Текст книги "А. Н. Толстой. Жизненный путь и творческие искания"

Автор книги: В. Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

В. И. Баранов
А. Н. Толстой. Жизненный путь и творческие искания

Горький называл талант Алексея Толстого веселым.

Мы улыбаемся вместе с писателем, глядя, как стремится улизнуть из дома маленький Никита, обманув бдительность учителя; весело смеемся над приключениями Буратино, бесстрашно ведущего поединок со злобным Карабасом-Барабасом; от души хохочем, наблюдая над уловками безбородого боярина Буйносова, у которого все внутри зудит от желания пропустить чарочку калганной, а его заставляют пить ненавистный «кофей», от которого «вонища» по всему дому, и жевать пирожок маленький – «черт-те с чем»; ощущаем нарастающую остроту памфлетных характеристик декадентов, прожигающих жизнь в подвальчике «Подземная клюква» («Егор Абозов»)…

Да, талант художника действительно был веселым. Но, с другой стороны, никто не называл А. Толстого писателем-юмористом…

Слово «веселый» в языке нашем помимо обычного, прямого (смешной), имеет и другой, более глубокий смысл. И относится это слово порой к ситуациям далеко не юмористическим. Вспомним, что постоянным, сквозным является эпитет «весело» в «Войне и мире» – и именно в сценах наибольшей опасности.

И если мы еще раз задумаемся над горьковским определением таланта Толстого, то придем к выводу: главное его содержание – это глубоко народное в своей основе, слитное ощущение полноты земного бытия, повышенно-радостной тональности восприятия всего, что кипит и творится вокруг и что называется просто и неисчерпаемо: Жизнь.

Не этим ли жадным стремлением охватить чудо жизни во всей его полноте и многогранности объясняется удивительная универсальность толстовского творчества? Кажется, нет жанра, в котором бы он не пробовал сил и не добился успеха. Мастер всех разновидностей реалистической прозы, начиная с новелл-миниатюр и кончая монументальной эпопеей, создатель научно-фантастических произведений с острой интригой и головоломными приключениями, драматург, публицист, киносценарист, поэт, сказочник, литературный критик… Писатель, создававший произведения для взрослых и для детей, писавший о беспокойной современности и седой старине. Невероятно-фантастическое соседствует в его книгах с протокольной точностью документа.

И жил Алексей Толстой по-русски широко и по-русски талантливо. Как сердце его было открыто всем впечатлениям бытия, так и дом Толстого был всегда открыт для гостей. Его неизменно переполняли писатели, художники, артисты, ученые, любители старины, просто интересные люди. Хозяин среди них был человеком воистину веселым – в традиционном смысле слова: большим любителем шутки, крепкого народного словца, неожиданной импровизации, дружеского розыгрыша…

Окружавшие не очень-то задумывались над тем, что подобная раскованность была необходима А. Толстому как разрядка после напряженнейшего труда. Но такая «веселость» имела и другое свойство; в сущности, весь этот домашний «театр» был стихийным продолжением творчества: менялись роли, прикидывались новые «маски», в кладовые подсознания откладывались заготовки впрок…

И уж над чем менее всего задумывались окружающие – опять-таки с легкой руки самого Толстого, – так это над общественным смыслом пройденного им пути, над тем, что можно назвать закономерностями его творческого развития. Все это – на «потом», для литературоведов. Менее всего Толстой стремился выглядеть мэтром, которому поклоняются. Эту роль выполнять ему было некогда – он торопился жить.

Широкое общественное признание, связанное с пониманием масштабов вклада, внесенного им в отечественную культуру, пришло к Толстому в ЗО-е годы. Тогда же были сделаны и первые шаги по изучению его творчества (тоненькая книжечка А. Старчакова, вышедшая в 1935 году). Конец 40-х 60-е годы – период наиболее интенсивного научного изучения жизни и творчества Алексея Толстого: монографии И. Векслера (1948), В. Щербины (1956), Ю. Крестинского (1960), Л. Поляк (1964), В. Баранова (1967).

Для всех теперь ясно, что художник ярчайшего дарования, покоряющей национальной самобытности, Толстой по праву принадлежит к классикам советской литературы. Его творческий путь отражает глубоко закономерные процессы, протекавшие в недрах отечественной художественной культуры и связанные с формированием нового творческого метода – социалистического реализма.

В своих произведениях Толстой нарисовал монументальную по охвату и глубине проникновения в жизнь картину грандиозной ломки мира, формирования новых, социалистических отношений, становления нового типа личности.

Как уже было сказано, литературоведами много сделано по изучению наследия писателя. И все-таки жизненный и творческий путь А. Толстого изучен еще далеко не достаточно. Предстоит глубже проанализировать те процессы, которые протекали в сознании писателя, были отражением больших изменений в социальной жизни страны и предопределяли его творческое развитие. Особенно важно осмыслить годы Великого Октября, причины временного отъезда за границу и возвращения оттуда. Разобравшись в этом детально, мы сможем понять и полную цену той версии, которую до сих пор упорно варьирует на все лады буржуазная советология: А. Толстой был, дескать, неискренен, приняв революцию, он «приспособился» к большевикам и т. д.[1]1
  Именно к той поре, когда А. Толстой успешно овладевал принципами метода социалистического реализма, относится одно из характерных заявлений критиков подобного пошиба: А. Толстой «не идейный человек и не идейный писатель, и его политические суждения или его высказывания о революции, о коммунизме, об эмиграции не имеют ровно никакой цены».


[Закрыть]

Попытаемся же проникнуть в подлинное содержание закономерностей внутреннего развития А. Толстого. А это ведет к пониманию более глубоких и общих закономерностей формирования и развития нового революционного искусства.

1

А. Толстой не раз говорил, что прожил как бы несколько жизней. Вместе с тем при внешней пестроте составляющих его жизнь этапов, их непохожести друг на друга это была в высшей мере целостная и единая жизнь, исполненная напряженных идейных и художественных исканий, не лишенная противоречий и ошибок, но исключительно богатая накопленным постепенно общественно-эстетическим опытом.

Родился А. Толстой 10 января 1883 года по новому стилю в городе Николаевске (ныне Пугачевск Куйбышевской области). Детство его протекало на степном хуторе Сосновка Николаевского уезда Самарской губернии.

Говоря о стремлении матери Александры Леонтьевны (урожденной Тургеневой) и отчима Алексея Аполлоновича Бострома активно влиять на формирование ребенка, А. Толстой в одной из автобиографий, долгое время остававшейся неизвестной, излагает свой взгляд на детские годы. «Моими истинными воспитателями были: сад, полный птиц, пруды с их сложной жизнью, река, поля, животные, мои приятели – деревенские мальчики и т. д. Здесь я познавал явления со всем их полнокровием, а не их объяснения и воспитательные толкования; явления проходили передо мной во всей их сложности, очаровании, разнообразии. Они вызывали во мне стремления овладевать ими, преодолевать, бороться, наслаждаться».[2]2
  «Литературная газета», 1970, 18 февраля.


[Закрыть]

Образ жизни родители вели довольно скромный, господствовала в доме атмосфера высокой духовности. Детская писательница А. Л. Толстая, как и ее муж А. А. Востром, были страстными поклонниками русской классики, «шестидесятниками» по своим убеждениям. Долгие зимние вечера в усадьбе коротали за чтением вслух Тургенева, Гоголя, Л. Толстого…

Классика формировала нравственный мир молодого А. Толстого, так же, как и стихия русского фольклора – пословиц, поговорок, сказок, естественно и повседневно входившая в его сознание не из хрестоматий и сборников, а из уст обитателей той же Сосновки – непосредственных носителей художественного опыта народа. Позднее А. Толстой признавался, что вряд ли смог бы написать такой роман, как «Петр I», если бы не воспитывался именно в обстановке близости к основам народного бытия.

Первая проба пера будущего писателя совпадает с периодом резкого обострения социальных противоречий в России. Сейчас нас не может не удивить, так сказать, разнонаправленность литературных попыток Толстого. Начинает он, тогда студент Петербургского технологического института, со стихов, проникнутых сочувствием к борьбе против деспотизма и социальной несправедливости. Но очень скоро на смену им приходят совершенно отрешенные от каких-либо общественных проблем стихи, написанные под явным влиянием канонов символизма (они составили первую книгу А. Толстого «Лирика» (1907). А с ними соседствуют пронизанные эротикой прозаические наброски из цикла с многозначительным названием «Власть города», оставшиеся неопубликованными. Одновременно Толстой пытается работать над стихотворениями в фольклорном духе, в которых противоречиво сочетались подлинность народно-поэтического мироощущения и стилизация в духе того широкого увлечения фольклором, которое было характерно для России начала века… Случалось, произведения, написанные в совершенно различной стилевой манере и противоположные по общественной тональности, сосуществовали на соседних страницах одной и той же тетради. Стихи соседствуют с прозой, проза – с драматургическими набросками…

А. Толстой – весь в исканиях. И могло показаться поначалу, что все эти попытки предпринимаются им едва ли не на равных основаниях… Свидетельствуют же они в первую очередь о громадных трудностях становления таланта в пору реакции, последовавшей за поражением первой русской революции. Трудности действительно были немалые, но здоровая, демократическая основа в творчестве Толстого постепенно берет верх. Это находит свое отражение в тех произведениях, в которых начинающий литератор пытается программно сформулировать свое credo: статья с обязывающим названием «О нации и о литературе» (1907), фольклорная миниатюра «Картина» (1909), содержащая первую попытку критики формалистического, антинародного искусства.

Вот так, в хаотической пестроте литературного быта 900-х годов А. Толстой пытался нащупать подлинную творческую почву под ногами. Пройдя через эту систему проб и ошибок и отбросив все то, что было неорганично его таланту, писатель, по его словам, заметался в поисках своей темы.

В юности Толстой слышал от своей родни немало прелюбопытных историй из жизни поместного дворянства. После того, как писатель освободился от различных внешних влияний, взору его открылась подлинная художественная значительность материала семейных хроник рода Тургеневых. Порой казалось, не нужно было ничего придумывать – надо было только найти слова, чтоб запечатлеть виденное и слышанное когда-то. Отдельные сцены и портреты, например наружность дяди и тетки писателя Леонтия Борисовича и Ольги Леонтьевны Тургеневых, запечатлены в героях цикла «Мишука Налымов (Заволжье)» Петре Леонтьевиче и Ольге Леонтьевне поистине с фотографической точностью. Этот пример нимало не снижает, впрочем, обобщающего характера созданных Толстым образов. Так родился знаменитый цикл заволжских повестей и рассказов. Кроме упомянутого «Заволжья», в него вошли «Петушок. Неделя в Туреневе», «Мечтатель (Аггей Коровин)», «Архип», «Актриса», «Сватовство».

Все эти, а также тематически и хронологически примыкающие к циклу произведения объединяет острая характерность персонажей. Перед взором читателя проходят чередой праздные мечтатели, получающие травмы от первого серьезного соприкосновения с жизнью (Аггей Коровин, Завалишин, Никита Репьев), неприспособленные к жизни помещики, все практические шаги которых в области хозяйствования фатально обречены на провал (Петр Репьев), воинствующие самодуры и насильники типа Налымова, которые ни о чем не мечтают и ни к чему не стремятся, – они воплощают агрессивно потребительское отношение к жизни. В одном ряду с Налымовым стоят Тараканов («Ночь в степи»), Павала («Сватовство»), Волков («Хромой барин»).

Носителями нравственного идеала выступают женщины, образы которых восходят к тургеневской традиции: Вера Ходанская («Мишука Налымов»), Катя Волкова («Хромой барин»), Сонечка Смолькова («Чудаки»), Аннушка («Родные места»). Самая примечательная их особенность – способность любить, любить сильно и беззаветно, отдаваясь святому чувству самоотверженно, до конца. В определенной мере они предвосхищают те замечательные образы русских женщин, которым предстояло пройти трудный путь хождения по мукам.

Заволжские повести и рассказы отличала завидная плотность повествовательного рисунка, меткость взгляда, выражавшаяся, в частности, в высокой культуре художественной детали, непринужденность интонации, юмор и ирония при изображении монстров помещичьего Заволжья.

Все это обеспечило успех книги, который далеко превзошел ожидания ее автора. О нем заговорили всерьез, предрекая ему блестящее будущее. Наибольшую прозорливость обнаружил М. Горький, обративший внимание на рассказы А. Толстого еще до их выхода отдельной книгой. Отметив жестокую правдивость изображения в них психического и экономического разложения дворянства, М. Горький назвал даже А. Толстого «новой силой» русской литературы.

М. Горький, проживавший в Италии, не только упорно обращает во многих письмах внимание своих корреспондентов на «третьего» Толстого. Мимо его взора не прошла одна странная особенность дебюта молодого писателя: свои реалистические произведения он опубликовал в журнале «Аполлон» и альманахах издательства «Шиповник», то есть в изданиях, весьма далеких от позиций реализма, а порою и враждебных ему.

М. Горький приложил немало усилий, чтобы укрепить молодого писателя на позициях реализма. Именно его влиянием объясняется появление первой развернутой и глубоко сочувственной статьи об А. Толстом, написанной А. Амфитеатровым и называвшейся по-горьковски – «Новая сила».[3]3
  А. Амфитеатров. Новая сила. – «Одесские новости», 1910, 7 ноября.


[Закрыть] Лагерь реакции в лице присяжных критиков суворинского «Нового времени», напротив, обрушил на молодого писателя потоки брани. На протяжении минимально короткого промежутка времени эта газета трижды выступила со статьями о произведениях молодого автора (21, 27 мая и 3 июня 1911 года). И если Горький подчеркивал именно правдивость нарисованных А. Толстым картин, то критик «Нового времени» в форме, не требующей комментариев, заявлял: «…волосы встали бы дыбом, если бы в том, что он пишет, оказалась хотя нота жизненной правды (…) Остается одно признать – перед нами профессиональное клеветничество, потрафляющее инстинктам рынка и толпы…»[4]4
  А. Бурнакин. Литературные заметки. Беллетрист клеветы. «Новое время», 1911, 3 июня.


[Закрыть]

2

Так А. Толстой оказался объектом острой борьбы сил прогресса и реакции. Свое дальнейшее отражение эта борьба нашла в деятельности тех издательств, с которыми писателю пришлось иметь дело.

Первая книга А. Толстого, принесшая ему шумную известность, вышла в издательстве «Шиповник», противостоявшем горьковскому «Знанию». Это произошло потому, что опытный предприниматель С. Ю. Копельман поспешил заключить с молодым еще совсем литератором контракт на издание его сочинений, включая и еще не написанные. Очень скоро писатель почувствовал несовместимость своих творческих ориентаций с политикой издательства и предпринял попытки разорвать контракт. В одном из писем демократическому издателю К. Ф. Некрасову (1912 г.) он сообщал даже: «Я объявил им (то есть „Шиповнику“. – В. Б.) забастовку».[5]5
  Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ), ф. 338, оп. 2, ед. хр. 40. Переписка по поводу отношений с «Шиповником» анализируется в кн.: В. Баранов. Революция и судьба художника. М., «Советский писатель», 1967, с. 79–81.


[Закрыть]

Переписка с «Шиповником» относится к началу нового общественного подъема. В литературе он выразился не только в нарастании прогрессивных умонастроений, более активном отпоре мотивам уныния и растерянности, но и в стремлении писателей к большей независимости от издателей – как финансовой, так и идейной. Сначала в Петербурге в конце 1911 года, а вскоре в Москве в марте 1912 года возникают два «объединения писателей для издательской деятельности». Как свидетельствует один из активных организаторов товарищества «Книгоиздательство писателей в Москве» Н. Клестов (Ангарский), направление издательства определяли «прежде всего – реализм в области искусства и демократизм в политике».[6]6
  Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки имени Ленина, ф. 9, к. 2, ед. хр. 1, л. 29-а.


[Закрыть] «Сергеев-Ценский, А. Толстой, Вересаев, Ив. Бунин – группа достаточно авторитетная, чтобы ее взять за основу, присоединяя к ней молодые силы».[7]7
  Там же, л. 31.


[Закрыть] Именно с маркой «Книгоиздательство писателей в Москве» и стали выходить книги А. Толстого.

1912 год вообще был важной вехой в жизни писателя. Он порывает связи с богемой, покидает возникший при его живейшем участии артистический клуб «Бродячая собака», а затем уезжает из Петербурга («пью за здоровье Москвы и да провалится Петербург к черту – скучный и вялый и неврастенический город»).[8]8
  ЦГАЛИ, ф. 769, оп. 1, ед. хр. 195.


[Закрыть] В том же 1912 году А. Толстой публикует программную статью «Об идеальном зрителе», направленную против эстетизма, в защиту народности искусства («…если ваши вкусы только ваши и ничьи, если вы отгорожены от жизни, если вы эстет, – пьеса не будет принята, стрела упадет, не попав в цель»).[9]9
  А. Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 15-ти томах, т. 13. М., Гослитиздат, 1949, с. 439. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте.


[Закрыть]

Сам А. Толстой немало размышляет теперь не только о зрителе, но и о читателе – том, для которого в конце концов и создается литература. Напомним, что в 1912 году Ленин писал: «Желанное для одного из старых русских демократов „времячко“… пришло. Демократическая книжка стала базарным продуктом».[10]10
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, с. 83.


[Закрыть] Этот неумолимый процесс демократизации читателя оказал немалое влияние и на А. Толстого. В расчете на передового читателя и созданы многие произведения, в которых затрагиваются существенные вопросы духовной жизни того времени. Это и осуждение различных форм ухода художника от жизни – мотив, постоянный для молодого А. Толстого, но усилившийся именно в интересующую нас пору («Синее покрывало», «Молодой писатель», «Две жизни»), и критика мнимого демократизма теории «малых дел» («Логутка»), и протест против волны самоубийств в стране («Туманный день»), и борьба с декадентскими писателями, пропагандирующими низменную эротику («Фавн», «Ночные видения», «Без крыльев»), и защита классики от искажающих трактовок декадентской критики («Портрет»).

Особо следует остановиться на первых опытах А. Толстого в области драматургии. До революции им было создано несколько пьес («Ракета», «Касатка», «Горький цвет»). Наибольшее значение имела первая из увидевших свет рампы – драма «Насильники» (написана в 1912 году, премьера в Малом театре – 30 сентября 1913 года). Первоначально названная автором «Лентяй», пьеса восходила к заволжскому циклу, откуда и пришел в нее главный герой Клавдий Коровин, унаследовавший фамилию от героя рассказа «Мечтатель». Но это же сопоставление позволяет сделать вывод, насколько дальше ушел теперь писатель. При помощи театра он создал социально значительное произведение, резко выделявшееся своей злободневностью среди пьес эпигонов Островского, составлявших тогда большую часть репертуара Малого театра. Критики разных направлений сходились на том, что «персонажи, которым место в комедиях Фонвизина, говорят о конституции, о событиях действительно наших дней…»[11]11
  См.: А. Н. Толстой. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 9. М., Гослитиздат, 1960, с. 750. Характеризуя общественное значение спектакля и его роль в становлении выдающейся русской актрисы В. Н. Пашенной, современный исследователь пишет: «Спектакль стал событием не только для актрисы, но и для Малого театра. И удивительно, как могло случиться, что несомненный подвиг театра, сумевшего – вслед за Ленским расстрелом громко и гневно заговорить о российских насильниках, не был впоследствии, уже в наше время, отмечен как важнейшая веха в жизни всей русской сцены». См.: Н. Толченова. Живая Пашенная. М., «Советская Россия», 1969, с. 41.


[Закрыть]

Вывод об известных успехах А. Толстого в изображении современности подтверждает и отзыв о нем в статье «Возрождение реализма», опубликованной на страницах большевистской «Правды» в 1914 году. «В нашей художественной литературе, – читаем в ней, – ныне замечается некоторый уклон в сторону реализма. Писателей, изображающих „грубую жизнь“, теперь гораздо больше, чем было в недавние годы. М. Горький, гр. А. Толстой, Бунин, Шмелев, Сургучев и др. рисуют в своих произведениях не „сказочные дали“, не таинственных „таитян“, – а подлинную русскую жизнь со всеми ее ужасами, повседневной обыденщиной».[12]12
  Дооктябрьская «Правда» об искусстве и литературе. Госиздат, 1937, с. 15.


[Закрыть]

Между тем буржуазная критика на все лады склоняла прямо противоположный тезис: «современностью-то как раз и не грешат писания гр. Толстого».[13]13
  С. Адрианов. Критические наброски. – «Вестник Европы», 1911, № 6, с. 335.


[Закрыть] Более того, оказывается, «граф Алексей Толстой не имеет ничего общего с теми, которые так или иначе, умом или сердцем, причастны к идейной жизни современности…»[14]14
  Л. Гуревич. Художественная литература. – В сб.: «Ежегодник газеты „Речь на 1913 год“», с. 380–381.


[Закрыть]

Однако развитие А. Толстого как писателя перед первой мировой войной (1912–1914 гг.) отличалось значительной сложностью, и выразилось это в том, что его возросшая гражданская зрелость, обострившийся демократизм мироощущения нашли далеко не адекватный выход в художественном творчестве. Именно в эту пору им написано немало довольно слабых вещей, вызывавших недовольство у автора уже в момент создания («Дьявольский случай», «Терентий Генералов», «Американский подводный житель», «Девушки» и некоторые другие). Недовольство собою было столь велико, что Толстой позднее, уже будучи известным советским писателем, неоднократно очень критически отзывался о своем творчестве этого периода и даже говорил, что был далек от современности. Вполне ясно, однако, что в понятие «современность» советский писатель, автор «Хождения по мукам» и «Петра I», вкладывал совершенно иное содержание, чем буржуазная критика 10-х годов.

В годы первой мировой войны А. Толстой работал корреспондентом одной из наиболее солидных газет «Русские ведомости». За три года он исколесил множество дорог (циклы очерков «По Волыни», «По Галиции», «На Кавказе»), побывал в Англии и Франции. Война расширила круг его жизненных впечатлений, столкнула с картинами будничного героизма простого народа, воспринимавшего по стародавней русской традиции войну как трудную, но необходимую работу. Произведения А. Толстого той поры лишены шовинистического угара, охватившего многих писателей. В их представлении Германия выглядела носительницей «мирового зла», страной, не только попавшей во власть «механической» цивилизации, но и противоположной во всем России и поэтому ненавидящей Россию. Отсюда призывы положить предел «кровожадной ярости тевтонских полчищ».[15]15
  М. Арцыбашев. Война. – В кн.: «Война». Литературно-художественный альманах. М., изд-во «Меч», 1914, с. 7.


[Закрыть] Взгляд писателя на происходившие события был взглядом честного русского интеллигента, стремившегося непредвзято осмыслить их ход.

Добиться этого Толстому удавалось лишь отчасти, так как его национальный патриотизм имел явные черты социально-классовой ограниченности. По мысли писателя, перед лицом иноземной опасности начинали действовать силы, объединяющие различные слои общества в нечто целостное.

Не лишен был А. Толстой и иллюзий относительно особой роли России в развитии европейской культуры.

Что же касается художественного творчества, то здоровая основа, связанная с ориентацией на простые и естественные вкусы демократического читателя, продолжает в нем укрепляться. Еще более последовательно писатель осуждает декадентскую извращенность вкуса, схоластическую книжность (рассказы «В гавани», «Утоли моя печали», «На вернисаже»). Критика столичной богемы, оторванной от народа и совершенно не желающей задумываться о будущем страны, приобретает резкость и концептуальную устремленность подлинной сатиры (незавершенный роман «Егор Абозов»).

С другой стороны, продолжает сохраняться, более того, резче обозначается ограниченность той концепции личности, которая сложилась в идейно-эстетической системе А. Толстого ранее. Главное в жизни человека, по его представлению, – это любовь. Любовь с большой буквы способна изнутри породить подлинное человеческое счастье как бы вопреки грозному несовершенству окружающего мира. «Ты и я… Я никак не могу этих других почувствовать. Ну и пусть их страдают, гибнут… Ты и я, больше ничего нет…» (III, 381). Так говорит герой рассказа, написанного в 1916 году и получившего при переработке в 1922 году подчеркнуто программное название «Любовь».

С поэтизацией любви связаны многие сильные стороны творчества дооктябрьского Толстого, но в понимании ее как автономного по отношению к социальной действительности чувства обнаруживаются едва ли не наибольшие его слабости. Это очень метко уловил в 1917 году рецензент «Летописи», журнала, редактор которого, М. Горький, в целом относился к Толстому весьма благожелательно. «…Это чувство, узко личное, единящее только двух любящих, не может само по себе дать никаких критериев, никакого своего особого и цельного подхода к миру».[16]16
  «Летопись», 1917, № 1, с. 308.


[Закрыть]