Текст книги "Последний бой"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава третья

Смит поглядывал на часы и терпеливо ждал, когда Римо и Чиун появятся у стойки регистрации пассажиров международных линий.

– Вы как раз вовремя, – сказал он Римо, а Чиуну коротко кивнул. Это можно было принять за поклон, если не знать, что Смиту подобные вещи, как и любые проявления обходительности, были совершенно чужды. Для этого требовалась хотя бы минимальная фантазия, что в случае со Смитом было совершенно исключено.

Донсхеймская больница была, наверное, самой современной во всем Чикаго. Находилась она в красивом предместье города в районе Хикори-хиллз, в стороне от грабежей, стрельбы и поножовщины, привычных для самого города, которому отчаянно требовалось такое сверхсовременное сооружение, как Донсхейм, и потому согласно законам природы и политики не имевшего шанса когда-либо его получить.

Смит, обойдя больницу по чистой бетонной дорожке, окаймленной зеленой травой, уперся в серую дверь без ручки, но с замочной скважиной. Он выбрал ключ из связки, висевшей у него на цепочке, и вставил его в отверстие.

– Конспиративная квартира? – поинтересовался Римо.

– В некотором роде, – ответил Смит.

– Все в мире, в некотором роде, является чем-то, – философски заметил Римо.

– Только императору ведомы секреты его императорских дел, – отозвался Чиун, для которого каждый, кому служил Дом Синанджу, был императором.

Откровенный разговор наемного убийцы-ассасина с императором являлся нарушением сложившейся традиции, в соответствии с которой, как учил Чиун, император не должен знать, о чем думает наемный убийца. Таков был кодекс, выработанный веками.

И все же Римо и Смит были американцами, а потому некоторые принципы Синанджу Римо до конца принять и понять не мог, точно также, как не понимал Чиун открытости отношений Римо со Смитом.

Резкий запах в больничном коридоре заставил Римо вспомнить о страхе, который он испытывал, прежде чем научился подчинять нервы собственной воле. Смит отсчитывал двери. Восьмую он открыл уже другим ключом. В помещении было очень холодно. Смит зажег свет и, дрожа от холода, застегнул пальто на верхнюю пуговицу. Римо и Чиун спокойно стояли в легкой осенней одежде. Восемь больших металлических квадратных ящиков, снабженных ручками, были аккуратно поставлены у стены. Резкий желтый свет, отражавшийся от их поверхности, резал глаза.

В центре помещения на белом скользком кафельном полу находились три пустых стола размером семь футов на три, покрытые белым пластиком. Ни дезинфекция, ни постоянное мытье, ни холод не могли заглушить запах тлена, распространяемый скоплениями кишечных бактерий в мертвых телах.

– В третьем, – сказал Смит.

Римо подкатил ящик к столу.

– Уильям Эшли, тридцать восемь лет, умер от переохлаждения, – сказал Смит, глядя на вздувшийся труп.

На подбородке темнела щетина. Выпученные глаза были прикрыты веками, освещенными рассеянным светом. Плечи распухли, словно у Эшли были мускулы штангиста, а бедра раздулись, будто на них были надеты хоккейные доспехи.

– С помощью рентгеновских снимков мы установили, что все четыре основных сустава в плечах и коленях раздроблены. В легких скопилась жидкость в результате переохлаждения. Он был найден обнаженным на полу в холодном замке в горах Шотландии. Двигаться Эшли не мог из-за перебитых конечностей. Короче, он умер от того, что в его легких скопилась жидкость, и он, собственно говоря, захлебнулся, – сказал Смит и, засунув от холода руки в карманы, продолжал: – Это был один из наших служащих. Мне нужно, чтобы вы ответили – знаком ли вам такой способ убийства?

– Жестокость выражается в разных формах. Несправедливо в этом обвинять Дом Синанджу, – сказал Чиун. – Мы действуем тихо и быстро, как известно, и в нашей быстроте выражается милосердное отношение к жертве. Мы добрее самой природы, всегда были и будем такими.

– Никто не обвиняет Дом Синанджу, – сказал Смит. – Я просто хочу знать, знаком ли вам способ убийства. Мне известно, что наши методы конспирации выглядят для вас странно, но этот человек работал на нас, чего не знал, как и большинство служащих.

– Очень трудно добиться, чтобы слуга хорошо знал свое дело, – сказал Чиун. – Я уверен, что благодаря мудрости императора Смита вскоре ленивые слуги будут знать, что им делать и на кого они работают.

– Э... как раз наоборот, – сказал Смит. – Мы не хотим, чтобы они знали, на кого работают.

– Гениально! Чем меньше знает неблагодарный и глупый слуга, тем лучше. Вы очень мудры, император Смит. Это делает честь вашей расе.

Смит прочистил горло, и Римо улыбнулся. Он был единственным человеком, посредством которого эти двое могли нормально общаться друг с другом. Смит пытался объяснить, что существование КЮРЕ угрожает престижу Америки, а Чиун считал, что император должен всегда напоминать своим подданным, сколь он силен, и что, чем он сильнее, тем лучше.

– В любом случае, – сказал Смит, – это дело беспокоит меня. Обстоятельства смерти весьма загадочны. Возникают вопросы, на которые я хотел бы получить ответ.

– Нельзя винить Дом Синанджу в каждом проявлении насилия, – сказал Чиун. – Где это случилось?

– В Шотландии, – сказал Смит.

– О, знаменитое королевство! Сотни лет туда не ступала нога Мастера Синанджу. Там живут честные и добрые люди. Как и вы, о император Смит! Они полны благородства.

– Я только хочу знать, знаком ли вам способ убийства? Обратите внимание: кожа не повреждена, но все суставы раздроблены.

– Не все, а три, – заметил Римо, – и все потому, что убийцы не знают своего дела.

– У меня есть рентгеновские снимки, – возразил Смит. – И врач, осматривавший тело, сказал, что раздроблены все четыре сустава. Я точно помню.

– Он ошибся, – сказал Римо. – Разбиты оба плеча и правое бедро. Удары нанесены не больно-то чисто. А вот над левой ногой поработали так, как надо. Сустав разъединен, но кости целы.

Смит сжал губы и вынул из кармана серый конверт. Снимки были уменьшены до формата обычной фотографии. Смит поднес снимки к свету.

– Потрясающе! Вы правы, Римо, – сказал он.

– Его хорошо учили, – вставил Чиун.

– Так вам знаком такой способ? – спросил Смит.

– Конечно. Это дело рук дилетанта, – ответил Римо. – Он нанес удачный удар в левую ногу, а потом схалтурил, изувечив правую ногу и оба плеча.

Чиун разглядывал тело Уильяма Эшли, покачивая головой.

– Здесь действовали, по крайней мере, двое, – сказал он. – Один нанес точный удар в левую ногу, а второй докончил дело, как мясник. Кем был убитый?

– Простым служащим, – сказал Смит. – Программистом на компьютере.

– А почему кому-то надо было опозорить этого... как вы его там назвали?

– Программиста, – сказал Смит.

– Вот именно. Почему его хотели опозорить?

– Понятия не имею, – сказал Смит.

– Тогда я ничего не могу добавить, – сказал Чиун.

– Значит, вы мне ничем помочь не можете, Чиун, – сказал Смит с оттенком раздражения. – Что же теперь делать?

– Быть начеку, – ответил Чиун, который знал, что американцы в упор не хотят замечать нарождающиеся опасности, пока последнему дураку не становится ясно, что творится что-то неладное.

А потом Чиун заговорил о том, что беспокоило его. Ему был обещан отпуск для поездки домой. Он понимает, что это непростое путешествие и поездка в Синанджу обойдется дорого. Все уже было готово, даже специальная лодка, которая доставит его в бухту Синанджу под водой. Но он не поехал в последний момент из-за своей преданности императору Смиту – да будет его царствие долгим и славным!

– Да, подводная лодка готова, – сказал Смит.

Чиун смиренно просит отпустить его домой сейчас. Поздней осенью в Корее очень красиво.

– В это время в Синанджу собачий холод, – сказал Римо, который никогда там не был.

– Там мой дом, – ответил Чиун.

– Я знаю, что там родина Дома Синанджу, – сказал Смит, – и вы хорошо послужили мне. Вместе с Римо вы творили чудеса. Я рад помочь вам вернуться в родную деревню. Но будет трудно пересылать туда ваши любимые фильмы. Придется обойтись без них.

– Я пробуду в Синанджу не долго, – сказал Чиун. – Пока не приедет Римо.

– Я против того, чтобы вы оба покинули страну, – сказал Смит.

– Не волнуйтесь, я никуда не собираюсь, – сказал Римо.

– Он приедет туда, когда наступит следующее полнолуние, – сказал Чиун и больше не проронил ни слова до следующего дня, когда должен был улетать на самолете в Сан-Диего, откуда подлодка должна была доставить его домой.

Чиун подождал, когда Смит уйдет, чтобы оформить страховку, и сказал Римо:

– Это очень странный способ убийства.

– Почему? – спросил Римо. – Работал халтурщик, у которого вышел один хороший удар и три плохих.

– В Синанджу есть обычай. Если хочешь кого-то опозорить, показать, что он не достоин даже быть убитым, то по древнему обычаю ты должен нанести противнику четыре удара и оставить его умирать.

– Ты думаешь, мы имеем дело именно с таким случаем? – спросил Римо.

– Я не знаю, что там произошло, но предупреждаю, что ты должен быть осторожен, пока не приедешь в Синанджу.

– Я не приеду, папочка.

– Когда наступит следующее полнолуние, – сказал Чиун и изобразил на бланке страховки, принесенном Смитом, свой замысловатый автограф.

Когда самолет, на котором находился Чиун, взлетел, Смит сказал:

– Непостижимый человек.

– "Непостижимый" у нас на Западе означает скрытный и безрассудный, – сказал Римо, ощутив холодный порыв ветра с озера Мичиган.

– Словом «непостижимый» я определяю то, что вы и он способны сделать и делаете. Не применяя огнестрельное оружие.

Римо смотрел, как белый с красными полосами «Боинг-707» рванулся вверх, оставляя за собой дымный шлейф.

– Это не так сложно, когда тебя научат, – сказал он. – В умении все очень просто, сложности возникают только при исполнении. Особенно при кажущейся простоте.

– Это же бессмыслица, – сказал Смит.

– Ну Чиун и фрукт, – сказал Римо, глядя, как самолет ложится на крыло. – Просто так взял и уехал! Хотя, конечно, он этого заслуживает.

– Вы не сказали, почему не применяете оружие.

– Оружие стреляет пулями или другими предметами. Руками управлять проще.

– Вашими – конечно! Это ведь не каратэ или что-то похожее?

– Нет, – сказал Римо, – ничего похожего.

В Чикаго было холодно. И одиноко.

– А вы и Чиун? Чем вы отличаетесь от других?

Самолет быстро превратился в точку.

– Что? – переспросил Римо.

– Почему вы превосходите остальных? Я читал подборку материалов по боевым искусствам, там иногда встречается кое-что вроде бы схожее с вашими приемами, но в основном – ничего похожего.

– Ах, это, – сказал Римо. – Парни, которые голыми руками разбивают деревянные доски и так далее?

– И так далее, – сказал Смит.

– Попробую объяснить, – сказал Римо и объяснил как мог, как объяснял самому себе. Раньше, используя привычные понятия, он не смог бы не только объяснить, но даже понять. Пока не встретил Мастера Синанджу.

Синанджу отличается от других боевых искусств тем же, чем профессиональный игрок в американский футбол отличается от любителя. Травма, которую даже не заметит профессионал из национальной футбольной лиги, выведет любителя из строя.

– Профессионал зарабатывает этим на жизнь. Для него не существует таких понятий, как развлечения или эмоции. Для него это вопрос жизни и смерти. Он этим живет. Его и нельзя сравнивать с любителем. То же самое с Синанджу. Синанджу – порождение отчаяния, как говорит Чиун. Земледелие и рыболовство давали так мало, что не могли прокормить деревню, и жителям приходилось топить собственных детей.

– Я знаю, что Мастера Синанджу нанимались на службу и благодаря этому кормилась деревня, – сказал Смит. – Откровенно говоря, когда в Северной Корее к власти пришли коммунисты, я думал, что на этом все кончится.

– Могло бы, но образ действия и мышления каждого Мастера Синанджу состоял в том, чтобы выбирать между жизнью своей жертвы и жизнью детей своей деревня. Так было на протяжении веков вплоть до Чиуна.

– О'кей, – сказал Смит. – Для них это вопрос выживания. Но как вы достигли такого уровня?

– Постепенно Мастера Синанджу пришли к выводу, что большая часть мышц человека превращается в рудиментарные органы, как аппендикс. Они обнаружили, что рядовой человек использует, может быть, лишь десятую часть своих потенциальных физических и интеллектуальных возможностей. Секрет Чиуна состоит в том, что он учит использовать, наверное, процентов тридцать собственной энергии или сорок.

– Он использует сорок процентов своих возможностей?

– Столько использую я, – сказал Римо. – Чиун – Мастер Синанджу. Он использует все сто процентов. И то, когда он не в лучшей форме.

– И в этом все объяснение?

– В этом, – сказал Римо. – Так ли все на самом деле, не знаю. Это лишь мое объяснение.

– Понимаю, – сказал Смит.

– Нет, не понимаете, – сказал Римо. – И никогда не поймете.

Глава четвертая

Когда Холи Бардвел убил свою первую жертву руками, он понял, что должен убить и вторую. Это было совсем не то, что захват ног в футболе, когда тебе достается коленом по уху. Видеть, как человек умирает от удара твоей руки, – высшее удовольствие.

Оно захватывает постепенно, а тогда переполненный им Бардвел отступил назад и, стоя на гладком деревянном полу продуваемого ветрами замка, смотрел, как человек с черным поясом опрокинулся назад, схватившись за плечо, которое больше не двигалось.

Все было до смешного просто. Какой-то парень, то ли Уильям Эшли, то ли Эшли Уильямс, встал в стойку «санчин-дачи» и поставил простой оборонительный блок левой рукой, ударив по которой, Бардвел выбил сустав, а затем, пока еще не прошел болевой шок, нанес второй удар уже прямо в плечо. Конечно, этим Эшли пришлось поделиться с другими, но начало было положено его ударом. Они оставили жертву беспомощно корчиться на холодном полу, не в силах сдвинуться с места из-за страшной боли в раздробленных суставах. И Бардвел понял, что ни футбол, ни каратэ, ни профессиональный бокс не идут ни в какое сравнение с тем, что он только что испытал.

И когда мистер Уинч сообщил, что ему предоставляется собственная, персональная жертва. Холи Бардвел готов был целовать ему ноги. Он всегда мечтал о таком тренере или командире, когда служил во флоте. Мистер Уинч все понимал, мистер Уинч наделил его силой. Но, несмотря на все соблазны, до сих пор Холи Бардвел, шести футов роста, мускулистый, с холодными голубыми глазами и лицом, будто высеченным из камня, исполнял только то, что приказывал мистер Уинч.

Поэтому, когда на кладбище в местечке Рай под Нью-Йорком он увидел человека, только похожего на того, кого ему предстояло убить, Холи Бардвел сдержался. Нет, это был не тот, кого он ждал. Этот человек тоже был шести футов роста с высокими скулами и глубоко посаженными карими глазами, но запястья его рук не были широкими. Так что Холи Бардвел подождал, как было ведено, неделю, а потом приехал в Нью-Йорк, оставил машину в одном из роскошных гаражей, о которых ему говорила жена, и направился в отель «Уолдорф Астория», тое, в соответствии с инструкцией мистера Уинча, спросил мистера Сан Йии.

Мистером Сан Йии был, конечно, мистер Уинч, который говорил, что у него много имен, но «Уинч» ближе всего к его настоящему имени.

– Добрый день, мистер Уинч, – сказал Бардвел невысокому азиату в блестящем зеленом кимоно.

– Входите, Бардвел, – сказал Уинч. – Как я понимаю, вы не встретили своей жертвы.

– Точно. Откуда вы знаете?

– Я многое знаю, – ответил Уинч и усмехнулся.

От этой усмешки Бардвелу стало не по себе. Несмотря на то, что Линетт перед поездкой в Шотландию уверяла Холи, что в дальнейшей жизни мистер Уинч ему понадобится не меньше, чем она сама, и, несмотря на все уважение к мистеру Уинчу, Холи не доверял ему. Человек он, безусловно, выдающийся, но эта странная усмешка...

– Ну, посмотрим, что вы усвоили, – сказал мистер Уинч, и Холи Бардвел встал в стойку, которую отрабатывал и отрабатывал до бесконечности. Достаточно изучив боевые искусства, он знал и о других стойках, но мистер Уинч постоянно твердил, что нужно работать именно над этой, и сейчас, положив руку на спину Бардвела, заявив что до совершенства еще далеко.

Именно из этой стойки он и наносил удары тогда, в замке. Надо было стоять, как бы сконцентрировав свой вес в одной точке внутри себя, не распределяя его по всему телу и не перенося его ни на одну из ног, чтобы удар исходил именно из этой точки. Со стороны казалось, что человек стоит, чуть расставив ноги, почти ссутулившись, и удар следовал как выстрел, вбивая блокирующую левую руку противника в сустав плеча, затем наносился повторный удар. Если все выполнено правильно, звук двух ударов сливался: «По-поп!» Холи частое удовольствием вспоминал приятный звук своих ударов в плечо жертвы: «По-поп!»

Мистер Уинч хлопнул в ладоши, и Холи правой рукой нанес первый мощный удар, предназначенный сокрушить блок, и тут же – второй, используя руку как рубящий меч.

– Хорошо, – сказал мистер Уинч Холи Бардвелу, стоящему с вытянутой рукой, словно он собирался поздороваться с кем-то, держась в то же время подальше. – Очень хорошо!

– Но в таком положении я, по-моему, остаюсь незащищенным? Я хочу сказать, что мое тело открыто для ударов. Меня всегда беспокоит, что после этого удара я становлюсь уязвим.

– Думая о защите, – сказал мистер Уинч, – вы можете проиграть в нападении. Если вам придется вступить в бой с человеком, которого я поручил вам убрать, то вас не спасут никакие защитные блоки – все кости будут переломаны. Конечно, если вы мне не доверяете...

– Я доверяю вам, мистер Уинч.

– Отлично, потому что скоро вы встретитесь с ним.

– Где его искать?

– Он сам вас найдет, – сказал мистер Уинч и изложил план, придерживаясь которого. Холи Бардвел мог не только разделаться со своей жертвой, но и получить пятнадцать тысяч долларов. Причем сначала деньги.

Многое было непонятно Холи Бардвелу, но план привел его в восторг. Он не только получит деньги, которые, как всегда говорила ему Линетт, будет иметь постоянно, работая на мистера Уинча, но и возможность поразить свою главную мишень, предварительно попрактиковавшись на других.

Да, он убьет их, если отработает удар в плечо, и никто не сможет совладать с ним, кроме человека, который будет его последней мишенью.

Бардвел находился в таком возбуждении, что чуть было не рассказал Линетт, что получит деньги как раз в том банке, где она работала кассиром. Но мистер Уинч не говорил, что он может обсуждать это с кем-то, даже со своей женой, поэтому в назначенный день он сказал ей, что просто идет погулять. Его тон, видимо, насторожил ее, так как она сказала:

– Береги свою задницу, Холи.

А он ответил:

– Будь спокойна. – После чего отправился на главную улицу города Тенафлай штата Нью-Джерси и оказался там в тот момент, когда закрывались магазины, полиция сонно следила за иссякающим потоком транспорта на улицах города в преддверии бодрящей свежести зимы и снежного убранства.

Как объяснил ему мистер Уинч, вся операция представляла собой один-единственный атакующий удар. Уйти в защиту значило проиграть.

Чуть дальше по улице виднелось здание коммерческого банка «Тенафлай траст», на втором этаже которого горел свет. На его счету в этом банке лежало двести долларов – все, что он и Линетт смогли отложить с его зарплаты спортивного инструктора. Как она часто говорила, «мы, по крайней мере, не вылетаем в трубу, если можем откладывать целых два доллара в неделю», Линетт всегда находила очень убедительные доводы. Возможно, поэтому из всех жен своих учеников мистер Уинч был благосклонен только к ней.

Бардвел шел по улице, проходящей сзади банка. Мистер Уинч рекомендовал не сворачивать в узкий переулок возле банка, прежде чем не окажется напротив здания. Полиция на этой улице была начеку из-за взломщиков, появлявшихся время от времени у задних дверей магазинов, и Бардвелу следовало сократить время пребывания там до минимума. Для полиции банк не являлся объектом повышенного внимания. Сейфы были снабжены специальным часовым механизмом, который был не по силам взломщикам. Все деньги запирались с пяти часов вечера и до восьми тридцати утра следующего дня. Мистер Уинч считал, иллюзия надежности была самым большим недостатком охраны банка.

Бардвел видел высокий белый бетонный выступ крыши банка, нависавший над желтым двухэтажным каркасным домом, стоявшим на этой же улице впритык к мостовой. Он спокойно прошел по проезжей части, пересек газон, перелез через изгородь и оказался в переулке. До него доносился резкий запах из закусочных, и он слышал хлюпанье собственных ног по лужам, оставшимся после полуденного дождя. В банке было три двери, две из них снабжены сигнализацией, решетками и проволочными сетками, так как они вели в главное помещение и в хранилище. По логике работников банка не стоило тратить деньги на оборудование сигнальной системой третьей двери, так как в этой части здания находились кабинеты президента банка, вице-президента и управляющего. Отсюда опасность не грозила, так как единственная внутренняя дверь, ведущая в хранилище, также была снабжена системой сигнализации.

Бардвел сжал в кармане ключ, полученный от мистера Уинча, вынул руку и вставил ключ в замочную скважину. Замер и прислушался. Кто-то наступил на жестянку. По проулку скользнул желтый луч. Почувствовав, что замок сработал, Бардвел прижался к двери. Он мог скрыться внутри, но мистер Уинч предупреждал его, что ночью внимание привлекают не предметы, а движение. Поэтому он подавил желание спрятаться от света за дверью и замер на месте, как учил его мистер Уинч. Человек с фонарем был уже рядом, и Бардвелу казалось, что сейчас ему ткнут в спину полицейской дубинкой. Он слышал дыхание полисмена. Но вот шаги стали удаляться, и, когда полицейский был уже в доброй сотне футах от него, он осторожно вошел внутрь, закрыл дверь за собой, с облегчением услышав, как щелкнул замок.

Внутри было темно, и он ощупал рукой стену. Гладкие обои «под хлопок». Левая нога уперлась во что-то. Проведя носком ботинка вверх, он понял, что это первая ступенька лестницы, и продвинул ногу вперед, пока она вновь не уперлась во что-то твердое. Тогда он поднял другую ногу и стал медленно подниматься по лестнице. Неожиданно он наткнулся на дверь, ударившись об нее подбородком.

– Постойте, – услышал он мужской голос, – там кто-то есть.

– Ерунда, – ответил другой голос.

– Я что-то слышал. Говорю тебе, я что-то слышал.

– Тебе показалось.

Бардвел толкнул дверь и вошел в освещенный кабинет, обставленный современной мебелью цвета беж. В центре стоял полированный шестиугольный стол из красного дерева. Пять мужчин подняли головы, оторвавшись от карт и фишек. Именно это ярко освещенное окно он и видел с главной улицы. Именно здесь он будет грабить банкиров, наплевав на их часовой замок в хранилище, который теперь был совершенно бесполезен.

– Это Холи Бардвел, – сказал первый вице-президент банка «Тенафлай траст энд сейвинг». Его толстые руки лежали поверх карт, холодные серые глаза метались с Бардвела на партнера слева, который от удивления выложил свои карты на стол.

– Кто? – спросил человек с отвислыми щеками и седой шевелюрой, в ком Бардвел узнал президента банка. Свои карты он убрал под стол.

– Это муж Линетт Бардвел, – сказал вице-президент.

– Чей муж? – спросил президент, надевая очки в тонкой роговой оправе.

– Помощника старшего кассира, победительницы конкурса на лучшего служащего года, – сказал вице-президент, а президент попытался придать своему лицу осмысленное выражение. Вице-президент наклонился через стол и шепнул: – Ну та блондинка с аппетитным задом, сэр.

– А! Вы тот самый тренер по гимнастике, которого уволили за грубость, Бардвел.

– Я был футбольным тренером.

– Понятно. Что вам нужно? У нас деловая встреча, как видите. Объясните, что вам нужно и как вы сюда попали.

– Это не деловая встреча, а игра в карты, – сказал Бардвел.

– По четвергам мы регулярно проводим вечерние совещания и иногда после этого перебрасываемся в карты, – сказал президент. – И это не ваше дело, мистер Бардвел. Так что вы хотите?

На лице Бардвела появилась довольная улыбка от предвкушения предстоящего. Он не мог больше сдерживаться. Бардвел выбрал ближайшего, который сидел, развернувшись к нему лицом, и нанес удар прямо в лоб ребром ладони правой руки. Голова резко откинулась назад, будто ее обвязали крепкой лентой и дернули назад с невероятной силой, и шея переломилась со звуком лопающегося целлофана. Голова упала на стол. Лежащие посередине фишки подпрыгнули от удара.

Никто еще не успел сообразить, что произошло убийство, а не просто драка, а Бардвел направился к президенту банка, который от негодования вскочил. Бардвел усадил его на место ударом в лицо пальцами вытянутой руки. Лицевые кости лопнули, как оболочка переваренной сардельки. Глаза закатились, голова упала на грудь, и Бардвел, отбросив бесчувственное тело в другой конец комнаты, бросился на человека, который пятился назад, дрожа и прикрывая лицо картами. Смешно, но карты мешали нанести хороший удар: об их острые пластиковые края можно легко повредить руку. Управляющий, крупный мужчина, став коленями на стол, попытался ударить, но нарвался на встречный удар, выбивший плечо из сустава. Управляющий завопил от боли. Вице-президент, который упомянул об аппетитной заднице Линетт, сделал большую глупость, приняв стойку «санчин-дачи», так как поставленный им блок только помог Бардвелу выбить ему плечевой сустав, уже второй за этот вечер. Вице-президент завертелся волчком, а Бардвел опять повернулся к мужчине, который скрючился в углу, закрывшись картами. Бардвел слегка ударил его в пах, карты упали на пол, и тогда он с близкого расстояния нанес прямой удар кончикам и пальцев в центр лба. Возможно, от того, что голова была зажата, как в тисках, в углу, шея не сломалась, а Бардвел ощутил, что его пальцы, покрывшиеся кровью до третьей фаланги, погрузились в теплую жижу, и понял, что это мозг. Он вытащил руку из этой каши и был удивлен возникшими у него ассоциациями с влажным влагалищем Линетт. Он вытер руку о белую рубашку управляющего. Потом, действуя в свое удовольствие то ногой, то ножкой стула, он прикончил управляющего, вице-президента и президента банка «Тенафлай траст энд сейвинг», забрав у них четырнадцать тысяч триста семьдесят пять долларов.

«Не хватает шестисот двадцати пяти долларов», – подумал Бардвел, но решил не задерживаться. Как и любое начальство, банкиры были уверены, что их секреты никому не известны, поскольку никто не решался им даже намекнуть на это. Как говорил мистер Уинч, слуга – это тот, кто больше всех знает о своем хозяине и меньше всех ему рассказывает. Вот почему их тайная встреча за картами по четвергам была секретом только для них. Об этом было известно многим, а уж такие люди, как мистер Уинч, тем более знали все о банкирах, лучше других понимавших, что никакой чек, особенно в азартной игре, не заменит наличных. О банкирах, каждый четверг вечером собиравшихся за карточным столом, имея при себе по три тысячи долларов и при этом лишь мысленно отгородившись от остального мира, даже не опустив шторы. О банкирах, которые считали, что нет места более безопасного, чем банк. О ныне покойных банкирах.

Ночью, когда Линетт стала ласкаться к нему. Холи Бардвел отвернулся к стене. Разве мог он объяснить ей, что уже полностью удовлетворен на сегодня и что обычный секс сейчас показался бы бледным подобием удовольствия, как мастурбация после уикенда с сексапильной кинозвездой.

Он не только получил, что хотел, но, как сказал мистер Уинч, получит больше. Главное – тот самый человек, его мишень.

Когда этой мишени сообщили о событии, которое пресса позднее окрестила «Кошмар в банке», он подумал, что теперь Чиун либо вернется из Синанджу, либо откажется туда ехать.

– Нет, Римо, – сказал Смит. – Подлодка отбыла вовремя. Он уехал. Но я рекомендую вам внимательно прочитать о том, что произошло в городе Тенафлай в штате Нью-Джерси. Кажется, для вас появилась работа.

– А в чем дело?

– Вы не слышали, что случилось в Тенафлай? Все только об этом и говорят. Пресса обожает ужасающие преступления. Но и по нашей части там тоже кое-что есть. Странно, как это вы не читали об этом в газетах?

– Я сегодня никуда не выходил.

– Это было и во вчерашних газетах. Я думал, что вы уже выехали в Тенафлай.

– Я и вчера не выходил, – сказал Римо. – И позавчера.

– Тогда, я полагаю, вам все-таки придется выйти и узнать обо всем. Обратите внимание на то, каким способом были убиты эти люди.

– Да, конечно, прямо сейчас, – сказал Римо. Он повесил трубку и посмотрел на индикатор видеомагнитофона, который показывал, что идет запись программ для Чиуна Аппарат автоматически должен был отключиться в три тридцать дня, но Римо все равно продолжал следить за записью. К четырем часам он был в одном носке, к семи – надел оба, к десяти – брюки, а когда облачился в водолазку и коричневые мокасины, пробило уже половина двенадцатого, так что Римо отложил поход до утра. Проспав ночь в одежде, он вышел из мотеля в четыре тридцать утра, так как спать уже больше не мог.

Служащий мотеля, расположенного неподалеку от аэропорта Роли-Дюрхем, спросил Римо, куда подевался его приятель, пожилой азиат успел очаровать буквально всех, несмотря на то, что редко выходил из номера. Римо ответил.

– Он мне не нужен, и я даже не скучаю по нему.

– О, конечно, конечно, – сказал клерк. – Я просто хотел узнать, может быть, он еще вернется?

– Меня это совершенно не волнует, – ответил Римо.

– Понятно, – сказал клерк.

– Вы получаете газеты?

– Есть только вчерашние.

– Отлично, – сказал Римо.

– Когда вы вернетесь?

– Дня через два. И не трогайте мой телевизор.

– Конечно. Что мне делать, если в ваше отсутствие приедет старикан?

– Не приедет, – сказал Римо и услышал, как дрогнул его голос. Во время полета до Ньюарка он читал о «Кошмаре в банке».

Он взял такси до Тенафлай, ехать пришлось долго, и стоило это недешево. Когда он добрался до банка, то не обнаружил там полиции.

– Все стоят с другой стороны, – пояснил ему прохожий. – Это случилось на втором этаже, но все столпились у задней двери.

В переулке позади банка Римо увидел полицейский кордон и небольшую толпу зевак. Римо достал бумажник и проверил документы удостоверение сотрудника ФБР, служащего Казначейства, представителя инспекции продовольственных товаров и внештатного корреспондента. Все удостоверения были подлинными. В штате каждого из этих учреждений числился Римо Пэлхем, или Римо Бедник, или Римо Далтон, или Римо Слоут. Его там никогда не видели, поскольку он постоянно выполнял особое задание, но его имя всегда было в списках, на случай какой-либо проверки.