Текст книги "Легенды Западного побережья (сборник)"

Автор книги: Урсула Кребер Ле Гуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 3

И даже теперь, десять лет спустя, мне трудно писать о том, как я лгала себе. Впрочем, и о собственной храбрости порой писать не легче, чем о собственной трусости. Но я хочу, чтобы эта книга была по возможности честной, правдивой и с достоинством хранилась в архивах Дома Оракула, принося пользу другим. Чтобы она с честью служила памяти той, кому я ее посвящаю: моей матери. Я стараюсь излагать воспоминания о тех годах по порядку, чтобы наконец добраться до главного момента моей жизни и как следует рассказать о нем – я имею в виду свою первую встречу с Грай. Но тогда, в шестнадцать-семнадцать лет, в мыслях и сердце у меня царили хаос и неразбериха, а мой все еще невежественный разум затмевали страстный гнев и такая же страстная любовь.

Душевный покой и понимание я черпала только в своей любви к Лорду-Хранителю, в его добром ко мне отношении и в книгах. Книги – вот суть того, о чем я сейчас я пишу. Книги навлекли на нас опасность, подвергли страшному риску, но именно они дали нам силы, чтобы все это вынести. Не зря альды так их боялись. Если существует бог книг, то это Сампа, Созидатель и Разрушитель.

Из всех тех книг, которые давал мне читать Лорд-Хранитель, я больше всего любила поэтический сборник «Превращения» и «Сказания о правителях Манвы». Я, конечно, знала, что «Сказания» – это легенды, вымысел, а не исторические хроники, однако именно они подарили мне те истины, в которых я так нуждалась, которые так хотела обрести. Эта книга рассказала мне об истинной храбрости, о вечной дружбе и верности, о том, как бороться с врагами, напавшими на твою родину, и как изгнать их оттуда. В тот год, когда мне исполнилось шестнадцать, я всю зиму и весну ходила в тайную комнату и с упоением читала о дружбе Адиры и Марры. Я мечтала иметь такого друга, как Адира. И чтобы меня вместе с ним изгнали в вечные снега на вершину горы Сул и обрекли на страдания, а потом мы бы сражались бок о бок, подобно горным орлам обрушиваясь с высоты на бесчисленные орды дорвенов и заставляя их отступать к побережью, поспешно грузиться на корабли и уплывать в море… Все это я без конца читала и перечитывала. Старого правителя государства Сул я представляла себе похожим на моего дорогого старшего друга и повелителя – таким же темноволосым, хромым, с благородной и бесстрашной душой. В моем родном городе меня повсюду с первого дня жизни окружали страх и недоверие. То, что я каждый день видела на улицах, заставляло мое сердце трепетать от ужаса; я старалась казаться как можно меньше и незаметней. И в те дни лишь моя любовь к героям Манвы и восхищение ими давали мне силы, наполняя душу отвагой.

В тот год мы все-таки взяли в дом уличную бродяжку Боми, и Лорд-Хранитель дал ей фамилию Галва, устроив старинный обряд посвящения у домашних алтарей. Боми поселилась внизу, в соседней с Состой комнате. Работала она старательно и все делала хорошо, так что даже Иста почти всегда оставалась ею довольна. И всем остальным в доме она тоже пришлась по нраву. Ей тогда было, я думаю, лет тринадцать, хотя она, конечно, понятия не имела, ни когда родилась, ни кто была ее мать. Какое-то время Боми просто слонялась по улицам неподалеку от Галваманда и попрошайничала; потом наш старый Гудит стал понемногу приучать ее к себе, прикармливать, точно бродячую кошку, и в итоге добился того, что она стала ночевать у нас в сарае. Тогда он объяснил ей, что неплохо бы научиться отрабатывать свой хлеб и кров, и она стала помогать ему в расчистке конюшни, заваленной обгоревшими досками, поломанной мебелью и всяким мусором. У Гудита даже тени сомнений не возникало, что в один прекрасный день Лорд-Хранитель вновь обзаведется лошадьми. «Это же ясно как день, – уверял он нас. – Как же Главному Хранителю Дорог объезжать свои владения, если у него ни одной лошади нет? Или, может, ему пешком их обходить? Так пешком и добираться до Эссангана и Дома? На больных-то ногах? Да что ж он, коробейник какой-то жалкий, у которого и представления нет о том, что такое честь и достоинство? Нет уж, не выйдет! Лорду-Хранителю лошади необходимы, и точка. Это же ясно как день!»

Переубедить Гудита было совершенно невозможно, так что приходилось с ним соглашаться. Он был немного не в себе, старый, сгорбленный, но работал по-прежнему много, чуть ли не целыми днями, и, надо сказать, выполнял самую важную и нужную работу по хозяйству. У этого старика были гнилые зубы, зато сердце чистое. Когда Иста наняла Боми, чтобы она вместо меня убиралась в доме, Гудит просто в ярость пришел; но злился он не на Исту, а на Боми – за то, что девчонка ему «изменила», покинула его драгоценную конюшню. Он несколько месяцев отказывался ее простить и каждый раз осыпал проклятиями, призывая тени ее предков наказать «предательницу». Но Боми, честно говоря, это не слишком тревожило, поскольку она не знала никого из своих родственников и уж тем более предков и понятия не имела, где могут находиться их тени. Потом Гудит перестал ее проклинать, и она снова стала помогать ему после того, как управится с домашними делами. Они разбирали заваленную всяким хламом конюшню, чистили и восстанавливали стойла. У Боми, как и у Гудита, тоже было чистое сердце, и она была благодарна старику. Боми вечно приваживала в дом бродячих кошек, как когда-то и ее привадил Гудит, так что на конюшенном дворе котята в то лето просто кишели. Иста все повторяла, что Боми, дескать, ест за десятерых, но, по-моему, ела она не больше, чем любая девчонка, просто ей нужно было еще и штук двадцать кошек накормить. А конюшню Боми с Гудитом все-таки вычистили и привели в порядок, и впоследствии это оказалось весьма кстати, хотя тогда нам отнюдь не было «ясно как день», для чего они потратили столько усилий. И благодаря кошкам у нас в доме совсем пропали мыши.

Исте потребовалось немало времени, чтобы примириться с тем, что Лорд-Хранитель взял меня под свое особое покровительство и чему-то учит, а значит, я стану «образованной» – слово «образованная» Иста всегда произносила очень осторожно, словно оно было из другого языка. Впрочем, это слово и впрямь следовало произносить осторожно, ведь альды считали чтение «сознательно осуществляемым бесовским деянием». Из-за этой, вполне реальной, опасности, а также из-за того, что сама Иста давно позабыла, что и ее в детстве учили читать и писать («Скребла, как курица лапой. Ну скажи на милость, какой во всем этом прок для стряпухи? Можешь ты мне с помощью пера и чернил рассказать, как готовить соус? Да или нет?»), ее все-таки продолжало тревожить то, что я «получаю образование». Но ей никогда бы даже в голову не пришло ставить мне это в упрек или подвергать сомнениям какие-то суждения или решения Лорда-Хранителя. Возможно, именно потому, что боги благословили наш дом верностью друг другу, верность и стала для меня дороже всего на свете.

Впрочем, на кухне я по-прежнему Исте помогала, выполняя там самую неприятную работу, и на рынок по-прежнему ходила – иногда вместе с Боми, если у нее выдавалось свободное время, но чаще одна. Я так и осталась невысокой и щуплой, так что, одетая в старые подрезанные или подшитые мужские обноски, больше походила на невзрачного мальчишку-подростка, чем на девушку. Но порой юнцы из многочисленных в те годы уличных банд все же замечали, кто я на самом деле, и начинали швыряться в меня камнями – увы, мои же соотечественники, уроженцы Ансула, вели себя в такие минуты как грязные альды! Я их ненавидела и всегда старалась обходить те места, где они собирались. И альдских стражников я тоже ненавидела; они с таким важным видом всегда расхаживали по рыночной площади якобы для «сохранности порядка», а на самом деле попросту запугивая местных жителей, чтобы в любую минуту иметь возможность взять с прилавка все, что им понравится, и не заплатить ни гроша. Я, правда, старалась не пригибаться и не ежиться от страха, когда проходила мимо них, а шла медленно, спокойно, словно не обращая на них внимания. А они торчали на подступах к рынку такие важные, надутые, в голубых плащах и кожаных кирасах, вооруженные мечами и дубинками, и крайне редко опускали голову, чтобы разглядеть такую неприметную мелочь, как я.

Ну вот, теперь я уже вплотную подошла к описанию того чрезвычайно важного для меня утра.

Это случилось поздней весной, через четыре дня после моего семнадцатого дня рождения. Летом Соста выходила замуж, и Боми помогала ей шить свадебные наряды – зеленое платье и красивый головной убор с фатой для нее, котту и особую шапку для жениха. Уже несколько месяцев Иста и Соста говорили только об одном – свадьба, свадебные наряды, шитье приданого и т. п. Они даже Боми этим заразили. Мне, например, ни разу в жизни не хотелось научиться шить, я даже и не пыталась. Не хотелось мне и ни в кого влюбляться. И замуж мне тоже не хотелось. Когда-нибудь потом… Когда я буду готова познать такую любовь. А пока время еще для этого не пришло. Сперва мне надо было выяснить, кто же я все-таки такая. И выполнить свое давнее обещание. Да и любить мне было кого: моего дорогого друга и повелителя, у которого мне еще предстояло столь многому научиться. В общем, тем утром я предоставила Исте, Состе и Боми возможность всласть поболтать о предстоящей свадьбе и приданом, а сама в полном одиночестве отправилась на рынок.

Был чудесный ясный день. Я спустилась с крыльца и подошла к Фонтану Оракула. Широкий мелкий бассейн, выложенный зеленой плиткой, давно уже был сух и полон мусора, а труба, из которой раньше вверх била струя воды, уродливо торчала над обломками некогда стоявшей в центре скульптуры; у этой скульптуры альды сразу разбили лицо, а потом и всю ее изуродовали. Фонтан Оракула бездействовал с тех пор, как я себя помню, а вода перестала поступать в него, видимо, задолго до этого, но я, подойдя к нему, все же произнесла молитву Покровителю Всех Вод и Источников. И снова, уже в который раз, подумала: интересно, а почему этот фонтан называют Фонтаном Оракула? И почему наш дом, Галваманд, иногда называют Домом Оракула? И я решила обязательно спросить об этом у Лорда-Хранителя.

Оторвав взгляд от мертвого фонтана, я посмотрела вдаль, туда, где за городом, по ту сторону пролива, виднелась вершина горы Сул, похожая на громадную волну с белым гребнем, но только из камня, из вечных снегов и льдов; над вершиной Сул, как знамя, висел колеблемый южным ветром клок тумана. И в голову мне снова полезли мысли об Адире и Марре и об их измученном, потрепанном войске, которое заставили отступить далеко в горы и подняться к ледяным вершинам без пищи, без топлива; а когда они, поднявшись туда, дружно преклонили колена и воздали хвалу богу гор и духам ледников, к ним прилетела ворона, неся в клюве пучок зеленых листьев, который и уронила на землю прямо перед Адирой. И они поблагодарили эту ворону, угостив ее теми жалкими крохами хлеба, что у них еще оставались: «В железном клюве зелень – дар надежды». Я никогда не переставала думать об этих героях.

Я воздала хвалу горе Сул и морским божествам Севнам, чьи белые конские гривы виднелись вдали за мысом, и двинулась дальше, благословив по пути духа Домашнего Порога и коснувшись на перекрестке края одного из уличных алтарей, а потом повернула за угол и пошла налево, к Западной улице, что вела к Портовому рынку. Я считала, что оттуда хоть и тяжеловато тащить сумки с продуктами, зато там все можно купить дешевле, да и продукты там свежее, чем на Подгорном рынке. Я радовалась тому, что вырвалась из дома и вижу перед собой пляшущие на сине-зеленой воде каналов солнечные зайчики и четкие тени от подсвеченных солнцем резных решеток мостов.

Солнце и дующий с моря ветер всегда вселяли в мою душу радость. Я шла, и душа моя полнилась-уверенностью, что боги мои со мной. Я ничего не боялась. И так спокойно прошла мимо воинов-альдов, стоявших на страже, словно это не люди, а деревянные столбы.

Портовый рынок раскинулся на широкой площади, выложенной мраморными плитами. С севера и востока площадь ограничивали красные сводчатые галереи Таможни, а на южном ее конце высилась Адмиральская Башня. Западным же своим краем площадь выходила на берег, к водам залива. Длинная пологая лестница из мрамора с округлыми резными перилами вела оттуда прямо к галечному пляжу и навесам, где стояли суда, принадлежавшие Адмиралтейству. Тем утром здесь было удивительно красиво – яркое солнце, ветер, белый мрамор, синее море, разноцветные навесы и зонты рыночных торговцев, весело гудевшая пестрая толпа покупателей и продавцов. Я прошла мимо рыночного божества – круглого камня, символа Леро, одной из самых древних наших богинь. Ее имя означает «справедливость, согласие, благонамеренность». Я, не скрываясь, поклонилась священному камню и прошептала слова молитвы, даже не вспомнив при этом об альдах, стоявших на страже.

Никогда в жизни еще я так не поступала. Когда мне было лет десять, я видела, как стражники до полусмерти избили пожилого человека и бросили его, истекающего кровью, прямо на улице, у пьедестала, на котором когда-то возвышалась статуя одного из наших богов. Этот человек всего лишь осмелился поклониться поруганной святыне. И, пока рядом были солдаты, никто так и не решился подойти к несчастному. Я тогда убежала в слезах и до сих пор не знаю, умер тот человек или нет. Нет, я ничего не забыла, я помнила все, но в тот день эти воспоминания никакого значения не имели. В тот день я не знала страха. Это был благословенный день. Святой день.

Я шла через площадь, поглядывая по сторонам. Мне очень нравилось рассматривать прилавки, товары и грубоватых торговцев, которые то вовсю старались умаслить покупателя, то принимались яростно с ним препираться. Я держала путь к рыбным рядам, однако, увидев, что прямо перед Адмиральской Башней натягивают большой полотняный навес, невольно свернула туда и спросила у мальчишки, продававшего грязноватый жженый сахар, для чего этот навес.

– Там будет выступать великий сказитель из Верхних Земель, – ответил он. – Страшно знаменитый! Если хочешь, молодой господин, я могу и тебе местечко занять. – Эти рыночные мальчишки, по их собственному признанию, даже из дерьма денежку добыть умеют.

– Обойдусь и без твоей помощи, – насмешливо ответила я, но он тут же нашелся:

– Да тут скоро яблоку негде будет упасть! Он же вроде бы весь день выступать будет. Ужасно знаменитый! Дай мне монетку, и я тебе самое лучшее место займу, прямо с ним рядом, а?

Я рассмеялась ему в лицо и пошла дальше.

Однако соблазн рассмотреть все поближе оказался слишком велик. Я понимала, что веду себя глупо, что нечего мне слушать всяких там сказителей, что я только время зря теряю. Это альды прямо с ума сходят по всяким поэтам и сказителям. Говорят, у каждого богатого альда есть свой придворный сказитель, и в армии, в каждой роте, у них тоже сказители имеются. Раньше, до прихода альдов, сказители в Ансул, по словам Лорда-Хранителя, заходили нечасто, но теперь, когда книги находились под запретом, их здесь стало гораздо больше. Да и многие горожане, мои соотечественники, тоже пытались рассказывать на перекрестках всякие истории, рассчитывая получить несколько медяков от проходивших мимо солдат. Я пару раз останавливалась послушать, но они в основном пересказывали одно и то же – отрывки из сочиненных альдами эпических сказаний, а мне эти сказания совсем не нравились – повествовалось там только о войнах, которые без конца вели альды, о том, какие они великие воины, и об их единственном боге-тиране. А мне на все это было наплевать.

Меня, собственно, больше всего заинтересовали слова мальчишки о том, что сказитель этот пришел из Верхних Земель. Значит, альдом он никак не мог быть. Верхние Земли находятся далеко-далеко на севере. Я раньше никогда о них даже не слышала, но в прошлом году прочитала «Великую Историю» Эронта, где была приведена карта всех стран Западного побережья. Тот мальчишка просто повторил название «Верхние Земли», от кого-то его услышав, но, разумеется, понятия о них не имел и в лучшем случае знал только, что это «где-то очень-очень далеко». Даже сам Эронт признавался, что о Верхних Землях ему известно в основном понаслышке. И теперь я, как ни старалась, не смогла вспомнить почти ничего из того, что было изображено в верхней, северной части его карты; вспомнила только какую-то высокую гору со странным названием, но и названия этого тоже не сумела как следует припомнить, пробираясь вдоль гончарных рядов к торговкам рыбой.

Я сторговала здоровенную рыбину с красными пятнышками на спине, которой нам вполне должно было хватить на обед, даже и кошкам бы осталось, а из головы можно было бы назавтра еще и суп сварить. Потом я еще прошлась по рынку и купила свежего сыра и немного дешевых овощей, которые, по-моему, выглядели очень даже неплохо. А потом, вместо того чтобы пуститься в обратный путь, я все-таки снова потащилась к этому шатру, чтобы проверить, не началось ли там уже что-нибудь интересное. Вокруг шатра впрямь царило настоящее столпотворение. Над морем людей маячили фигуры двух конных стражников-офицеров, пытавшихся следить за порядком. Их лошади раздраженно фыркали и мотали головами. Из своих пустынь альды не привели с собой в Ансул ни одной женщины, зато со своими прекрасными быстроногими конями не расставались никогда и ухаживали за ними так тщательно, что у нас в городе лошадей альдов в шутку называли «солдатскими женами».

Толпа то и дело расступалась, давая дорогу конным стражникам, и вдруг в центре ее возник какой-то странный водоворот, послышались крики, и одна из лошадей, взвившись на дыбы, пронзительно заржала и понеслась вперед, точно взыгравший жеребенок-стригунок. Люди, что стояли передо мной, шарахнулись в разные стороны. Лошадь неслась прямо на меня, а сзади напирала толпа, так что отступать мне было некуда. Я видела, что седока на лошади нет, и вдруг болтавшиеся поводья ударили меня по руке, словно их кто-то бросил. Я крепко ухватилась за них и резко дернула вниз; лошадь тут же остановилась и опустила голову к самому моему плечу, кося обезумевшим глазом. Огромная голова ее, казалось, заслонила от меня весь мир. Впрочем, стояла лошадь как вкопанная. Я перехватила повод повыше, до самой уздечки, но совершенно не знала, что делать дальше. Лошадь попыталась мотнуть головой и чуть не оторвала меня от земли, но я от страха так вцепилась в поводья, что она, громко фыркнув, вдруг совершенно успокоилась и даже сама подошла ко мне поближе, словно ища защиты.

Все вокруг кричали и визжали, а я думала только о том, как удержать их, чтобы они не напирали на перепуганную лошадь. «Тише, тише», – все повторяла я, как последняя дура, словно эта орущая толпа могла услышать мой тихий голос. Но, как ни странно, люди вдруг стали понемногу отступать, и вскоре вокруг нас с лошадью образовалось вполне приличное свободное пространство. И тут я увидела на белых мраморных плитах, залитых солнечным светом, лежащего альдского офицера; он, видно, сильно ударился головой о землю, когда его сбросила лошадь, и теперь почти ничего не соображал. А рядом с альдом стояли какая-то женщина и лев.

Да, женщина и лев. Они стояли бок о бок, и стоило им чуть двинуться с места, как свободное пространство вокруг них еще больше расширилось. Толпа притихла.

Потом за женщиной со львом мелькнула крыша какой-то повозки, они повернулись в ту сторону, и весь тротуар перед ними мгновенно, точно по мановению волшебной палочки, расчистился. Теперь и мне стала видна небольшая крытая повозка. Две лошади, запряженные в нее, стояли совершенно спокойно и на толпу даже не смотрели. Женщина открыла заднюю дверцу фургона, и лев, изящно взмахнув хвостом, послушно туда прыгнул. А она заперла дверцу на засов и тут же вернулась к лежавшему на земле альду. И снова толпа расступилась, хотя льва теперь при женщине не было.

А она опустилась возле офицера на колени. Он сел и с недоумением осмотрелся. Она что-то ему сказала, затем встала и подошла ко мне. Я по-прежнему стояла, держа лошадь под уздцы и не решаясь ее отпустить. Толпа зашумела, заволновалась, и лошадь испуганно шарахнулась, а я невольно выронила корзину с покупками. Рыба, сыр, овощи – все так и посыпалось на землю, еще больше перепугав лошадь. Вряд ли я сумела бы теперь сдержать ее, но, к счастью, рядом оказалась эта незнакомка. Она ласково положила руку на шею лошади и что-то тихонько ей сказала. И лошадь – клянусь! – кивнула в ответ, затем то ли фыркнула, то ли заржала еле слышно и встала спокойно.

Женщина протянула руку, и я передала ей поводья.

– Молодец! – сказала она мне. – У тебя отлично все получилось! – Она еще что-то сказала лошади, прямо в самое ухо, и легонько подула ей в ноздри. Лошадь вздохнула и опустила голову. А я тем временем поспешно подбирала с земли продукты, купленные на два дня, пока их не затоптали и не украли. Увидев, как я ползаю по тротуару, женщина ласково шлепнула лошадь по крупу и наклонилась, чтобы мне помочь. Мы вместе сложили в корзину овощи и ту большую рыбину, а кто-то из толпы подал мне откатившуюся в сторону головку сыра.

– Благодарю вас, добрые жители Ансула! – звонким голосом сказала женщина, но выговор у нее явно был чужеземный. – Этот мальчик безусловно заслуживает вознаграждения за свой поступок! – И она повернулась к офицеру, который сумел уже подняться на ноги и теперь, покачиваясь, стоял рядом с лошадью. – Этот парнишка поймал твою кобылу, капитан, – пояснила она ему. – Возможно, ее напугал мой лев, и я прошу за это прощения.

– Да-да, лев… – пробормотал офицер, все еще плохо соображая, и уставился на нее. Потом перевел взгляд на меня, порылся в кошельке, висевшем у него на поясе, и протянул мне… медную монетку.

Я как раз застегивала свою корзинку и на него вместе с его жалким медяком даже не взглянула.

– О, какая щедрость, какое великодушие! – насмешливо прошелестело в толпе, а кто-то весьма внятно, нараспев сказал: – Просто фонтан изобилия! – Офицер, вновь обретя былую уверенность, гневно глянул в ту сторону. Глаза его остановились на той женщине, хозяйке льва, что стояла прямо перед ним, держа его лошадь под уздцы.

– А ну, убери от нее свои поганые ручищи! – рявкнул альд. – Ты… женщина… Так это был твой зверь – лев, кажется?..

Женщина швырнула ему поводья, слегка шлепнула кобылу по крупу и скользнула в толпу. И на этот раз толпа мгновенно сомкнулась вокруг нее. А через минуту я увидела, как качнулась крыша отъезжающей повозки.

Я поняла, что это было весьма мудрое решение – мгновенно стать незаметной, растворившись в толпе, – и тоже, последовав примеру незнакомки, быстренько ретировалась, нырнув в те ряды, где торговали поношенной одеждой, пока этот офицер тщетно пытался сесть на свою кобылу.

Торговка старьем по прозвищу Высокая Шляпа видела все представление, встав на табурет. Заметив меня, она слезла с табурета и спросила:

– Ты что ж, с лошадьми управляться умеешь?

– Нет, – ответила я. – А это был лев?

– Уж и не знаю, что это за зверь, да только он повсюду ходит за тем сказителем и его женой. Так люди говорят. Оставайся, сказитель-то скоро выступать будет. Я слыхала, мастер он рассказывать.

– Мне рыбу надо домой отнести.

– Да, рыба, конечно, ждать не станет. – Она в упор посмотрела на меня своими пронзительными недобрыми глазками и сказала: – Вот, возьми-ка, – и что-то сунула мне в руку. Я машинально сжала кулак, а когда разжала, то увидела на ладони медную монетку.

Хотя торговка уже повернулась ко мне спиной, я поблагодарила ее и положила монетку в углубление под священным камнем Леро – там люди всегда оставляют свои подношения, чтобы их потом могли найти бедняки. Мне было по-прежнему безразлично, увидят ли стражники, как я это делаю. Впрочем, вряд ли они стали бы на меня смотреть. Едва я успела выйти на Западную улицу, как услышала конский топот и постукивание колес – это с Таможенной улицы на Западную сворачивала та самая повозка-фургон, запряженная двумя лошадьми. И на месте кучера сидела хозяйка льва.

– Тебя подвезти? – спросила она, останавливая лошадей.

Я колебалась. Надо было поблагодарить ее и отказаться. Сегодняшний день принес слишком много необычного, и я просто не знала, как себя вести. К тому же я всегда была немножко букой – не только с незнакомцами, но и со своими. Но, видно, этот день и впрямь благословили боги, а как известно, отказаться от благословения богов – значит совершить злодеяние. Так что я поблагодарила женщину и вскарабкалась на сиденье с нею рядом.

Мне показалось, что оно расположено очень высоко.

– Куда ехать?

Я молча показала на тот конец Западной улицы.

Женщина вроде бы не сделала ни одного движения – не тронула вожжи, не щелкнула языком, как, я видела, делают кучеры, но лошади тут же тронулись с места. Та, что побольше, была прекрасного темнорыжего цвета, почти такого же, как обложка «Ростана», а та, что поменьше, каурая, была в черных чулочках, с черной гривой и с белой звездочкой на лбу. Обе они показались мне гораздо крупнее, чем лошади альдов, да и вид у них был более миролюбивый. И они все время смешно шевелили ушами, точно к чему-то прислушиваясь. В общем, смотреть на них было одно удовольствие.

Мы немного проехали по улице, не говоря ни слова. Я впервые с интересом смотрела с такой высоты на каналы, мосты, фасады домов, на людей, что шли мимо, – наверное, примерно так их видели всадники, сидя в седле. И, глядя на них сверху вниз, я вдруг почувствовала себя более значительной, чем эти простые пешеходы.

– А тот лев… он где?… Там, в фургоне? – спросила я наконец.

– Это львица, – сказала женщина. – Из пустыни Асудар! – Когда она сказала «львица», я сразу вспомнила картинку из «Великой Истории».

– Верно, – подтвердила она и быстро на меня глянула. – Именно поэтому та кобыла на площади так сильно испугалась. Она хорошо знает, что это за зверь.

– А ты сама не из альдов? – Я вдруг испугалась: вдруг она все-таки принадлежит к этому проклятому племени? Хотя вряд ли: она была смуглая, темноглазая, совсем не похожая на жителей пустыни Асудар.

– Я родом из Верхних Земель.

– С дальнего севера! – громко воскликнула я и так прикусила язык, что почувствовала вкус крови.

Женщина искоса глянула на меня, и я решила, что она сейчас обвинит меня в том, что я читаю книги. Однако на уме у нее было иное.

– А ведь ты не мальчик, – сказала она, помолчав. – Ох, какая же я дура!

– Не мальчик. Просто я так одеваюсь, потому что… – И я запнулась.

Она кивнула, словно говоря, что объяснений не требуется.

– Ну и где же ты научилась так здорово с лошадьми обращаться? – спросила она.

– Нигде. Я ни к одной из них никогда раньше даже не прикасалась.

Она только присвистнула. Свист получился нежный, тихий, как у маленькой певчей птички.

– Значит, это в тебе природой заложено. Или же тебе просто очень повезло!

У нее была такая приятная улыбка, что мне захотелось рассказать ей, что сегодня действительно удачный день и мне везет, потому что Леро и бог Удачи, мы его называем еще Глухим Богом, меня благословили, но я боялась показаться чересчур болтливой.

– Ты знаешь, я надеялась, что ты сможешь указать мне какую-нибудь пристойную конюшню, где о наших лошадках позаботились бы как следует. Я ведь считала тебя мальчиком, думала, ты у конюха в помощниках служишь. Ты так ловко ту кобылу поймала и держалась так спокойно и уверенно, что я решила, будто ты давно с лошадями дело имеешь.

– Да ведь эта лошадь сама на меня наскочила!

– Она просто к тебе подошла, – поправила меня женщина.

Стук-стук, простучали копыта, и еще квартал остался позади.

– У нас есть конюшня, – сказала я вдруг. Она рассмеялась и воскликнула:

– Ага! Я так и знала!

– Но сперва мне нужно спросить…

– Разумеется.

– Только там никаких лошадей нет. И корма тоже. Там ничего нет с тех пор, как… В общем, давно. Но там вполне чисто. И есть немного соломы. Для кошек. – Стоило мне открыть рот, и слова так и посыпались оттуда. Просто противно! Я даже зубы стиснула от злости на себя.

– Ты, право, очень добра. Но если это все же окажется неудобно, не расстраивайся. Мы найдем, где устроиться. Вообще-то, здешний ганд предложил нам воспользоваться его конюшней, но мне бы не хотелось быть ему до такой степени обязанной. – И она быстро на меня посмотрела.

Она мне ужасно нравилась! Она понравилась мне с той минуты, когда я увидела ее стоящей рядом со львом. Мне нравилось, как она разговаривает, и что она говорит, и все-все остальное в ней мне тоже очень нравилось.

Нельзя отказываться от благословения богов.

И я сказала:

– Меня зовут Мемер. Мемер Галва из Галваманда. Я – дочь Декало Галвы.

– А я – Грай Барре из Роддманта. Представившись друг другу, мы обе вдруг смутились и дальше по улице Галва ехали уже молча.

– Вот наш дом, – сказала я.

И она тут же с восхищением откликнулась:

– Какой красивый!

Галваманд действительно вид имеет весьма внушительный; даже в те дни он поражал своим благородством – просторные дворы, красивые каменные арки над дверями и воротами, высокие светлые окна. Но, к сожалению, значительная его часть была сожжена и разрушена, и меня весьма тронуло то, что человек, прибывший издалека, много путешествовавший и повидавший немало других зданий, понял его красоту.

– Это Дом Оракула, – сказала я. – Дом нашего Лорда-Хранителя.

При этих словах лошади вдруг встали как вкопанные.

Грай некоторое время непонимающе на меня смотрела. Потом пробормотала:

– Значит, Галва – Лорд-Хранитель Дорог?.. Эй, очнитесь! – крикнула она лошадям, и те послушно двинулись дальше. – Сегодня и впрямь день великих неожиданностей.

– Сегодня день Леро, – сказала я. Повозка стояла на улице у самых ворот, и я, соскользнув с сиденья, быстро коснулась Священного камня на пороге и провела Грай во двор. Мы прошли мимо пустого бассейна с бездействующим Фонтаном Оракула посредине и двинулись вокруг дома к внутренним, украшенным аркой воротам конюшенного двора.

Из конюшни вышел Гудит и нахмурился, увидев нас.

– Ну-ка ответь, что я, клянусь духами твоих глупых предков, должен делать с такими конями? Где мне раздобыть для них овса? – закричал он на меня. И тут же принялся распрягать рыжего коня.

– Погоди, Гудит, – сказала я. – Сперва мне надо с Лордом-Хранителем поговорить.

– Да говори себе на здоровье! А пока ты будешь с ним говорить, я ведь могу лошадок напоить, так или нет? Ладно, хозяйка, – повернулся он к Грай, – оставляй своих коней и не беспокойся. Я о них позабочусь.

Грай стояла и смотрела, как старик распрягает лошадей и подводит их к поилке, как он открывает кран и корыто наполняется чистой водой. Смотрела она на все это с любопытством и восхищением.