Текст книги "Море"

Автор книги: Уна Маккормак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Уна МакКормак
Море

Молодая писательница Уна Маккормак получила ученую степень в области социологии в университете Суррея и преподает теорию организационного поведения в Кембридже. Ее рассказы печатались в «Foundation 100», «Doctor Who Magazine» и «Glorifying Terrorism». Маккормак является автором двух романов из серии «Звездный путь: Глубокий Космос Девять» («Star Trek: Deep Space Nine»): «Кардассия. Цветок лотоса» («Cardassia: The Lotus Flower») и «Полые люди» («Hollow Men»).

В захватывающем рассказе «Море» мы видим, что даже в будущем пропасть между богатыми и бедными остается такой же широкой и почти непреодолимой, как и сейчас.

После вечерних занятий мы вернулись в спальню Келли якобы для того, чтобы зубрить китайские глаголы. На самом деле мы обсуждали, что бы мы сделали с преподавателем, если бы он попался нам в руки. Вы видели обучающие программы двенадцатого уровня, так что знаете, о ком я говорю. Когда до меня дошло, что вместо остроумной болтовни звучит мой монолог, я обернулась к Келли. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, положив ноги на стол, и, высунув язык, прижимала к запястью кусок стекла.

– Ты испортишь ковер, – заметила я.

– Да пошел он, этот ковер.

– Мм, знаешь, я сейчас в обморок упаду.

Но я наблюдала за ней с любопытством – мне было интересно, как далеко она зайдет. Одному Богу известно, где она ухитрилась раздобыть острый предмет – здесь все было такое округлое, никаких углов. Ничего такого, что оставило бы на вас отметину, ничего такого, на чем вы могли бы оставить след. Келли резанула по руке, и из раны хлынула ярко-красная кровь. Отбеленная кожа лица побелела еще сильнее, рука задрожала. «Дерьмо», – пробормотала Келли, когда кровь закапала на ковер. Ее мать по меньшей мере дважды сообщала мне, какой он дорогой, так что я даже боюсь представить, сколько раз она повторяла это Келли.

Я взяла у нее стекляшку. «Я сама». Один быстро сделанный разрез – и я вытащила «жучок». За ней постоянно следили. Ха-ха. Лицо Келли приобрело нездоровый белый цвет, она стала почти прозрачной; я туго замотала руку полотенцем и подняла ее вверх, как мне показывали в городской больнице, когда я проходила социальную практику. Потом, чтобы поддержать Келли морально, я уколола себе палец. Выступила рубиновая капля, и я помахала рукой перед Кэлли:

– Смотри, мы можем стать кровными сестрами! Она скорчила гримасу:

– Это отвратительно!

Может, оно и так, но это зрелище заставило ее забыть о головокружении, она вскочила и направилась к балконной двери.

– Пошли отсюда.

– На улицу? Да там жарко, Кел, тебе плохо станет.

– Вообще отсюда. Оставь ключ на столе.

Я знала, какие у нее планы. Я оглянулась на экран, с которого все еще бормотала обучающая программа, и прикусила губу. Келли нетерпеливо зашипела:

– Да пошли! Нам надо быть там через десять минут!

Ну что ж, это был дом Келли, а я была гостьей, так что я отцепила от пояса ключ и положила его на стол рядом с «жучком». Мы вышли на улицу, оставив преподавателя говорить в пустоту, и все это время набирали очки за задания, сквозь которые якобы продирались.

Мы пошли по главной улице, пересекавшей район. Дома стояли на одной стороне, а школьные здания – на другой. Мы миновали квартал изящных искусств и теннисные корты, на которых тренировались игроки. Неподалеку от кинотеатра Келли увела меня на боковую улочку. Мы продрались через какие-то кусты и вскоре оказались перед стеной, высокой, гладкой и неприступной. Но там, где она кончалась и начиналась решетка, обнаружился зазор; кусты еще не разрослись как следует. Нетолстый человек мог там протиснуться, что мы и сделали.

Затем мы направились по дороге, ведущей в город. Большая часть ее была заасфальтирована, но в некоторых местах асфальт раскрошился и клубилась пыль. Келли жаловалась на сношенные туфли. По обеим сторонам дороги тянулись стены: задняя стена нашего района и соседнего, – по-моему, там жили сотрудники какого-то правительственного агентства. Я сотни раз проезжала здесь на машине, но идти пешком, когда эти стены нависают над тобой, – совсем другое дело. Не слишком-то они уютны, эти «домашние графства».[1]1
  «Домашние графства» («Home Counties») – графства, окружающие Лондон.


[Закрыть] Примерно через пять минут Келли остановилась у старой автобусной остановки и сказала:

– Ну вот, теперь надо подождать.

– Мы что, на автобусе поедем, Кел?

– Не говори глупостей.

– У меня вообще-то нет денег…

– Не говори глупостей.

Мимо пронеслось несколько автомобилей, и каждый раз у меня екало сердце – я выгляжу моложе своих пятнадцати лет, а главные дороги обычно пустынны. Но довольно скоро около нас затормозила какая-то машина, и водитель – парень лет девятнадцати-двадцати – высунулся наружу.

– Привет, Кел, – сказал он. – Залезай. – Взглянул на меня, откинулся на спинку сиденья и рассмеялся. – И бери свою маленькую подружку, если она с тобой.

Я покраснела и забралась на заднее сиденье, а Келли украсила своей персоной место рядом с водителем.

Я не знала, в какое конкретно место мы ехали, но там, разумеется, была вечеринка, в квартире на втором этаже. Из открытых окон грохотала музыка, внутри толпились потные люди и было очень шумно. Понятия не имею, как Келли удается попадать в такие места, но каким-то образом она о них узнает. Она сразу исчезла в толпе, а я осталась у стола с напитками и постаралась не привлекать внимания.

Скоро со мной заговорил какой-то парень – точнее, заорал мне в ухо, иначе было невозможно из-за музыки.

– Ты из того района дальше по шоссе? В котором школа?

– Ага!

– Там неплохо.

Он был загорелым, а когда улыбался, я заметила, что у него слегка кривые нижние зубы. Я пожала плечами:

– Ну да, нормально. – Обычно я не ограничиваюсь односложными ответами, но в комнате было действительно шумно, а от его улыбки я почему-то смутилась. – Только скучно.

– Да уж, могу тебе поверить. – Он кивнул в сторону Келли. – Твоя подруга?

– Да.

– Она ничего, да?

Да, ничего, а я – только способ познакомиться с Келли. Я сделала то, что от меня ожидали, и представила его, но у них дело далеко не зашло, потому что через пять минут в квартиру вломилась полиция и выволокла всех прочь. У них был приказ о разгоне нашего сборища. Думаю, кого-то из соседей достала музыка.

Полиция сразу извлекла из толпы нас с Келли. Вряд ли они заранее знали о нашем присутствии, но… Послушайте, я понимаю, что это звучит напыщенно, но на нас обеих была потрачена куча денег еще с момента нашего зачатия, у нас хорошая кожа, хорошие волосы, хорошие зубы, и… ну просто это сразу чувствуется, понимаете? Что тут пахнет деньгами. Пока нас сажали в машину, остальных запихивали в фургоны. Я заметила парня, который со мной разговаривал, и он улыбнулся мне своей кривой улыбкой, словно говоря: «Ну что тут поделаешь?» В участке, пока мы ждали мать Келли, женщина-полицейский приготовила нам чаю. Выплачивая штраф, миссис Бэнвилль улыбалась и извинялась, но, когда мы сели в машину, заговорила о «жучке»; это был сигнал к слезам и истерике.

– Я разочарована в тебе, Миранда. – (Она окинула меня яростным взглядом в зеркальце заднего вида. Она выглядит чудовищно – переборщила со своим лицом.) – Я ожидала, что ты проявишь больше здравого смысла. Хотя бы из благодарности.

Я уставилась в окно, на мелькавшие мимо стены. Конечно. Я должна радоваться, что у меня есть дом. Но чего она может ожидать от человека моего происхождения?

– Все это делается, – позднее говорила Пенни, – ради твоей безопасности.

Они были в Бомбее, а может, в Лос-Анджелесе, не знаю. Я не поняла. Они много ездят, потому что не могут жить здесь, но из принципа не хотят получать гражданство в другой стране.

– Я понимаю…

– Бэнвилли проявили исключительную доброту, позволив тебе жить у них…

– Я понимаю…

– Я знаю, что нельзя постоянно вести себя безупречно, Эм, но тебе действительно не стоит доставлять им неприятности.

У меня на пальце образовался крошечный белый шрам, похожий на полукруглый отпечаток ногтя. Большую часть времени я понятия не имею, где они находятся. А почему мне нельзя хотя бы один раз отправиться на поиски приключений?

– А теперь нам необходимо поговорить о твоей учебе, – вступила Фрэн. – Из школы сообщили, что им придется аннулировать все твои оценки за этот год.

Чертова программа. Как жаль, что я ее не выключила, прежде чем уйти!

– Да я только один раз!..

– Мы-то тебе верим, Эм, – мягко ответила Пенни. Иногда разговор с ними превращался в допрос с участием плохого копа и хорошего копа. Один – с чайником, второй – с фургоном. – Но мы не имеем отношения к выставлению оценок. Администрация утверждает, что за этот год ты честно не заработала ни одного балла.

Я сползла в кресле. Столько работы коту под хвост! Иногда мне хотелось убить Келли. Но кто за ней присмотрит, если не я?

– Итак, я разработала такой план, – заявила Фрэн и изложила его быстро, четко, не допускающим возражений тоном. Вот почему она зашибает такие деньжищи в качестве адвоката.

Пенни подмигнула мне, как она всегда делает, когда Фрэн разойдется, но я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы подмигнуть в ответ.

– У меня есть план получше, – сказала я, когда Фрэн закончила. – Я приезжаю к вам, мы будем жить вместе и снова станем семьей.

Мои матери обменялись взглядами.

– Эм, – начала Пенни, – я понимаю, ты считаешь это шикарным – вести космополитический образ жизни, но на самом деле это кошмар. Самолет, отель, самолет, отель – ты уже не можешь отличить одно от другого.

– А здесь ты получишь нормальное образование, – добавила Фрэн.

– Мы обе работаем по двадцать четыре часа в сутки, дорогая, – ты большую часть времени будешь одна, тебе станет скучно и одиноко…

– Уже не говоря о том, что ты получишь паспорт, а мне наверняка не нужно перечислять преимущества, даваемые им…

– Скоро ты поступишь в колледж, дорогая. Тогда тебе вообще будет не до нас.

Понимаете? После всего этого слова «но я все-таки хочу быть с вами» прозвучали бы просто неубедительно, так что я ничего не сказала и принялась изучать свой шрам. Краем глаза я заметила, что они переглянулись и улыбаются. Лицо Матери смягчилось, Мама приняла безмятежный вид. Они все еще без ума друг от друга – после стольких лет, после стольких испытаний. Я думаю, это пугает меня больше всего – ведь сейчас, когда меня нет рядом, они, возможно, поняли, как я им раньше мешала. И что, возможно, им не следовало приносить такие жертвы ради меня.

– Радость моя, нам пора…

– Я поговорю с Бэнвиллями и все улажу. Мы тебе позвоним из Торонто.

– Будь осторожна, дорогая. И постарайся вести себя хорошо. Помни – ты наш посол. Ради нашего дела.

Мы обменялись воздушными поцелуями, и они отключились. А я осталась одна, в этом шикарном доме в шикарном квартале, думать о том, что я готова все это бросить, только бы вернуться к ним. Не нужны мне никакие деньги. Потому что здесь, на этом дурацком крохотном клочке земли, я – ребенок, чьи родители вынуждены были покинуть страну и жить в изгнании. Потому что мои мамы – лесбиянки.

Итак, наши с Келли чемоданы были собраны, и мы отправились на лето в Шотландию. Идея была в том, чтобы заработать настоящие оценки, но на самом деле мы просто мотали срок за свой побег на вечеринку.

На время каникул мы поселились на острове Малл. Мои матери купили там дом, когда поженились, но затем законы снова поменялись, перед родителями встал выбор – покинуть страну или разойтись, и они переписали дом на меня. Так что я – отсутствующий земельный собственник. Мы редко приезжали сюда, даже когда еще жили втроем: на автомобиле сюда ехать долго, а в хорошем обществе – как часто напоминала нам миссис Бэнвилль – не принято слишком часто летать внутренними авиарейсами. Сами они с мистером Б. улетели в тот самый день, когда оставили нас кататься на лыжах в Квинстауне.

Нас привезла на остров Энила. Энила была нашей новой преподавательницей, а по совместительству персональной тюремщицей. У отца Келли имеются деловые связи в академических кругах, так что он без труда раздобыл для нас стражницу. Энила была тихой, худенькой, опрятной и какой-то… как будто выцветшей, что ли. Часть интерьера вроде обоев. Келли, обращаясь к ней, обычно смотрела ей не в глаза, а куда-то мимо, на правое ухо. Точно так же ее мать разговаривает со мной. Кроме тех случаев, когда демонстрирует меня своим друзьям. Тогда я превращаюсь во вторую дочь, которую она так и не смогла завести. «Это Эм, – говорит она. – Мы заботимся о ней, потому что ее матери вынуждены были уехать». Конечно, это впечатляет. Доброе дело во имя достойной идеи.

Келли не сказала ни слова насчет нашего изгнания, но я знала, что внутри она вся кипела. Думаю, у нее были планы провести лето в городе. С того дня, когда нас поймали и ей установили новый «жучок», она носила одежду с короткими рукавами, чтобы был виден шрам на левой руке. Как будто это был некий мрачный модный аксессуар. Всю поездку она сидела в солнечных очках, глядя в окно машины и не произнося ни слова. Поэтому путешествие прошло довольно скучно, особенно когда мы свернули с экспресс-шоссе после Бирмингема. Весь север покрыт террасами, вдоль дороги тянутся прямые ряды оливковых деревьев и виноградников. Скука смертная. Единственное развлечение ждало нас у турникетов для оплаты проезда; это были рекламные проспекты. Мои, как всегда, были дурацкими – это все из-за денег. Келли пришли рекламки витаминов и местных врачей.

Келли настояла на том, чтобы сделать остановку в Карлайле, и Энила купила нам, как детям, по мороженому. Келли заглотала свою порцию в несколько секунд, но я подождала, пока мое не растает, чтобы ловить ванильную и малиновую жижу, стекавшую у меня между пальцами и по локтям. Энила сделала так же, и мы обе поняли это в один и тот же миг, слизывая с рук сироп и встретившись взглядами. На лице ее расцвела улыбка, и в ней внезапно появилось что-то человеческое. Я смутилась, затем побежала к туалетам искать Келли. Она сказала, что ей стало плохо от жары и сладкого, и, пока ее рвало, я стояла у нее за спиной в дверях кабинки и щипала липкую ленту, которой были заклеены инструкции на коробке с туалетной бумагой. С Келли обязательно обойдешь все достопримечательности. Когда она пришла в себя, я вытерла ей лицо и пригладила волосы, и мы отправились обратно к машине, где нас ждала Энила.

Мы сели на паром и были дома около восьми. Келли сразу исчезла, а я, прихватив свой ужин, вышла на улицу и сидела, глядя на стену моря, отделявшую меня от материка, гладкую как стекло – не за что даже зацепиться глазу. Примерно в половине десятого Энила негромко окликнула меня из дома и предложила пойти спать, и я, оставив ей свою тарелку, повиновалась. Но я еще несколько часов лежала без сна, пытаясь расслышать шум моря сквозь бабахающие часы в комнате за стеной, где жила Келли. Такова была наша первая ночь на острове.

На следующее утро Энила установила наш распорядок дня. Я вставала рано и до завтрака проплывала несколько кругов в бассейне, а остальная часть утра была посвящена занятиям. Энила заставляла нас работать без отдыха до часу, а дальше мы могли делать все что угодно. По сравнению с другими тюрьмами здесь жилось неплохо – то есть я хочу сказать, что она была совсем непохожа на острова заключенных, которые показывают в документальных фильмах. Здесь был бассейн, сочные луга и яркие цветы, кривые цитрусовые деревья с неправильной формы апельсинами, покрытыми бугорками. Пен собрала здесь неплохую библиотеку с нормальными книгами. Тропинка вела вниз, к полосе частного пляжа – желтый песок и пальмы, – а в доме было все, чего только можно пожелать. На самом деле неплохо, если учесть местоположение поместья. Покидать участок было категорически запрещено – это нам ясно дали понять. Тюрьма – это все-таки тюрьма.

Большую часть свободного времени я проводила на пляже. Когда было слишком жарко, я просто сидела в тени и читала, но мне нравилось плескаться в воде, и разглядывать камни на мелководье, и махать прогулочным лодкам. Однажды я строила песчаные замки – просто для того, чтобы смотреть, как прилив смывает их. Келли чаще всего запиралась в комнате и просматривала фильмы начиная со времен Второй мировой войны, но время от времени присоединялась ко мне и сидела под большим зонтом, намазавшись кремом от солнца и куря сигарету за сигаретой. Она ходила в темных очках, замотав голову шарфом, как в старых фильмах. Понятия не имею, где ей удалось раздобыть сигареты. Может, у контрабандистов.

Во второй половине дня Энила куда-то исчезала. Я не знала, куда она ходила и что делала, но ужин был готов в семь. Я брала еду и старалась не слышать шума из комнаты Келли. Иногда Энила приходила посидеть со мной – примерно раз в три дня, но мы разговаривали мало. Сейчас мне неприятно вспоминать об этом, о месяце, проведенном втроем на острове. Нас было только трое, мы метались по острову, как бабочки, пойманные в сачок, или призраки, не способные обрести покой. Мне кажется, именно так Келли чувствовала себя большую часть времени.

Очевидно, надвигалась буря. И когда она пришла, она оказалась свирепее Нориджского торнадо[2]2
  Норидж – город в Канаде, на который 2 июня 1998 г. обрушился мощный торнадо.


[Закрыть] и могла бы причинить не меньше разрушений, если бы я не вмешалась.

Думаю, взрыв готовился уже пару дней. Когда люди вынуждены так тесно общаться, это всегда тяжело, а к тому же стояла гнетущая жара и с каждым днем становилось все жарче. Небо было неестественно-синего цвета, почти светилось. Мы корпели над очередным учебным текстом, и Келли сидела в обычной позе, наклонившись вперед, опершись на локти и прикрыв ладонями глаза. Я была не против снова выполнять эту работу – я не собиралась сдавать экзамены, так что училась просто для своего удовольствия. Это было особое чувство, в чем-то волшебное, но мне не нужно объяснять, как была взбешена Келли.

Даже Энила уже почти выдохлась и с трудом изображала энтузиазм. Она всегда одевалась очень строго, в серый костюм, причем никогда не снимала пиджак, волосы убирала на затылок. В то утро пряди выбивались из прически, а пиджак казался особенно тяжелым и неудобным. Она не сводила глаз с Келли, и понятно, что поза Келли начала ее раздражать. Как это и было задумано.

– Келли, простите, вы не могли бы сесть прямо?

Та пару секунд сидела неподвижно, затем откинулась на спинку стула. Но рук от лица не убрала.

– И опустите руки, чтобы я могла видеть ваше лицо. Последовала другая намеренная пауза, а затем Келли убрала

руку, взяла со стола очки и водрузила их на нос.

– Да что с вами, Келли!

– Я вынуждена их носить, – с деланым спокойствием заявила Келли. – Я перенесла лазерную операцию, и мои глаза очень чувствительны.

– Ну что ж… гм… мне кажется, ваши родители упомянули бы об этом, если…

Келли пожала плечами:

– Можете спросить у них, если хотите.

– Если учесть, что они сейчас на противоположной стороне земного шара и, скорее всего, спят, мне придется подождать с этим до вечера. А пока снимите очки. Пожалуйста.

– Это очень дорогая операция. Они придут в ярость, если из-за вас все будет испорчено.

– Келли, вы же сами понимаете, что ведете себя грубо. Снимите их, и мы вернемся к работе. Лето скоро кончается, а у нас еще много непройденного материала.

После этого Келли лениво потянулась:

– А вы действительно думаете, что мне не все равно?

Она выглядела спокойной, уверенной в себе. Она копировала героинь старых фильмов и была одета в жесткое льняное белое платье и черный шарф с маленькими золотыми бусинками, которые гармонировали с оправой этих проклятых очков. Она была Одри Хепберн, а Энила – Джейн Эйр.

– Вам не должно быть все равно, – сказала Энила. – От этого зависит ваше будущее. Или, если эти слова для вас пустой звук, – в ваше образование вложена куча денег, принадлежащих вашим родителям…

Келли перебила ее смешком:

– Вы что, на самом деле считаете, что я ничего не знаю, так, что ли?

Здесь она была права. Келли была одной из первых учениц, как и я, мы шли впереди по всем пятнадцати предметам. Конечно, ей все надоело.

– Через год в это время я начну изучать право, – продолжала Келли. – А еще через год сдам все экзамены. А что вы будете делать через год, мисс Грей? Учить чужих сосунков писать и подтирать им задницы? Может быть, Бронте читать или Шекспира? А еще через год, и еще? Скоро я буду адвокатом, и вы правы – родители за все заплатят. А вот когда окупится ваше рабство? Ваше образование ведь тоже не из дешевых?

Во время этой тирады Энила краснела все сильнее и сильнее. Думаю, Келли стоило бы вспомнить, что Энила и сама не глупа, коль скоро оказалась здесь. По крайней мере, не глупее Келли. Когда она закончила, Энила заправила за ухо выбившуюся прядь и пару секунд помолчала, чтобы взять себя в руки.

– Вы совершенно правы, мисс Кэролайн, – сказала она. – Моя жизнь невесела, если о ней задуматься. Но у меня есть кое-какие преимущества. Мне не приходится прятать глаза за темными очками. И уж точно пища не встает у меня поперек горла, когда я ем.

Келли замерла. Затем вскочила на ноги и побежала к двери, крича на ходу:

– Запомните: я скажу обо всем этом родителям, когда они встанут!

– Пожалуйста! – крикнула ей вслед Энила. – Если у вас неприятности, немедленно бегите к папочке.

Я наблюдала за этой сценой, прижав руку к губам. Когда Келли скрылась, Энила испустила глубокий, дрожащий вздох. Поднялась, сняла пиджак, бросила его на спинку стула. Затем начала расхаживать по комнате и в конце концов остановилась у окна. Она выглядела усталой и старой. Я не знала, что делать, просто сидела и грызла ноготь, но, когда прошло несколько минут, я спросила:

– С вами все в порядке?

– Нет, – ответила она. – Я уволена.

Я несколько мгновений подумала над ее словами. Затем сказала:

– А вы знаете, она курит. Энила резко обернулась:

– Что?

– Келли. У нее где-то припрятаны сигареты.

– Понятно. – Энила вернулась к своему столу, взяла пиджак, разгладила его, затем привела в порядок волосы. Слабо улыбнулась и повторила: – Понятно. Спасибо, Миранда.

– Эм.

Она подняла на меня взгляд и снова улыбнулась, и я поняла, что мне нравится видеть ее улыбку. Нравится то, что я ее заслужила.

– Спасибо, Эм.

Этого было достаточно, чтобы заставить Келли молчать. Из-за курения медицинская страховка подорожала бы во много раз, и родители бы ее убили. Так что буря утихла – на пару дней. Пока Келли не сделала следующий рывок к свободе.

На следующий вечер я открыла, куда исчезала Энила после занятий. Я искала Келли и, обойдя все ее любимые уголки, принялась обыскивать нелюбимые, и среди них библиотеку. Над ней был второй этаж, даже скорее мезонин, и на нем – балкон. Я увидела там свет и чью-то тень, поэтому пошла проверить.

Энила сидела на балконе, на деревянной скамье, босиком, положив ногу на ногу. Увидев меня, она подвинулась, чтобы я могла сесть. Темные волосы спускались по плечам, макияжа на ней не было. Поэтому она показалась мне не старше нас с Келли. Она улыбнулась мне и продолжала втирать в ладони дорогой лосьон.

– А что бы вы сделали? – спросила я. – Ну, если бы вас уволили?

Энила прекратила растирать руки, и лицо ее снова стало старым и усталым.

– Не знаю. У меня много долгов.

– А. – Я не знаю, каково это – иметь долги. – А что вы будете делать, когда рассчитаетесь с ними?

Она снова принялась массировать руки.

– Это случится через много лет, Эм.

– А все-таки? Если бы у вас был выбор.

– Ну, я бы получила паспорт. Потом бы путешествовала, наверное. Преподавала – мне это действительно нравится, несмотря ни на что… – Она вздохнула. – О, я не знаю. Может быть, самое главное – это иметь возможность выбора. – Она посмотрела на море, темнеющее небо и щедрую россыпь звезд, которые помогали нам терпеть все это. – Мне повезло. Есть места гораздо хуже. И много профессий гораздо хуже моей.

– Я рада, что все хорошо кончилось. С Келли.

– Ну, я тоже!

Мы улыбнулись друг другу, а затем внезапно я почувствовала себя отвратительно. Она была так добра, а я – так богата. Она смотрела на меня так, словно ей было меня жаль. Я поднялась и хотела пожелать ей доброй ночи, но она сказала:

– А разве вы не задумывались, Эм, о том, что вы не обязаны убирать грязь за Келли?

– Почему? А кто обязан – вы? Она улыбнулась:

– Вообще-то я тоже не обязана, но мне хотя бы за это платят. Странную вещь она сказала. Я не совсем ее поняла, так что

оставила ее наедине со звездами и тишиной. В конце концов, не найдя Келли, я легла спать позднее обычного.

Я проснулась в зловещее время между двумя и тремя часами ночи. Голова раскалывалась. Я встала и раздвинула занавески. Из соседнего окна – окна Келли – лился свет. Неужели она тоже не спит, подумала я, выбралась в коридор и постучала в дверь:

– Кел?

Ответа не было. Где-то прогремел гром. Я вошла; комната была пуста, учебные принадлежности валялись на кровати. В ванной Келли тоже не было. Где бы она ни провела весь день, сюда она не возвращалась.

Я спустилась вниз. В доме и на улице царила темнота. Гром снова загремел, уже ближе, наэлектризованный воздух, казалось, трещал. Я не нашла ее ни в обычных, ни в необычных местах. Я почувствовала себя глупо, стуча в дверь к Эниле среди ночи, но ведь существовал же быстрый способ отыскать Келли, вместо того чтобы бесцельно бродить в темноте.

Она оказалась у бассейна – лежала в дверях одной из раздевалок, полупрозрачных в лунном свете. Я обрадовалась, что Энила рядом. Она проверила у Келли пульс и попросила меня:

– Пойди позвони в береговую охрану, пожалуйста, Эм.

Они появились практически сразу, и Энила уехала с Келли, а я осталась в доме. До утра я просидела на балконе Энилы, обхватив руками колени, слушая гром и шепча заклинания, чтобы буря прекратилась. Иногда ваше настроение отражает погоду. А иногда – море.

Но дождь так и не пошел. Утро было ясным и очень жарким, и Энила вернулась, чтобы отвезти меня в больницу. Келли сидела в кровати и выглядела очень маленькой и напуганной. Бэнвилли приехали днем и начали терроризировать Энилу. Они замолчали только после того, как я сказала, что Келли отравилась антитоксином, взятым у матери, который та принимала вместе с лекарствами от старения и получала незаконно у личного врача. Бьюсь об заклад, Келли нарочно выбрала именно его. Полиция этим заинтересуется, подумала я, и мне понравилось чувство, которое я испытала, сказав об этом Бэнвиллям, – словно по жилам у меня пробежал электрический ток. Сначала я не знала, сколько я еще смогу вынести; когда я велела им заплатить долги Энилы, они и пальцем не пошевелили. После этого я решила порвать с ними, но вообще-то это было не важно – мне как раз исполнилось шестнадцать. Люди устраивают вечеринки, когда становятся полноправными гражданами. А мне пришлось любоваться на то, как бывает, когда тебе промывают желудок. Да, я думаю, Келли нарочно сделала это именно сейчас.

Я осталась в доме на острове еще на несколько месяцев. Фрэн и Пенни просили меня присоединиться к ним, но они были в Париже, а я не хотела ехать в жаркие страны. Прошло некоторое время, они оттуда уехали, но я больше не желала быть маленькой девочкой. Ни их послом, ни комнатной собачкой Келли, ни делом милосердия Бэнвиллей. А кроме того, теперь я получила доступ к фонду, и, пока еще не зная, что буду делать с деньгами, я поняла, что хотела сказать Энила: иногда возможность выбора лучше самого выбора. Я сделала модную короткую стрижку, купила дорогую одежду. Я подумывала о том, чтобы учредить стипендии – если бы я захотела, то могла бы купить несколько школ и руководить ими, как мне вздумается. Если бы только я знала, как лучше. С таким же успехом я могла пойти и изменить цвет глаз.

А что до Энилы – она отправилась путешествовать. Я ничего не ждала, но время от времени получала от нее сообщения из разных концов света. Последнее письмо пришло после событий в Пекине – она часто бывает в местах катастроф, помогает жертвам. Ее письма всегда коротки и одинаковы: «Эм – где бы вы ни были в вашем дивном новом мире».[3]3
  «О дивный новый мир» («Brave New World») – антиутопический сатирический роман английского писателя Олдоса Хаксли (1932).


[Закрыть]

Назад к карточке книги "Море"