Текст книги "Я сидела в комнате одна"

Автор книги: В. Убийцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

В. Д. Убийцева

* * *

Я сидела в комнате одна. Нет, не одна, с самым верным и молчаливым другом. Правда, друга становилось все меньше и меньше. Друг именовался армянским коньяком, я его, честно говоря, терпеть не могла, но особого выбора у меня не было. Позвонили в дверь. Я не шевельнулась. Смолк на кухне стрекот швейной машинки – мать пошла открывать.

– Здравствуйте, извините за беспокойство, Наталья дома?

Интересно. Ко мне никто не мог придти. Разве что какого маньяка из Москвы принесло. И что не сидят на одном месте, шило у них в заднице? Я, сморщившись, проглотила последние капли коньяка. К меня была еще одна бутылка. Встречать гостя было неохота. И мое личное шило в заднице не давало о себе знать.

– Да, проходите, пожалуйста. Наталья, к тебе!

Да не пойду я его в прихожую встречать, не пойду. Голос, правда, какой-то знакомый. Не помню. Чем это он так обаял мой матушку? Я сидела, злобно уставясь на вторую бутылку. Как я намучалась, открывая первую!

Он вошел в комнату, плотно прикрыл за собой дверь. Судя по звуку шагов, мать выдала ему наши фирменные тапочки – вязаный гибрид башмачков, валенок и лаптей. Я упрямо не оборачивалась.

– Здравствуй.

– Тебе того же. Открой бутылку.

Над моим плечом протянулась рука, взяв бутылку. Я подала за плечо нож.

– Не надо.

– Зубами будешь открывать? Ну и зубки у тебя в таком случае…

– Посмотри – увидишь.

– Не буду!

– Злая ты сегодня.

– Я всегда такая.

– Врешь.

– Ну и вру. У меня все отвратно.

– Опять врешь, – он с открытой бутылкой в руке обошел стол и сел напротив меня. Бутылку поставил на стол. Как он ее открыл – не поняла. Но зато получила возможность рассмотреть его, не оборачиваясь. Ничего особенного, никаких особых примет, волосы темные, глаза светлые, у меня, наверное, наоборот – всегда глаза темнеют, когда злюсь. Хитрая полуулыбка. Одежда странно топорщится. Да не знаю я его, впервые в жизни вижу! Все равно что-то знакомое.

– Так что у тебя случилось? Нет, если не хочешь– не отвечай.

Я молча взяла второй стакан и разлила коньяк. Потом вздохнула.

– Ну, во-первых, минус два зуба.

– Не зубы и были. А во вторых?

– А во-вторых… Как бы это прилично сказать?

– Скажи неприлично.

Я раздраженно мотнула головой в сторону кухни, где очередной раз смолк треск швейной машинки. Он пожал плечами. Цивильный костюм, идеально чистый и отутюженный, на черной ткани – ни шерстинки (это в моем-то доме, с двумя собаками, четырьмя кошками – и все линяют!), шевельнулся, словно сам по себе.

– Мать? Она сейчас уедет.

Тут же открылась дверь и появилась мать.

– Наталья, я – на дачу, вернусь завтра вечером, чтоб ночевала дома, и полей герани.

– Угу, – сказала я и нагло опрокинула стакан коньяка. Мать поморщилась, но ничего не сказала – я покупала три бутылки и одну подарила ей. Когда входная дверь щелкнула, закрываясь, он снова повернулся ко мне.

– Значит, поход к зубному. Так что же еще?

Я начала неторопливо выстраивать этажи. Он терпеливо слушал. Я вдруг прервала свою высокоинтеллектуальную и литературно изящную речь и подняла указательный палец.

– О. Поняла. Поняла, что не так.

– И что же?

Он говорил спокойно, но в глазах прыгали искорки смеха.

– Почему на тебя мои собаки не лают?

– Наверное, я им понравился.

– Врешь! – злорадно заявила я.

– Вру. Но речь сейчас не обо мне, а о тебе.

– Это почему это?

– Да вроде не я тут армянским коньяком в одиночестве надираюсь.

– О кей. Так на чем я остановилась?

– На интимной связи некоторых будильников с фонарными столбами, швабрами и напильниками.

– А перед тем?

– Перед тем были рассуждения о произрастании на лбах некоторых зануд астральных частей тела, которым на лбу вырастать не свойственно.

– Ладно, душу отвела. Теперь – по существу. Насчет общей хреновости, это я, конечно вру, на самом-то деле все чудесно. За исключением нескольких нюансов. Ну там, Ученик обосрал, работы нет, сердце не пашет, человек, которому я доверяла, оказался мудаком, человека, которого я чисто по-человечески люблю, собираются загнать в армию…

– Чисто по-человечески?

Я молчала. Он ждал.

– Ну не знаю я, не знаю. Слушай, ну чего тебе от меня надо?

– Это не мне от тебя. Это тебе от тебя надо.

– Сынок, ты гонишь, мама это я.

– Увы, ты не мама. Это я знаю совершенно точно.

– Издеваешься?

– Разумеется.

Он плеснул с стаканы коньяка на дав пальца.

– Пей. Думай. Смотри в себя. Что ты там видишь?

– Бардак.

– Вот и наводи порядок. Вслух. Обещаю не оказываться мудаком. Веришь, нет?

– Не мешай уж, в таком случае. Сверху – жирная жалость к себе. – душит все остальное. Выкинуть.

– Как?

– А какого хрена ты себя жалеешь? Сама виновата.

– Хорошо. Выкинули. Следующее – душевный мазохизм. Из серии «сама виновата».

– Гниет, давит. Выкинуть.

– А жалость не вернется?

– А с чего бы это? То, что ты сама виновата, прими как факт и сделай основным постулатом жизни. Только не остро-заточенно-режуще-пилящим, а философским.

– Это труднее.

– Ничего, попытка не пытка, правильно, товарищ Берия?

– Так точно, Иосиф Виссарионович! Нет, ну надо же – получилось! Ладно, выкинули.

Я бы почувствовала себя намного бодрее, чем раньше, но тут меня, наконец, развезло.

– Молодец. Дальше.

– Влом, хозяин, я лучше…

– Не страдай фигней! Я сказал – дальше!

Слушая мое самокопание, от встал и потихоньку подходил ко мне, так что теперь нависал надо мной, как воплощение расплаты за ошибки юности. Я подняла на него мутнеющий взгляд.

– Слушай, чувак, а кто ты, вообще, такой?

– Тебе не все равно? Дальше!

– Дальше все вперемешку.

Он сел рядом с моим стулом на пол и посмотрел на меня снизу вверх.

– Выбирай, как придется. Что ухватишь, то и тащи.

– Страх.

– Перед чем?

– Все понемножку.

– Раздели на части.

– Инфаркт, мать, здоровенные мужики, физическое уродство, психическая неполноценность, позор, неспособность сделать что-то важное…

– Запихни в угол и забудь на время. С этим нам сейчас не разобраться, а пока со страху не помрешь. Дальше.

– Инстинкты. И моральные принципы. Срослись – не разделишь.

– И не надо. Поставь на полочку и любуйся, время от времени пользуясь.

– Куча неиспользованных идей.

– Разложи поаккуратнее, чтоб удобней было брать.

– Любовь. Разнообразнейшая.

– Вымыть, начистить до блеска.

– Презрение. Тоже разное. Презрение-жалость, презрение-ненависть.

– Презрение-жалость оставь, презрение-ненависть выкини.

– Доверие. Недоверие.

– Рассортируй. Нечего им валяться.

– Философские мысли.

– Во главу угла.

– А это еще что?

– Где? Посвети фонариком.

– Да вот. А-а-а, это же «сам дурак»!

– Сила действия равна силе противодействия. Оставь.

– Сомнения. В цветочных горшках растут.

– На какой почве.

– На почве восхищения окружающим миром.

– Пусть растут, поливать не забывай.

– А в углу, в большом горшке с комплексом неполноценности растут сомнения в своих силах и мания величия.

– Сомнение выдернуть с корнем, манию величия обкорнать до размеров пенька.

– Так точно, вашбродь. А там, рядом, еще загубленная юность валяется. Вся в каком-то дерьме и поломанная.

– Почисти, вымой, потом починим.

– Большая жирная Мечта, придавленная неуверенностью в будущем.

– Неуверенность отдери и выкинь. Не надорвешься?

– Тяжко, но постараюсь. Слушай, а почему я трезвая?

– Трезвость – норма жизни. Еще комплексы есть?

– Есть, но такие чумазые, что и не разберешь, какие.

– Ну и черт с ними, раз чумазые – значит не пользуешься. Чем еще не пользуешься?

– Способностями. Талантами. Разнообразными.

– Почисти и выстрой в рядок, чтобы, как понадобятся – сразу взять. Пыль с них смахивать не забывай, а то разваляться. Еще что-нибудь на поверхности мешает?

– Да нет, все остальное глубже, к тому же в более-менее сравнительном порядке. Только обидчивость выпирает.

– Отрежь где-нибудь так половину – остальное выкинь.

– Сделано.

– Все?

– Все.

– Проблемы?

– Вялотекущие.

– Легче?

– Еще бы.

Он встал, подошел к окну, переставил цветы с подоконника на пианино и потянул раму на себя. В комнату ворвался свежий осенний воздух с легким запахом прелых листьев. Он сел на подоконник. Костюм опять непонятно шевельнулся.

– И запомни – одна ты не бываешь. У тебя есть друзья. И здесь и не здесь. У тебя есть мысли и идеи. У тебя есть ангел-хранитель…

– Чего-чего?

– Ангел-хранитель есть у всех.

– Какой ангел-хранитель? У меня вместо креста на груди – холи-символ Такхизис!

Он улыбнулся:

– Ангелы-хранители, душа моя, бывают разные, – встал на подоконник, шагнул за окно и исчез.