула, ушла в свой кабинет, кинула крест и кольцо в конверт, заперла дверь на ключ и, зажав рот рукой, еле справилась с кислой, обжигающей горло тошнотой, сжимавшей грудь мучительными спазмами.

   Ирина очнулась от вспышек безжалостного раскалённого белого света, вскинула руку – защититься от слепящих лучей. В поле зрения медленно вплыла собачья растопыренная лапа, за ней – обмотка из чистых, плотно затянутых бинтов, выше проглядывала кожа, знакомая россыпь родинок у локтя. Ирина потянулась к наваждению второй рукой, и увидела тонкие, иссохшие пальцы, кости, суставы, обтянутые тонкой кожей, желтоватой, как пергаментная бумага.

   В горле заклокотал крик. Куцый разбухший обрубок языка не доставал до нёба, до зубов. Ирина отчаянно смыкала веки, но под ними будто налип песок, он царапал, не давал закрыть глаза. Упираясь локтями и оставшейся кистью, она перевернулась на живот, поднялась на четвереньки и снова упала. Колени, вывернутые назад не по-человечьи, мешали подняться в полный рост.

   Её обступал неухоженный парк, в заросших прямоугольниках угадывались то ли клумбы, то ли могилы. В прозрачном небе горели два солнечных диска. Преодолевая оцепенение во всём теле, давящее, как сонный паралич, тело Ирины само по себе поковыляло на едва уловимый запах падали.

   «Три года, три года, три года», – бились в кости черепа последние слова, которые она запомнила.

2