Текст книги "Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии"
Автор книги: Урсула Виртц
Соавторы: Йорг Цобели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Петер Нолл, которому был поставлен онкологический диагноз, в своих записках об умирании и смерти (Noll, 1987) рассказывает, что перед лицом близкой смерти жизнь приобретает больший смысл, время идет иначе, уменьшается значимость таких ценностей и требований нашего времени, как карьера, социальный статус и т. п., возникает иной тип свободы, а мысли о смерти придают жизни большую ценность. Для терапии это означает, что мы вместе (в терапевтической паре) ищем какую-то новую перспективу нашей жизни и новое видение самих себя, что мы «нащупываем» собственный узор смыслов на символическом уровне и в сфере воображения, что мы прислушиваемся к самой главной, глубинной мелодии собственной жизни.
В своих книгах о психотерапевтической работе с онкологическими больными Лешан уделяет особое внимание этому аспекту смысла. В рамках неоднозначной дискуссии о психологических причинах онкологических заболеваний и о перспективах психотерапии больных раком мы цитируем его как представителя той группы исследователей, которые придерживаются мнения о существовании психологических причин рака, в то время как другие ученые (Bräutigam, Meerwein, 1985; Hürny, Adler, 1991) считают, что нет убедительных доказательств прямого влияния психосоциальных факторов на возникновение злокачественных опухолей и такое влияние может носить лишь неспецифический характер. Они также утверждают, что на данный момент психология еще не в состоянии объяснить причину онкологических заболеваний.
При разнообразии мнений относительно роли психосоциальных факторов в возникновении рака существуют и разные точки зрения на возможности психотерапии онкологических больных. Некоторые исследователи (Meerwein, 1991, S. 97) занимают здесь амбивалентную позицию. С одной стороны, они признают, что применение методик самовнушения (Симонтон) дает «поразительные результаты», но, с другой стороны, они считают, что «не следует ожидать выздоровления при использовании этого метода». Он лишь помогает «преодолевать болезнь», «стимулирует активность пациента и улучшает качество жизни» (Meerwein, 1991). Меервайн, считает, что хотя психогенез заболевания неочевиден, все же у больных присутствует субъективно значимая «потребность в каузальности», то есть тенденция «придать болезни смысл». Итак, тема смысла рассматривается Меервайном лишь как «потребность найти причину», как потребность увязать мучительные конфликты и жизненные обстоятельства с заболеванием, несмотря на нехватку научных объективных данных о наличии такой взаимосвязи. Меервайн рекомендует психотерапевту быть эмпатичным и осторожным по отношению к потребности пациента, находить смысл своей болезни и страданий, не усиливать характерные для него чувства стыда и вины. Мы же, напротив, считаем, что обсуждение с пациентом реальных и мнимых шансов, упущенных им в своей жизни, а также возможных смыслов может привести к подлинной проработке этой темы и позволит ему горевать о несбывшихся мечтах. Мы сомневаемся, что избегание обсуждения явного бессознательного ожидания пациентом того, что «смысл будет найден», является полезным и эффективным терапевтическим подходом.
Тема смысла возникает у Меервайна лишь на терминальной стадии болезни, то есть процесс порождения смысла у умирающего пациента возникает в виде желания «завершить незавершенное» или стремления «оставить о себе память как о хорошем, творческом человеке, достойном любви». Но как ему остаться таким в памяти людей, если в течение своей жизни он ни разу не пытался обдумать ее смысл и значимые отношения? Мы все же считаем такой порыв целительным, примиряющим жизнь и смерть, и видим важную задачу психолога, работающего с онкологическими пациентами, в том, чтобы сопровождать и поддерживать пациента на этом пути.
Поскольку Меервайн не уверен, что наряду с другими существуют и психические причины злокачественных заболеваний, соответственно, он считает, что возможности психотерапевтического воздействия на пациента весьма ограниченны. По его мнению, задачей психолога является, прежде всего, помощь в уменьшении напряжения пациента из-за страхов, вызванных болезнью. Кроме того, помощь состоит в эмпатичном и оберегающем отношении к типичному отрицанию диагноза, что также защищает пациента.
В «Руководстве по терапии рака» онколог Нагель советует, не озвучивая страшный диагноз, использовать такие слова, как «опухоль», «новообразование», чтобы таким образом смягчить катастрофическое известие. «Термин „рак“ должен, таким образом, избегаться в беседах с онкологическим больным» (Nagel, 1979, S. 167).
Зенн также выступает за тактичную «политику информирования и сопровождения», за то, чтобы, по возможности, не употреблять термин «рак» – вместо этого следует говорить «злокачественная опухоль», оставляя больному какую-то надежду (Senn, 1991, S. 81).
Онкологи придают большое значение психологическому сопровождению больных раком. Прежде всего, не следует допускать, чтобы из-за болезни пациенты начали считать свою жизнь бессмысленной. Жизнь имеет смысл, если она вписана в осмысленную реальность и если человек ощущает и понимает себя как «неотъемлемую часть системы взаимосвязей» (Нагель). Речь идет о том, чтобы сохранять открытость по отношению к источникам внутренней уверенности и силы, а также начать заботиться о своей душе.
А. Кисс, возглавляющий психосоматическое отделение в региональной клинике Базеля, с сожалением говорит, что психотерапевтическая поддержка еще не стала обязательной в лечении онкологических больных, хотя даже при благоприятном течении болезни и при положительном прогнозе больной переживает глубокий кризис. Кисс считает психотерапию необходимым дополнением к соматическому лечению. Задача психотерапии, по его мнению, заключается в том, чтобы помочь больному «найти онкологическому заболеванию место в своей жизни и придать ему уникальный смысл и значение». Психотерапия должна также мотивировать пациента к обретению автономии и удовлетворению своих потребностей. Кисс, однако, предостерегает от того, чтобы подсказывать пациенту, каким может быть смысл его заболевания. Он требует, чтобы в каждом онкологическом центре психосоциальная поддержка была поставлена «на профессиональную основу» и чтобы с самого начала в лечебном плане были учтены душевные последствия болезни. Хотя он очень сомневается в том, что психотерапия помогает онкологическому пациенту выжить, но уверен в том, что она улучшает качество его жизни (Kiss, 1995).
На международном научном семинаре Швейцарской лиги онкологов в 1995 г. подчеркивалась важность психосоциальных аспектов в обучении всех работающих с онкологическими пациентами. Необходимо также расширить научные исследования в этой области. Фонды медицинского страхования не возьмут на себя расходы на такие исследования до тех пор, пока эффективность психотерапии при лечении онкологических пациентов не будет научно доказана.
Мнение Кисса о включении темы смысла в программу терапии рака разделяют Бансон и Лешан. По их мнению, в ходе психотерапии можно усилить психологические защиты и повысить активность иммунной системы, что может существенно повлиять на течение болезни. На ту же цель направлен метод самовнушения (Simonton, 1993). Этот метод основан на том, что с помощью «визуализации» пациент представляет, что он повышает активность лейкоцитов, которая снижена из-за болезни, «депрессивна», как и он сам.
В своей книге «Диагноз – рак: поворотный пункт и новое начало» Лешан исходит из холистического подхода, ориентированного, прежде всего, на здоровье, а не на болезнь (LeShan, 1993). В отличие от психоанализа, который, по его мнению, уделяет внимание недостаткам и ориентирован на дефицитарную мотивацию, холистический подход нацелен на позитивные ресурсы больного. Вместо поиска причин болезни стоит искать «источник вдохновения», то есть то, что наполнит жизнь радостью и придаст ей смысл. Лешан считает, что основной проблемой больного является потеря надежды на удовлетворяющий его образ жизни, «гаснущий творческий огонь». Он считает, что отчаяние больного является выражением экзистенциальной «дилеммы между индивидуальностью и адаптированностью», потому что больные раком часто отрицают страх того, что их индивидуальный жизненный путь не осуществится и им придется слишком приспосабливаться к социальным нормам. По мнению Лешана, обсуждение с онкологическими пациентами определенных вопросов может помочь в мобилизации их целительных внутренних сил. Мы же считаем, что не только при работе с больными раком и СПИДом, но и при работе с другими пациентами психотерапевтам имеет смысл обсуждать с ними следующие вопросы (LeShan, 1993, S. 191):
В чем я благополучен?
Какие аспекты бытия, какой род деятельности, какие отношения с окружающим миром лучше всего подходят мне как личности? Как звучит мелодия моей жизни? Мотив какой песни я мог бы напевать, чтобы вечером спокойно пойти спать, а утром обрадоваться новому дню?
Какой стиль жизни подошел бы мне лучше всего, чтобы я ощущал душевный подъем?
Какой образ жизни я вел бы, если б мог создать такой мир, какой хочу?
Пример: представьте себе, что вы встретили фею, которая сказала, что через полгода ваша внутренняя жизнь и окружающий вас мир будут такими, как вы захотите. Вы можете изменить все, что угодно: ваши чувства, жизненные обстоятельства и т. д. Сделайте это прямо сейчас, в следующие десять минут.
Какую жизнь вы выбрали бы себе, будь на то ваша воля? Какая жизнь долго бы вас радовала? Как это могло бы выглядеть?
Представьте себе, что ваша жизнь – это роман, а вы – его автор. Сейчас выходит его второе издание, и вы можете еще переработать эту книгу. Какие изменения вы внесли бы в нее, что оставили бы как есть?
Какое жизненно важное решение, принятое вами, вы изменили бы, если б могли? Почему вы приняли тогда именно такое решение? Что это говорит вам о себе и о вашем отношении к миру? Можете ли вы простить себя, что приняли тогда такое решение? Если нет, то почему? Что вы должны сделать, чтобы простить себе то, что вы сделали? Что вы должны сделать, чтобы простить другим то, что они вам сделали?
Что могло бы наполнить вашу жизнь радостью, вдохновением и смыслом?
Какими должны быть ваши ощущения, действия и отношения с другими, чтобы вы почувствовали, что жизнь наполнена смыслом?
Какая ваша мечта не сбылась? Где и когда вы поняли, что она неосуществима?
Что вам мешало до сегодняшнего дня вести жизнь, наполненную смыслом?
Что вам нужно, чтобы завершить вашу жизнь?
Если бы ваша жизнь была экспериментом, который позволяет чему-то научиться, то каким был бы урок, который вам следовало бы выучить?
Каков лейтмотив вашей жизни? Если бы вы могли слышать то, что скажут о вас друзья на похоронах, то что вам хотелось бы услышать? А что не хотелось бы?
Какую роль вы в основном играли в своей жизни? Какие маски вам приходилось носить?
В какие моменты жизни вы больше всего были самим собой? Что вам в этом помогало?
Каким образом вы могли бы стать более искренним, чтобы другие вас принимали и взаимопонимание с ними улучшилось?
Холистическая терапия больных раком и СПИДомВ холистическом мировоззрении человек рассматривается как единство тела, души и духа, а также признается его сверхиндивидуальное единство с человечеством, экосистемой и космосом в целом. Отсюда возникает открытость человека по отношению к экзистенциальным вопросам и его стремление к смыслу в ситуации, когда исцеление, в традиционном смысле этого слова, невозможно, то есть речь не идет о физическом исцелении. При этом важное значение имеет религиозный опыт и духовные аспекты. Древерман считает, что это должно быть задачей любой религии, которой можно доверять, – предоставлять человеку «незыблемые метафизические гарантии того, что индивидуальная жизнь имеет смысл» (Drewermann, 1991a, S. 105).
Чтобы вести такую глубинную работу с загадкой нашего существования и тайной страдания, нам, терапевтам, самим нужно сохранять открытость духовным аспектам жизни и задумываться над основополагающими вопросами жизни и смерти. Выполнить подобную работу мы сможем только при условии, что сами соприкасались с этими темами и способны принять смерть как плату за зрелость. Если мы ощущаем себя «ранеными целителями», если сами продирались сквозь тернии кризисов и познали целительный потенциал запредельных ситуаций, то мы сможем разбудить в больных веру и надежду, вселить в них мужество пройти сквозь преображающие процессы.
Когда мы таким образом действуем в русле холистического, естественно исцеляющего подхода и поддерживаем возможности самоисцеления больного, тогда участие пациента в принятии решений, связанных с болезнью, становится важным фактором активизации его жизни. Лешан критикует высокотехнологичную аппаратную медицину, которая редуцирует человека до дисфункционального организма и инфантилизирует его. Именно в тех случаях, когда онкологическое заболевание зашло так далеко, что современная медицина уже не может помочь, все чаще используются нетрадиционные методы дополнительной помощи, нацеленные на улучшение качества жизни больного. Различные исследования показывают, что от 10 до 60 % больных раком лечатся с использованием методов нетрадиционной медицины и что, например, «в США на лечение рака нетрадиционными методами тратится в четыре раза больше средств, чем на лечение рака всеми традиционными методами» (Schweizerische Medizinische Wochenschrift, 1994, S. 56). В связи с этим следует помнить об опасности того, что околомедицинские шарлатаны могут злоупотреблять доверием пациентов, зря обнадеживая их возможным выздоровлением или улучшением их состояния. Качество жизни по праву ставится во главу угла при лечении больных раком, которые в поисках облегчения страдания все больше обращаются к нетрадиционной медицине. Целью психотерапевтических интервенций также является улучшение качества жизни неизлечимо больных раком.
В Швейцарии уже не один год обсуждается вопрос о том, будут ли использоваться методы альтернативной медицины при лечении ВИЧ и СПИДа и как их сочетать с традиционной медициной. Оргкомитет «СПИД-инфотеки» провел опрос среди участников групп самопомощи и опрос в региональном госпитале Базеля: сотня больных СПИДом и ВИЧ-инфицированных отвечали на анкету об альтернативной терапии. Результаты этих опросов оказались похожими и однозначно показали, что почти половина ВИЧ-инфицированных прибегает к помощи альтернативной медицины, чтобы укрепить свою иммунную систему и улучшить качество жизни. Психотерапия, гомеопатия, здоровое питание, витамины, лекарственные растения, медитация – в таком порядке расположились предпочтения пациентов (Aids-Infothek, 1992, S. 27–30).
Некоторое время назад был поставлен вопрос, приведет ли СПИД к смене парадигмы в медицине (Hässig, 1992, S. 171–177). Ключевым моментом является акцент на границах и пределах, на приспособлении нашего образа жизни к врожденным возможностям и ограничениям, а также на осознании собственных ограничений при планировании жизни. Международная научная группа «Rethinking AIDS»[24]24
Буквально: «Переосмысление СПИДа». – Прим. пер.
[Закрыть] исследовала взаимосвязь СПИДа и психических процессов. В частности, исследование показало, что процессы чувственного восприятия, осознания и мышления влияют на иммунную систему на молекулярном уровне (Hearing des Schweizerischen Bundesamtes…, 1992). Для нас это означает, что смыслообразующие ориентиры и наполненность смыслом, духовный рост и позитивное отношение к себе и своему окружению влияют на психическое самочувствие и на функционирование иммунной системы. Взаимосвязь между состоянием иммунитета ВИЧ-инфицированного человека и некоторыми аспектами качества его жизни – например, как человек стравляется со стрессом, – исследовали М. Перес и Х. Цайер в университете Фрайбурга.
Холистический подход, подчеркивающий целебность духовных практик, иногда реализуется, например, Нью-Йоркской СПИД-инициативой. Пациентов побуждали заниматься деятельностью, которая вызывала бы у них радость и наполненность смыслом. Их учили уделять себе внимание, относиться к себе с любовью, точнее понимать свои потребности и удовлетворять их, быть более терпимыми, более спонтанными. Пациенты в таких программах учатся взаимодействовать с целительными внутренними образами которые способны оказать поддержку, придать им силы и возвысить любовь до смысла жизни. Кроме того, их учат быть открытыми по отношению к миру и делать что-то позитивное для других, призывают к духовности, которая дает понимание, что болезнь может стать источником роста и зрелости, даже если жизнь должна вскоре закончиться (Miller, 1994, S. 215).
На примере групп самопомощи больным СПИДом становится понятным значение того, что Адлер называл «чувством общности», то есть целительного переживания своей сопричастности и взаимосвязанности с другими, которое повышает иммунитет организма. Сплоченность пациентов, которые из-за своей болезни оказываются по всем статьям отвержены и стигматизированы обществом, становится в подобных группах почти физически ощутимой. Жизнь тех, кто болен СПИДом, становится сущим адом не только из-за болезни и связанных с ней страданий, но и потому, что общество считает их болезнь «проклятием». ВИЧ-инфицированные олицетворяют собой сразу два общественных табу: сексуальность и смерть. Если к этому добавляется еще и раздражение от слова «наркозависимый», то прорывается целая гамма страхов и тревог в пределах «ассоциативного поля, охватывающего неустойчивость потерю контроля, криминальность и общественную опасность, зависимость и смертельную угрозу» (Rosenberg, 1991, S. 96).
Они чувствуют себя изгоями, выпавшими из потока времени, чужаками, которых избегают, обитателями иного мира. В одиночестве своей болезни и в архетипической покинутости на пороге смерти они ищут мосты, которые могли бы воссоединить их со своими собственными корнями и с другими людьми, больными и здоровыми. За вынужденной интроверсией, в которую неумолимо погружает их течение болезни, часто следует открытость и углубленная внутренняя связанность с чем-то целостным и большим, чем сам человек. После изолированности и покинутости, в которые их вытеснила болезнь, они могут заново ощутить важность диалога, ценность взаимосвязей и сплоченность, чувство основополагающей принадлежности к всеобщему бытию. Болезнь может способствовать тому, что подавленное стремление к взаимосвязанности и к общению порой целительно изменяется и возникает новое осознание того, что все течет и все меняется. Психологические обследования пациентов, живущих долгое время с диагнозом СПИД, показывают, что сотрудничество с теми, кто их лечит и ухаживает за ними, установка на внутреннюю работу над собой, бескорыстная помощь другим пациентам и создание для них поддерживающего социального окружения являются решающими факторами «процесса исцеления». Их жизненная установка изменяется в сторону большего самопринятия и большей осмысленности собственной жизни (Solomon, Temoshok, 1994, S. 225).
Трогательным примером совместного противостояния тревоге и страху стал арт-терапевтический проект «Переживая картины», в ходе которого больные иммунодефицитом рисовали, как они представляют себе ВИЧ-инфекцию и СПИД, и постепенно в этих группах возникало чувство глубокой сопричастности и открытости по отношению друг к другу (Schottenloher, 1994, S. 237–262).
В Мюнхене еженедельно проходят занятия арт-терапевтической группы, в которую входят ВИЧ-инфицированные и хронически больные мужчины и женщины. Тема группы – «Преграды страху». Цель состоит в том, чтобы встретиться с собственными страхом и тревогой, назвать их, а затем зрительно представить и выразить то, что можно им противопоставить, через любой вид изобразительного искусства. При этом люди обнаруживают в себе силы и ресурсы. Рисунки впечатляюще показывают, что творческое начало выживает даже в самом тяжелом экзистенциальном кризисе и целительно действует на человека. В работах выражены «преграды» покорности, то есть признаки надежды, благодаря которой человек может найти свой новый образ, а также противостоять утрате структуры, опасному «размыванию» личности и распаду своего символа, цвета, формы. Тот, кто допускает внутреннее реформирование, кто творчески создает образы, тот «вычерчивает» свой новый облик. Это ясно и из работ художников, больных СПИДом, которые отразили свое визионерское видение мира. Их инсталляции передают также и работу скорби (Кит Харинг, Росс Блекнер, Феликс-Гонсалес Торрес и др.).
Участник групповой терапии в проекте «Переживая картины» очень непосредственно описал свои переживания в каталоге выставки: «Я смог разговаривать с ними об образах, а напрямую сказать я был тогда не в состоянии… рисование помогло мне увидеть мир в его конкретности… теперь, когда я иду по Английскому саду[25]25
Исторический центральный парк в Мюнхене. – Прим. пер.
[Закрыть], то вижу детали, деревья, траву и так далее. В этом есть нечто безумно успокаивающее, чувство, что все это не порождение моего воображения, а существует реально и будет и дальше существовать, когда я однажды умру» (Schottenloher, 1994, S. 237–262).
В арт-терапии исходят из того, что существует взаимосвязь между психическим состоянием человека и способностью организма мобилизовать свои защитные силы. Поэтому для ВИЧ-инфицированных особенно важны осознание своего Я и его стабилизация» (Mayer, 1994, S. 245). С помощью различных методик арт-терапии поддерживают и усиливают внутренний взгляд, чтобы установить более глубокую связь с самим собой.
Арт-терапевтический подход во многом сходен с позицией Лешана, когда мы обращаемся к здоровым аспектам Я, укрепляем их, ищем искры жизни и то, что дает человеку силы и радость, несмотря на все трудности болезни. Арт-терапия дает пациенту возможность активно прорабатывать свое страдание, воссоединять свои отчужденные части и фрагментированный образ своего тела. Создание визуальных образов помогает заглянуть в мрачные пространства психики, которые никогда не освещало слово, а также выразить то, что не поддается речи и является, как и сновидения, «царской дорогой» (via regia) в бессознательное. Речь идет о признании и осознании потока жизни как он есть. Арттерапия помогает в ходе создания образов выйти из смертельного оцепенения, вызванного страхом смерти, пытается побудить больного продолжать жить, преодолевать сковывающие блокады, почувствовать свои ресурсы и приготовить путь прорывам в сферу духовности.
При сопровождении больных СПИДом часто обнаруживается тенденция к преодолению своих границ и выходу в духовное измерение жизни. Элизабет Кюблер-Росс пишет, что однажды в Сан-Франциско 42-летний больной СПИДом сказал ей: «В религиозном и духовном смысле я был воспитан чудовищно, особенно – в духовном. Но я полагаю, что всегда был на свой лад духовным человеком, то есть у меня всегда было свое глубокое отношение к природе, к звездам, к небесам, и я задумывался о вечности… Теперь я стал намного глубже духовно и более религиозен» (Kübler-Ross, 1988).
Древерманн очень трогательно описал эту способность человека перед лицом смерти превзойти самого себя: «Мы, люди, именно перед смертью можем растянуть свое сознание до горизонта, до самого края света, и победить смерть, обладая знанием того, кто мы есть» (Drewermann, 1991a, S. 106). Мы можем также вспомнить веру древних египтян в то, что жизнь стремится к обновлению именно на самом ее пределе.
Именно на этом самом последнем пределе, в шаге от смерти, ценности становятся иными – теми, которые имели особое значение во всех духовных традициях; мы имеем в виду практику сосредоточенного внимания, которая для больных раком и СПИДом становится ежедневной. Она имеет свой практический смысл во внимательном отношении к своему телу и его потребностям, к шепоту тонких сигналов и сообщений, которые оно передает. Сосредоточенная внимательность – это практика духовного роста, состояние духовного бодрствования, которое позволяет нам видеть себя и мир свободно и безоценочно. Таким образом, сосредоточенная внимательность – это такое состояние сознания, которое сопровождает каждый наш вдох и выдох и все, что мы делаем. Генри Миллер очень удачно описал это: «Когда внимание человека полностью сосредоточено на чем-то – пусть даже всего лишь на травинке, – это что-то становится целым миром – таинственным, загадочным, внушающим благоговение и невыразимо величественным».
Такого рода сосредоточенности сопутствуют готовность доверять, искренность и терпение. Она дает внутреннее равновесие, покой, позволяет чувствовать свою жизнь осмысленной, ведь внимательное отношение к себе и своему окружению будит все лучшее в человеке – его сострадание и способность быть благодарным.
Но прежде чем человек сможет достичь такой внутренней позиции, он встретится в ходе терапии с Тенью, с темами вины и наказания, с обесцениванием болезни как со стороны церкви и общества, так и с внутренним самообесцениванием. Если чувство бессмысленности готово сокрушить человека, возникает вопрос Иова: «Почему я, почему именно я?» Этот мучительный возглас отчаяния, эту ярость в ответ на несправедливость жизни мы часто слышим, встречаясь с неизлечимо больными. И глас 22-го псалма[26]26
В русском издании Библии – Пс. 21. – Прим. пер.
[Закрыть] оказывается болезненно точным:
«Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего. Боже мой! Я вопию днем, – и Ты не внемлешь мне, ночью – и нет мне успокоения… Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет… Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилип к гортани моей; и Ты свел меня к персти смертной».
Мы должны быть внутренне готовы к таким экзистенциальным темам, поскольку ощущения покинутости, утраты и предательства являются частыми темами при работе с больными СПИДом. Речь идет об утрате будущего, мечтаний и жизненных планов, о прощании с «товарищами по несчастью», о разлуке с родственниками, которые отвернулись от них, как только стал известен диагноз, о том, что уже больше нет безоговорочной уверенности, что их жизнь чего-то стоит.
Очень большое место в терапевтическом сопровождении занимает горевание об утраченной вере в бессмертие, об утраченном доверии и о вероломстве. Французский философ Андре Глуксманн в своей книге «Жало любви» приложил руку к тому, чтобы этот аспект утраты доверия описать через тему контрацепции. Презерватив якобы привносит в любовные отношения призрачный страх смерти и отравляет главное между любящими – их безграничное, безусловное доверие друг другу.
«Нужно смотреть двояко: с одной стороны, на любовь, с другой стороны, на смерть. Одно полушарие мозга – за доверие, другое – за недоверие. Предохраняться – значит подозревать, не зная ничего, но зная только, что должен подозревать всех и вся в слепоте – и, прежде всего, подозревать любовь» (Gluksmann, 1995, S. 15). Эти сложности в партнерских отношениях создают дистанцию. «Любовь делает неприемлемое приемлемым, но сексуальность избегает этого и представляет собой смерть. Рекламный агент, который хвалит презерватив, также считает, что не стоит «смешивать божий дар с яичницей» и что он хочет лишь облегчить жизнь. «О Высшем он даже не задумывается. Любые эсхатологические вопросы – не его дело. Зачем жить? Это ваше дело. Как жить? Здесь он прикладывает руку» (Gluksmann, 1995).
Место святой любви заняла «безопасная» любовь. Глуксманн страстно пишет об этом безумии и бессмыслице, о болезни, разрушающей нашу картину мира, в книге, претендующей на интеграцию смерти и любви. В известной степени, мысль о том, что только в любви нам не страшна смерть, отражена в мифологии. Есть, например, мифы о влюбленных, которые добровольно спускаются в царство смерти, чтобы вернуть к жизни своих возлюбленных. Только те, кто любит, совершают трудное и опасное путешествие на тот свет, плавание по ночному морю в мрачные ущелья мира мертвых (Инанна, Алкестид, Орфей и др.).
Нам, терапевтам, тоже нужна хотя бы частица такой любви, чтобы выдержать предельные требования к работе с людьми, оказавшимися на грани жизни и смерти. В то же время постоянный контакт с тем измерением бытия, которое позволяет парить над бездной скрытого смысла, дает бесценный шанс для развития нашего собственного процесса личностного созревания.
