Текст книги "Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь"

Автор книги: Уолтер Майкл Миллер-младший

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

– Вас разочаровало, что теперь он один из нас? – спросил воин.

– Нет. Просто я скорблю по Омброзу и-Лейдену. По человеку.

– Потому что он сам стал Кочевником?

– Нет. Но вне Церкви нет спасения души, – пробормотал кардинал, цитируя древнее утверждение. Ответ, похоже, удивил Оксшо; он слышал о кардинале от Омброза, который восхищался им и говорил, что ему свойственна свобода мысли. Это была странная оценка для такого человека. Но теперь он стал не только священником, но и епископом.

– Милорд, кто сказал о тех, которые стоят вне Церкви?

– Ну как же! Папа. Да и законы говорят о том же, Оксшо.

– А разве не Бог это решает?

– Отец Омброз – просвещенный человек, – сказал Святой Сумасшедший, который нагнал их. Кардинал и Оксшо как-то странно посмотрели на него, ожидая, что Хонган продолжит, но он всего лишь зевнул и потряс головой. – Пришла женщина, которая может быть вашей матерью, милорд.

Посмотрев на луну, Коричневый Пони заговорил о другом:

– Сегодня вечером папа решил прогуляться. Он всегда гуляет при полной луне и воспевает Деву, ее сестру. Папа собирается отдать Церковь во власть бедняков, если мы с Науйоттом позволим ему. Господи, что же нам делать?

– Ваша светлость, хотите ли вы встретиться с этой женщиной? Она королевской крови и какая-то моя дальняя родственница. Значит, и вы мой родственник, – Святой Сумасшедший невесело усмехнулся. – Ее семейное имя Урдон Го, а не Авдек Голе, – сказал он, убедившись, что кардинал предпочитает молчать. – Не «коричневый пони», а «гнедой жеребенок».

– Оксшо рассказал мне. Но, Господи… – с осунувшимся лицом прошептал Коричневый Пони, – после всех этих лет… Сестры, конечно, говорили на языке Зайцев.

– Ваша мать, если это в самом деле она, находится здесь. Вон та старая женщина, которая сидит на одеялах у входа в вигвам. Я бы на вашем месте был очень осторожен. Она может быть свирепа, как Нуншан.

– Конечно. Спасибо, – Коричневый Пони быстро направился к ней, но остановился в нескольких шагах. Зрачки женщины были белыми от пленки катаракты. Но она услышала его приближение и повернула в его сторону сморщенную маску лица.

– Ты родом из Тексарка? – с подозрением спросила она.

– Только наполовину, – ответил он на языке Диких Собак. – Только наполовину, мать, – такое обращение было всего лишь вежливостью; она и не собиралась воспринимать это слово в буквальном смысле.

Но она встала. И плюнула ему в лицо и на сутану. Она жевала пучок каких-то трав. Может, она промахнулась. Ведь она была практически слепой. В самом ли деле ее жест был случайностью? Ведь его предупреждали.

Неужели ей не рассказали о нем?

Кардинал сделал шаг назад. Плохо. Он не мог рассказать ей, что мужчина, который стоит перед ее незрячими глазами, – это плод насилия и он, нежеланным созрев меж ее бедер, появился на свет рыжеволосым. Он понимал, что она не хочет знать его. Она была простой, но ожесточившейся женщиной. Ее семья, пусть и несла в себе королевскую кровь, была небогата. Но теперь, когда Чиир Хонгану и другим вождям стало известно, что он ее сын, до нее дошло известие о его пребывании здесь, если она этого раньше не знала. Конечно, она ждала встречи. В такой ситуации ему не оставалось ничего другого, кроме как сказать вождям Кочевников, что она позвала его и ему пришлось предстать перед ней. Как ни было ему тяжело, он был рад, что увидел ее; он был рад, думая, что доподлинно она ничего не знала.

– Прошу вас, ваша светлость! – голос, встретивший его в дверном проеме вигвама, принадлежал монсеньору Сануалу, легату архиепископа Тексаркского. Полный круглолицый дипломат был расстроен. – Заходите, ваша светлость, прошу вас, заходите.

Сегодня днем Сануал сделал вид, что не узнал его. Коричневый Пони молча принял его предложение и, войдя, согнулся, чтобы очутиться в круге света от лампады; в помещении густо пахло землей и вином для причастия. Вином несло и от Сануала, когда он пожал руку кардинала.

– Они пожирают старого вождя! Я думал, что сегодня вечером вы не выйдете за порог!

– И пропущу такое представление? – Коричневый Пони осторожно высвободил руку из пальцев Сануала. – Посланник архиепископа может, если на то будет его желание, сидеть у себя. Посланник папы – не может.

Сануал отпрянул. Оба они знали, что находятся тут в роли соперников, дабы заручиться расположением диких племен по отношению к тому главе христианства, который может вскоре объединить все три орды.

– Вы можете делать все, что вам угодно! – сказал Сану-] ал. – Но если бы его святейшество знал…

– Оцените ситуацию следующим образом. Моя мать была из, Кочевников. Скончавшийся вождь – мой дальний родственник. Как и новый вождь. Конечно, тоже дальний. И я не собираюсь; отвергать последний обряд своего народа. А теперь – для чего вы хотели меня видеть?

– Значит, вот оно что. Ваши родственные отношения… – Сануал хихикнул. – Омброз рассказал мне, что вас пригласили участвовать в этом королевском ритуале!

– Я только что видел Омброза. Он мне об этом ничего не сказал. Кроме того, вы всегда относитесь к людям высокомерно. Так что я не верю вам, отче. Вы были пьяны.

– Да он прямо кричал при разговоре со мной! И этот его лающий смех! Конечно, он выжил из ума и совершенно рехнулся, но я ему верю. Это все так, не правда ли?

– Мне всего лишь сообщили об этом как родственнику королевской семьи по материнской линии. Меня попросили оказать честь своим присутствием на церемонии. Лично оказать честь, что не имеет ничего общего ни с моим постом, ни с моей миссией.

– Тогда ради уважения к Господу, ваша светлость, когда придет время, снимите облачение вашего высокого звания.

– Вы прибыли сюда, чтобы выразить неодобрение Тексарка языческим ритуалом Кочевников или чтобы почтить своим присутствием инаугурацию христианского вождя?

– Надеюсь, что и для того, и для другого, но я бы не хотел, чтобы вами владели злые силы. В этом мы должны быть едины. Ради любви к Богу, кардинал, где-то должен быть конец терпимости.

– До недавнего времени я никогда не был священнослужителем, отче. Я всего лишь юрист, которому мой покойный владыка папа Линус Шестой вручил красную шапку, а папа Амен возвел меня в епископы. Изысканные теологические споры не входят в мой репертуар.

– Каннибализм – это предмет изысканных теологических споров, ваша светлость?

– Я учту ваши возражения, мессир. Я сообщу о них в своем отчете папе, как, не сомневаюсь, вы доложите о моем поведении своему архиепископу. Это все, ради чего вы хотели меня видеть?

– Не совсем. Ходят слухи, что вас послали для установления сомнительной епископской власти над церквами территории, где мы ведем миссионерскую работу. Это правда?

– Ваша миссионерская территория не является таковой, и у вас тут нет никаких прав, кроме права завоевания, а никаких прав завоевания в природе не существует, если только речь не идет о справедливой оборонительной войне. Папа Амен назначил меня апостольским викарием трех орд, если вы это имеете в виду, и я не имею ничего общего с вашими хозяевами, ни с кем из них.

– Проклятье! Да папы не существует! Мы ни в чем не можем найти общего языка! Хотя бы из уважения к приличиям. Хотя бы ради спасения Церкви от раскола! – Сануал повернулся к нему спиной.

Коричневый Пони сразу же покинул его шатер. Пройдя мимо главного костра, он краем глаза глянул на оргию и ушел к себе.

Но этой же ночью к нему явилась слепая старая женщина и попыталась убить его во сне. Оксщо мгновенно выпростался из спального мешка, одним прыжком оказался рядом, вырвал у нее нож и вытолкал из шатра.

– Она не может быть вашей матерью, – сказал он, вернувшись.

– Она моя мать. Только что она это доказала.

Остаток ночи кардинал Коричневый Пони провел, глядя на мерцание звезд в затянутом дымом отверстии в верхней части вигвама. Он вспоминал Серину, свою жену. Он думал о сестрах, вырастивших его, о Церкви и о Деве, а также о Хонгин Фуджис Вурн, которая обитала в священной яме. Теперь он знал, что воистину должен всей душой принять порядок поклонения Женщине Дикой Лошади и ее древним огням. Если в глазах этого народа он хочет стать высшим христианским шаманом, он должен стать в полной мере Кочевником. Как отец Омброз. В памяти у него всплыли его пьяные слова: «Порой я беру кусок хлеба и освящаю его как истинную плоть Христову. А порой я беру истинную плоть Христа и освящаю ее…»

Иногда его слова звучат как сказанные Аменом Спеклбердом.

Луна уже почти исчезла с небосвода, когда в дверном проеме возникла чья-то густая тень. Только бы не снова его мать! Оксшо похрапывал. Но это был Святой Сумасшедший, который тихонько окликнул кардинала:

– Быстрее одевайтесь, милорд. Я хочу показать вам провал. Коричневый Пони подчинился, но, когда они вышли, спросил:

– А не лучше было бы посмотреть на него днем?

– Нет. Если вам предстоит выдержать испытание, то оно состоится ночью. Даже полная луна мешает воздействию ядовитого

дыма.

Они оседлали двух коней, которых привел с собой Хонган, и тихонько выехали из лагеря. Оранжевый диск луны только что коснулся горизонта, и вокруг стояла темнота, но кони знали дорогу. Край кратера был примерно в получасе езды от стоянки, Сонный часовой встрепенулся, когда они выезжали, но узнал своего вождя, когда тот что-то буркнул, и снова сел.

Когда всадники оказались у края провала, луна окончательно закатилась, и на востоке лишь чуть затлела полоска рассвета. Провал предстал озером сплошной темноты, и, спешившись, они осторожно подошли к нему. Святой Сумасшедший схватил кардинала за руку.

– Проклятье! – вырвалось у него.

– В чем дело?

– Языки огня появляются и исчезают. Вечером я их не видел.

– Я даже не знаю, куда смотреть.

– Поднимите голову к небу. Найдите самую яркую звезду в созвездии Вора и от нее смотрите прямо вниз. Недалеко от центра увидите маленькое красное пятно.

– Вор – это созвездие Кочевников.

Хонган показал на него. Коричневый Пони проследил за направлением его руки.

– Думаю, это наш Персей. А звезда называется Мирфак.

Сев у края кратера, они погрузились в молчание. Единственными звуками, нарушавшими мертвую тишину, были шуршание ветра и далекое завывание койотов. Чиир Хонган выругался сквозь зубы.

– Так ли это важно? – спросил кардинал. – Разве ты не можешь показать все это днем? – он посмотрел на восток, где заметно светлело небо.

– Важно. Вы должны увидеть, откуда идет свечение. Вы должны определить направление ветра и прятаться от него. Бывают ночи, когда клубы дыма можно увидеть столь же ясно, как и дыры в земле, откуда они выходят.

– Но разве не лучше иметь дело с… не очень активным огнем?

– Да, но весь провал чем-то отравлен. Единственная чахлая растительность – на подветренной стороне. Вы должны держаться поближе к растениям, особенно когда ветер меняет направление. Через несколько минут вы увидите, о чем я веду речь.

Их бдение длилось, пока на холм не упали лучи солнца. Кратер казался совершенно безжизненным, если не считать редких клочков зелени у подножия скалы. В эту секунду ветер сменил направление.

На следующий день главы кланов духа Медведя и Виджуса собрались, чтобы обсудить желание Коричневого Пони отдать дань уважения Хонгин Фуджис Вурн в Пупке Мира, представ перед скрытым огнем Мелдауна. Самому кардиналу не было дозволено присутствовать на совете, но Чиир Хонган дважды покидал его, чтобы задать вопросы.

Первый был таков: «Относишься ли ты к Великой Кобыле с тем же уважением, как к Святой Деве?»

– Да, если могу обратить к ней привычные для себя молитвы.

Через час поступил второй вопрос: «Ты понимаешь, что если она отвергнет тебя, твою власть не признает никто из Кочевников-христиан во всех ордах? Откажешься ли ты от поста, которым наделил тебя папа?»

– Если я проживу достаточно долго, чтобы отказаться, то да.

Хонган сурово посмотрел на него и вернулся на совещание. Когда оно кончилось, вождь Диких Собак оповестил, что кардинал проведет в кратере ночь на четверг. В пятницу дань уважения Женщине Дикой Лошади отдаст Святой Сумасшедший, вождь Диких Собак, а в субботу – Мягкий Свет, вождь Кузнечиков. От него поступила жалоба, что из всех трех только Хонгану достанется полная луна от заката до рассвета, на что Святой Сумасшедший с глазу на глаз ответил ему: «Если ты знаком с провалом, то не будешь спотыкаться и в темноте. Луна – не твой друг. Ты не сможешь увидеть адский огонь в ярком лунном свете и, как ты знаешь, порой ты и в темноте его не видишь. Луна может скрыться в облаках. Потрать день, чтобы изучить ее провал со всех точек зрения. Когда переменится ветер, тебе придется сниматься с места».

Следующую ночь он провел в кратере. Оксшо довел его до места спуска. Почти полная луна висела в восточной части неба. Он прихватил с собой одеяло, но отказался от подстилки. Сон несет с собой опасность, а к полуночи тут похолодает.

– Наставник советовал мне провести ночь на вершине утеса и жечь костер, – сказал ему юный воин. – Когда ветер менялся, я бы поднимал факел. Посматривайте на него. Там внизу бывает трудно переносить даже легкий бриз.

– Это разрешено? Оксшо помолчал.

– Пока все не заснут, я бы не торопился, а на скалу влез бы так, чтобы меня никто не видел. Может возражать только Брам. Бог и Кобыла за вас, милорд.

Порывы ветра, которые срывались с краев кратера, несли с собой пыль, туманной дымкой затягивавшую звезды, но это была пыль прерий, а не вулканическая. Он нашел себе местечко среди редких клочков растительности, которого не достигала пыль из дьявольского кратера. Он все еще был погружен в глубокую печаль из-за встречи со злобной женщиной, чье чрево выносило его против ее желания. До того, как его усыновили сестры, он продолжал оставаться сыном насилия и ненависти, но воспоминания о сестрах были окрашены неприязнью к ним, кроме сестры Магдалены («Крик над рекой»), происходившей из Кочевников, из Зайцев, которая рассказывала ему разные истории и особо заботилась о его образовании. Серина, на которой он женился, напоминала ему Магдалену. Теперь обе были мертвы. Когда он пересекал территорию Зайцев, чтобы посетить кое-какие церкви, собирался ли он навестить сиротский приют? Что заставляет его думать об этом – ностальгия или отвращение? Лучше выкинуть из головы эти мысли, решил он. Никакие эмоции не должны мешать его церковным и политическим замыслам.

Спустя какое-то время кардинал стал молиться. Сначала он перебирал четки, вглядываясь в темное пятно под залитым лунным светом скальным навесом – там лежал вход в Ее пещеру. Он тихо и спокойно разговаривал с темнотой, но на лице едким ожогом кислоты горел плевок, отпущенный ему настоящей матерью. Теперь он говорил с другой матерью, имеющей мириады имен: Regina Mundi, Domina Rerum, Mater Dei[22]22
  Царица мира, Госпожа мироздания, Матерь Божья (лат.).


[Закрыть], Хонгин Фуджис Вурн и даже Стервятник Войны. Ее появление всегда было связано с каким-то местом: Вифлеем, Лурд, Гваделупа и вот теперь здесь, в Пупке Мира.

– Я родился на южной оконечности твоих владений, Мать, и я знаю твои пути. Даже здесь, где люди служат тем, кто захватил твои земли, я прозреваю их. Мириам, матерь Иисуса, молись за меня.

Когда облака затянули луну, уже стоящую в зените, Оксшо вскинул факел. Наконец кардинал увидел какое-то странное сияние, окружающее провал в центре кратера и отошел на сто шагов.

– Смилуйся, Господи. Кирие элейсон.[23]23
  Господи, помилуй (греч.).


[Закрыть]

К счастью, ветер снова подул ему в спину.

– Моя мать была родом из племени Диких Собак, Святая Богоматерь; отец мой сотворил зло с ней и с твоим народом. Да будет он мертвым, так же, как сейчас она мертва для меня. И не позволь мне найти его, ибо он падет от моей руки. Давным-давно, еще до того, как я понял, что она мертва для меня, дух ее призывал меня сюда. Я не сделал того, чего она хотела. Я оставил свой народ. Я принял ту религию, которой меня учили сестры. Но наконец я предстал перед тобой, Мать.

Этой ночью ветер то и дело менял направление. Кардинал продолжал переходить с места на место.

– Смилуйся, Господи. Да святится имя Твое.

Он снова переместился, чтобы ветер дул ему в спину. Путь он находил ощупью, руководствуясь редкими вспышками факела, но продолжал тихо разговаривать, обращаясь к провалу.

– У меня рыжие волосы. И он был рыжим, как она им рассказывала. Сестрам, которые приняли ее. Они вырастили меня. Мириам, матерь Божья, молись за меня. Если он еще жив, я убью его. Молись за меня, Женщина Дикой Лошади. Кирие элейсон.

Лишь раз за ночь он увидел ее: черный силуэт женской фигуры на фоне зарева, вырывающегося из провала. Руки ее были воздеты подобно крыльям. Нуншан? Нет, то была фигура молодой женщины, а Ночная Ведьма была старухой. Из-за рук-крыльев она могла быть Барреганом, Стервятником Войны. Но когда он остановился, женщина исчезла.

Амен Спеклберд, говоря о ней, считал ее четвертой участницей Святой Троицы, и эти его воззрения были одной из причин, по которой сподвижники Бенефеза отказывались его признавать. Папа, который позволяет себе еретические высказывания, – это не папа. Но он и не был папой, когда говорил это. Продолжает ли он так считать? Нет. Коричневый Пони был неподдельно удивлен, когда увидел, с какой легкостью старик вошел в роль папы. Сомневающийся назвал бы это лицемерием. А верующий – творением Святого Духа, оберегающего престол от ошибок.

«Интересно, сколько пап попало в ад?» – подумал он. Данте назвал лишь нескольких из них, но перечень еще не завершен. Последний перед Огненным Потопом папа, конечно же, был одним из них. И с этой мыслью Коричневый Пони погрузился в дремоту, ибо луна зашла за край кратера. Небо прояснилось, и он услышал крики Оксшо, будившего его. Ветер окончательно сменил направление. Он подхватил одеяло и поспешил к тропке, ведущей наверх. К добру или к худу, но испытание завершилось.

– Если в течение недели ты заболеешь, то умрешь – таков был первый деловой прогноз Виджусов, которые разговаривали с ним. – Если не умрешь в ближайшее время, то жизнь твоя укоротится. Тебя предупреждали?

– Конечно, бабушка.

Она расспрашивала его обо всех подробностях. Он рассказал, что видел на фоне адского пламени женщину со вскинутыми руками. Она уставилась на него и после долгого молчания спросила:

– Ты знал о Стервятнике Войны?

– Я слышал о Баррегане.

– Стервятник Войны отливает красным на фоне неба.

– Она не была на фоне неба.

Старуха кивнула, положив конец разговору. Свое мнение она принесла в круг совета. В конце дня Чиир Хонган прщпел с сообщением, что дух Медведя условно принял его, как христианского шамана. При условии, что в ближайшее время он не заболеет.

У Коричневого Пони не было особых поводов для радости. Из Валаны прибыл курьер с сообщением, что Джарад, кардинал Кендемин, аббат обители святого Лейбовица, предстал перед Высшим Судией. Пришло также сообщение, что папа и его спутники разбили лагерь в необитаемой местности между владениями Диких Собак и Кузнечиков. Святой Сумасшедший великодушно предложил уступить время, назначенное ему для встречи с Хонгин Фуджис Вурн, Мягкому Свету, чтобы Халтор Брам с сопровождающими его воинами в субботу утром выехал навстречу Амену Спеклберду и проводил его к границе империи.

Коричневый Пони решил вместе с ними ехать на юг. Халтор Брам, только что оправившийся после встречи с Кобылой, не возражал.

Ранним субботним утром, за час до расставания, кардинал Коричневый Пони получил от отца Омброза хлеб, вино, молитвенник и складной алтарь. Он хотел провести высокую папскую мессу, что было бы хорошо с точки зрения политики и к тому же зрелищно, но пел он не очень хорошо и со времени своего рукоположения провел не больше десятка месс. Монсеньор Сану ал решительно отклонил предложение совместно провести мессу, в которой он будет или равноправным участником, или псаломщиком. Красный Дьякон посмотрел на Омброза.

– Примешь ли ты сначала мою исповедь? – спросил старый монах игнацианского ордена.

– У тебя за последнее время накопилось то, в чем ты хотел бы исповедаться?

Омброз понял его намек и досадливо покачал головой. Вместо этого он позвал Оксшо, своего алтарника. Они созвали христиан и пригласили всех Виджусов и людей духа Медведя, которые хотели бы поприсутствовать на мессе. Здесь, в бескрайней прерии, затянутой легким дымком от костров из сухого конского навоза, апостольский викарий трех орд отслужил простую мессу в присутствии диких Кочевников, которые кольцом обступили алтарь, держась на почтительном расстоянии. За причастием, скорее всего, пришло больше людей, чем было христиан в поселении, но кардинал никому не задавал вопросов.

Те, которых удивил пресный вкус тела Христова, скорее всего, были языческими шаманами. Ни Сануал, ни Омброз не явились получить причастие. После слов «Ite messa est»[24]24
  «Идите, месса окончена» {лат.) – традиционная формула завершения католической мессы. (Прим. перев.)


[Закрыть] в толпе началось ликование, но Коричневый Пони не мог понять, кто был его инициатором. Не подлежало сомнению, что народ признал в нем верховного христианского шамана.

Монсеньор Сануал снова напился. Когда они уезжали верхами, он вышел проводить их и крикнул кардиналу, что он едет к неудачнику, что ложный папа никогда не войдет в Новый Рим и что ему еще придется пожалеть об истинной Церкви.

– Спасибо за благословение, мессир, – ответил кардинал.

Халтор Брам еще не был готов стать другом друзей своих соперников, но он провел в кратере плохую ночь на пятницу и знал, что его рассказ перед советом духа Медведя был принят не лучшим образом. Откровенно говоря, Виджусы уже высказались против него. Но он сказал своим воинам, что, поскольку Святого Сумасшедшего ждет в Пупке Мира еще более скверная ночь на субботу, титул Ксесача дри Вордара достанется вождю Кузнечиков. И в конечном итоге будет восстановлено древнее звание, которое объединит все три орды.

Он заметил, что кардинал Коричневый Пони слышал его слова, и грубовато осведомился, что он вынес из встречи с Кобылой.

– Мог бы ты на следующую ночь стать ее жеребцом? – поинтересовался он. – Да ты вообще видел ее? Кардинал помолчал.

– Не уверен в том, что я видел. Несколько часов вглядываешься в темноту, начинаешь вроде что-то видеть, но там ничего нет.

– А что там было?

– Вроде какая-то женщина между мной и слабым свечением. Не могу описать ее. Она стояла лицом ко мне, вскинув руки. А затем она исчезла.

– Как Стервятник Войны?

– Мне сказали, что именно ее я и видел. Я этого никогда не говорил.

Брам кивнул.

– Если бы я ее видел, то уже сегодня был Ксесачем дри Вордаром. Но вскоре мне придется умереть.

– Ты болен?

– Ты видел Стервятника Войны. Это твое будущее. А мне сказали, что я видел свое, – Брам засмеялся и отъехал. Позже один из его воинов рассказал кардиналу, как Виджусы пришли к выводу, что вождь Кузнечиков видел в кратере Ночную Ведьму, хотя, по его мнению, они поторопились с выводами, дабы сыграть на руку Святому Сумасшедшему, предполагая, что он живым вернется из кратера; кроме того, он лично не верит, что, побывав в кратере, Брам погибнет.

Воинами владело веселое игривое настроение. Брам пообещал им, что Церковь хорошо заплатит за сопровождение. Коричневому Пони каждый раз, как он слышал эти обещания, становилось не по себе. Он лично не говорил с предводителем Кузнечиков о деньгах. Может, это обещание тот получил от кого-то из членов курии или же от самого папы Спеклберда.

Он смотрел, как воины дурачились, под сентябрьским солнцем носясь по прерии. Один из них влез на конскую спину. Другой привстал на стременах и так близко притерся к первому всаднику, что тот должен был или шлепнуться в седло, или полететь кувырком. Все покатились со смеху. Один из наездников на скаку сполз набок, пролез под брюхом коня и поднялся в седло с другой стороны. Он проделал это три раза, и у жеребца возникла эрекция. Всадник стал было пролезать в четвертый раз, увидел ее и торопливо вскарабкался обратно. Кто-то, насмехаясь, выкрикнул в его адрес веселое оскорбление, и через несколько секунд, спешившись, соперники вступили в схватку на ножах. Подскакав, Халтор Брам несколько секунд смотрел на этот смертельный танец, после чего надвинул на лоб высокий кожаный шлем с крестом его бабушки и эмблемой военачальника.

Брызнула кровь. Рана была неглубока, но вслед за ней последовал приказ бросить оружие.

– Пускайте в ход руки и ноги, – рявкнул Халтор Брам, – или немедленно прекращайте! Всем слушать меня! Никаких смертоубийств между собой! Если у тебя есть обида на товарища, придержи ее до возвращения военного отряда домой.

– Почему он говорит о военном отряде? – спросил Коричневый Пони того, кто ехал рядом с ним. – Это ведь всего лишь почетный эскорт.

– Кузнечики всегда на войне, – сообщил всадник и пришпорил коня, чтобы отдалиться от этого фермера, христианина в красной шапке.