Текст книги "Любовные письма великих людей. Женщины"

Автор книги: Урсула Дойль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Анна Болейн – Генриху VIII
(6 мая 1536 года)

Сэр,

неудовольствие Вашей милости и мое заточение стали для меня такой неожиданностью, что я понятия не имею, что писать и за что извиняться. Так как Вы прислали ко мне (желая добиться от меня признания или мольбы о Вашем снисхождении) того, кто, как Вам известно, является моим давним и заклятым врагом, то я сомневаюсь в том, что Вы имели в виду, с тех пор, как получила от него это известие. Если чистосердечное признание обеспечит мне спасение, как Вы говорите, я охотно и усердно выполню Ваше повеление, но пусть будет известно Вашей милости, что Вашу жену можно заставить признать вину там, где ее не было и в мыслях, и если уж говорить начистоту, ни одному государю еще не доводилось иметь более преданной супруги и обретать более истинную любовь, чем обрели Вы в лице Анны Болейн, именем и местом которой я с готовностью удовольствуюсь, если так будет угодно Богу и Вашей милости. В своем возвышении, получив королевский титул, я ни на минуту не забывалась, но, напротив, всегда относилась к таким переменам так, как сейчас, ибо была избрана без иных оснований, кроме как волей Вашей милости, и знала, что малейшей перемены будет достаточно, чтобы той же волей был возвеличен другой подданный.

Вы изволили выбрать меня и, несмотря на низкое мое происхождение, сделать своей королевой и спутницей, хотя я ничем этого не заслужила и не питала подобных желаний, и если в то время Вы сочли меня достойной такой чести и Вашей милости, не допустите, чтобы мимолетная прихоть или корыстный совет моих врагов лишили меня Вашего королевского снисхождения, не дайте, чтобы это клеймо, презренное клеймо измены Вашей милости, навсегда запятнало Вашу преданную жену и маленькую принцессу, Вашу дочь. Судите меня, мой добрый король, но законным судом, дабы моими обвинителями и судьями не стали мои заклятые враги, и пусть этот суд будет открытым, ибо моей правоте не страшен позор, и тогда Вы либо убедитесь в том, что я невинна, Ваши подозрения и совесть будут удовлетворены, а бесчестье и клевета мирская остановлены, или же мои провинности объявят открыто, и тогда мою участь решит Бог или Ваша милость, Вы избегнете открытого порицания, мои преступления будут доказаны, как требует закон, Ваша милость получит свободу действий перед Богом и людьми и не только назначит мне кару по заслугам, как неверной жене, но и подтвердит благосклонность к той стороне, чьими стараниями я сейчас нахожусь здесь и кому я могла бы оказать добрую услугу, известив Вашу милость о своих подозрениях.

Но если Вы уже решили, как поступить со мной, если Ваше заветное желание – не только умертвить, но и оклеветать меня, тогда я прошу, чтобы Бог простил Вам этот великий грех, а равно и моих врагов, его орудие. И если он не призовет Вас к ответу сразу же за недостойное государя и жестокое обращение со мной, на высшем суде, перед которым Вы и я вскоре предстанем и в правоте которого я не сомневаюсь (что бы там ни думал обо мне весь мир), моя невиновность будет признана открыто и получит достаточное подтверждение. В таком случае моим последним и единственным желанием будет взять на себя бремя неудовольствия Вашей милости, дабы оно не коснулось невинных душ бедных джентльменов, которых, насколько я понимаю, заточили в темницу из-за меня. Если Вы когда-либо были благосклонны ко мне, если имя Анны Болейн ласкало Вам слух, исполните эту последнюю просьбу. И я более не потревожу Вашу милость, но буду усердно молить Святую Троицу хранить и направлять ее во всех поступках. Из моего скорбного заточения в Тауэре мая 6-го дня

преданная и верная Вам жена А.Б.

Дороти Осборн (Темпл)
(1627–1695)

Целый день я расчесываю, завиваю и целую этот локон, он снится мне ночами. Кольцо тоже прелестно, но немного великовато.

Дороти Осборн происходила из семьи, которая во время английской революции (гражданской войны) встала на сторону роялистов. Ее отец, сэр Питер Осборн, был губернатором Гернси, одного из Нормандских островов. Когда разразилась война, его жена, леди Дороти, увезла детей из дома в Бедфордшире в Сен-Мало во Францию, чтобы быть рядом с мужем в осажденном замке Корнет на Гернси. Леди Дороти исправно посылала сэру Питеру провизию, в результате чего погрязла в долгах. В 1644 г., она увезла семью обратно в Англию и временно поселилась в Челси, в доме своего брата, так как дом в Бедфордшире уже был захвачен войсками парламента. Два родных брата Дороти погибли в военных действиях. В 1646 г., когда погиб второй брат, сэру Питеру пришлось отступить с Гернси и направиться к Сен-Мало. Дороти предпринимала отчаянные попытки увидеться с отцом и в это время познакомилась с сэром Уильямом Темплом, молодым человеком, который оставил Кембридж, не получив диплома, и отправлялся в путешествие по континенту.

Последовал продолжительный, часто прерывающийся период ухаживаний. Отец и братья Дороти были категорически против такого брака. Состояние Осборнов истощила война, и вся семья рассчитывала, что Дороти найдет богатого мужа. В 1648 г. сэр Уильям вновь отправился на континент, а в 1651 г., после того как влюбленным удалось встретиться в Лондоне, семья Дороти вернулась в Бедфордшир. Девушке представляли одного за другим достойных молодых мужчин, но она отвергла всех. Именно в это время между влюбленными завязалась наиболее оживленная переписка. Сохранилось 77 писем Дороти к сэру Уильяму, она же уничтожила все полученные от сэра Уильяма письма, кроме одного. Дороти приходилось скрываться от неусыпного надзора брата Генри, ее письма выносили из дома тайком. Лишь в 1654 г., после смерти отца, Дороти сочеталась браком с сэром Уильямом, несмотря на неослабевающие протесты родных. За месяц до свадьбы Дороти заболела оспой, которая обезобразила и чуть не свела ее в могилу.

Поначалу супруги поселились в Ирландии, где у них родились восемь или девять детей (по меньшей мере шестеро умерли в младенчестве, но точные свидетельства тому не сохранились). В 1665 г. сэр Уильям был направлен посланником в Нидерланды, где семья прожила до 1671 г. Дороти и сэр Уильям сыграли закулисную роль в улаживании брака Вильгельма Оранского и Марии Стюарт, дочери герцога Йоркского, которая правила Англией, Шотландией и Ирландией с 1689 г. Дороти оставалась доверенным лицом Марии вплоть до смерти последней в 1694 г.

Дороти умерла в 1695 г. в Мур-Парке, суррейском поместье, которое сэр Уильям купил после своей отставки. Ее похоронили в Вестминстерском аббатстве. Жизнерадостные и остроумные письма Дороти неоднократно публиковались начиная с 1836 г., когда за ней закрепилась репутация обладательницы литературного дарования.

Дороти Осборн (Темпл) – сэру Уильяму Темплу

Для того чтобы я была довольна мужем, необходимо великое множество составляющих. Во-первых, как говорит мой кузен Франклин, его нрав и настроения должны соответствовать моим, а для этого он должен получить такое же воспитание, как и я, и привыкнуть к подобному обществу. Иными словами, ему не следует быть помещиком настолько, чтобы не интересоваться ничем, кроме соколов и гончих, и любить тех и других более своей жены; не должен он принадлежать и к тем людям, предел устремлений которых – должность мирового судьи, не должен быть старшим шерифом, который не читает ничего, кроме свода законов, и ничему не учится, кроме как украшать свою речь латынью, смущая умы бедных спорщиков-соседей и скорее запугивая их, чем убеждая. Не должен он быть и существом, которое начинает познавать мир в бесплатной школе, прямо из нее поступает в университет, достигает зенита своей карьеры в «Судебных иннах», не имеет знакомств за пределами профессиональных кругов, говорит на французском, почерпнутом из старых законов, не восторгается ничем, кроме историй, давным-давно покрытых паутиной. При этом он не должен быть и городским любезником, который всю жизнь проводит в тавернах и за игорным столом, не может представить себе, как провести вне общества хотя бы час, разве что во сне, ухлестывает за каждой женщиной, какую только видит, считает, что ему верят, осмеивает всех и в равной степени оказывается осмеянным. Не годится и месье путешественник с ветром в голове и на ней, не способный говорить ни о чем, кроме танцев и дуэтов, смелости которого хватает лишь на то, чтобы разодеться в пух и прах, когда всем вокруг и смотреть-то на него неловко. Ни в коем случае он не должен быть глупцом, брюзгой, злонравцем, гордецом или скупцом. Ко всему этому надлежит присовокупить, что он должен любить меня, а я его так, как мы только можем. В отсутствие всех этих условий его состояние, каким бы внушительным оно ни было, никогда не удовлетворит меня, а при выполнении всех этих условий даже самое скромное состояние помешает мне раскаиваться в моем расположении.

Дороти Осборн (Темпл) – сэру Уильяму Темплу

Уверена, Вам будет еще приятнее узнать, как полюбился мне Ваш локон. Признаюсь совершенно искренне и отнюдь не ради комплимента: я никогда не видела более шелковистых волос более красивого оттенка, но умоляю Вас больше не стричь их – я вовсе не хочу, чтобы они пропадали зря. Если Вы любите меня, берегите их. Целый день я расчесываю, завиваю и целую этот локон, он снится мне ночами. Кольцо тоже прелестно, но немного великовато. Пришлите мне черепаховое, размером чуть меньше, чем отправленный Вам образец. Я не стала бы утверждать, что все жесткие волосы без исключения говорят о дурном нраве, ибо это относилось бы и ко мне. Но я готова признать, что все мягкие волосы принадлежат добрым людям, таким, как Вы, или же я обманываюсь так же, как и Вы, если Вы считаете, что я недостаточно сильно люблю Вас. Скажите, дражайший мой, так ли это? Вы не ошибаетесь, если считаете, что я

Ваша

Нелл Гвинн
(1651 (?)–1687)

…не скрою, что в любой компании я пью за ваше здоровье, ибо люблю вас всей душой.

Нелл Гвинн – самая известная из множества любовниц короля Карла II. О детстве и ранней юности Нелл почти ничего неизвестно, хотя ее завистники распускали всевозможные слухи, называя ее то бывшей торговкой рыбой, то угольщицей, то служанкой в публичном доме. Распространено мнение, что в 1663 г. она поначалу продавала в театре апельсины. Сэмюэл Пипс впервые увидел ее на сцене Друри-Лейн в декабре 1666 г.

До и после знакомства с королем у Нелл было немало любовников из числа аристократов (приведенное далее письмо адресовано Лоуренсу Хайду, впоследствии графу Рочестеру, который находился в Гааге с дипломатической миссией в мае и июне 1678 г.). Любовницей Карла II Нелл стала в 1668 или 1669 г., а в мае 1670 г. родила ему сына Чарльза. Тем же летом для нее сняли великолепный особняк на Пэлл-Мэлл, признавая ее положение одной из королевских любовниц (увы, не единственной). В 1671 г. в этом особняке родился ее второй сын Джеймс. Нелл упорно добивалась титулов для своих детей, и в 1676 г. Чарльз получил фамилию Боклерк и титул барона Хеддингтона и графа Берфорда.

У Нелл были влиятельные друзья при дворе, но были и недруги, которые с нескрываемым презрением относились к ее низкому происхождению, сомнительному роду деятельности, жизнерадостности и недостатку светских манер. Ее заклятым врагом была еще одна любовница короля, Луиза де Керуаль, герцогиня Портсмутская – француженка и католичка, к которой широкая публика относилась крайне неприязненно. Известен случай, когда карету Нелл окружила разъяренная толпа, считая, что она принадлежит герцогине. Собравшиеся утихомирились лишь после того, как Нелл высунулась в окно и весело крикнула: «Прошу вас, добрые люди, умолкните! Это я, протестантская потаскушка!»

Карл II умер в 1685 г. Поговаривали, будто его последними словами были «не дайте бедной Нелл помереть с голоду». Его преемник, Яков II, назначил Нелл щедрую пенсию. В 1687 г. она умерла в доме на Пэлл-Мэлл. Подтверждая свою репутацию благодетельницы, она завещала 100 фунтов должникам своего прихода, 20 фунтов в год – на освобождение должников из тюрем каждое Рождество, а 50 фунтов – бедным католикам, «дабы явить милость к тем, кто отличается от меня Верой». В своих мемуарах историк и епископ Гилберт Бернет называл Нелл «самым буйным и несдержанным существом, какое когда-либо появлялось при дворе». Вероятно, этим и объясняется продолжительность ее связи с королем, известным своим пристрастием к веселью.

Нелл Гвинн – Лоуренсу Хайду (впоследствии граф Рочестер)
(ок. 1678 года)

Прошу, дорогой мистер Хайд, простить, что не писала вам раньше по той причине, что болела три месяца и с тех пор, как поправилась, мне нечем развлечь вас и не о чем писáть, но не скрою, что в любой компании я пью за ваше здоровье, ибо люблю вас всей душой. В Пэлл-Мэлле мне теперь живется уныло, я потеряла сэра Карра Скропа (сэр Карр Скроп – остряк из окружения Карла II. – Примеч. ред.) и больше уж не увижу, ибо он сказал мне, что не может всегда жить в такой спешке и стал неучтив, а я не терплю такого от противных baux garscon. Мать мисс Найтс (певица, соперничающая за внимание Карла II. – Примеч. ред.) померла, только почестей ей от этого не больше, чем миледи Гринс. Милорд Рочестер (Джон Уилмот, поэт и любитель эпатажа, умерший спустя два года. – Примеч. ред.) укатил в деревню. М-р Сэвил (Генри Сэвил, будущий вице-камергер. – Примеч. ред.) был в беде, но уже справляется и женится на наследнице, и думается мне, та скажется больной всякий раз, стоит ему шевельнуть пальцем. Милорд Дорсет (бывший покровитель Нелл. – Примеч. ред.) похоже и трех месяцев не протянет, ибо хлещет эль с Шедуэллом (Томас Шедуэлл, поэт и еще один собутыльник Карла II. – Примеч. ред.) и м-ром Харрисом (Джозеф Харрис, актер. – Примеч. ред.) у герцога дни напролет. Милорд Берфорд (сын Нелл от короля. – Примеч. ред.) кланяется вам. Милорд Боклерк (Боклерк, второй сын Нелл от короля. – Примеч. ред.) едет во Францию. Мы ужинаем с королем и миледи Харви в Уайтхолле. Король кланяется вам. Ну а теперь о государственных делах, ибо мы еще никогда не действовали хитрее, чем сейчас, и сами не знаем, мир будет или война, но я за войну только затем, чтобы вы возвернулись домой. У меня еще найдется тысяча веселых слов, но мне нипочем не заставить ее написать их[1]1
  Возможно, Нелл диктовала это письмо, и под «ней» подразумевается женщина, которая писала его под диктовку, хотя, судя по стилю и грамотности, Нелл следовало бы подыскать себе другого секретаря.


[Закрыть], так что радуйтесь и тому, что есть. До свидания. Ваша самая любящая, покорная, верная и смиренная слуга Э. (Элеонор. – Примеч. ред.) Г.

Леди Мэри Пиррпонт (леди Мэри Уортли Монтегю)
(1689–1762)

То, что мы делаем, приводит меня в трепет. Вы и вправду будете любить меня вечно?

Мэри Пиррпонт была старшим ребенком Ивлина Пиррпонта, позднее – первого герцога Кингстон-апон-Халла, и леди Мэри Филдинг. Мать Мэри умерла в 1692 г., родив еще троих детей, которых вырастила бабушка с отцовской стороны. Когда Мэри было девять лет, ее бабушка умерла, дети остались на попечении отца. Позднее Мэри писала, что получила образование «украдкой» в библиотеке его ноттингемширского поместья Торсби-Холл.

В юности одной из ближайших подруг Мэри была Энн Уортли, с которой Мэри поддерживала постоянную переписку. После смерти Энн в 1710 г. переписка продолжалась с ее братом, Эдвардом Уортли Монтегю, который вскоре попросил у отца Мэри ее руки. Ему было отказано: Пиррпонт настаивал, что поместье Уортли Монтегю должно стать майоратным и достаться будущему первенцу, а Эдвард решительно возражал против этого.

В августе 1712 г., после того как отец начал все настойчивее требовать, чтобы Мэри вышла за обладателя карикатурного имени Клотуорти Скеффингтона, наследника ирландского пэра, Эдвард и Мэри сбежали. Они поженились 23 августа 1712 г. Приведенные ниже письма датированы периодом между нервозной подготовкой к побегу и бракосочетанием. Обеспокоенность Мэри затеей, в которую она ввязалась, очевидна; до конца своих дней она была глубоко признательна мужу за то, что он женился на ней без приданого.

Первые два года супружеской жизни пара жила в загородном поместье. В мае 1713 г. Мэри родила сына, также названного Эдвардом. В то время Мэри уже писала стихи и критические статьи и стала первой женщиной, вклад которой в литературу признал журнал Spectator. В 1715 г. супруги Уортли Монтегю переселились в Лондон и стали видными фигурами при дворе Георга I. У Мэри завязались дружеские отношения с политиками и представителями творческих кругов, в том числе с Джоном Геем и влюбленным в нее Александром Поупом. В декабре того же года Мэри заболела оспой и еле выжила, но навсегда осталась обезображенной.

В августе 1716 г. Эдвард Уортли Монтегю получил дипломатический пост в Константинополе в Турции. Супруги отправились туда по суше. Путешествие заняло около шести месяцев. Мэри писала многочисленные письма с описанием страшных условий, в которых протекало путешествие, и оставляла себе копии с намерением когда-нибудь составить из них книгу. В Турции она углубилась в изучение местной литературы, культуры, обычаев и религии. Так продолжалось до тех пор, пока в июле 1718 г., через шесть месяцев после рождения дочери, ее мужа неожиданно не вызвали в Лондон.

После возвращения супругов в Англию Эдвард, часто уезжавший по делам в Йоркшир, купил дома в Туикенеме и Ковент-Гардене, где Мэри почти все свое время посвящала литературному труду, садоводству и обучению дочери. Кроме того, она написала ряд стихотворений об угнетении женщин и отредактировала письма, написанные ею в путешествии. По неизвестным причинам между ней и ее бывшим другом и поклонником Александром Поупом вспыхнула яростная вражда. Самым важным и долгосрочным делом Мэри было введение прививок от оспы в Англии. О них она узнала в Турции, где прививание живого вируса было распространенной практикой. Во время пребывания в Турции Мэри сделала прививку сыну, а во время эпидемии оспы, вспыхнувшей в Англии в 1721 г., убедила врача привить ее дочь. Вскоре многие ее знакомые, родственников которых унесла болезнь, тоже согласились сделать детям прививки. Эта практика неуклонно распространялась, но вместе с тем отношение к ней оставалось весьма противоречивым. Пропаганда прививок, которую проводила Мэри, привела к тому, что ее саму порицали в газетах и даже с кафедр как мать, лишенную естественных чувств, которая рискует жизнью родных детей во имя подтверждения бредовой теории. Но Мэри осталась непреклонна и побуждала других матерей прививать детей от болезни, которая чуть не убила ее саму.

Последние годы жизни Мэри провела, почти не видясь с мужем. В 1736 г. она влюбилась в блистательного молодого писателя-венецианца Франческо Альгаротти и отправилась в Италию, надеясь, что им суждено общее будущее. В течение следующих нескольких лет ее местожительство всецело зависело от ее спутника. Она побывала в Риме, Неаполе, Флоренции, Венеции и Турине, четыре года прожила в Авиньоне, десять лет – в венецианской провинции Брешия, где стала, по сути дела, пленницей высокопоставленного разбойника и головореза Уголино Палацци, который отнял у нее все драгоценности и купчие на приобретенную ею собственность. Мэри вернулась в Лондон в 1762 г., проведя за границей почти тридцать лет. В августе того же года она умерла в Мэйфейре и была похоронена в церкви Гровнор на Саут-Одли-стрит.

Несомненно, леди Мэри Уортли Монтегю имела задатки великого писателя, но ее труды настолько разнообразны по форме – письма, дневники, полемические заметки, пьесы, стихи, очерки – и так разрозненны, что процесс их оценки далек от завершения.

Леди Мэри Пиррпонт (леди Мэри Уортли Монтегю) – Эдварду Уортли Монтегю
(25 апреля 1710 года)

Я сию минуту получила два Ваших письма. Не знаю, куда отправлять ответ: в Лондон или в деревню. Вполне вероятно, что это письмо Вы так и не получите. Я сильно рискую, если оно попадет в чужие руки, и пишу, постоянно помня об этом.

Я всей душой желаю придерживаться того же мнения, что и Вы. Я стремлюсь убедить себя в правоте Ваших доводов, сожалею о том, что так настаиваю на своем и не желаю впадать в заблуждение, что для мужчины невозможно уважать женщину. Полагаю, в этом случае мне следовало бы легко мириться с Вашим отношением ко мне, благодарить за дарованное мне остроумие и красоту, не сетовать на глупости и слабости, но, к моему бесконечному сожалению, я не в состоянии поверить ни в то, ни в другое.

С одной стороны, мой характер не настолько хорош, а с другой – не так плох, как можно вообразить. Если мы когда-нибудь поселимся вместе, Вы разочаруетесь и в том и в другом, обнаружите и неожиданную уравновешенность нрава, и тысячи изъянов, которые невозможно представить.

Вы думаете, если Вы женитесь на мне, я сначала страстно увлекусь Вами, а уже в следующий месяц выберу кого-нибудь еще. Ни того, ни другого не произойдет. Я умею проявлять уважение, умею быть другом, но не знаю, способна ли я любить. Можете ждать от меня любезности и покладистости, но не увлеченности. Вы совершенно превратно судите о моих сердечных наклонностях, полагая, что я способна действовать исходя из корыстного интереса и по этой причине льстить кому-либо.

Даже будь я самым нуждающимся существом в мире, я ответила бы Вам так же, как сейчас, ничего не убавляя и не прибавляя. Я не склонна к притворству, потому что не способна на него. Обманув кого-нибудь, я навсегда упала бы в собственных глазах. И кто смог бы жить рядом с человеком, которого он презирает?

Если Вы решите жить вместе с компаньоном, который будет со всем почтением относиться к превосходству Вашего здравомыслия, и если Ваше предложение не встретит возражений у тех, от кого я завишу, у меня нет оснований противиться.

Что касается путешествий, то я отправлюсь в них с превеликим удовольствием и по Вашему слову без колебаний покину Лондон. Но уединенная жизнь в деревне неприемлема не столько для меня. Я знаю, что через считанные месяцы она наскучит Вам. В обоюдных интересах людей, связанных на всю жизнь, не надоедать друг другу. Даже обладай я всем личным обаянием, о котором мечтаю, миловидное лицо – слишком непрочный фундамент для счастья. Вам вскоре надоест изо дня в день созерцать одно и то же там, где больше не на что смотреть. На досуге Вы будете отмечать все изъяны, количество которых начнет увеличиваться по мере уменьшения новизны, самой по себе обладающей немалой притягательностью. Я буду иметь неудовольствие замечать холодность, за которую не смогу резонно винить Вас, так как она безотчетна. Тем не менее она будет внушать мне тревогу, в особенности потому, что если любовь может возродиться, как только исчезнет разлука, непостоянство и даже неверность, то избавиться от неприязни, вызванной пресыщенностью, невозможно.

Мне бы не хотелось жить в суете и толкотне. Меня вполне устроила бы жизнь в Лондоне почти в безвестности и встречи не более чем с восемью или девятью приятными знакомыми. Об апартаментах, столе и проч. я даже не думаю. Но я не могу помыслить о том, чтобы решиться на что-либо без согласия моих родных, и советую Вам не воображать счастья в полном одиночестве, поскольку оно будет лишь воображаемым.

Не отвечайте на это письмо. Если Вы в состоянии любить меня на моих условиях, делать предложение Вы должны не мне. В таком случае к чему наша переписка?

Но не лишайте меня Вашей дружбы, которая доставляет мне немалое удовольствие и тешит тщеславие. Если Вы когда-либо увидите меня замужней, льщу себя надеждой, что Вы узрите поведение, подражание которому Вашей супруги Вы не сочтете зазорным.