Текст книги "Джонни Бродвей"

Автор книги: Уолтер Йон Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Уолтер Йон Уильямс
Джонни Бродвей

Когда я вошел в бар со стороны Локхарт-Роуд, все заведение сотрясалось в танце. Оркестр наяривал «Скид-Дэт-Де-Дэт», посетители отплясывали, расходуя мировые запасы энергии, и дела в баре шли так, словно нынче в полдень закончилась двенадцатилетняя засуха.

Я снял свой шелковый цилиндр и направился к стойке, поглядывая на собственное отражение в волнистом зеркале – достоинство и элегантность. Я был в вечернем костюме, галстук безупречно повторял форму бабочки, белый шелковый шарф небрежно свисал с плеч. Рука в облегающей белой перчатке сжимала трость с серебряным набалдашником. При внимательном рассмотрении можно было заметить, что плечи у меня пошире, чем предписывал стандарт Вернона Кастла, а шея несколько толще; но в целом Искусство сумело исправить то, чего не предусмотрела Природа. Я снял одну перчатку, элегантно повесил ее на край цилиндра и помахал безупречно наманикюренной рукой Старому Когтю, бармену.

– Ну что, труженик ты наш, – сказал я. – Будь добр, моего обычного «кузнечика».

– Понял, босс.

Я зажег сигарету и затянулся. При всем желании я не мог отделаться от чувства, что жизнь прекрасна. Горизонт казался безоблачным. Все мое существо было наполнено безмятежностью.

Но тут я посмотрел в сторону стойки, увидел бессмертного, и кровь застыла у меня в жилах.

Наверное, кроме меня, никто из присутствующих не заметил ничего особенного в краснолицем старикашке, сидящем у стойки. Но если вы достаточно долго проживете среди бессмертных, то научитесь распознавать их с первого взгляда.

Старый Коготь подал мне коктейль, и, отхлебнув глоток, я пожалел, что не заказал двойной бурбон.

– Что это за пень с ушами там, возле стойки? – спросил я.

– Сидит там весь вечер, – сказал Коготь. – Сказал, что хочет поговорить с вами.

– Так я и думал, – пробормотал я и сделал еще глоток.

– Заказал только две выпивки, – сказал Коготь. – Чаевых не дал.

Я вытянул манжеты, чтобы скрыть вылезающие на запястьях волосы – моя наиболее отталкивающая черта, как мне всегда казалось. Затем я нацепил свою самую приятную улыбку, собрал всю оставшуюся любезность и направился к гостю.

– Я так понимаю, вы хотели меня видеть? – спросил я.

Краснолицый поднял брови и оглядел меня.

– Это так, если вы – Чан Кун-хао, – сказал он.

– Зовите меня Джонни, если не возражаете.

– Если вы не против, я буду звать вас мистер Чан.

Я поправил шелковый шарф.

– Подходяще, – сказал я.

– Мое имя Хо. Я один из Хо Хо Эр Сьен.

Возможно, вы слышали о Хо Хо Эр Сьен, известных так же, как Два Бога По Имени Хо. Если же нет, то рассказ о них может стать хорошим вступлением к перипетиям причудливой китайской мифологии.

Один из вышеназванных бессмертных, человек по имени Хо Хо, известен тем, что покрыл расстояние в десять тысяч миль за один день, откликнувшись на зов брата. Другой был малопочтенным монахом по имени Хан Шан, который издавал непристойные звуки во время медитации, ругал и пинал настоятеля и в конце концов был изгнан из монастыря и переведен в ранг отшельника. Наконец, третий – малый по имени Ши-те – работал на кухне того самого монастыря и подкармливал изгнанного Хан Шана объедками. Поскольку Хо по-китайски значит «гармония», все члены этой троицы почитаются бессмертными.

Если вы были внимательны, то могли обнаружить в вышеизложенном одну или две несуразицы. Во-первых, настоящая абракадабра – хотя и говорится «Два Бога По Имени Хо», но их на самом деле трое. Во-вторых, только одного из них действительно зовут Хо, причем дважды – Хо Хо. Опять-таки, один из этих бессмертных, почитаемых за свою непревзойденную общительность, был, судя по всем рассказам, законченным мизантропом, не способным поддержать любезной беседы ни со зверем, ни с человеком.

С сожалением вынужден констатировать, что эти печальные противоречия полностью соответствуют китайской космологии. Обитателям Срединного Царства, похоже, близок афоризм Эмерсона о том, что последовательность – недостаток мелких умов. Собственно, в китайской мифологии ни в чем нет ни малейшего смысла. Особенно это становится очевидным, когда вы сталкиваетесь воочию с ее персонажами. Уж поверьте мне на слово.

Данный Хо был долговязым худощавым типом, одетым в длинный шелковый китайский халат и шапочку – достаточно элегантно, но не совсем в стиле моего ночного клуба. Его розовые ногти были около пяти дюймов длиной, с серебряными защитными колпачками на концах. В руках у него была двухфутовая железная курительная трубка, которая, очевидно, приводила в восторг нахальных рикш и беспризорных ребятишек. Выражение лица у него было такое, будто он только что поперхнулся сливовой косточкой.

Разглядывая его, я прикидывал, кого именно из преподобной троицы вижу перед собой. Хо Хо, тот, который прошел десять тысяч миль, пожалуй, мог оказаться полезным, особенно если вы собираетесь в отпуск или вам нужно быстро смыться из города. Ши-те, повар, был, конечно, изрядным болваном, но уж держал, верно, в памяти пару толковых рецептов. Однако, зная, как обычно бывает расположена ко мне Судьба, я был готов к худшему, то есть познакомиться с Хан Шаном.

– Вам что, действительно нравится этот грязный притон? – спросил бессмертный. – Я здесь сижу уже несколько часов!

– Я так понимаю, – отозвался я, – что вы не относитесь к ценителям джаза с его синкопированными ритмами и острыми «ча-ча-ча»? – Я с гордостью посмотрел на свой оркестр, состоявший из китайцев, загримированных под негров. – У «Эйс Ритм Кингc» лучшее звучание по эту сторону Бэйсин-стрит, – сказал я.

– «Эйс Ритм Кингc» могут сразу идти на пенсию, если заиграет «Бэд Дог Вилледж» из Адского Региона, – брякнул мой гость. Такая ужасная бестактность подтвердила мои худшие предположения.

– Хан Шан, полагаю? – сказал я.

– Точно.

– Не хотите ли пройти в мой личный кабинет?

– И выбраться из этого дьявольского местечка, где все загримированы под иностранцев? – сказал он. – Ведите меня!

Провожая багроволицее божество согласия через бар, я бросил тоскующий взгляд в сторону нашей певицы Бетси Вонг, которая как раз готовилась завести «Я маленькая ласточка, где мой черный стриж» в собственной интерпретации, мою любимую вещь в ее репертуаре.

Я привел Хан Шана в свой офис и положил цилиндр и трость на специальные подставки.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – спросил я.

Он фыркнул.

– А есть у вас тут что-нибудь китайское?

– Мао-тай подойдет? У меня есть особенно удачный урожай.

– Если это не подделка.

Проигнорировав эту попытку очернить мою репутацию, я отпер свой личный бар и налил гостю напиток.

– Надеюсь, вы оцените превосходный букет, – заметил я, – терпкий и интересный, но вместе с тем скромный. – Я подал ему бокал, а сам поднял свой коктейль. – Ваше здоровье!

Мы выпили. Он поднял бокал с подозрительным видом, очевидно, опасаясь, что я подсунул ему «Шато-Латур» 1903 года или другой неудачный урожай. Но после первого глотка последовал второй, затем он осушил весь бокал, и к тому времени, как я наполнил его вновь, вид у него был уже менее брюзгливый. Он даже изобразил подобие улыбки.

– Благодарю вас, мистер Чан. Я вижу, что иностранные вкусы еще не окончательно вас испортили.

– Простите, что заставил вас ждать, – заметил я. – Я был в «Лицее», где Азиатская гастрольная компания давала премьеру мюзикла Ирвина Берлина «Мьюзик Бокс Ревю». Затем я отправился в клуб с друзьями и девочками из шоу.

У Хан Шана появилось такое выражение лица, будто он хотел отменить свою похвалу. Я улыбнулся.

– Поскольку уже поздно, а я заставил вас прождать так долго, – продолжал я, – то, может быть, мы дотанцуем последний вальс и завершим наш котильон.

– Если я вас правильно понял, что не так-то просто ввиду вашего стремления сочетать хороший кантонский диалект с замысловатыми иностранными идиомами, то ваше предложение вполне приемлемо. У меня, однако, есть условие: то, что я вам скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты.

– Разумеется, – сказал я. – У меня нет ни малейшего желания привлекать к себе внимание, выставляя напоказ свою связь с бессмертными.

– Прекрасно. – Он опрокинул третий бокал и налил себе в четвертый раз. – Известно ли вам о золотых мечах Кан Чиань и Мо Йе?

– Кажется, я слышал легенду об этих двоих.

Кан Чиань и Мо Йе – имена мечей, которые назвали в честь выковавших их кузнецов, добродушной супружеской пары, чья кузница находилась в горах Ши Мин. Они буквально сгорели на работе, бросившись в топку, чтобы создать необходимую температуру для превращения двух волшебных золотых самородков в пару мечей. Возможно, подумал я, им вовремя не подвезли уголь.

– Два золотых меча, – сказал Хо, – являются средоточием великой силы. В них заключена воинская удача китайского народа.

– Не очень-то они нам помогали последние два века, а? – сказал я.

Хан Шана перекосило, словно от флюса.

– Все это из-за одного бессмертного – по имени By Мень.

– By Мень? Тот почтительный сынок?

– Да. Он самый.

– Хм-м.

Китайцы, как вы, наверное, знаете, очень почитают такое качество, как сиао, что можно перевести как «сыновняя почтительность», хотя по зрелом размышлении я подобрал бы для этого другие слова. By Мень – бессмертный, который прославился тем, что был наполнен этим самым сиао под завязку. Это, возможно, означало лишь то, что он целыми днями подливал маслица бабушке и дедушке, надеясь получить лишнюю толику наследства. Неизвестно, получил он ее или нет, но в итоге он приобрел бессмертие, что в свете дальней перспективы, пожалуй, лучше.

Как вы могли уже понять, я являюсь наименее почтительным сыном из всех китайцев, с которыми вас может свести судьба. Вы можете посчитать это великим грехом, но это означает лишь то, что вы не знакомы с моей семейкой. Представьте, что любящие родители продают вас в рабство в возрасте восьми лет, и прикиньте, насколько это способствует укреплению сиао.

Если бы семья By Меня продала его в рабство, он, наверное, высылал бы им половину своей баланды.

– И что же натворил этот By Мень? – спросил я. – Дал мечам заржаветь или что-то в этом роде?

– Нет. By Мень не имеет никакого отношения к мечам. Он был стражем другого великого символа могущества, Опахала Пяти Тигров. Народ, владеющий Опахалом Пяти Тигров, становится обладателем неизмеримого духа предприимчивости, изобретательности и гениальности. Благодаря обладанию опахалом Китай стал величайшей страной мира, на зависть всем остальным. Но во время правления династии Мин By Мень проиграл опахало в кости португальскому купцу по имени Пирес де Андрада.

– Понятно. И в результате дух предприимчивости покинул Срединное Царство?

– Совершенно верно. Начало упадка нашей нации можно проследить с момента той злополучной игры в кости. Мы больше не способны ничего изобрести, мы лишь повторяем схемы прошлого. А воинская доблесть, обеспеченная обладанием золотыми мечами, представляет гораздо меньшую ценность, если воины не наделены духом предприимчивости и гениальности.

Да, по мне, так By Меня можно обвинить сразу в двух преступлениях. Во-первых, был почтительным сыном, а во-вторых, потерял дух самобытности и изобретательности для целой бестолковой страны. Кроме того, потеря Опахала Пяти Тигров задевала меня лично: она означала, что какими бы прекрасными музыкантами ни были мои «Эйс Ритм Кингc», им никогда не удастся зазвучать лучше тех записей, которые я прокручиваю им на граммофоне. «Импровизация, – постоянно твержу я им, – краеугольный камень джаза». Но они лишь кивают и исполняют «Диппермаут Блюз» в точности так же, как это делал оркестр Кинга Оливера пять лет назад.

– А как обстояло дело с португальцем? – спросил я.

– Он разбогател на торговле и вернулся в Португалию.

– Которая, – подытожил я, – судя по истории, вскоре после этого тоже потеряла Опахало.

– Вам виднее. Вы специалист по иностранщине.

– А что было дальше с By Менем? Как Нефритовый Император и другие боги отнеслись к потере Опахала? Представляю, как они ему всыпали.

– Я здесь не из-за Опахала! – рявкнул Хан Шан, стукнув по столу бокалом. – К черту это Опахало Пяти Тигров!

Я подумал, что мао-тай, должно быть, оказалось для него слишком крепким. Впрочем, его реакция неудивительна – ведь он один из тех, кто добыл Опахало.

– Ну ладно, – сказал я. – Долой все разговоры об Опахале Пяти Тигров. – Я последний раз затянулся сигаретой и затушил ее в хрустальной пепельнице. – Так зачем все-таки вы сюда пожаловали?

Бессмертный вновь потянулся к мао-таю.

– Мне оказали честь, назначив стражем золотых мечей.

Я подумал, что, дай я ему заранее кусок хорошего мягкого мыла, он добрался бы до сути быстрее.

– Они не могли найти более надежного человека, – сказал я.

– Мечи спрятаны в озере под фонтаном.

– Стало быть, ваши окна выходят на озеро? Лучше не придумаешь. Но мечи от этого не ржавеют?

– Они вообще не ржавеют, – ответил он, – ибо они столь остры, что перерезают воду пополам.

– Отличные мечи, однако, – сказал я.

– Острейшие мечи в истории! – закричал он, вновь стукнув бокалом по столу. И тут, к моему великому изумлению, разрыдался. – Но они пропали, – всхлипывал он. – Я их потерял.

Я склонился над столом, одной рукой протягивая Хан Шану носовой платок, а другой наполняя его бокал. Зловещие предвестники ужаса начали затягивать мой безоблачный горизонт. Мне становилась ясна та роль, которая отводилась для меня во всем этом деле.

– Может быть, вы помните, где были в тот день? – предположил я. – Не наводили ли вы справки в бюро забытых вещей?

– Я прекрасно помню, где я был! – рыдал он.

– Ну и отлично, – успокаивал я его. – Тогда ведь будет легче их отыскать, верно?

– Я играл с ками и проиграл их!

– Вы играли с коммунистом? – переспросил я.

Он посмотрел на меня.

– Не с комми, а с ками! С японским богом.

– А-а!

Игра, как я мог заметить, проклятие класса бессмертных. Им становится скучно, рассуждал я, слоняться в своих горах, без конца медитировать в часовнях или стоять на часах возле каких-нибудь сокровищ – вот, собственно, и все занятия бессмертных. При этом перед ними не маячит перспектива смерти, которая придает остроту жизни всем нам. И вот, после нескольких столетий беспросветной скуки они отправляются в города и ставят все на один-два броска костей. Были случаи, когда целые империи рушились в результате того, что пара бессмертных стремилась облегчить тоску парой раундов в ма-джонгг.

Когда узнаешь об истинной подоплеке многих событий, невольно лишаешься иллюзий. Вот почему у таких, как я, иллюзий давно не осталось.

– Добрая старая традиция бессмертных, я так понимаю? – сказал я. – Вот что, вытрите-ка глаза и расскажите мне все по порядку.

Он потер щеки и начал.

– Ну, мы играли в фан-тан в шанхайском клубе, и я проигрывал – о, это было так несправедливо! В фан-тан просто невозможно столько проиграть – при том, что на каждом броске шансы пятьдесят на пятьдесят! – Он застонал. – Это все из-за By Меня! – всхлипнул он.

– Каким образом?

– Если бы в этой пропащей стране хоть как-то вознаграждалась предприимчивость, я бы выиграл.

– Не обязательно. Возможно, игра велась нечестно.

Он уставился на меня:

– Что вы имеете в виду?

Я зажег сигарету.

– Вы ведь кладете бобы в тарелку, верно? А затем ставите на чет или нечет – и для того, чтобы изменить результат, вам нужно лишь припрятать боб в ладони. Простейшая в мире вещь. А если хотите быть абсолютно уверенным в удаче, вам нужно всего лишь спрятать несколько бобов в рукаве и потом добавлять боб из рукава или нет, в зависимости от того, на что ставит соперник.

Глаза Хан Шана округлились от запоздалого прозрения. Он завыл и затопал ногами.

– Крыса! Мошенник! Так вот как он выиграл!

– Несомненно. Ну а теперь говорите, кто был этот японский прохвост?

– Его имя Теруо Шокан Но Ками Минамото Но Тадаоки. – Лицо Хан Шана исказилось от злости. – Он сказал «Зови меня Теруо. Пойдем в клуб, пропустим по стаканчику, развлечемся. Подцепим девочек. Мы, бессмертные, должны чаще встречаться!» – Хан Шан помрачнел. – Мне следовало знать, что он что-то замышляет.

Действительно. Ясно, как божий день, что тот, кто приглашает такого обормота, как Хан Шан, разделить сомнительные удовольствия, на самом деле преследует иные цели, нежели веселое времяпрепровождение.

– Значит, я так понимаю, – сказал я, – вы хотите нанять меня для того, чтобы я зацепил этого Теруо и вышиб его с вашей озерной собственности.

Он выглядел слегка смущенным.

– Ну, – промямлил он, – в каком-то смысле.

– А что такое? Где этот фонтан?

– В Циньдао.

Я нахмурился:

– Но Циньдао оккупирован японцами.

– Ну, – признал он, – в общем, да.

– Так как же я должен прогнать Теруо с земли, если в ответ на ваши притязания он может просто-на-просто позвать морских пехотинцев?

– Это не самое страшное, – торопливо проговорил он. – Фонтан-то, собственно, находится в амулете.

Кажется, я выглядел полным болваном.

– Фонтан нарисован на амулете?

– Нет, он внутри амулета.

Я сжал свой стакан с коктейлем.

– Я понимаю, что мечи могут быть в фонтане, но как фонтан мог оказаться в амулете?

– Это метафизический фонтан, – просто ответил он. – Он может оказаться везде, где захочет.

По-моему, в этом было столько же смысла, сколько и во всем, с чем связаны бессмертные.

– Прекрасно, – сказал я. – Белиссимо. Как выглядит амулет?

– Он сделан из двухцветного золота, красного и белого. Размером он с медную монету, с одной стороны покрыт письменами, а с другой – изображением Дверных Богов.

– Так почему же эти Дверные Боги не стерегут фонтан сами?

– Не знаю. Не я устанавливаю правила.

– А где амулет может быть в Циньдао?

– Думаю, на шее у этого бандита. Я сам носил его на шее.

Я стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

– А где в Циньдао искать этого прохвоста Теруо?

– Не знаю, где он живет, но, наведя некоторые справки, я выяснил, что он является персональным богом 142-го батальона военной полиции, расквартированного в Циньдао, стало быть, его можно найти в окрестностях казармы.

– Ага! – Я отхлебнул коктейль и в который уже раз пожалел, что не заказал бурбон.

– Что ж, – сказал я, – было очень приятно с вами познакомиться. Надеюсь, вы знаете, где выход.

Его лицо вытянулось дюймов на четырнадцать.

– Вы не поможете мне? – прошептал он.

– То, что вы натравливаете меня на бессмертного, уже само по себе достаточно скверно, – сказал я. – У бессмертных долгая память, по не зависящим от них причинам. Но бессмертный со своим собственным батальоном японских имперских головорезов – слуга покорный!

– Но, мистер Чан, – это ваш патриотический долг: вы должны сделать это для своей родины!

– Расскажите это морским пехотинцам, – сказал я. – Если у вас такие строгие понятия о патриотизме и родине, то прежде всего не следовало проигрывать амулет.

Хан Шан высокомерно вскинул голову:

– Ваш дедушка по материнской линии без промедления взялся бы за эту задачу.

Я намеренно задвинул обратно манжеты, открыв волосатые запястья. Упомянутый дедушка – взбалмошный эгоманьяк с большой палкой и на моей шкале привязанностей стоит не выше остальной семейки, о которой вы уже проинформированы.

– Прелестно, – сказал я. – Вот к нему и обращайтесь, если угодно.

– Но… где мне его искать?

Я пожал плечами и выпустил струйку дыма.

– Боюсь, что не знаю. Мы как-то выпустили друг друга из виду.

И это, рад сообщить, было истинной правдой.

Слезы вновь покатились по лицу Хо.

– Пожалуйста, мистер Чан! Вы должны помочь мне! Если я в ближайшее время не верну мечи, остальные бессмертные это обнаружат!

– И тогда вам не позавидуешь, да?

Он зарыдал громче, не забывая прихлебывать мао-тай.

– Если бы я не был столь суров к By Меню во время того суда!

– Ах вот как? В самом деле?

Слезы начали капать на халат.

– Да! – стонал он. – Я настаивал на самом суровом наказании за предательство.

Теперь я начал понимать, почему он так стремился переменить тему, когда речь зашла о судьбе By Меня.

– И как же все-таки вы наказали этого бессмертного? – спросил я. – Его же нельзя убить.

– Нет, – он залпом осушил бокал. – Но его можно приковать цепью на четыреста лет в Аду, Где Ваши Внутренности Едят Собаки и Дикие Свиньи.

– Действительно, звучит жутковато, – сказал я. – Но насколько я понимаю, старый By Мень в любом случае скоро выйдет из заключения. – Я улыбнулся гостю. – Возможно, он как раз успеет к суду над вами.

Хан Шан начал подвывать.

– Неужели вы не вернете мечи, мистер Чан? Не знаю, что мне делать – я ведь не воин и не вор!

– Я тоже, – сказал я. – Да будет вам известно, – я помахал рукой. – Действительно, в годы своевольной юности я брался выполнять различные поручения определенных выдающихся личностей. Но потом я бросил это занятие, открыл ночной клуб «Джонни Бродвей», и дела мои пошли очень успешно. Не сомневаюсь, что такой честный человек, как ты, способен оценить мое преображение.

Он зарычал на меня.

– Я прокляну тебя! – крикнул он. – Я бессмертный! Я могу превратить твою жизнь в кошмар!

Я вновь вытянул манжеты. Сейчас он был у меня в руках.

– Ну что ж, давай. – Я тоже перешел на «ты». – Если сделаешь это, я буду знать, кто это подстроил. Пара словечек в нужное божественное ушко, и будет Рай для Собак и Диких Свиней.

Его начало трясти. Он отхлебнул мао-тай прямо из бутылки.

– Я дам тебе денег! – сказал он.

– Разве ты не все проиграл?

– Я проиграл все, что имел при себе. Но я ведь бессмертный, и шатаюсь по свету уже давно – я знаю, где спрятаны сокровища.

Я сделал вид, что пристально разглядываю ногти, при этом мысленно оценивая состояние своих финансов. Хотя дела в клубе шли неплохо, некоторые нововведения никогда не помешают. К примеру, оркестр, состоящий из настоящих джазовых музыкантов, скажем, импортированных с Бэйсин-стрит. Кордебалет в блестящих нарядах. Возможно, талантливый специалист по коктейлям, вывезенный из Штатов, – с тех пор, как там ввели сухой закон, найти хорошего бармена не проблема.

И если я сумею вытрясти достаточно из этого обалдуя, то, возможно, я даже смогу заняться тем, о чем мог только мечтать, – стать театральным импресарио. Каждый год ездить в Нью-Йорк и Лондон, смотреть новые шоу и решать, какие из них привезти к нам на Восток.

– Сокровища? – сказал я. – Какие-нибудь горшки со старыми монетами, зарытые бережливыми крестьянами.

– Нет! Настоящие сокровища! Серебряные слитки! Старинная бронза и фарфор! Золото! Камни!

– Приготовь всего побольше, – сказал я. – Если я возьмусь за это дело, то потребую плату вперед.

– Зачем? Я могу заплатить тебе, когда ты все сделаешь, когда украдешь…

– Я не собираюсь красть мечи, – сказал я и, прежде чем у старого монаха начала дрожать челюсть, добавил: – Это было бы крайне неразумно, учитывая, что объект окружен батальоном копов. Я собираюсь добыть амулет тем же самым способом, каким его добыл Теруо, – отыграю его. А для этого мне нужна ставка.

Он смотрел на меня с надеждой.

– Так вы возьметесь за это, мистер Чан?

Я притворно нахмурился.

– Возможно, – сказал я, – но тебе следует позаботиться о том, чтобы мне захотелось это сделать.

Не буду утомлять вас перечислением подробностей нашего соглашения, скажу лишь, что когда я выпроваживал Хан Шана из клуба, я широко улыбался, а он озадаченно хмурился. Ему действительно следовало бы больше заботиться о своем фонтане, не вдаваясь в денежные дела. Финансовая сметка, как говорится, не относится к числу его достоинств.

Моя улыбка, однако, сползла с лица в тот момент, когда я повернулся и вошел обратно в клуб, при этом даже «Убежим из дому, детка» в интерпретации Бетси Вонг не улучшили моего настроения. Я было присоединился к оркестру и даже пробежался пальцами по клавишам в надежде на то, что «Техасский жалобный блюз» развеет мою озабоченность, но этого не случилось. Мне оставалось только сесть за стойку, заказать еще одного «кузнечика» и крепко задуматься.

«Кузнечик» – это не тот напиток, что способствует выработке планов; однако я всегда придерживался мнения, что при достаточной сосредоточенности и внимании к деталям подобные препятствия легко преодолимы.

После закрытия клуба я забрал выручку и велел подогнать мою «Испано-Суизу» к выходу на Локхарт-Роуд. Бетси Вонг выжидательно смотрела на меня, очевидно, надеясь на совместную ночь, но ее блюзы настроили меня на деловой лад, и я просто поцеловал ее на прощание, прыгнул в «Испано» и растворился в ночи.

Я всегда с осторожностью подъезжаю по ночам к банку. Общая стачка докеров была в разгаре по всему китайскому побережью, и людей безжалостно выбрасывали за ворота. Некоторые из них доходили до такой степени отчаяния, что легко решались на грабеж. Но в ту ночь подозрительных личностей возле банка не было, поэтому я спокойно сдал выручку и укатил домой.

Квартира мне досталась по дешевке, потому что она населена привидениями. Большинство людей, как я заметил, боятся призраков, но для того, кто, подобно мне, вдоволь пообщался с бессмертными и моим чокнутым дедушкой, сборище привидений – раздражающий фактор, не более того. Когда я вошел, призраки сидели за угловым столом и играли в ма-джонгг. Видок у них был тот еще – все в шрамах и татуировках. Смерть застала их за игорным столом, когда они обыгрывали знакомого, зашедшего на огонек. К несчастью шулеров, их гость успел первым извлечь автоматический браунинг.

Если приглядеться повнимательнее, на стене можно было заметить заплатки в штукатурке – замазанные следы от пуль.

В тот вечер я не был расположен к общению с грубыми мертвецами, поэтому я просто подошел к столу и начал плеваться в них. Призраки возмущенно смотрели на меня в течение нескольких зловещих минут, а затем растаяли в воздухе вместе со своими фишками.

Большинство китайцев придерживаются того мнения, что человеческая слюна ядовита для призраков. Возможно, это и верно, но я больше склонен верить в то, что призраки исчезают по другой причине: их раздражает тот факт, что они не могут плюнуть в ответ.

Я плеснул себе коньяка, сел в кресло и продолжил свои раздумья. Бессмертные вновь вторгались в мою жизнь, подобно грозовым облакам на чистом весеннем небосклоне, и это было несправедливо. Я обеспечил себе приятное существование вдали от них, и мне не нравилось, когда меня силком тащили в прошлое. Я чувствовал себя, как сказал поэт, «лабухом в поисках радуги».

Впрочем, ладно. Речь шла о твердой валюте.

Судьба, решил я, хотя бы предоставляет мне некую компенсацию.

После того как Хан Шан снабдил меня обещанными ресурсами, я пересек на пароходе залив, а далее нанял такси до Укрепленного города в Коулуне. Укрепленный город – часть Коулуна, которая из-за каких-то формальностей до сих пор принадлежит Китаю, а не английской короне. Поскольку китайское правительство не обращает на это местечко никакого внимания, а англичане не могут туда войти, Укрепленный город стал притоном преступников, политических экстремистов и беженцев. Даже в лучшие времена там крайне опасно, а сейчас были далеко не лучшие времена, поскольку забастовка докеров подпитывала население города отчаявшимися людьми. Дошло до того, что я не смог заставить таксиста провезти меня за полуразрушенные ворота.

Пришлось расплатиться с ним и отправиться дальше пешком, постукивая тростью о землю при каждом шаге. Мои карманы были набиты звенящей мелочью, которую я захватил в качестве определенной мзды несчастным обитателям этого жалкого места, но ограбления я не боялся. Я знал, что удача, временно сопутствовавшая мне, не допустит досадных инцидентов.

Так и случилось. Карманник, направившийся было в мою сторону, зацепился ботинком о какую-то невидимую трещину в мостовой и упал со всего размаху, разбив нос о камень. Громила, выскочивший из темного переулка, вонзил топор в череп своего напарника, который попытался наброситься на меня из-за бочки. Банда мрачных подростков в красных тюрбанах, развязно направившаяся ко мне с недвусмысленным намерением взять с меня немалую пошлину за проход через их территорию, внезапно оказалась объектом пристального внимания со стороны выбежавшей из переулка другой мрачной банды подростков в желтых тюрбанах; блеск их ножей и топориков был столь же ярок, как кровожадные огоньки в глазах.

Как бы то ни было, я продолжал идти, целый и невредимый, покуривая сигарету и наслаждаясь видом окрестностей.

Я знал, что так и будет, ибо я направлялся к самому везучему человеку в мире.

Его звали Пинь, хотя больше он был известен под именем Великий Мудрец Китайского города (так иногда называли Укрепленный город). Поскольку я собирался дать Пиню денег, то было понятно, что его удача, или джосс, как ее здесь величали, не даст меня в обиду, пока я иду к его жилищу.

Меня больше волновало то, что может случиться со мной после этого визита. Как только я вручу Великому Мудрецу его долю, он уже не будет больше нуждаться во мне, и выбраться из Укрепленного города будет посложнее, чем попасть в него.

Дом Пиня представлял из себя причудливое сооружение, трехэтажную конструкцию, сложенную из камня, кирпича и частично отделанную металлом. Покосившиеся башенки, балкончики и окна нелепой формы были довольно произвольно разбросаны по его поверхности, словно бородавки на спине у жабы. Архитектура дома была навеяна эксцентричными теориями Пиня о геомании, или фен шуй, – он соорудил дом так, чтобы привлекать удачу и отталкивать зло. И это действовало, судя по всему, довольно успешно.

Я часто задумывался, почему Пинь выбрал местом жительства именно Укрепленный город, и мне неоднократно приходило в голову, что, возможно, он остановился на этом месте именно потому, что больше нигде в мире ему не позволили бы построить такой нелепый дом.

Большинство предсказателей судьбы, конечно, мошенники – после того как меня с треском вышибли из шанхайской Золотой Национальной Оперной компании, я некоторое время путешествовал с таким типом, – однако крайне редко, ну, может, один раз на десять тысяч, удается встретить провидца, который никогда не ошибается в отношении денег. Таким был Пинь.

Он принял меня в комнате, по форме напоминающей вытянутый шестиугольник, одна из благоприятных форм, согласно теории фен шуй. По углам комнаты были расставлены предметы, выкрашенные в белый, красный, желтый, зеленый, синий и черный цвета, что соответствовало Шести Истинным Словам буддизма. На плитках пола виднелась триграмма Па К'уа. Еле различимые знаки помечали Путь Девяти Звезд и движение спиц Колеса Восьми Дверей. Растения в горшках, сделанных из разнообразных материалов, были расставлены в определенном строгом порядке, здесь и там виднелись зеркала, отражающие друг друга под причудливыми углами, с потолка на шнурках свисали грубо обработанные куски кварца…