Текст книги "Книга назидания"

Автор книги: Усама ибн Мункыз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Несчастные случаи

Всякого воина, будь он подобен льву, может погубить и обессилить ничтожное препятствие, как произошло со мной у Хомса; когда я вышел в бой, мою лошадь убили, и я получил пятьдесят ударов мечом. Это случилось во исполнение воли Аллаха и благодаря небрежности моего стремянного при укреплении поводьев лошади. Он привязал повод к кольцам, но не продел его через них, и когда я потянул за узду, желая уйти от врагов, узел поводьев развязался, и меня постигло то, что постигло.

Однажды мы услышали в Шейзаре крик глашатая с юга. Мы перепугались и надели доспехи, но кричавший оказался лжецом. Мой дядя и отец, да помилует их обоих Аллах, поехали вперед, а я остановился поодаль от них. Вдруг донесся крик с севера, со стороны франков. Я пустил свою лошадь вскачь по направлению к кричавшему и увидел, что люди идут вброд, сидя верхом друг на друге, и кричат: «Франки!»

Я тоже пошел вброд и сказал солдатам: «Не бойтесь, я впереди вас!» Затем я вскачь поднялся на Холм Карматов и вдруг увидел франкских всадников, приближавшихся в большом числе. [222] Из их рядов выступил всадник, одетый в кольчугу и шлем, и стал приближаться ко мне. Я двинулся на него, чтобы воспользоваться его удалением от товарищей. Всадник подъехал ко мне совсем близко, но, когда я двинул к нему свою лошадь, у меня лопнуло стремя. Я уже не мог избежать встречи с этим всадником и поднялся на седле без стремени. Когда мы съехались и нам оставалось только начать бой, всадник вдруг почтительно меня приветствовал. Оказалось, что это начальник Омар, дядя начальника Зейн ад-Дина Исмаила ибн Омара ибн Бахтиара[343]343
  Оба эти лица в истории неизвестны.


[Закрыть]. Он участвовал в набеге войск Хама на Кафартаб, но франки напали на мусульман, и те обратились в бегство и вернулись в Шейзар, куда еще раньше их прибыл эмир Сувар, да помилует его Аллах.

Человеку военному приходится осматривать сбрую своей лошади, так как самая незначительная и мелкая вещь в ней может принести вред и погубить; но все это связано с тем, что пошлет воля Аллаха и его приговор.

Я участвовал в сражениях со львами и в стольких облавах, что мне их не перечесть, и убил такое количество львов, что никто не сравняется со мной в этом, но мне не было от них никакого вреда. Однажды я выехал на охоту с отцом, да помилует его Аллах; мы направились в горы, расположенные близ Шейзара, чтобы поохотиться там с соколами на куропаток. Отец вместе с нами и сокольничими стоял у подножья горы, чтобы отбирать дичь у соколов и наблюдать за кустами.

Вдруг на нас выскочила гиена. Она вошла в пещеру, где была скалистая нора, и залегла в ней. Я кликнул своего стремянного, которого звали Юсуф. Он снял платье, взял в руку нож и вошел в эту пещеру. Я стоял лицом к ней с копьем в руке, чтобы ударить гиену, когда она выйдет из норы. Вдруг слуга закричал: «Берегитесь, она выскочила к вам!» Я ударил копьем, но промахнулся, так как у гиены очень тонкое туловище. «У меня другая гиена!» – крикнул [223] слуга. Она пробежала по следам первой мимо меня. Я опять остановился у входа в пещеру. Вход был узок, и пещера возвышалась над землей на два человеческих роста. Я хотел посмотреть, что сделают наши товарищи, бывшие в долине, с гиенами, которые к ним спустились. Но тут на меня выскочила третья гиена, а я был занят тем, что смотрел на первых двух. Гиена опрокинула меня и сбросила с площадки у входа в долину под пещерой. Она едва не переломала мне кости, и, таким образом, я пострадал от гиены, хотя мне не принесли вреда даже львы. Да будет же слава вершителю судеб и первопричине всех причин!

Я видел у некоторых людей такую душевную слабость и робость, которую не предположил бы даже у женщин.

Однажды, например, я стоял у входа в дом моего отца, да помилует его Аллах. Я был еще мальчиком, и мне не исполнилось и десяти лет. Один из слуг моего отца по имени Мухаммед аль-Аджами ударил по лицу мальчика, прислуживавшего в доме. Тот бросился бежать от него и уцепился за мое платье. Мухаммед догнал мальчика и еще раз ударил его, когда он уцепился за мое платье. Тогда я ударил Мухаммеда тростью, бывшей у меня в руке, но Мухаммед оттолкнул меня от себя. Я выхватил из-за пазухи нож и ударил им Мухаммеда; нож попал ему в левый сосок, и он упал.

К нам подошел старый слуга моего отца, которого звали аль-Каид Асад. Он остановился над Мухаммедом и осмотрел его рану. Когда он пришел в себя, из его раны полилась кровь, пузырясь, как вода. Мухаммед пожелтел, задрожал и лишился сознания. Его снесли в его дом в таком положении, а он жил вместе с нами в крепости. Мухаммед не оправился от обморока до конца дня и тогда же умер от этой раны, и его похоронили.

Вот еще близкий к этому случай. Нас в Шейзаре посещал один житель Алеппо, человек достойный и образованный. Он играл в шахматы и за доской и вдали от нее. Его звали Абу-ль-Мураджжа Салим ибн Канит, да помилует его Аллах, и он жил у нас по [224] году, и больше, и меньше. Иногда ему случалось захворать, и врач прописывал ему кровопускание. Как только приходил цирюльник, Абу-ль-Мураджжа бледнел и начинал дрожать, а когда ему пускали кровь, он терял сознание и приходил в себя только после того, как ему перевязывали надрез. Потом он оправлялся. [225]

Твердость духа

Вот пример противоположного. Среди наших товарищей был один негр из племени Бену Кинана, которого звали Али ибн Фарадж. У него на ноге сделался нарыв, пальцы ноги загнили и стали разлагаться, и нога даже начала дурно пахнуть. Хирург сказал ему: «Твою ногу остается только отнять, иначе ты погибнешь». Он взял пилу и стал пилить Али ногу. Али так слабел от потери крови, что терял сознание, а когда он приходил в себя, хирург снова пилил ему ногу, пока не отпилил ее до середины голени. Он залечил ногу, и она поправилась.

Этот Али, да помилует его Аллах, был одним из самых огромных и сильных людей. Он садился на седло с одним стременем, а с другой стороны был ремень, поддерживавший его колено, и он участвовал в сражениях и бился копьями с франками в таком положении. Я видел его, да помилует его Аллах, в это время, и ни один человек не мог им овладеть ни хитростью, ни силой.

Несмотря на свою силу и доблесть, он отличался веселым нравом. Однажды утром, находясь в нашей крепости аль-Джиср[344]344
  Неоднократно упоминавшееся предмостное укрепление, которое охраняло переправу через Оронт к Шейзару.


[Закрыть], где он жил вместе с Бену [226] Кидана, Али послал сказать нескольким знатным кинанитам: «Сегодня дождливый день, а у меня осталось немного вина и еды. Сделайте милость, приходите ко мне попить вместе». Кинаниты собрались у него, а он сел в дверях своего дома и сказал: «Есть кто-нибудь среди вас, кто может выйти из двери, если я не захочу этого?» – он намекал на свою силу. «Клянемся Аллахом, нет», – ответили ему. «Сегодня дождливый день, – продолжал Али, – а у меня в доме с утра нет ни муки, ни хлеба, ни вина. У всякого же из вас есть в доме то, в чем он нуждается на один день. Пошлите к себе домой и принесите свое кушанье и свое вино, а я предоставлю дом. Тогда мы сегодня проведем время вместе, выпьем и поговорим». – «Как ты хорошо придумал, о Абу-ль-Хасан», – сказали все собравшиеся. Они послали к себе домой, велели принести все, какие там были кушанья и напитки, и окончили день у Али, который пользовался у них почетом.

Да будет же слава тому, кто сотворил своих тварей в разных образах! Как далека твердость и душевная сила этого человека от робости и слабости души у тех людей! Нечто похожее рассказал мне один из кинанитов в крепости аль-Джиср. У одного из жителей крепости сделалась водянка. Он вскрыл себе живот, поправился и стал снова таким же здоровым, как был. «Я хотел бы посмотреть на него и расспросить его», – сказал я. А тот, кто рассказал мне это, был кинанит по имени Ахмед ибн Ма‘бад ибн Ахмед. Он привел мне того человека, и я расспросил его о его положении и о том, как он с собой поступил, и он ответил: «Я человек нищий и одинокий, мое туловище распухло от водянки и увеличилось до такой степени, что я уже не мог двигаться и почувствовал отвращение к жизни. Я взял бритву, ударил ею себя по животу выше пупка и вскрыл живот, и оттуда вышло две кастрюли или два котла воды. Вода продолжала выделяться из моего туловища, пока живот не опал. Тогда я зашил и залечил рану, она зажила, и моя болезнь миновала».

Он показал мне место разреза у себя на животе, которое было шире, чем пядь. Без сомнения, этому [227] человеку на земле был дарован полный удел. Я ведь видел другого водяночного, которому врач вскрыл живот, и из него вышло столько же воды, сколько вышло из тела того, кто сам себя проколол, но только он умер от этого вскрытия. Поистине, судьба надежная крепость! [228]

Помощь Аллаха

Победа на войне – от Аллаха, да будет он благословен и превознесен, а не от распоряжений и планов, не от количества людей и помощников. Когда мой дядя, да помилует его Аллах, посылал меня на бой с турками или франками, я говорил ему: «О господин мой, дай мне указания, как распоряжаться, когда я встречу врага», но дядя отвечал мне: «О сынок, война сама распоряжается собой», и он был прав.

Однажды он приказал мне взять с собой его детей и жену, «госпожу», дочь Тадж ад-Даула Тутуша[345]345
  Тутуш. — брат сельджукского султана Мелик-шаха – правил от его имени в Алеппо (1094—1095).


[Закрыть], и отряд войска и доставить их в крепость Масиас[346]346
  Крепость Масиас лежала к юго-западу от Хама, на границе с графством Триполи.


[Закрыть], которая принадлежала тогда ему. Из любви к ним дядя хотел избавить их от жары Шейзара. Я сел на коня, а отец и дядя, да помилует их обоих Аллах, проводили нас на некоторое расстояние и вернулись. С ними не было никого, кроме маленьких невольников, которые вели на поводу лошадей и несли оружие, а все войска были со мной.

Когда отец и дядя приблизились к городу, они услышали бой крепостного барабана. «В крепости [229] аль-Джиср что-то случилось», – сказали они. Они погнали своих лошадей и поехали рысью к крепости. Между нами и франками, Да проклянет их Аллах, было перемирие, но они послали вперед человека, который показал им брод, чтобы переправиться к городку аль-Джиср. Городок находился на полуострове, и к нему нельзя было добраться иначе, как по сводчатому мосту, построенному из камня и извести. Франки не могли бы подойти к мосту, но этот лазутчик указал им брод, и они все выехали из Апамеи[347]347
  Апамея — ближайший к Шейзару пункт, занятый в эту эпоху крестоносцами.


[Закрыть] и утром были у того места, которое он им указал. Они переправились через реку, овладели городом, разграбили его, захватили пленных и многих убили. Они послали часть добычи и пленных в Апамею и заняли наши дома. Каждый из франков укрепил на доме, чтобы отметить его, свой крест и воткнул перед домом знамя.

Когда мой отец и дядя, да помилует их обоих Аллах, приблизились к крепости, жители ее вознесли хвалу Аллаху и закричали. Аллах, да будет ему слава, наслал на франков страх и смятение. Они забыли, в каком месте переправились через реку, и бросились на лошадях в воду, одетые в кольчуги, но не там, где был брод, и очень многие из них потонули. Всадники, прыгая в реку, падали с седла и погружались в воду, а лошади выплывали на поверхность. Те из франков, которым удалось спастись, бросились в бегство, не заботясь один о другом. Они были в большом числе, а с отцом и дядей было десять маленьких невольников.

Мой дядя остался в крепости аль-Джиср, а отец вернулся в Шейзар. Я доставил детей моего дяди в Масиас и в тот же день поехал обратно. К вечеру я был уже в Шейзаре, и мне рассказали все, что случилось. Я явился к отцу, да помилует его Аллах, и спросил у него совета: должен ли я тотчас же отправиться к моему дяде в крепость аль-Джиср.

«Ты приедешь ночью, – сказал отец, – и они все будут спать. Лучше поезжай к ним с утра». [230]

На другое утро я отправился в путь и прибыл к дяде. Мы выехали верхом к тому месту, где потонули франки. В реку спустились несколько пловцов и вытащили из воды много мертвых франкских рыцарей.

«О господин мой, – сказал я моему дяде, – не отрубить ли нам у них головы и не послать ли в Шейзар?» – «Сделай так», – сказал дядя, и мы отрубили около двадцати голов; из них так текла кровь, как будто они только что были убиты, хотя уже прошли целый день и ночь; я думаю, что вода сохранила в них кровь. Наши люди захватили много всякого оружия, кольчуг, мечей, копий, шлемов и ножных панцирей.

Я видел одного из крестьян аль-Джисра, когда он пришел к моему дяде. Он держал руку под платьем, и дядя сказал ему в шутку: «Что ты мне предназначаешь из добычи?» – «Я приготовил тебе лошадь с полным снаряжением, – ответил крестьянин, – кольчугу, щит и меч».

Он пошел и принес все это, и дядя взял снаряжение, а самую лошадь отдал крестьянину и спросил его: «Что с твоей рукой?» И крестьянин ответил: «О господин мой, я схватился с одним франком, но у меня не было ни доспехов, ни меча. Я опрокинул франка и так ударил его в лицо, покрытое стальным забралом, что ошеломил его. Тогда я взял его же меч и убил его им. Кожа у меня на пальцах полопалась, и рука так вспухла, что я не могу ею пользоваться».

Он показал нам свою руку; она действительно была такова, как он говорил, и кости его пальцев обнажились.

В войске крепости аль-Джиср был курд, которого звали Абу-ль-Хабаш. У него была дочь по имени Раффуль, которую франки захватили в плен. Он не переставал вздыхать о ней и говорил каждому встречному: «Раффуль попала в плен». Однажды утром мы выехали, направляясь к реке, и увидели на воде, у берега что-то черное. Мы сказали одному из слуг: «Поплыви, посмотри, что это там чернеет». Слуга поплыл туда, и вдруг оказалось, что этот темный предмет – тело Раффуль, одетое в синее платье. Она бросилась в воду [231] с лошади франка, который захватил ее, и утонула, а ее платье зацепилось за куст ивы. После этого скорбь ее отца Абу-ль-Хабаша утихла.

Крик, который поднялся среди франков, их бегство и гибель – все это произошло по милости Аллаха, да будет он возвеличен и прославлен, а не из-за силы врагов или их войска. Да будет же благословен Аллах, властный над тем, чего хочет! [232]

Помощь страха

Иногда бывает полезно испугать врагов во время войны. Раз, например, атабек[348]348
  Имеется в виду атабек Зенга, мосульский Сельджукид.


[Закрыть] прибыл вместе со мной в Сирию в пятьсот двадцать девятом году[349]349
  Весной 1135 года.


[Закрыть] и двинулся на Дамаск[350]350
  Дамаск в эту эпоху принадлежал Буриду Шихаб ад-Дину Махмуду (1135—1139).


[Закрыть]. Когда мы достигли аль-Кутайифы[351]351
  Город к северо-востоку от Дамаска, на пути в Пальмиру.


[Закрыть], Садах ад-Дин[352]352
  Салах ад-Дин аль-Ягысьяни, наместник атабека Зенга в Хама.


[Закрыть], да помилует его Аллах, сказал мне: «Поезжай впереди нас к аль-Фустуке, оставайся на дороге, чтобы ни один из солдат не перебежал в Дамаск». Я поехал вперед, но простоял недолго. Садах ад-Дин неожиданно нагнал меня с маленьким отрядом своих товарищей. Мы увидели в аль-Азра какой-то дым, и Садах ад-Дин послал одного всадника посмотреть, что это за дым. Оказалось, что это солдаты из войска Дамаска жгут солому; они бросились в бегство, а Салах ад-Дин принялся их преследовать. С нами было, может быть, тридцать всадников. Мы достигли аль-Кусейра, и вдруг оказалось, что там находится все войско Дамаска, перерезавшее дорогу к мосту. Мы находились у постоялого двора и спрятались за стенами. [233]

Пять-шесть наших всадников выходили из-за прикрытия, чтобы дамасское войско их заметило, а потом возвращались за стены; таким образом мы внушили им мысль, что у нас там устроена засада. Салах ад-Дин послал одного всадника к атабеку, чтобы известить его о нашем положении. Неожиданно мы увидели человек десять всадников, поспешно приближавшихся к нам. Сзади двигались войска, следуя друг за другом. Они подошли к нам, и оказалось, что это атабек, который шел впереди, а войско двигалось по его следам.

Атабек был недоволен Салах ад-Дином за то, что он сделал, и сказал ему: «Ты поспешил к дамасским воротам с тридцатью всадниками, чтобы тебя разбили, о Мухаммед». Он стал упрекать его, но они говорили по-тюркски, и я не понимал их слов.

Когда первые ряды войска дошли до нас, я сказал Салах ад-Дину: «Если ты прикажешь, я возьму этих солдат, которые сейчас прибыли, переправлюсь к всадникам Дамаска, что стоят против нас, и выбью их». – «Не так и не этак, – ответил Салах ад-Дин. – Кто дает мне такой совет, пока я на службе у атабека, тот не слыхал, как атабек только что со мной обошелся». И если бы не милость великого Аллаха, соединенная с испугом франков и нашей хитростью, враги бы выбили нас.

Нечто подобное случилось со мной, когда я ехал с моим дядей[353]353
  Правитель Шейзара Изз ад-Дин Абу-ль-Асакир-султан.


[Закрыть], да помилует его Аллах, из Шейзара в Кафартаб[354]354
  Кафартаб в этот период принадлежал франкам.


[Закрыть]. С нами было много крестьян и бедняков, намеревавшихся пограбить посевы зерна и хлопка в Кафартабе. Эти люди рассеялись, обирая поля, а конница Кафартаба тем временем выехала и остановилась около города. Мы находились между ними и нашими людьми, рассеявшимися по пашням и посевам хлопка. Один из наших разведчиков вдруг подскакал к нам и крикнул: «Конница Апамеи идет сюда!» Мой дядя тогда сказал мне: «Ты станешь напротив конницы Кафартаба, а я отправлюсь с войсками навстречу коннице Апамеи». [234]

Я остановился во главе десяти всадников среди оливковых деревьев и спрятался за ними. Трое-четверо из нас выходили, показывались франкам и вновь прятались за оливковые деревья, а франки воображали, что нас очень много. Они съезжались, кричали и гнали к нам своих лошадей, пока не подъезжали совсем близко, но мы не трогались с места. Тогда они возвращались назад, а мы продолжали действовать таким образом, пока не вернулся мой дядя.

Франки, шедшие из Апамеи, обратились в бегстве, и один из мусульман сказал моему дяде: «О господин мой, посмотри, что сделал этот (он имел в виду меня): он оставил тебя и не пошел с тобой навстречу коннице Апамеи». – «Если бы он не стоял здесь с десятью всадниками против конницы и пехоты Кафартаба, – сказал дядя, – враги захватили бы всех этих людей». На этот раз оказалось выгодней испугать франков и действовать против них хитростью, чем сражаться, так как нас было мало, а их очень много. [235]

Опасность от чрезмерной смелости

Нечто подобное случилось со мной в Дамаске[355]355
  Во время первого пребывания Усамы здесь в 1133—1144 годах.


[Закрыть]. Однажды я был вместе с эмиром Му‘ин ад-Дином, да помилует его Аллах, когда к нему подъехал какой-то всадник и сказал: «Разбойники захватили на перевале караван с хлопком». – «Поезжай к ним», – сказал мне Му‘ин ад-Дин. «Воля твоя, – ответил я, – но лучше вели чаушам[356]356
  Чауш — низший офицерский чин.


[Закрыть] двинуть с тобой бойцов». – «Зачем нам бойцы?» – спросил Му‘ин ад-Дин. «А что будет плохого, если они поедут?» – возразил я. «Нам не нужны бойцы», – повторил Му‘ин ад-Дин. Он, да помилует его Аллах, был одним из храбрейших героев, но бесстрашие в некоторых обстоятельствах оказывается чрезмерным и опасным.

Мы выехали с двумя десятками всадников. На рассвете Му‘ин ад-Дин послал двух всадников в одну сторону, двух – в другую, двух – туда, двух – сюда, чтобы они осмотрели дороги, а мы двинулись вперед с небольшим отрядом. Подошло время вечерней молитвы, и дядя сказал одному моему слуге: «Эй, Сувиндж, поднимись на пригорок, определи, в какую сторону нам молиться». Но не успели мы начать молитву, как [236] к нам подскакал слуга и крикнул: «Вон люди в долине, и на головах у них тюки хлопка!» Му‘ин ад-Дин, да помилует его Аллах, крякнул: «Поезжайте!» – «Дай нам время надеть казакины, – возразил я. – Когда мы увидим разбойников, мы опрокинем их нашими лошадьми, побьем их копьями, и они не будут знать, много нас или мало». – «Когда подъедем к ним, тогда и наденем доспехи», – ответил Муин ад-Дин и поехал вперед, а мы двинулись к разбойникам. Мы догнали их в долине Хальбун[357]357
  Хальбун — селение в отрогах Антиливана, в трех часах пути к северу от Дамаска.


[Закрыть]. Это очень узкая долина, и расстояние между скалами иногда не превышает пяти локтей. Горы с обеих сторон очень обрывисты и круты, и дорога так узка, что всадники могут там проехать только один сзади другого.

Разбойников было около семидесяти человек, вооруженных луками и стрелами. Когда мы догнали разбойников, наши слуги с оружием были сзади нас и не могли к нам подъехать, а разбойники были частью в долине, частью на склонах горы; я же думал, что люди в долине – наши приятели, крестьяне из ближних деревень, которые погнались за разбойниками, а те, что на склонах горы, – разбойники. Я вытащил меч и ринулся на тех, кто был на горе, но моя лошадь, поднявшись на крутизну, едва не испустила дух. Когда я добрался до разбойников, лошадь остановилась, не будучи в состоянии двинуться. Один из разбойников наложил стрелу на лук, чтобы поразить меня, но я закричал и испугал его. Он удержал свою руку, и я стал снова спускаться с горы, не веря своему спасению от них. Эмир Му‘ин ад-Дин поднялся на самую макушку горы, чтобы посмотреть, нет ли там крестьян, которых можно собрать для боя, и закричал мне с верхушки горы: «Не отходи от них, пока я не вернусь!».

Потом он скрылся от нас, а я вернулся, к тем, которые были в долине. Я теперь уже знал, что это были разбойники, и бросился на них в одиночку, так как долина была узкая. Разбойники пустились бежать и побросали хлопок, который был с ними. Мы отняли [237] у них двух вьючных животных, также нагруженных хлопком. Они поднялись в пещеру на склонах горы, и мы их видели, но у нас не было к ним подступа.

Эмир Му‘ин ад-Дин, да помилует его Аллах, возвратился к концу дня, не найдя людей, которых можно было бы собрать для боя, а если бы с нами было войско, мы бы снесли всем разбойникам головы и отняли бы все, что у них было.

В другой раз со мной тоже случилось нечто подобное; причиной этого было проявление божественной воли, а также малый опыт в войне.

Мы выступили с эмиром Кутб ад-Дином Хусрау ибн Талилем[358]358
  Хусрау ибн Талиль – курдский эмир, вассал Нур ад-Дина.


[Закрыть] из Хама, направляясь в Дамаск на службу к аль-Малику аль-Адилю Нур ад-Дину[359]359
  Нур ад-Дин – сын и преемник знаменитого мосульского атабека Имад ад-Дина Зенги, перенесший свою резиденцию в Сирию – сперва в Алеппо, затем в Дамаск (1146—1174). В Дамаске Усама жил под его покровительством почти десять лет (1154—1164).


[Закрыть], да помилует его Аллах. Мы прибыли в Хомс, а когда эмир собрался ехать дальше по дороге в Баальбек, я сказал ему: «Я поеду вперед: осмотрю баальбекскую церковь, пока ты приедешь». – «Сделай так», – сказал он.

Я сел на коня и поехал. Когда я был в церкви, ко мне прибыл от него всадник и передал его слова: «Шайка разбойников напала на караван и захватила его. Садись на коня и выезжай мне навстречу к горе».

Я поехал и присоединился к эмиру. Мы поднялись на гору и увидели разбойников под нами, в долине, окружавшей гору, на которой мы находились.

Один из приближенных Хусрау сказал ему: «Опустись к ним». – «Не делай этого! – воскликнул я. – Мы будем кружить на горе, оставаясь над разбойниками, преградим им дорогу на запад и захватим их». А разбойники были из земель франков. «Зачем нам вертеться на горе? – сказал другой. – Мы уже подошли к ним и почти захватили их».

Мы спустились, но разбойники, увидев нас, поднялись на гору. Хусрау сказал мне: «Поднимись к ним». Я силился подняться, но не мог. На горе было пять-шесть [238] наших всадников. Они сошли с коней и пошли пешком, ведя лошадей на поводу. А разбойники, которых было очень много, бросились на наших товарищей и двух из них убили. Они захватили их лошадей и еще одну лошадь, владелец которой спасся. Они спустились с другой стороны со своей добычей, а мы вернулись обратно. У нас убили двух всадников и отняли трех лошадей; кладь каравана тоже пропала. Вот пример безрассудства от малой опытности в войне. [239]