Текст книги "Доктор Куэйк"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Уоррен Мерфи, Ричард Сапир
Доктор Куэйк

Глава первая

Каждый человек обязан жизнью Господу Богу. Калифорния обязана Ему еще и бедствием, которое она переживает примерно дважды в столетие.

Для тех, кто не проваливался на сотни футов в содрогающиеся недра земли, кто не был заживо похоронен в собственном доме потому, что парализованное смертельным страхом тело отказалось повиноваться, кто не оказался погребенным глубже самых глубоких могил, когда-либо вырытых могильщиками, – катастрофы эти являются всего лишь обыкновенными подвижками геологических пластов, снимающими напряжение в земной коре.

Они – результат раны на теле Земли, раны, названной разломом Святого Андреаса, одного из многих существующих здесь разломов, которые и превращают Калифорнию в геологическую бомбу замедленного действия со множеством запалов. Тлеющих запалов.

Разлом Святого Андреаса тянется на шестьсот миль от Баджа на юге до Мендочино на севере. Возник он на земной поверхности в результате движения – со скоростью несколько дюймов в год – Тихоокеанской плиты на северо-запад и Североамериканской континентальной плиты на юго-восток. Тектонический шов между ними тянется через всю Калифорнию, и, когда эти плиты сталкиваются, происходит землетрясение.

В небольшом районе, расположенном к востоку от Лос-Анджелеса, а именно в округе Сан-Эквино, они сходятся очень часто, создавая высокое давление. Когда же они расходятся – примерно два раза каждые сто лет, – природа расплачивается за то, что тектонические плиты в очередной раз сводят между собой счеты. Когда земля вдоль всего разлома встает на дыбы, человеческим существам, оказавшимся в пределах нескольких сотен миль, кажется, что наступил конец света.

Для некоторых он действительно наступает.

Многие геологи считают, что все созданное до сих пор ядерное оружие по сравнению с грядущим высвобождением энергии Земли – не более чем дубинка и камень – орудия каменного века. Калифорния обречена на кровопускание, не имеющее себе равного в истории человечества. Так говорят геологи. Произойти это может и через пять минут, и через тридцать лет, но произойдет обязательно. Земля только и ждет часа, когда жертвы, беспечно наслаждающиеся калифорнийским солнцем, окажутся в западне. Часа, известного только Богу.

Вот почему когда некто предложил властям в Вашингтоне план, как обуздать этот кошмар, над ним посмеялись. А несколько позже власти точно также сочли немыслимым, что кто-то может вызвать такое бедствие преднамеренно.

И продолжали считать это невероятным до тех пор, пока специалист по геологии федерального правительства в Вашингтоне, округ Колумбия, не услышал подробный рассказ о событиях, в которые трудно было поверить.

– Но это же невозможно, – сказал он. – Это так же невозможно, как… как если бы…

– Да, как если бы заживо бросать людей в печи, – прервал его взволнованный посетитель, прибывший из округа Сан-Эквино, штат Калифорния.

Глава вторая

Это казалось невозможным. И тем не менее, произошло точно в назначенное время.

Птицы взлетели в воздух. Кролики, как сумасшедшие, забегали по виноградникам. Три белки, забыв об осторожности, выскочили на грунтовую дорогу. Деревья закачались, теряя листья, закружившиеся как зеленые конфетти. Мелкая красноватая пыль взметнулась над полями Сан-Эквино, будто кто-то взорвал недра Калифорнии.

Четверо самых уважаемых граждан Сан-Эквино и шериф округа посмотрели на часы и почти в унисон вскрикнули. Они стояли возле блестящего лимузина «линкольн» у дороги, ведущей к виноградникам Громуччи, откуда, как заверил их шериф Вейд Уайт, они лучше всего смогут увидеть то, что произойдет, хотя им вовсе и не хотелось этого видеть.

– Понимаете, мы не должны показать им, что испугались, – произнес шериф.

Теперь солнце стало жгучим, пыльный воздух затруднял дыхание, а то, что было обещано, случилось!

– Просто не верится, – сказал Харрис Файнштейн, владелец универсального магазина. – Не верю собственным глазам. На ваших, Лес, три часа пятьдесят пять минут?

– Да, – ответил Лестер Карпвелл Четвертый, президент Первой компании развития Эквино. – Три пятьдесят пять. С точностью до секунды.

Карпвеллу было далеко за сорок, он казался дюйма на полтора выше Файнштейна, его гладкое волевое лицо могло выражать озабоченность, но не тревогу. Это было лицо человека, который генерирует идеи, не опускаясь до мелких деталей. На нем был темный костюм в узкую полоску, белая рубашка и «принстонский» галстук.

В одежде Файнштейна больше чувствовался голливудский стиль; его покрытое сильным загаром лицо свидетельствовало о чувствительности и склонности к размышлениям. На нем был синий блайзер и белые широкие брюки. Карпвелл носил блестящие черные ботинки из жесткой испанской кожи, а Файнштейн – мягкие итальянские.

– Значит, они действительно могут это делать, – произнес Файнштейн.

– Теперь мы, по крайней мере, знаем, это точно, – заметил Карпвелл.

– Вероятнее всего, на этом они не остановятся, – сказал Файнштейн.

– Верно, – вмешался в разговор шериф Вейд Уайт. – Они грозились, что могут сделать все. Если захотят – любое землетрясение. Маленькую встряску, как сегодня. Или хорошую трепку. Или настоящее светопреставление. – Он широко развел руки, показывая размеры возможного бедствия.

– Я просто отказываюсь в это верить, – сказал Файнштейн.

– Так бывает после заградительного огня, – произнес Дорн Ракер, президент промышленной компании. – Понимаете, пыль и все такое. Как после заградительного огня…

– Однако есть в этом и положительные моменты. Мы должны обдумать дело со всех сторон, – вмешался Сонни Бойденхаузен, президент Компании недвижимости и одновременно президент Торговой палаты Сан-Эквино. Как и Ракер, он был более шести футов ростом. У обоих были славные, приветливые лица, животы слегка выдавались вперед. Когда они были в одинаковой одежде, некоторые принимали их за близнецов. Сегодня на них были серые костюмы с розовыми рубашками.

– Возможно, это даже к лучшему, – настойчиво повторил Бойденхаузен. – Смотрите, они показали нам, что могут вызвать землетрясение. Но ведь они говорят, что могут и предотвратить его! Если это действительно так, то все просто великолепно! Можно было бы здорово повысить цены на недвижимость. Как вы думаете, Вейд, можно на них положиться?

– Не знаю, – ответил шериф. – Знаю только – они сделали то, что обещали.

Шериф был толстяк с красным лицом. На его голове ловко сидела широкополая шляпа, а на воротнике рубашки красовалась булавка в виде американского флага с бриллиантом и рубином. На поясе болтался пистолет 44-го калибра с пятью зарубками на рукоятке. Эти зарубки он сделал собственноручно и весьма старательно. По его словам, они означали пятерых застреленных им преступников. На самом деле эти зарубки напоминали лишь о том, что, вырезая их, он здорово поранил себе палец.

– Восемь тысяч долларов в месяц – это нормальные деньги. Я бы даже сказал, цена весьма разумная, – произнес Бойденхаузен.

– Как после заградительного огня… – повторил Ракер, все еще глядевший на поле, окутанное облаком пыли.

– Это невозможно, – сказал Файнштейн.

– Что, две тысячи долларов слишком дорого для вас? – спросил его Уайт с оттенком презрения, избегая сердитого взгляда Карпвелла. Шерифу не хотелось выслушивать очередной упрек в антисемитизме.

– Дело не в деньгах. Я дал бы в десять раз больше на образование. Я уже дал в пятьдесят раз больше на больницу. Но это шантаж. Вымогательство. Вы понимаете это, Вейд? Знаете ли вы, в какой стране мы живем?

– В Амер-рике, мистер Файнштейн, в благословенной Богом Америке, – протянул Уайт. Говоря это, он выпятил грудь, но вынужден был схватиться за пояс с пистолетом, чтобы тот ни свалился с внезапно подтянувшегося живота. У него всегда были недоразумения с Файнштейном, чье жалостливое сердце, как казалось шерифу, обливалось кровью от сочувствия ко всяким смутьянам, бродягам и подонкам. А не к бизнесменам, шерифам и другим порядочным людям, которые сделали Сан-Эквино одним из самых приятных уголков в округе.

Ведь было же им сказано, что они могут и дальше процветать, если проявят благоразумие и никто не потеряет головы. В конце концов, это весьма разумное предложение. Кто-то позвонил шерифу Уайту и сказал, что может вызывать землетрясение. Когда шериф понял, о чем речь, он послал их к черту.

Но ему заявили, что на следующий день, в полдень, будет землетрясение. И оно действительно произошло! Самое слабое из всех возможных. Просто небольшие колебания почвы. Потом они вновь позвонили и сказали, что преподнесут Сан-Эквино еще один небольшой подарок – землетрясение силой в два балла по шкале Меркалли. Такое землетрясение ощущают птицы и небольшие животные, а люди заметят колебания почвы под ногами, если окажутся в открытом поле. Это произойдет в 15.55.

Они пригрозили Уайту, что могут вызвать землетрясение, которое похоронит город и уничтожит человеческую цивилизацию. Но они не сумасшедшие. Они могут гарантировать, что землетрясений вообще не будет. И всего за восемь тысяч долларов в месяц – по две тысячи долларов с каждого из четырех самых уважаемых граждан округа. Цена очень разумная.

Сейчас уже больше 15.55, и эти люди доказали: они в состоянии сделать то, что обещали. Но некоторые, по мнению шерифа, повели себя неразумно.

– Шантаж, – снова повторил Файнштейн. – Вы правы, Вейд. Это Америка, а американцы не платят вымогателям.

– Я хорошо понимаю ваши чувства, Харрис, – вмешался Карпвелл. – И Сонни, и Дорн тоже понимают. Но я считаю, вы несколько упрощаете проблему, как и шериф. Можно взглянуть на это как на страховку, а не как на вымогательство. Как вы думаете, сколько согласились бы дать жители Сан-Франциско, чтобы избежать страшного землетрясения 1906 года? – Он не дал Файнштейну ответить. – Во всяком случае, подумайте над этим. Соберемся сегодня вечером в восемь часов в моем офисе. Тогда все и решим.

Они возвращались в город почти в полном молчании, не отвечая на попытки Уайта, сидевшего за рулем своего черного лимузина, завязать разговор.

В тот вечер Файнштейн прибыл в офис Лестера Карпвелла последним. Все повернулись к нему, когда он вошел в богато отделанный деревянными панелями кабинет и аккуратно закрыл за собой дверь.

Достав конверт из заднего кармана брюк, он бросил его на стол. В нем было две тысячи долларов пяти-, десяти– и двадцатидолларовыми купюрами, бывшими в употреблении.

– Вот, – произнес он, – здесь две тысячи. Это мой первый и последний взнос в пользу этих наглецов. Мы купим у них один месяц. Сегодня ночью я еду в Вашингтон, чтобы доложить обо всем правительству.

– Вы помните, о чем нас предупреждали? – спросил Ракер. – Если мы заговорим, будет землетрясение. Страшное землетрясение. Могут погибнуть все жители Сан-Эквино.

– Не думаю, – ответил Файнштейн. – Ведь они получат свои восемь тысяч. Но никто не должен знать, что я собираюсь в Вашингтон.

– Не думаете? – громко переспросил Бойденхаузен – Вы так не думаете? Но я не могу жить, полагаясь на то, что вы думаете или не думаете. Послушайте, – продолжал он, – мы открыли двери нашей общины вам, Файнштейнам, еще в те далекие двадцатые годы, когда жители многих городов отнюдь не горели желанием видеть у себя подобных граждан. Мы вас радушно приняли. Я не говорю, что вы не давали денег на больницу и на все остальное. Я говорю, что вы, черт возьми, член нашей общины и не имеете права подвергать нас опасности. Вот о чем речь.

– А я вам скажу, Сонни Бойденхаузен, не так уж радушно вы нас приняли, хотя мы и нашли здесь несколько хороших друзей, среди которых, однако, никогда не было Бойденхаузенов, хотя, в общем-то, это небольшая потеря. Но я считаю себя членом более широкой общины. К ней относятся и все бедные города нашего округа, одному из которых, весьма вероятно, придется однажды откапывать своих детей из-под обломков скал только потому, что он не сможет заплатить вымогателям. Вот о чем я думаю.

– А я думаю, – взорвался Сонни Бойденхаузен, – что чертовски благодарен судьбе за то, что могу чувствовать себя в безопасности и ни о чем не беспокоиться! Как я счастлив, что мои дети избавлены от опасности! Вы хотите убить моих детей, Харрис? Этого вы хотите?

Харрис Файнштейн опустил глаза на сверкающую, полированную поверхность дубового стола корпорации Карпвеллов – настоящий шедевр столярного искусства, стол передавался от одного Карпвелла к другому на протяжении многих поколений этой семьи патрициев Сан-Эквино. Это были порядочные люди. Как и его отец, Файнштейн хорошо знал эту семью.

Именно эта мысль была одной из самых неприятных и тяжелых, когда он раздумывал, как ему поступить. С минуту он колебался, глядя на лица окружавших его людей. Друг… враг… Ему не хотелось подвергать опасности ничью жизнь. Эти люди были частью его собственной жизни. Они действительно значили для него гораздо больше, чем любые другие, живущие в Лос-Анджелесе, в Сан-Франциско или в ином городе Калифорнии, которые тоже могут оказаться жертвами шантажистов.

Действительно, Харрис, сказал он себе, не слишком ли ты возгордился? Ты забыл, как в 1936 году вместе с Сонни играл в защите футбольной команды Сан-Эквино и вы побили тогда «Лос-Анджелес готик»? А как ликовала вся команда, когда тебя объявили самым «грязным» футболистом штата, получившим наибольшее количество штрафных? Они утащили по такому случаю целый бочонок пива и здорово напились! А Уайт! Уайт никогда не играл в футбол под тем предлогом, что ему нужно охотиться, чтобы добыть что-нибудь для семейного стола. Но все знали истинную причину, по которой Вейд отправлялся осенью на охоту: он просто старался избежать обвинений в том, что боится играть в американский футбол. О еде всегда заботился отец Вейда, а сам он проводил время в кинематографе, восхищаясь молодым героем, осваивающим американский Запад и не посещающим школу из-за того, что вынужден добывать семье ужин охотой.

А любвеобильный Дорн! Дорн, от которого в предпоследнем классе средней школы забеременела Перл Фансуорт, после чего ей пришлось уехать из города? Или как забеременела от него сестра Сонни, когда он еще только заканчивал школу, и как ему пришлось на ней жениться?

И, конечно, Лес Карпвелл. Просто прекрасный человек.

Харрис Файнштейн вновь опустил глаза и подумал, почему сейчас все не так просто и ясно; как раньше, когда он учился в школе и изучал с отцом Талмуд. Тогда все было понятно. Теперь ясно только одно: он просто дурак, и ему очень хочется, чтобы кто-нибудь подсказал, что хорошо, что плохо и что сейчас следует делать. Но этого не будет. Господь наградил его разумом, чтобы пользоваться им. Харрис Файнштейн обвел взглядом своих друзей и, взглянув на украшенную драгоценными камнями булавку на воротнике шерифа Уайта, сказал очень медленно и очень печально:

– Я должен сделать то, что должен, а это нелегко. К мне очень жаль, что вы не вместе со мной.

Брошенный им конверт лежал на столе. Сонни Бойденхаузен вытащил из своего атташе-кейса такой же конверт и положил рядом. Карпвелл добавил свой, то же сделал Дорн Ракер.

Шериф Уайт собрал все конверты в небольшой пластиковый мешок для мусора. Четверо остальных молча следили за тем, как он завязал мешок красным телефонным кабелем, сделав напоследок небольшой бант.

– Чтобы не было утечки, – сказал он. Но никто не улыбнулся. Харрис Файнштейн избегал взглядов остальных мужчин.

– Ну что ж, до свидания, – сказал он.

– Собираетесь в Вашингтон? – спросил Дорн Ракер.

– Да, сегодня вечером, – ответил Файнштейн.

– Послушайте, – произнес Сонни Бойденхаузен. – То, что я сказал о вашей семье, как ее приняли здесь, в Сан-Эквино, ну как будто вам сделали одолжение… Вы понимаете, что я имел в виду…

– Понимаю, – ответил Файнштейн.

– Я думаю, вам это удастся, – сказал Карпвелл.

– Спасибо.

– Мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать, что вы поступаете правильно, и что я не прочь сделать это вместе с вами, – заметил Сонни Бойденхаузен. – Но я все-таки думаю, что вы поступаете опрометчиво.

– Возможно, но… – Харрис Файнштейн не закончил фразы.

Когда за ним закрылась огромная, с медной инкрустацией дверь кабинета Карпвелла, самого уважаемого святилища власти в Сан-Эквино, шериф Уайт выдвинул предложение.

Сделал он это, показав пальцем на зарубки на рукоятке своего пистолета.

Лес Карпвелл даже не захотел заметить этот жест, а Дорн Ракер сказал шерифу, что Файнштейн сам может легко стереть его в порошок, поэтому лучше бы Вейду забыть о пистолете.

Карпвелл заметил, что Файнштейн, может быть, и прав. С ним согласился и Ракер. И Бойденхаузен. Но все они были единодушны в том, что у них семьи, и, черт возьми, разве они и так уже не сделали достаточно, заплатив за каждого, кто живет в городе и округе Сан-Эквино?

– Я считаю, что мы поступаем как самые дурацкие филантропы. По две тысячи долларов с каждого из нас за каждый проклятый месяц. И ни с кого больше не просим, даже с шерифа, потому что денег у него нет, – сказал Ракер. – Поэтому никто, черт возьми, не имеет права тыкать в нас пальцем. Никто.

– Я знаю только одно, – заметил Бойденхаузен, – у нас есть шанс избежать землетрясений. А теперь эта поездка в Вашингтон может испортить все дело. Это неправильно. Нужно платить и сохранять спокойствие.

– Господа, вы правы, а Харрис ошибается, – заключил Лес Карпвелл. – Только я все же не знаю, насколько мы более правы, чем он.

Затем шериф Уайт предложил свой план действий.

– Вот, слушайте. Мне велено завтра утром принести деньги. Пока не известно – куда. Предположим, я иду на место, где бы они ни было, и прячусь там. Понимаете, маскируюсь как настоящий рейнджер, как нас учили на летних сборах Национальной гвардии. Затем, когда кто-то придет за деньгами, прослежу за ним. Порядок! А когда доберусь до них, у меня есть приемы, тогда – трах! Пущу в ход карабин. Ба-бах! Потом ручные гранаты. Ба-бам! Или я их всех поубиваю, или сам буду убит… Даю вам слово капитана Национальной гвардии штата Калифорния…

Трое уважаемых граждан Сан-Эквино были единодушны:

– Просто оставьте деньги там, где скажут.

После того как все ушли. Лес Карпвелл еще долго сидел в кабинете. Потом подошел к столу и набрал номер телефона своего близкого друга, помощника президента.

– Если то, что ты говоришь, Лес, правда, они способны разрушить всю Калифорнию.

– Похоже на то, – ответил Карпвелл.

– Ну и ну… Это все, что я могу тебе сказать. С такой информацией я пойду прямо наверх. Немедленно свяжусь с президентом.

Помощник был просто шокирован реакцией президента, Он изложил полученную информацию четко и профессионально, так, как сделал это Лес Карпвелл. Лес Карпвелл Четвертый, в прошлом агент Бюро стратегических исследований, абсолютно надежный Лестер Карпвелл. Время. Угрозы. Землетрясение. Никаких домыслов. Только факты.

Однако, когда помощник закончил, президент сказал;

– О’кей. А теперь забудьте об этом. И никому ни слова.

– Однако, сэр… Вы мне не верите?

– Я вам верю.

– Но здесь есть чем заняться людям из ФБР. Я могу сообщить им все детали.

– Вы никому ничего не скажете. Вы будете хранить абсолютное молчание. Абсолютное. Это все. Спокойной ночи.

Помощник поднялся, чтобы выйти, но президент остановил его:

– Оставьте, пожалуйста, свои бумаги здесь. И не о чем не беспокойтесь. Мы не так уж беззащитны.

– Да, сэр, – сказал помощник и положил записи на стол.

Когда он вышел, президент бросил их в стоявшую рядом с его столом электрическую машинку для уничтожения бумаг, надежное устройство, гарантирующее, что никакая информация не выйдет из этого помещения вместе с какой-нибудь выброшенной бумажкой. Машина с жужжанием проглотила свою добычу.

Затем президент перешел из кабинета в спальню, достал из верхнего ящика комода телефонный аппарат красного цвета и снял трубку.

Еще не отзвучал первый гудок, а на другом конце провода уже взяли трубку.

– Мы следим за этим делом, – услышал президент.

– В Калифорнии?

– Да.

– Вы оперативны.

– Приходится.

– Эти люди, кто бы они ни были, могут вызвать бедствие, – сказал президент.

– Могут.

– Вы собираетесь использовать этого вашего специального агента?

– Что-нибудь еще, господин президент?

– Ну, я хотел бы все-таки знать, собираетесь ли вы задействовать его?

– Эта информация не принесла бы вам никакой пользы, сэр. Вдруг вам захочется найти его в толпе на снимке, если газетчики сумеют что-нибудь там сфотографировать?

– Допустим, вы пошлете этого человека и потеряете его, что тогда? – спросил президент.

– Тогда мы потеряем его.

– Понимаю.

– Если это может вас несколько успокоить, сэр, скажу, что мы держим ситуацию под контролем. Преступникам от нас не уйти.

– Значит, вы все-таки его используете?

– Спокойной ночи, господин президент. – Зазвучал сигнал отбоя, и президент убрал аппарат в ящик комода. Пряча его под одной из своих рубашек, он задумался: интересно, а как зовут этого специального агента?