Текст книги "Наследник Абу-Саида"
Автор книги: В. Травин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Травин В
Наследник Абу-Саида
В.ТРАВИН
НАСЛЕДНИК АБУ-САИДА
Нарком здравоохранения Каминский ждет в приемной, – вытянувшись на пороге, доложил Поскребышев.
Сталин, не отрывая взгляда от сафьяновой папки, произнес:
– Пригласите.
В дверях появился Каминский. Сталин кивнул на стул.
– Вы, Григорий Наумович, вероятно, знаете, что глава гоминьдановского правительства Чан Кай-ши болен. Не дают покоя гланды. Но вы, конечно же, не знаете, что своим китайским врачевателям он предпочел наших. Так вот, подумайте: кого бы мы могли направить в Шанхай? – Сталин неторопливо встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился напротив Каминского и добавил. – Это очень важно...
Во втором часу ночи 17 декабря 1937 года в квартире заместителя наркома здравоохранения Казахской ССР, доктора медицинских наук Владимира Георгиевича Ермолаева раздался телефонный звонок:
– Извини, Владимир Георгиевич, Семашко беспокоит. Завтра в 10 утра у подъезда будет ждать машина. В 12.00 вылетаешь в Шанхай. Это приказ Сталина.
Разбуженная звонком жена Ермолаева спросила:
– Если я поеду с тобой, рожать мне придется там?
– Рожать тебе придется здесь...
Лечение Чан Кай-ши подходило к концу, как вдруг 14 июня 1938 года около шести часов вечера жена Владимира Георгиевича зашла в его кабинет и прошептала:
– Владя, я, кажется, рожаю.
К восьми часам вечера посольская машина привезла их на аэродром под Шанхаем, откуда их поднял в воздух двухмоторный "Дуглас".
Над головами Тянь-Шаня правый двигатель самолета отчаянно завыл, извергнув из чрева лавину огня, и заглох.
На аэродром под Алма-Атой садились с грохотом, пропахав колесами шасси высушенную землю и уткнувшись носом в заросли арчи. На служебном ЗИСе Ермолаевых доставили в родильное отделение Алма-Атинской правительственной больницы, где все уже было готово к приему.
Акушерка – старая, полная Куляш, склонившись над кроватью роженицы, закачала головой:
– Ай-ай-ай... На седьмом месяце...
Первый удар подземной стихии обрушился на город с невероятной силой, как будто кто-то пожелал стереть его с лица земли. Город задрожал и, захлебываясь селевыми потоками, чудом не превратился в подобие каменоломни.
Из-под крыши полуразрушенной больницы кровати с роженицами вынесли на улицу. На одной из них уже рожала жена замнаркома. Куляш что-то причитала по-казахски, удерживая сотрясаемую подземными толчками кровать.
В час ночи 15 июня 1938 года среди хаоса и разрухи, среди стонов и плача под звездным небом родился ребенок в "рубашке".
Это была ночь, когда "Красная планета" приблизилась к Земле на 40 миллионов километров.
Это был год Великого противостояния Марса.
Детство Бориса прошло в алма-атинской квартире старого правительственного дома, который испокон века отапливали печами. Топили саксаулом, кишащим каракуртами и скорпионами. Трехлетний Боря, испытывая безудержную страсть к ядовитым тварям, цеплял их на палочку и переносил в подвал, который вскоре превратился в паучий питомник. Он их не боялся: паучье племя надолго цепенело, стоило ему лишь переступить порог.
Тогда никто не придал значения умению ребенка, подчинять себе несмышленых тварей. Как, впрочем, никто не придал значения и тому, что подаренный Павлом Алексеевичем Кадочниковым механический слоник в Бориных руках наотрез отказывался ходить. Кадочников тогда страшно смутился и начал оправдываться: "Ну позвольте, у меня он ходит!"
В школе Борис особых талантов в себе не обнаружил, а потому профессиональную стезю выбирал ему отец. По его настоянию после десятилетки Борис поступил в медицинский. Карьера врача его не привлекала, но если что-то и могло возбудить в нем любопытство, так только человеческая психика. На первом же курсе вместе с Василием Аксеновым и Ильей Авербахом он вступил в студенческое научное общество психиатрии. Профессор Васильев, широко известный в те годы, автор книги "Таинственные явления человеческой психики", начинал работу над новой книгой – "Внушение на расстоянии" и для экспериментов по телепатии отобрал в СНО из двадцати претендентов троих. Среди них оказался и Ермолаев.
Опыты давались ему удивительно легко, что всякий раз поражало видавшего виды Васильева своим однообразием. Да и отец был против: "Телепатия – лженаука. Ее не существует".
Через год он покинул лабораторию, но психиатрию насовсем оставить не смог. Месяц спустя он уже подрабатывал медбратом в психиатрической лечебнице у профессора Буля. И там весьма успешно занимался гипнозом.
Три года, проведенных среди психически больных, оставили в его душе кровоточащую рану. Однажды, проходя мимо столовой, он увидел, как больной с равнодушным лицом, пригвоздил вилкой к столу свою ладонь. Бориса стошнило. Он вдруг отчетливо понял: страдания, крики, смерть, жизнь наизнанку – не для него. Утром он позвонил Булю: "Я больше не могу...".
Вечером того же дня он пришел к соседу – Георгию Александровичу Товстоногову и сказал: "Я хочу стать актером". Товстоногов пожал плечами: "А как на это посмотрит отец?"
Для отца это был удар.
Летом 1957 года он уехал в Москву и с триумфом поступил во ВГИК.
– Звонил Гена Полока, – сказал Борис, положив телефонную трубку. Приглашает в гости. Обещает нечто... Поедем?
Савва Кулиш потянулся в кресле и с полным безразличием ответил.
– Как хочешь...
Вечером, в начале двенадцатого они отправились на Васильевский остров.
Это было летом 1967 года. Лето удачного творческого дебюта молодого кинорежиссера: дипломная работа Ермолаева – полнометражный фильм "Поворот" на кинофестивале в Риге получил первую премию и теперь приехал со своим создателем в Ленинград.
По дороге на Васильевский остров Ермолаева осенило:
– Савва, – сказал он виновато, – я не спросил адреса.
Кулиш интеллигентно выругался.
– Не злись. Полока наверняка позвонит мне домой и назовет маме адрес. Надо только зайти к кому-нибудь и позвонить ей.
Они вошли в подъезд первого попавшегося дома и не поверили своим ушам; откуда-то сверху раздался приятный баритон:
– Простите, вы не Савва и Боря? Поднимайтесь, Гена у меня в гостях.
Ермолаев и Кулиш переглянулись.
В дверях их встретил Геннадий Полока. И, не дав Ермолаеву опомниться, выпалил: "Я знал, что ты найдешь!"
Компания оказалась удивительно скучной, но уходить никто не торопился: ожидали обещанного нечто.
Во втором часу ночи хозяин квартиры – некто С., выдержав паузу, равнодушно сказал:
– Я могу взглядом подвешивать предметы.
Сонная компания оживилась: "Как это?"
С. взял из вазы цветок, зажал его между ладонями и, судорожно вздохнув, задержал дыхание. Его лицо исказила гримаса, мышцы напряглись, и на лбу выступили капельки пота. В комнате повисла напряженная тишина. С невероятным усилием он оторвал ладони от цветка, и тот же неподвижно застыл в воздухе. Тотчас же лепестки едва заметно дрогнули и бутон раскрылся.
Под утро между его ладонями уже зависало все, что попадалось под руку. Ермолаев был потрясен.
– Простите, а вы кто? – спросил он.
– Инженер, проектирую, извините, унитазы.
... С той ночи увиденное Ермолаевым на Васильевском острове не давало ему покоя. Он возил конструктора унитазов по крупным ученым, которые, посмотрев на чудо, или разводили руками, или говорили: "Ваше место на сцене".
С помощью Жана Татляна была собрана авторитетная комиссия, решавшая быть или не быть феномену на эстраде. Увидев впервые в жизни подвешенные в воздухе платок, книгу и плюшевого мишку, председатель комиссии потер затылок и выдавил: – Это не эффектно. С третьего ряда уже ничего не видно.
– А вы шкаф п-подвесить м-можете?
– Шкаф? – С. задумался. – Нет, шкаф не могу. Подвесить можно только то, что под силу поднять руками.
– Н-ну, тогда не п-пойдет...
Через два дня расстроенный инженер сказал Ермолаеву:
– Значит, не судьба... А хотите, я вас научу? У вас это получится даже лучше.
"Ермолаев настойчиво работал под руководством С. на протяжении двух недель, но умение подвешивать предметы не приходило. Часами держал он предметы в пальцах рук, время от времени перебирая пальцами. С. сказал ему, что он должен ждать эффекта "прилипания пальцев к предмету", но этого удивительного эффекта не было. Наконец однажды, в значительной степени утомившись и придя в какое-то своеобразное полудремотное состояние, Ермолаев почувствовал, что пальцы его "прилипли" к предмету настолько, что их было трудно от него оторвать. С большим усилием Ермолаев раскрыл руки, и предмет, правда, ненадолго, повис в воздухе под руками.
В тех случаях, когда ему было необходимо, чтобы эксперимент получился наверняка, он всегда приводил с собой какого-нибудь друга, который должен был сидеть около него во время эксперимента. Друг этот нужен был Ермолаеву отнюдь не только для моральной поддержки. Скорее, можно предположить, что он выполнял в экспериментах функцию своеобразного энергетического донора. От него Ермолаев брал недостающую ему энергию.
Многое в механизмах этих явлений представляется еще очень сложным для объяснения. Одно из возможных объяснений может быть связано с воздействием на объекты различных по знаку излучений, идущих через кожу".
(Из книги А.П.Дуброва и В.Н.Пушкина "Парапсихология и современное естествознание").
...Коренастый мужик в засаленном ватнике и пакетом сосисок в руках выбежал на дорогу, неловко перепрыгнул лужу, подскользнулся и с трудом удержался на ногах.
Тормозить на асфальте, который под моросящим дождем покрылся "салом", не было смысла. Ермолаев выругался и вывернул руль влево. Навстречу ему шел "МАЗ".
Это было в Москве 30 октября 1968 года. Вместе с ассистентом Володей Зеличенко он ехал на своем "Москвиче" на киностудию имени Горького к Сергею Аполлинарьевичу Герасимову. Дипломной работе – фильму "Поворот" – предстояло сдать очередной экзамен.
...Удар был настолько сильным, что Зеличенко выбил собой дверь и пролетел 18 метров. Насмерть перепуганный мужик в ватнике бросился бежать.
В больницу Ермолаев ездил по два раза в день, когда вдруг 3 ноября Зеличенко сказал:
– Поздравь. Меня сегодня выписывают.
– Ты с этим не шути – встрепенулся Ермолаев. – Лучше полежать еще денек – другой. Это я тебе говорю как врач.
Шестого ноября Зеличенко уехал в Ленинград, а Ермолаева все не покидало смутное чувство надвигающейся беды.
После ноябрьских праздников в его коммуналке раздался телефонный звонок:
– Товарищ Ермолаев? Вас беспокоит следователь с Петровки, 38, Егоров Валентин Иванович. Вы не могли бы подъехать ко мне завтра к 18.00?
Вечером следующего дня в кабинете на Петровке Егоров встретил его приветливой улыбкой:
– Рассказывайте, как это вы попали в аварию.
Ермолаев рассказал, Егоров долго и тщательно записывал, а потом захлопнул папку и сказал:
– Ну что ж, на сегодня все.
– А права? – удивился Ермолаев. – Мне вернут права?
– Да что вы, Борис Владимирович, какие могут быть права? Ваши действия на дороге подпадают под статью Уголовного кодекса. От трех до семи...
Ермолаев побледнел.
– А что вы так переживаете? Другие по пятнадцать получают!
С этого дня Ермолаев стал моральным инвалидом. Егоров таскал его к себе каждый божий день, тряс перед ним какими-то бумагами и приговаривал: "Свидетели показывают, что мужика-то с сосисками не было!"
В день их последней встречи Егоров, откинувшись на спинку кресла, внимательно посмотрел в глаза Ермолаеву и сочувственно произнес:
– Понимаете, Борис Владимирович, если бы ваш Зелинченко провел в больнице менее трех суток, то это означало бы, что у него легкая травма. Но он там пробыл шесть дней! Я знаю, что об этом позаботились вы сами. И по времени пребывания в больнице обеспечили ему уже "тяжелую травму". Извините, но вы сами себе подписали приговор. Завтра ваше дело передается в суд.
Это был конец. В ту страшную минуту Ермолаева вдруг осенила мысль – удивить. Обстановка – мягкий, рассеянный свет и мертвая тишина располагала как нельзя лучше. И тогда он поднес ладони к стоящему на столе следователя стакану с карандашами...
"Господи, – прошептал он, – если ты есть, помоги мне!"
Это был первый раз в его жизни, когда он подвесил предмет, не зажав его прежде между ладонями, а вынул из стакана. Карандаши послушно поползли за его руками, замерли между ладонями, а потом начали плавно вращаться.
Егоров, не поднимая головы, сосредоточенно смотрел в потолок и не спеша писал.
"Господи, – повторил Ермолаев, – если ты есть, пусть он увидит!"
Следователь оторвал глаза от бумаги, поднял голову и с неподражаемым равнодушием сказал:
– Вы мне это бросьте...
Карандаши посыпались на пол. Егоров снова уткнулся в протокол.
Уголовное дело Ермолаева до суда не дошло. Его Величество случай, неожиданно подвернувшийся "свыше", избавил Ермолаева от роковых перипетий судьбы...
Восьмого апреля 1980 года американский журнал "Нэйшил энкуайрер" под заголовком "Медиум заставляет женщину плавать в воздухе" писал:
"Удивительный русский медиум действительно левитировал женщину на стуле, ноги которой отделились от земли на 15 секунд, – и это потрясающее зрелище засвидетельствовано репортером и двумя врачами.
"Она сидела на легком деревянном стуле, который поднялся сначала прямо, потом зигзагообразно стал двигаться вверх, точно как штанга в руках напряженного штангиста", – сказал Генри Гри, репортер, который был свидетелем невероятного события в Ленинграде.
Левитация была совершена Борисом Ермолаевым, 42 лет, известным русским кинорежиссером, который выбрал одаренную пианистку Нону Скомаровскую для своего опыта.
"Нона сидела на деревянном стуле, тогда как Ермолаев стоял в углу комнаты. Его руки были протянуты, пальцы раздвинуты до тех пор, пока он не заставил стул зависнуть", – говорил Гри.
– Пока стул поднимался, на лице Ермолаева было страшное напряжение. Вены на его висках напряглись до предела. Капли пота стекали по щекам.
Его подбородок слегка дрожал все время, пока стул был подвешен в воздухе.
Это продолжалось, вероятно, секунд 15. Ермолаев сказал: "Все! Ты опускаешься, и стул медленно опускается".
Ермолаев бросился из комнаты – его тошнило.
Позже медиум рассказал, что напряжение было до изнеможения, но вес, который он левитирует, не имел значения.
Доктор Василий Касаткин, известный нейролог, тоже был однажды свидетелем эксперимента: "Я видел Ермолаева сковзь горсть риса, висящего в воздухе. Рис мгновенно собрался в плотный шар и завис в воздухе секунд на 20, затем упал и рассыпался по полу. Очевидно, Ермолаев способен преодолевать гравитацию".
– Ах, БОРЕНЬКА, вы же понимаете, что подвешивать предметы элементарно просто, – Мстислав Всеволодович Келдыш снисходительно усмехнулся. – Я даже не питаю особого желания это увидеть. Меня, знаете ли, больше занимает ваша, если верить Максиму, способность угадывать карты.
Максим Шостакович, разливая чай по стаканам, утвердительно кивнул.
Келдыш сел поудобнее и попросил:
– Ну так, пожалуйста, продемонстрируйте.
Распечатали колоду карт и положили перед Келдышем. Он взял одну, посмотрел и вернул в колоду.
Ермолаев склонился над перевернутыми вверх рубашками картами и, снимая одну за другой, вдруг остановился:
– Вот она!
– Это еще не все, – многозначительно сказал Шостакович.
Ермолаев несколько секунд водил рукой над картой, а потом громко выдохнул и сказал:
– Крестовая дама.
Келдыш откинулся в кресле:
– М-да...
Присутствовавший при этом Лев Давыдович Ландау и не проявлявший к эксперименту никакого интереса, придвинулся ближе и спросил:
– Так вы что же, телепат? А можете вы, скажем, понять, о чем идет речь в стихотворении, которое я прочитаю про себя? И к тому же – на датском...
– Если оно не абстрактно, смогу. Информация воспринимается только в виде образов. Значит, язык не имеет значения.
Ландау сосредоточенно замолчал. Ермолаев подался вперед и через минуту повторил:
– Это детское стихотворение, в котором речь идет о птичке, сидящей на веточке и...
Ландау был поражен.
– А что, Лев Давыдович, – сказал Келдыш, – хотите вы этого или не хотите, перед нами – всемирный феномен...
"Эксперимент обычно не сразу начинался с попыток подвешивать предметы. Вначале Ермолаев требовал колоду карт и пытался определить цвет каждой карты и через ее рубашку. Такое начало психокенетических опытов имело определенный психологический смысл. Чувствуя глубокую связь между своими способностями к разным видам парапсихологических явлений, он пытался с помощью карт проверить уровень своей "парапсихологической" формы.
Предварительные эксперименты с картами дали вполне удовлетворительные результаты: цвет карт был угадан в 34 случаях из 36.
(Из книги А.П.Дуброва и В.Н.Пушкина "Парапсихология и современное естествознание").
– Все! Мы никуда не едем! – Максим Шостакович мерил шагами комнату, садился, опять вставал, ходил из угла в угол. – Все к черту из-за какого-то ворюги. – Шостакович вдруг остановился посреди комнаты, будто на ходу боялся вытряхнуть внезапно пришедшую идею. – Слушай Боря... А ведь ты можешь помочь. Ну, конечно! Ты же этот, как его, телепат!
– Макс, ты спятил! – Ермолаев вынул из кармана сигарету и затянулся дымом. – Это авантюра.
– Я все беру на себя. Поехали!
Летом 1968 года у главного дирижера Московского государственного симфонического оркестра Вероники Борисовны Дударовой на репетиции увели бэбифоковую шубку. Безумно дорогая, она была украдена накануне гастролей оркестра в ГДР и теперь, начнись следствие, стала бы камнем преткновения на пути за рубеж.
Идея Шостаковича использовать для поиска пропавшей шубки Бориса не очень понравилась руководству оркестра. Но, поскольку другого выхода не предвиделось, в один из ближайших дней коллектив оркестра предупредили: "Сегодня придет телепат. Учтите: он видит насквозь!"
Часом спустя в зал вошел Ермолаев, и, внимательно всматриваясь в лица шестидесяти оркестрантов, прошел вдоль ряда. Через десять минут он вывел в коридор Шостаковича и шепнул:
– Восьмой.
Максим возмутился:
– Да ты что! Этот? Не может быть!"
В кабинет пригласили "восьмого" и намекнули: верни шубку и дело замнем. Он с любопытством посмотрел на Ермолаева, и, ни к кому не обращаясь, спросил:
– Мне можно подумать? – а затем добавил. – Если я верну шубу, могу рассчитывать на увольнение по собственному?
Оркестр ликовал. А Шостакович весь вечер пытал Ермолаева:
– Борь, ну как это?
– Примитивно просто! – отбивался Ермолаев. – Один сидит и усмехается, другой смотрит с любопытством, третий – боится, как бы по ошибке не его... Четвертый безразличен. И только один, у которого на лице нечто, чего нет ни у кого! Информация, Макс, – мать интуиции...
История с шубой привлекла внимание к Ермолаеву доктора психологических наук, известного исследователя парапсихологических феноменов Вениамина Ноевича Пушкина. И с того дня началась напряженная, кропотливая работа по исследованию необычных возможностей Ермолаева.
Ленинградским ученым Г.А.Сергеевым специально для исследований был изобретен уникальный аппарат, получивший название "биоплазмограф".
В 1971 году ленинградская "Смена" по этому поводу писала:
"По данным прямых измерений при полной экранизации других воздействий прибор показал количество единиц в 10 тысяч раз больше, чем у обычного человека. В то же время его поле при измерении в спокойном состоянии оказывается таким же, как и других людей".
– Обратиться к вам нам посоветовал академик Анатолий Петрович Александров, – начал он. – У меня большое горе. Четыре месяца назад без вести пропала четырнадцатилетняя дочь. Пятого ноября мы приехали к родственникам в Смоленск, ходили по городу, зашли в универмаг и там... У дочери, знаете ли, такой возраст... В общем, она повздорила с матерью и получила от нее пощечину. С тех пор мы дочь больше не видели. Объявляли во всесоюзный розыск, но, увы...
"А что я могу сделать?" – подумал Ермолаев. Но отказать не смог перед ним сидел известный советский математик.
– Видите ли, в чем дело, – осторожно начал Ермолаев. – Я этим никогда не занимался, поэтому гарантии дать не могу, но попробую.
Вечером следующего дня у Ермолаева под подушкой уже лежали фотографии и личные вещи пропавшей: "Кажется, так делал знаменитый Краузе..."
Три ночи подряд он мысленно пытался представить себе картину происшедшего, а наутро всякий раз вставал разбитый. Четвертую ночь он не стал истязать себя, и тут... Это была явная галлюцинация, но изображение было четким: берег, река, дно, труп...
Наутро ему позвонили:
– Ну как?
– В Смоленске есть река? – буквально выкрикнул в трубку Ермолаев.
– Днепр...
Ищите в Днепре.
В конце апреля река освободилась ото льда, и в специальных сетях, которые удерживают все, что выносит вода из города, водолазы нашли распухший труп.
– Борь, я знаю, после случая с дочкой математика ты в этом деле поднаторел – хрипела телефонная трубка. – Тебе же это раз плюнуть. Ну не могу я, понимаешь, отказать другу, да еще и в беде. Он придет к тебе и все сам расскажет... Лады?
Он пришел... Едва переступил порог, как Ермолаев, не дав ему поздороваться, выложил:
– У вас что-то с сыном. Ему девятнадцать лет.
Тот опешил:
– Д-да. Ушел в армию в конце восемьдесят восьмого, попал в Хабаровский военный округ, сначала писал, что доволен, а потом... – Он стер со лба холодную испарину. – Весной восемьдесят девятого мы с женой получили письмо, в котором была одна-единственная фраза: "Я здесь больше не могу!" В апреле он ушел в увольнительную и в часть уже не вернулся. Нам долго не сообщали. Я понимаю, в части надеялись, что придет. В июне мы получили телеграмму: "Ваш сын не вернулся. Если появится дома – направьте в военкомат". И вот уже полгода его ищем...
– Ваш сын жив. Слушайте внимательно. – Ермолаев закрыл глаза. Лицо его нервно задергалось, и заикаясь, он начал:
– Ваш сын у воинской части сел в автобус и приехал в город... Зашел в продовольственный... Кажется, в мясной отдел... Там он познакомился с продавщицей... Ждал ее до конца работы... Пришел к ней домой... Она разведена, живет в однокомнатной квартире... Утром в одежде ее бывшего мужа он уехал...
Ермолаев открыл глаза:
– Да вы не расстраивайтесь. Через месяц-другой он напомнит о себе.
Спустя три месяца Ермолаев получил письмо:
"Уважаемый Борис Владимирович! Вы были абсолютно правы: после встречи с вами нам действительно пришло письмо от сына. Он написал о том, что мы уже знали с ваших слов. Только отдел в магазине был не мясной, а овощной, а квартира у продавщицы – трехкомнатная. Но главное – он жив..."
Мы встретили его в холле гостиницы "Интурист". Хотя он был не очень высоким, мы сразу заметили его в толпе иностранных туристов и деловых людей.
"Итак, вы Гри и Дик, – приветствовал нас Ермолаев. Затем он повернулся к бородатому мужчине, с которым пришел, и сказал: "Я рассказывал тебе, что с рукой мистера Гри что-то не в порядке, но я не знал с какой. Оказывается, с правой".
"Ты это точно сказал", – подтвердил бородач и представился сам, Виктор Горохов, сценарист. Борис попросил меня придти, так как он не знает английского".
Что было с рукой Гри?
"Борис утверждал, что у мистера Гри что-то с рукой. Я могу поклясться. "Правая рука Генри в результате старого повреждения действительно не совсем была в порядке. Но откуда Ермолаев узнал это?"
"Он знает это приблизительно, – сказал Горохов, – он говорил с мистером Гри по телефону, не правда ли? Он чувствует что-то. Это относится к его способности внечувственного восприятия".
"Не спрашивайте меня, как это происходит, – говорит Ермолаев. – Я просто чувствую это. Я также знаю, если кто-то ошибается и думает, что у него что-то с сердцем, в то время как в действительности у него что-то с почками. Когда я незадолго до этого встретился с одним режиссером из Ленинграда, я посмотрел на него и сказал: "Вы должны проверить свою кровь". "Почему? – запротестовал тот. – Я здоров, как лошадь!" "Проверьте свое здоровье!" Он сделал это, позвонил Виктору и сказал: "Знаете, что Ермолаев прав? У меня диабет".
Виктор Горохов внес в разговор новую точку зрения. "Я думаю, что в этом ничего нового. Иисус Христос наверняка имел такую же силу". Затем Виктор нам рассказал, что однажды почувствовал себя очень больным. Ермолаев попросил его лечь и приблизил свои руки вплотную к нему, но все же его не касаясь.
"Сначала я почувствовал приятное тепло. Хотя я не был усталым, я заснул. Когда я проснулся, я почувствовал себя новорожденным, полным энергии. Борис объяснил, что он сконцентрировал свои мысли только на том, что я чувствую себя хорошо. Чтобы этого достичь, он меня ненадолго усыпил. На несколько минут я потерял сознание, – такое случается всегда. Борис – это добрый вампир, но сосет он не кровь, а яд на духовном пути".
(Из книги Генри Грика и Вильяма Дика "Новые колдуны Кремля").
Феноменальные способности Ермолаева, получившего широкую известность за рубежом, описаны в книгах, изданных в Америке, Англии, ФРГ, Финляндии, Японии, Югославии, Греции и Польше. Длительное время по известным причинам всемирный феномен был недоступен лишь соотечественникам.
