Текст книги "Последняя ночь 'Титаника'"

Автор книги: Уолтер Лорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

И айсберги не будут больше безнадзорно болтаться по морям. После гибели "Титаника" американское и английское правительства организовали международный ледовый патруль, и сегодня корабли береговой охраны следят за блуждающими айсбергами, которые дрейфуют в сторону морских путей. В качестве дополнительной меры предосторожности на зиму морские пути сдвигают к югу.

И нет больше лайнеров, на которых радиовахты несли бы неполные сутки. На каждом пассажирском судне обязательно предусмотрена круглосуточная радиовахта. Люди больше не будут гибнуть из-за того, что какой-нибудь Сирил Эванс в десяти милях от них закончил вахту и улегся спать.

"Титаник" был последним лайнером, вышедшим в море без достаточного количества спасательных шлюпок. Имевший валовую регистровую вместимость 46. 328 т., он был оборудован в соответствии с безнадежно устаревшими правилами обеспечения безопасности. Согласно этим правилам, потребность судна в спасательных шлюпках определялась по нелепой формуле: все британские суда валовой регистровой вместимостью свыше 10.000 т. должны были иметь на борту 16 спасательных шлюпок общим объемом свыше 155,7 м^3 плюс такое количество плотов и плавучих приборов, которое соответствует 75% объема спасательных шлюпок.

Для "Титаника" объем спасательных средств должен был составлять таким образом 273,5 м^3. Это означало, что лайнер должен был иметь на своем борту шлюпки, в которых могли бы разместиться лишь 962 человека. Фактически общая вместимость шлюпок на "Титанике" была достаточной для размещения в них 1178 человек; компания "Уайт Стар Лайн" тогда еще сетовала, что никто не ценит ее заботливости. Но даже и в этом случае спасательные шлюпки могли вместить лишь половину из 2207 человек, находившихся на борту "Титаника", и всего 30% общего количества людей, на которое был рассчитан лайнер.

Гибель "Титаника" положила конец практике, в соответствии с которой пассажиры первого класса подлежали эвакуации с тонущего судна в первую очередь. Компания "Уайт Стар Лайн" всегда отрицала существование такой практики, и обе комиссии по расследованию обстоятельств гибели "Титаника" стали на сторону пароходной компании, однако имеется множество неопровержимых свидетельств того, что пассажиры третьего класса сплошь и рядом становились жертвами этой практики: Дэниэла Бакли не пускали в зону первого класса, Олауса Абельсета выпустили из района палубы юта лишь после того, как от "Титаника" отошла последняя шлюпка. Стюард Харт сопроводил наверх две небольшие группы женщин, в то время как сотни пассажиров были оставлены внизу, некоторым пассажирам третьего класса пришлось карабкаться по грузовому крану с кормовой палубы, другим – взбираться по отвесным трапам с носовой.

Кроме того, были еще люди, которые, как это видели полковник Грейси, Лайтоллер и другие, толпой хлынули снизу перед самым концом "Титаника". До этого момента Грейси был абсолютно уверен, что все женщины покинули лайнер – их было так трудно найти, когда производилась посадка в последние шлюпки. Но тут он ужаснулся, увидев, как на палубе вдруг появилось несколько десятков женщин.

Статистика позволяет выяснить, пассажирами какого класса они были. Список жертв "Титаника" содержит имена четырех из 143 пассажирок первого класса (три из них остались на тонущем лайнере добровольно), пятнадцати из 93 пассажирок второго класса и восьмидесяти одной из 179 пассажирок третьего класса.

Что же касается детей, то, за исключением Лоррейн Эллисон, спаслись все 29 детей пассажиров первого и второго классов, из третьего класса же были спасены всего 23 ребенка из 76.

Билет третьего класса, как видно, не давал пассажиру ни возможности самому проявить благородство, ни возможности испытать на себе благородство других.

Пассажиры второго класса находились в лучшем положении, хотя назвать идеальным его нельзя. Лоренс Бизли запомнил, как один из помощников капитана остановил двух дам, желавших через проход проникнуть в зону первого класса.

– Можем ли мы пройти к шлюпкам? – поинтересовалась одна из них.

– Нет, мадам, ваши шлюпки будут поданы к вашей палубе.

Справедливости ради следует сказать, что указанная дискриминация была обусловлена не раз навсегда сформулированной политикой компании "Уайт Стар Лайн" по отношению к пассажирам различных классов, а скорее отсутствием какой бы то ни было четкой политики в этом отношении. В некоторых местах члены экипажа закрывали дорогу на шлюпочную палубу, в других они ее открывали, но никому ничего об этом не говорили; в двух-трех случаях имели место вызванные благими побуждениями попытки вывести пассажиров третьего класса наверх. Но в основном третий класс был предоставлен своей собственной инициативе, которую проявляли лишь немногие, наиболее предприимчивые люди, а большинство пассажиров беспомощно томились в своих зонах – брошенные, забытые всеми.

Проявленное компанией "Уайт Стар Лайн" безразличие к судьбе пассажиров третьего класса разделялось остальными. Казалось, никому нет дела до людей из третьего класса – ни прессе, ни официальным комиссиям, ни даже самим пассажирам третьего класса.

Мало кто из газетных репортеров, готовя материалы о "Титанике", побеспокоился спросить о чем-нибудь пассажиров третьего класса. "Нью-Йорк таймс" справедливо гордилась опубликованными ею материалами об этой катастрофе, однако ставший знаменитым выпуск этой газеты, посвященный прибытию "Карпатии" в Нью-Йорк, содержит всего-навсего три интервью с пассажирами третьего класса. Другие газеты, очевидно, последовали примеру "Нью-Йорк таймс" – из 43 интервью с пассажирами "Титаника", помещенных газетой "Нью-Йорк геральд", всего два рассказывали о впечатлениях пассажиров третьего класса.

Разумеется, их впечатления как газетный материал не шли ни в какое сравнение с впечатлениями, например, леди Космо Дафф Гордон (одна нью-йоркская газета вложила в ее уста слова: "Последним я услышала голос мужчины, кричавшего: "Боже мой, боже мой!"), но все же писать было о чем. Несмотря на то что на "Титанике" соблюдался принцип "женщины и дети садятся в шлюпки первыми", коэффициент смертности среди детей третьего класса почему-то оказался более высоким, чем среди мужчин из первого. Такой контраст не ускользнул бы от внимания сегодняшней прессы, падкой на разговоры о социальной справедливости (или на сенсации).

И конгрессу США не было дела до того, что случилось с пассажирами третьего класса. Сенатор Смит, например, расследуя обстоятельства гибели "Титаника", интересовался буквально всем, вплоть до того, что спросил, из чего сделан айсберг ("Изо льда", – объяснил ему пятый помощник Лоу), но пассажиров третьего класса не удостоил сколько-нибудь значительным вниманием. Лишь трое из выслушанных свидетелей были пассажирами третьего класса. Двое из них сообщили о том, что их не пускали на шлюпочную палубу, но американским законодателям не захотелось вникать в подробности. Опять-таки, протоколы не дают оснований говорить о намеренном замалчивании этого вопроса – к нему просто-напросто никто не проявил интереса.

Британская следственная комиссия еще более равнодушно отнеслась к вопросу о пассажирах третьего класса. Мистер У. Д. Харбинсон, официально представлявший их интересы, заявил, что не может найти никакого намека на дискриминацию, и в отчете лорда Мерсея о фактах дискриминации не говорилось ни слова, хотя ни у одного пассажира третьего класса не были взяты свидетельские показания, а единственный оставшийся в живых из стюардов, обслуживавших третий класс, откровенно признал, что людей из третьего класса до часа пятнадцати минут почти не выпускали на верхние палубы.

Даже самих пассажиров третьего класса дискриминация не особенно волновала. Классовые различия они принимали, как принимают правила игры. Один из них, Олаус Абельсет, считал доступ на шлюпочную палубу привилегией, которая дается вместе с билетом на право проезда первым или вторым классом... даже если судно тонет. Он был удовлетворен тем, что ему позволили остаться наверху.

Занималась заря новой эры, и с той ночи пассажиры третьего класса никогда больше не исповедовали такой житейской философии.

Что касается людей, находившихся на диаметрально противоположном полюсе общества, то их привилегированное положение безоговорочно принималось как само собой разумеющееся в последний раз. Когда в 1908 году тонул принадлежащий компании "Уайт Стар Лайн" пассажирский лайнер "Рипаблик", капитан Силби объявил пассажирам при посадке в шлюпки:

– Запомните! Сначала садятся женщины и дети, потом пассажиры из кают первого класса, затем все остальные!

На "Титанике" не объявлялось о таком правиле посадки, но его концепция все еще коренилась в умах публики, и пресса поначалу попыталась предупредить возможную критику действий и поступков пассажиров первого класса. Когда стало известно, что Исмею удалось спастись, "Нью-Йорк сан" поспешила объявить:

"Исмей вел себя с исключительным благородством... никто не знает, как мистер Исмей сам попал в спасательную шлюпку; предполагается, что он лично захотел объяснить своей пароходной компании обстоятельства катастрофы".

Позже первому классу никогда не сходило все с рук так гладко. Фактически положение стало резко меняться сразу же после гибели "Титаника". Уже через считанные дни Исмей оказался у позорного столба. Не прошло и года, как одна – спасшаяся с "Титаника" видная в обществе особа развелась со своим мужем только из-за того, что ему, как гласила молва, "посчастливилось" спастись. Самым неудобным из доставшегося в наследство от тех, кто был на "Титанике", оказался новый стандарт поведения, ставший эталоном для оценки действий и поступков известных или выдающихся людей в чрезвычайных ситуациях.

До этого было проще, ибо "Титаник", помимо всего прочего, являлся последним выставочным стендом богатства и высшего общества, еще вызывавшего восхищение рядовой публики. В 1912 году не существовало звезд кино, радио и телеэкрана; выдающиеся спортсмены еще очень низко котировались в глазах общественного мнения, а мир богемы пока прозябал В полнейшей безвестности. Поэтому весь блеск и сияние чужого великолепия для скрашивания своей беспросветной жизни рядовая публика могла получать только от людей, занимавших высокое положение в обществе.

Подобного рода интерес публики к высшему свету хорошо понимала и в полной мере использовала пресса. Когда "Титаник" отплывал в Америку, "Нью-Йорк таймс" поместила на первой полосе список его высокопоставленных пассажиров. После того как "Титаник" затонул, "Нью-Йорк америкэн" сообщила об этом 16 апреля в развернутом подзаголовке, почти полностью посвященном Джону Джекобу Астору; в конце материала сообщалось, что, кроме Астора, погибло еще 1800 человек.

18 апреля "Нью-Йорк сан" в таком же ключе рассказала о страховых аспектах катастрофы; большая часть этого материала была посвящена жемчугам миссис Уайднер.

Никогда позже признанное богатство не занимало умы столь основательно. С другой стороны, никогда больше богатство не выставлялось столь откровенно напоказ, не было таким по-театральному зрелищным. Джону Джекобу Астору, например, ничего не стоило выбросить, не задумываясь, 800 долларов за кружевной жакет, который демонстрировал на палубе какой-то торговец во время стоянки "Титаника" в Квинстауне. Для Райерсонов не было необычным брать с собой в дорогу 16 сундуков. Ста девяноста семьям, ехавшим на "Титанике" в первом классе, помимо сотен стюардов и стюардесс, прислуживали служанки, камердинеры и всевозможные няньки и гувернантки. Для этих личных слуг на палубе C был предусмотрен особый салон с тем, чтобы джентльмены могли заводить на корабле разговор с любым приличным незнакомцем без риска оконфузиться, узнав, что заговорили, например, с драгоманом Хенри Слипера Xapпepa.

Или взять прибытие спасшихся в Нью-Йорк. Миссис Астор встречали на двух автомобилях, в которых находились два врача, квалифицированная медсестра, секретарша и Винсент Астор. Миссис Джордж Уайднер встречали не на автомобиле, а на особом поезде, состоявшем из личного пульмановского вагона, еще одного вагона – балластного – и локомотива. Для миссис Чарлз Хейс тоже был подан особый железнодорожный состав из двух салон-вагонов и двух спальных вагонов.

Такие встречи были под стать людям, которые имели возможность заплатить – ни много, ни мало – 4350 долларов (а это были доллары 1912 года!) за каюту-люкс на лайнере. В таком номере имелась даже личная прогулочная палуба, шестидневное пользование которой оплачивалось из расчета примерно 130 долларов за каждый метр ее длины.

Такой образ жизни, разумеется, был доступен далеко не каждому. Чтобы заплатить за проезд в подобной роскоши, Хэролду Брайду, например, который получал 20 долларов в месяц, нужно было бы отдать всю его зарплату за 18 лет. Те, кто наслаждался подобным образом жизни, постепенно становились частью небольшой и чрезвычайно обособленной группы людей.

Этот предвоенный мирок богачей был на редкость интимным. Никто из его членов не проявлял ни малейшего удивления, если они неожиданно сталкивались друг с другом возле египетских пирамид (их излюбленного места времяпровождения), в городе Kaуce во время международных состязаний парусных яхт или на водах в Баден-Бадене. Казалось, они даже мыслят в унисон друг другу, и в голове у всех у них одновременно возникают одинаковые идеи. Одной из таких идей было совершить поездку в Америку с первым рейсом самого большого в мире парохода.

Поэтому "Титаник" был для них не столько средством переправы через океан, сколько местом встречи старых знакомых. Это произвело очаровательное впечатление на миссис Хенри Б. Хэррис, жену театрального продюсера, которая, разумеется, никак не могла принадлежать к указанному кругу людей. Спустя двадцать лет она все еще с благоговением вспоминала: "Среди них царил дух товарищества, ничего похожего на который я не замечала в предыдущих своих поездках. Судя по доброприятельской атмосфере, преобладавшей среди этих пассажиров, им не нужно было заглядывать в список людей, едущих первым классом, поскольку они и так знали друг друга и встречались на палубе, как члены одной большой компании".

Люди из этого мирка знали членов экипажа почти так же хорошо, как и друг друга. Планируя поездку через океан, они, пожалуй, выбирали не столько судно, сколько определенных капитанов, и капитан Смит имел среди них очень много личных приверженцев, что в глазах руководства компании "Уайт Стар Лайн" являлось его неоценимым достоинством. Капитан Смит платил этим приверженцам признательностью в виде мелких любезностей и привилегий, которые помогали ему сохранить желательную клиентуру. В последнюю ночь "Титаника" Джон Джекоб Астор (равно как и другие члены этой привилегированной группы) узнал о катастрофе непосредственно от капитана Смита еще до того, как началась общая тревога.

Однако неписаными условиями взаимоотношений капитана с привилегированными пассажирами исключалось злоупотребление привилегиями: несмотря на доверительную информацию капитана, из указанной группы мужчин спаслись очень немногие.

Такие же доверительные отношения с привилегированными пассажирами поддерживали стюарды и официанты. Им часто приходилось обслуживать постоянных клиентов. Они знали, что этим пассажирам требуется и как им нравится, чтобы их обслуживали. Стюард Каннингэм, бывало, каждый вечер входил в каюту A-36 и раскладывал платье Томаса Эндрюса именно так, как это нравилось мистеру Эндрюсу. Затем, ровно в 6 часов 45 минут вечера, он опять входил в эту каюту и помогал Эндрюсу переодеваться. Подобное происходило во многих каютах первого класса.

Когда "Титаник" тонул, чувство искренней привязанности заставило стюарда Этчеса убедить мистера Гуггенхейма надеть свитер, стюарда Кроуфорда зашнуровать ботинки мистеру Стьюарту, второго стюарда Додда сообщить Джону Б. Тэйеру, который думал, что его жена давным-давно покинула "Титаник", о том, что она все еще находится на борту тонущего лайнера. Руководствуясь тем же духом верности, стюард обеденного салона Рей втолкнул Уошингтона Доджа в шлюпку №13: он уговорил Доджей ехать на "Титанике" и поэтому чувствовал себя обязанным выручить их из беды.

Члены привилегированной группы платили экипажу за привязанность доверительностью и расположением, какие они редко проявляли по отношению к своим менее известным собратьям-пассажирам. В последние часы "Титаника" такие люди, как Бен Гуггенхейм и Мартин Ротшильд, провели, пожалуй, больше времени в обществе своих стюардов, чем в обществе пассажиров.

С гибелью "Титаника" начался упадок подобного образа жизни, и былое его великолепие безвозвратно ушло, чему способствовали сначала первая мировая война, а потом – подоходные налоги [14].

С этим ушедшим миром ушли и некоторые из характерных для него предрассудков, в частности, глубоко укоренившееся и громко проповедуемое убеждение о превосходстве англосаксонского мужества. Для спасшихся все не по правилам севшие в спасательные шлюпки "зайцы" казались либо "китайцами", либо "японцами"; все, кто прыгал с палуб, были "армянами", "французами" или "итальянцами".

– Среди пассажиров некоторые мужчины, – заявил стюард Кроу перед американской следственной комиссией, – наверное, итальянцы или люди других иностранных национальностей, но не американцы и не англичане, пытались прорваться в шлюпки.

Стюард Кроу, разумеется, не слышал, на каком языке говорили упомянутые им нарушители порядка, и не мог знать, какой они национальности. Вопрос о национальностях в ходе слушания дела в американской следственной комиссии в конце концов настолько обострился, что итальянский посол в США потребовал извинения (и получил его) от пятого помощника Лоу за то, что тот использовал в своих показаниях слово "итальянец" в качестве синонима слова "трус".

Англосаксы же, напротив, не могли совершить ничего предосудительного. Когда Брайд описывал нападение кочегара на Филлипса, некоторые газеты для пущего эффекта превратили кочегара в негра. А в заметке, озаглавленной "Утрата нужных иммигрантов", газета "Нью-Йорк сан" отмечала, что среди погибших находились 78 финнов, которые могли принести стране некоторую пользу.

Но наряду с предрассудками были утрачены и кое-какие благородные качества. Мужчины будут продолжать оставаться храбрыми, но храбрость свою они будут проявлять уже совсем по-иному. У мужчин на "Титанике" был особый стиль: было что-то особое у Бена Гуггенхейма, переодевшегося перед смертью во фрачный костюм; у Хауэрда Кейса, на прощание махавшего миссис Грэм рукой с мерцающим огоньком сигареты, и даже у полковника Грейси, который, пыхтя, носился по палубе, с галантными намерениями, хотя и безрезультатно, разыскивая миссис Кэнди.

Понятие о том, что noblisse oblige [15], тоже исчезло. В течение нескольких тяжких дней ожидания в неизвестности Асторы, Гуггенхеймы и другие подобные им семейства не обрывали телефоны и не посылали друзей или слуг в нью-йоркскую контору компании "Уайт Стар Лайн", а приходили туда сами. Приходили не только потому, что личный контакт – это лучший способ получения информации, но потому, что чувствовали себя обязанными присутствовать там.

Сегодня семейная преданность нисколько не меньше, чем в те времена, однако телефонного разговора, вероятно, оказалось бы вполне достаточно. Мало кто отправился бы в контору пароходной компании, не побоявшись царящего там бедлама. Но в те дни никто не колебался в своей решимости лично посетить контору. Конечно, Винсент Астор получил лучшую информацию, чем остальные, а некоторые даже удостоились беседы с самим генеральным управляющим Франклином, но суть подчеркиваемого здесь момента в том, что указанные люди не просто устанавливали контакт с должностными лицами, но сами, лично, явились в контору.

В наибольшей же степени гибель "Титаника" ознаменовала конец всеобщей самоуверенности человечества. До этой катастрофы люди считали, что ими найден ответ на вопрос о том, как сделать жизнь размеренной, организованной, цивилизованной. В течение 100 лет Запад пребывал в состоянии спокойствия. В течение 100 лет техника неуклонно совершенствовалась. В течение 100 лет блага, обеспечиваемые мирной жизнью и трудолюбием, казалось, с удовлетворительными результатами достигают всех слоев общества. При ретроспективном рассмотрении того времени мы теперь видим, что причин для самоуверенности у тогдашнего человечества было значительно меньше, чем тогда казалось, и все же большинство составляющих общество людей считало, что жизнь идет, как ей полагается.

Гибель "Титаника" разбудила их. Никогда больше не будут они столь уверены в себе. Особо чувствительный удар эта катастрофа нанесла по репутации техники. "Непотопляемый корабль", возможно, являющийся высшим достижением мысли человечества, оказывается, может затонуть в первый же свой рейс.

Но выводы, сделанные людьми из этой катастрофы, распространялись не только на технику. Если это высшее достижение оказалось таким ужасающе непрочным, хрупким, то что же тогда говорить обо всем остальном? Если богатство в ту холодную апрельскую ночь значило столь мало, то так ли уж много оно значит во все остальные дни и ночи года? Десятки проповедников вещали с амвонов, что "Титаник" был уроком, ниспосланным свыше для того, чтобы пробудить людей, погрязших в самодовольстве, чтобы покарать их за чрезмерную веру в достижения техники. Если это был урок, то весьма впечатляющий: с тех пор люди никогда ни в чем не чувствовали уверенности.

"Титаник" не имеет отношения к последующей длинной веренице постигших человечество разочарований, но его гибель стала как бы первым толчком надвигающегося землетрясения. До "Титаника", казалось, была тишь да гладь, после него – сплошной хаос. Вот почему для многих, кто жил в те времена, трагедия "Титаника" в большей степени, чем любое другое отдельное событие, явилась конечной вехой старого доброго времени и началом новой, беспокойной эпохи.

В понедельник 15 апреля 1912 года в 2 часа 20 минут утра ни у кого не было времени для подобных размышлений. Над могилой "Титаника" повис неплотный, похожий на дымку туман. Гладкая поверхность моря была усеяна ящиками, креслами, досками и другим хламом, который продолжал всплывать откуда-то из глубины океана.

Сотни людей барахтались в воде, цепляясь за обломки крушения и друг за друга. Стюард Эдвард Браун, у которого от холодной воды захватило дух, смутно вспоминал, как за его одежду цеплялся какой-то человек. Пассажир третьего класса Олаус Абельсет почувствовал, как его шею обхватила рука какого-то мужчины. Олаусу кое-как удалось высвободиться, и он крикнул, выплевывая морскую воду: "Отпусти!". Но человек снова схватил его, и норвежцу пришлось энергично оттолкнуть его ногами, чтобы освободиться окончательно.

Не люди, так само море истощало силы пловцов. Температура воды составляла около -2° С, т.е. ниже точки замерзания пресной воды. Второму помощнику капитана Лайтоллеру казалось, будто в его тело вонзилась "тысяча ножей". В такой воде от спасательных нагрудников толку было мало.

И все-таки некоторым в этих условиях удавалось не только сохранить твердость духа, но и выжить. В захламленной воде неясно виднелись два предмета, дававшие надежду на спасение: складные шлюпки A и B. Обе они всплыли, когда шлюпочная палуба ушла под воду, причем шлюпка A оказалась частично затопленной, а шлюпка B – перевернутой. Волной от упавшей трубы "Титаника" обе шлюпки затем отнесло от толпы барахтающихся в воде людей, и теперь лишь самые сильные и удачливые пловцы собирались возле них.

Примерно через 20 минут пребывания в воде Олаус Абельсет подплыл к борту "парусинки" A. С дюжину полумертвых людей уже лежали в этой переваливающейся с борта на борт шлюпке. Олаусу не помогли влезть в нее, но зато никто не пытался помешать ему перелезть через планширь. Находившиеся внутри люди пробормотали:

– Не переверни шлюпку.

Один за другим прибывали новые пловцы, пока в шлюпке не собралось примерно две дюжины людей. Их подбор оказался весьма причудливым: "Звезда" теннисного корта Р. Норрис Уильямс-младший, лежавший подле своего набрякшего мехового пальто, двое шведов, кочегар Джон Томпсон с сильно обожженными руками, пассажир из первого класса, стюард Эдвард Браун, пассажирка третьего класса миссис Роза Эббот.

Шлюпку A постепенно сносило дальше от места гибели лайнера; новые пловцы прибывали все реже и реже. Вот они совсем перестали появляться, и полузатопленная шлюпка в безмолвии и одиночестве медленно дрейфовала в пустынном ночном океане.

Тем временем другие пловцы устремились к перевернутой "парусинке" B. Эта шлюпка находилась ближе к месту гибели лайнера, и ее белое днище облепило гораздо большее количество людей, которые вели себя значительно шумнее и активнее, чем те, что доплыли до шлюпки A.

– Спасите!.. Спасите!.. – снова и снова слышал Уолтер Хэрст, присоединившийся к мужчинам, которые пытались вскарабкаться на корпус перевернутой шлюпки.

Радист Хэролд Брайд был здесь с самого начала, но сперва находился под шлюпкой. Лайтоллер тоже приплыл сюда еще до того, как "Титаник" окончательно затонул. Второй помощник подплывал к шлюпке, когда свалилась в воду носовая труба лайнера. Волна чуть не отнесла его прочь и в то же время подтолкнула к самой шлюпке юного Джека Тэйера. К тому времени Хэрст и трое или четверо других мужчин, скрючившись, устроились на днище. Лайтоллер и Тэйер тоже вскарабкались на корпус шлюпки. Брайд все еще пребывал под ней, лежа на спине, стукаясь головой о банки, задыхаясь в душной темноте.

Потом приплыл А. X. Баркуорт, мировой судья из Йоркшира. На нем поверх спасательного нагрудника была надета длинная шуба, и это необычное сочетание, как ни странно, помогало ему держаться на воде. Так и оставаясь в шубе, похожий на какого-то вымокшего лохматого зверя, он тоже вскарабкался на корпус "парусинки".

Полковник Грейси прибыл несколько позже. Чуть не утащенный "Титаником" на дно, он сначала пытался плыть, держась за доску, затем за большой деревянный ящик, пока наконец не заметил перевернутую "парусинку". Когда он подплыл к ней, на обращенном кверху днище уже лежали и стояли на коленях более дюжины человек.

Никто не протянул ему руку помощи. С каждым вновь прибывшим человеком "парусинка" все глубже и глубже оседала в море; волны время от времени уже перехлестывали через нее. Следующим приплыл и умудрился забраться наверх помощник кока Джон Коллинз, затем из-под шлюпки вынырнул и забрался на корму Брайд.

К тому времени, когда подплыл стюард Томас Уайтли, складная шлюпка B раскачивалась под тяжестью 30 человек. Стюард начал карабкаться на нее, но кто-то попотчевал его веслом, однако, невзирая на это, Уайтли забрался на днище. Кочегара Хэрри Синиора отогнали веслом, но он подплыл к шлюпке с другого борта и в конце концов уговорил находившихся наверху пустить его на шлюпку.

Все это время мужчины, сидевшие верхом на днище в носу и на корме, бороздили воду досками, пытаясь отгрести подальше от места гибели "Титаника" и от утопающих.

– Обходись тем, что у тебя есть, старина. Еще один человек, и мы потонем, – кричали они тем, кто барахтался в воде.

– Правильно, ребята, не теряйте голову, – ответил один из плывущих, когда его попросили держаться подальше от шлюпки. Затем он поплыл от нее, крикнув на прощание:

– Желаю удачи! Благослови вас господь!

Еще один пловец не переставал подбадривать их:

– Молодцы, братцы, молодцы! – у него был голос человека, привыкшего к власти, и он ни разу не попросил, чтобы ему позволили взобраться наверх. Несмотря на то что шлюпка была угрожающе перегружена, Уолтер Хэрст не мог удержаться и протянул этому человеку весло, но тот слишком долго пробыл в ледяной воде: когда весло коснулось его, он колыхнулся, безжизненный, как пробка. Хэрст по сей день считает, что это был капитан Смит.

Когда в глухой ночи шлюпка удалилась от обломков крушения и гибнущих людей, один из лежащих на днище моряков неуверенно спросил:

– Не кажется ли вам, что всем нам следует помолиться?

Все согласились с его предложением. Быстрый опрос показал, что здесь в одну кучу сбились католики, пресвитериане, приверженцы англиканской церкви, методисты; в конце концов все сошлись на том, что следует произнести молитву "Отче наш", хором повторяя ее за предложившим помолиться.

Эта молитва не была единственным звуком, разносившимся над поверхностью океана. В то время как складные шлюпки A и B заполнялись людьми и медленно, с трудом удалялись от места гибели "Титаника", сотни находившихся в воде кричали, взывая о помощи. Отдельные голоса сливались в непрерывный, все заглушающий гул. Кочегару Джорджу Кемишу, налегавшему на свое весло в шлюпке №9, этот хор напоминал крик десятков тысяч футбольных болельщиков, наблюдающих за финальной игрой на кубок Англии. Джеку Тэйеру, лежащему на днище шлюпки B, крики утопающих казались звонким стрекотанием кузнечиков летним вечером в лесу на его родине, в Пенсильвании.

Глава восьмая

"МНЕ ЭТО ЧЕРТОВСКИ НАПОМИНАЕТ ПИКНИК"

Для живого, импульсивного пятого помощника Лоу эти крики в ночи означали одно: надо грести назад и спасать людей.

У него были для этого хорошие возможности. Покинув "Титаник" в шлюпке №14, Лоу собрал вместе шлюпки №10, 12, 4 и D и связал их между собой так, что получилось нечто вроде нитки бус длиной около 50 м.

– Считайте себя под моим началом, – приказал он и вскоре стал готовить свою "флотилию" к спасательной операции. Идти всем вместе к месту гибели "Титаника" представлялось самоубийственным – шлюпки были слишком плохо укомплектованы гребцами и не смогли бы ничего сделать среди неразберихи и паники, которые ждали их над могилой лайнера, но одна шлюпка с отборной командой могла бы принести пользу. Поэтому Лоу пересадил 55 своих пассажиров на четыре другие шлюпки, а у себя собрал наиболее опытных гребцов-добровольцев.

Пересадка из одной шлюпки в другую посередине Атлантического океана в 2 часа 30 минут ночи была занятием, требующим большого нервного напряжения, и пятому помощнику иногда изменяло самообладание.

– Прыгайте же, черт вас побери, прыгайте! – нетерпеливо закричал он на мисс Дейзи Минахан. Одна дама, закутанная в шаль, напротив, оказалась чересчур прыткой. Лоу сорвал с нее шаль и увидел глаза молодого человека, совершенно белые от ужаса. На этот раз ничего сказано не было, но Лоу изо всей силы швырнул молодого человека в шлюпку №10.

Пересадка посреди океана отняла много времени. Еще некоторое время Лоу выжидал, пока масса пловцов поредеет и можно будет безбоязненно отправиться в спасательную экспедицию. Потом потребовалось некоторое время, чтобы подойти ближе к месту гибели "Титаника". Лишь в четвертом часу ночи – почти через час после того, как "Титаник" затонул, – шлюпка №14 медленно подошла к тому месту, где среди обломков крушения плавали люди.