Текст книги "Легенды о проклятых. Безликий. Книга первая"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
ГЛАВА 4. АСТРЕЛЬ
– Они мне не нравятся, – прошептал Фао, склонившись к Саяру, – кучка преступников, которым мы доверили свои жизни. У меня какое-то странное чувство, что это ловушка. Посмотри на них, они не сказали ни слова – стоят, как каменные изваяния, словно не охраняют нас, а сторожат, чтоб не сбежали. Где их предводитель? Может, он сам дал деру и бросил нас? Или те твари убили всех в проклятом лесу вместе с велеарией и этим монстром в железной маске, а теперь идут сюда…
Где-то вдалеке раздался оглушительный звериный вой, и по коже Фао поползли мурашки ужаса, а волосы на затылке зашевелились. Лошадь инстинктивно шарахнулась в сторону, и астрель судорожно сжал поводья. В его зрачках отражались безмолвные черные всадники, стоящие в ряд у обрыва.
– Что это, Саанан раздери? Что это было? – но взгляд от меидов так и не отвел, а те даже не вздрогнули от страшного воя. Охрана Астреля плотно сбилась позади, готовая в любой момент обнажить мечи. Они тихо перешептывались, явно взбудораженные звуком. Громко фыркали перепуганные лошади, переминаясь с ноги на ногу. Слухи о гайларах никогда не смолкали и передавались из поколения в поколение. Но сам астрель никогда в них не верил – пятикнижье гласило, что все проклятые твари истреблены тысячи лет назад во имя Иллина, и ни одна не осталась в живых, а он привык верить священному писанию. Но этот страшный вой заставил его на мгновение подумать именно о них. О тварях в образе волка, которые пожирают человеческую плоть, выгрызают целые деревни и города.
– Волки. Всего лишь волки, которыми полон и этот лес, и эти земли. Вы просто устали от ожидания, мой Дас. От ожидания и от трудной дороги. Меида не так-то просто убить – он один утянет за собой десять лучших воинов Лассара, не то что кучку баордов. Командор скоро вернется.
– Почему они не спешат к нему на помощь? Его уже нет довольно долго!
– Потому что у них приказ не двигаться с места, и они смеют ослушаться своего… командора.
Астрель обеспокоенно осмотрелся по сторонам.
– Мне все это не нравится. И я помню указ велеара о призыве каждого из мужчин достигшего четырнадцатилетнего возраста. Разве мог он не взять таких сильных воинов, как меиды, в помощь против проклятого язычника Меера?
– А кто будет охранять дороги к Лассару и границы?
– А зачем их охранять, если зимой они непроходимы?
– Но ведь мы идем по ним сейчас, а значит могут и другие. Вы должны успокоиться и дождаться командора. Может все далеко не так плохо, как вы думаете, а паника не лучший советчик. Смотрите! – глаза Саяра расширились, – Там!
Астрель резко обернулся в сторону леса – вороной конь меида галопом выскочил из-за заснеженных деревьев, высекая из-под копыт белые брызги. Издалека он походил на саананского жеребца с развевающейся длинной гривой и струями пара, которые валили из ноздрей, словно выскочил из Преисподней, а верхом на нём Саанан в человеческом обличье. Словно из той самой, запрещенной законом Лассара, легенды о всаднике смерти. О лютом звере, который придет на землю пожирать души праведников.
Фао не мог отвести от меида взгляд, его словно пригвоздило к седлу, так как он видел нечто завораживающее и вселяющее ужас одновременно – на фоне черного плаща командора и лоснящейся шкуры коня ярко выделялись красные полосы, они развевались на ветру, опутывая самого всадника кровавыми веревками, алыми змеями струились почти к самым копытам вороного жеребца. Из-за туч вышла полная луна, и игра света увеличила тень всадника до невероятных размеров. И там, на тени, казалось, что это он сам кишит змеями, они словно растут из его тела. Фао осенил себя звездой и шумно выдохнул, читая про себя молитву, пока меид не приблизился настолько, чтобы астрель смог понять, что это за саананское видение ввело его в заблуждение. Пока не рассмотрел в седле меида девушку, завернутую в полу плаща. Кроваво-красные волосы велеарии Одейи окутали и круп коня, и самого командора. Именно они и создали жуткую иллюзию, которая повергла Астреля в состояние шока.
* * *
Конь встал как вкопанный, едва его хозяин натянул поводья, прижимая к себе девушку одной рукой.
– Баорды разгромили отряд велеарии, – крикнул он, оглядывая воинов, – но что-то их спугнуло, и они бежали вглубь леса. Ренат, возьми наших и людей Астреля – осмотрите местность, соберите оружие и снимите доспехи с мертвых, будем двигаться дальше, к переправе. Надеюсь, Дас Ангро благословит наш путь.
– Ты посмел коснуться ниады, смертник! – зашипел астрель, который наконец-то обрел дар речи и вышел из оцепенения, – Тебя за это казнят!
Всадник резко обернулся к священнослужителю и громко расхохотался.
– Меня уже раз пять казнили. Считайте, я давно труп, как и все мы здесь, – позади раздался хохот меидов, а командор слегка пришпорил коня, и тот двинулся навстречу к астрелю, – разве можно казнить мертвеца?! Или вы верите в то, что они умеют возвращаться с того света?
– Я верю в свет, меид. Верю в Иллина. А мертвецы покоятся в своих могилах и никогда не восстанут из них, так как это противоречит священному писанию.
– Свет – это обратная сторона тьмы. Как зеркало…Почему вы уверены, что находитесь на правильной стороне, Дас Ангро? Вы так уверены, что поклоняетесь свету?
– Вера сильнее любых доказательств – она в них не нуждается.
– В таком случае вам нечего бояться, не так ли? Ведь ваш Иллин защитит вас.
Фао отшатнулся от меида и бросил взгляд на велеарию, укутанную в его плащ, подбитый черным мехом. Наслышанный о ней и её внешности, астрель все же не мог отвести взгляд от саананских волос, которые кровавыми змеями струились по черному плащу меида. Вблизи они завораживали так же, как и её белая кожа на фоне черной рубахи командора.
Астрелю захотелось молиться или ослепнуть. Его об этом предупреждали, но он не верил. Его никогда не волновали женщины, он считал себя неподвластным такому недугу, как поклонение или восхищение женской красотой. Соблазн – это всего лишь происки Саанана, не более. Астрель в силах выстоять перед любым искушением.
– Каким плотоядным взглядом вы взираете на непорочную ниаду, уважаемый астрель, – но тот, словно его не слышал, он продолжал смотреть застывшим взглядом. – разве не грех потакать реакции плоти?
Там, где девушка прислонилась щекой к груди командора, в вырезе полотняной рубахи, дымилась кожа, но командор словно не замечал этого. Астрель поежился и, тряхнув головой, посмотрел на страшную железную маску и похожие на волчьи серо-зеленые глаза под ней. По коже прошел мороз, и Фао, бросив взгляд на Саяра, угрюмо сказал:
– Не богохульствуй, меид. Иллин покарает каждого, кто прикоснулся к священной ниаде. Рано или поздно его гнев настигнет и тебя.
Человек в маске громко расхохотался, и разговоры снова смолкли, все обернулись к ним, а мужчина посмотрел сверху вниз на астреля:
– Если она так священна, может, стоило бросить ее в лесу, чтобы ваш Иллин позаботился о ней? Запомните, астрель, если ваш опыт настолько мал, что трактовать древние писания вы умеете, только выучив наизусть пятистрочье, иногда стоит мыслить глубже и шире, выходить за рамки вашего узкого религиозного мирка. Спасение часто приходит в виде чудовищных деяний, а наказание зачастую маскируется за протянутой рукой помощи. Или, по-вашему, стоило оставить её там на съедение баордам и волкам?
– На все воля Иллина, – выкрикнул Фао и гневно посмотрел на командора, он не любил словесные ребусы, но прекрасно понял наглого смертника, – Не нам нарушать планы Всевышнего, возможно, для неё было бы лучше остаться в лесу и умереть там, как было предначертано ей свыше.
– Возможно, – зловеще ответил меид, выпрямляясь в седле, – вполне возможно, именно так и есть.
– Здесь её служанка, командор.
Меид посмотрел на хрупкую черноволосую женщину в одежде оруженосца. Скорее, похожую на мальчишку, если бы не длинный хвост и тонкие черты лица. Держалась она воинственно и, казалось, совершенно не боялась командора. Он кивком головы подозвал её к себе. Женщина нервно теребила в руках шнурок то ли с медальоном, то ли со звездой, и смотрела на меида, как на Бога, а едва подошла к командору, вдруг рухнула на колени и прижалась губами к поле его плаща.
– Вы спасли её…спасибо. Я думала, что уже не увижу мою госпожу живой.
Меид несколько секунд смотрел ей в глаза, потом перевел взгляд на тонкий кожаный шнурок, который та наконец-то выпустила из пальцев и на котором красовался вырезанный из дерева образ волка, задравшего морду в победном вое, и снова посмотрел в глаза служанки.
– Встань с колен, не благодари. Валласы не рабы, даже если их продали в рабство.
– Моя госпожа…
– Продолжит путь на моем коне вместе со мной. Её кобылу разорвали на куски, а у нас нет лишней лошади, как, впрочем, и времени.
– Её нужно одеть!
– Во что? В одежду с мертвых воинов или в шкуры баордов?
Женщина тяжело вздохнула.
– Она цела?
– Цела, – ответил командор, – испугалась тварей и сильно перемерзла. Позаботитесь о ней в Валассе, а сейчас нет на это времени.
– Велите разбить шатер. Они вас послушаются, – дерзко сказала рабыня, – мы можем переждать бурю здесь. Она не может продолжать путь с вами в таком виде! Это не просто девка, а велеария. Дочь Ода Великого – нашего Повелителя.
– Как быстро ты сменила господина, рабыня, забыв, кто ты такая. Нет времени для шатров. Но ты можешь переодеть ее здесь при всех, если хочешь. Твоя госпожа разделась наголо перед баордами, как продажная девка, не думаю, что её смутит десяток воинов – меидов и парочка стражей астреля.
– Как вы смеете сквернословить о вашей велеарии? Она защищалась – её тело и есть оружие, – гневно воскликнула Моран, – Каждый, кто прикоснется, будет гореть заживо. Это страшно. Ни один мужчина никогда не прикоснулся бы к ниаде. Она святая!
– Неужели?
Меид демонстративно откупорил флягу с дамасом и плеснул на ожог на руке. Жидкость зашипела и запузырилась, а Моран смертельно побледнела, и её зрачки расширились.
– Нет ничего невозможного, если есть желание. Слово «невозможно» придумали либо трусы, либо лентяи или глупцы. Невозможна только луна днем и солнце ночью, так как неподвластны ничьим желаниям, они лишь явления природы. Всё, чего мы желаем – возможно. Скоро начнется ураган, он принесет ледяной холод и смерть. Нужно успеть добраться до Валласа засветло. Ты ведь знаешь суровость здешнего климата, Моран дочь Нарима.
Женщина судорожно сглотнула не в силах отвести взгляд от глаз под маской.
– Откуда вы…
– Разве это имеет значение? – сказал так тихо, что услышала только рабыня и снова вздрогнула, – много знать в наше время смертельно опасно, женщина.
Мы двигаемся в путь, как только вернется Ренат, – крикнул воинам, – будьте готовы, мы идем прямо на снежную бурю. Закройте лица, хлебните дамаса, приготовьте ваших лошадей.
– Велеария не может ехать с вами – она дочь Ода Великого, а вы простой меид. Ничтожество. Она ниада, и никто…, – Астрель сорвался на крик, стараясь привлечь внимание командора.
– Не смеет к ней прикасаться? – перебил его меид и криво усмехнулся, – На ней из одежды только мой плащ. Баорды унесли все сундуки еще до того, как я там появился. Может, вы сами понесете ее на руках, астрель? Ее голое тело такое горячее под моим плащом. Вам, несомненно, станет жарко.
Командор снова направил коня к Фао, и тот отшатнулся назад, осенив себя звездой несколько раз.
– Ну же. На вас перчатки, и вы сам служитель господа. Боитесь искушения?
Фао дернул за поводья, и его конь встал на дыбы, а меид оскорбительно расхохотался.
– А, может, ожогов или гнева Иллина?
– Вы будете гореть в Преисподней!
– Я и там побывал – есть места пострашнее пекла, астрель, и они намного ближе, чем вы думаете. Наааамнооого блиииже, – закончил мрачным шепотом, вселяя в астреля праведный ужас, – они в нас самих.
Вернулись остальные меиды и несколько стражей дас Ангро, они принесли тяжело раненых и мечи.
– Твою мать, ну и месиво там! Так мало выживших! Баорды! Десятки баордов! Гребаные ублюдки жрали их живьем!
– Святой Иллин! Вы видели? Следы…Будь я трижды проклят, если это не гайлар. Надо убираться отсюда да побыстрее.
– Гайларов не существует. Угомонитесь! Просто крупный волк. Ими кишит весь лес. По весне расставим капканы.
– С лапами размером с мою ладонь? Это не волк, мать вашу – это тварь величиной с медведя! Уходим. Я знаю, что говорю… я…
– Заткнешься прямо сейчас, трусливая задница!
– Это он их всех убил…Баордов. Он вернется. Вот увидите, почует наш запах и вернется.
Командор резко обернулся к воину астреля и двинулся на него.
– Еще одно слово, и я сам раздеру тебя на части так, что со мной ни один гайлар не сравнится, привяжу куски твоего мяса дереву и оставлю кормить либо гайларов, либо баордов.
– Что делать с ранеными, командор? – тот, кого Рейн называл Ренатом, склонил голову, ожидая ответа.
– Раненых с собой не возьмем, вы напрасно их принесли. Нам не на чем их перевозить, и они задержат нас в пути.
– Это противоречит законам господним! – воскликнул астрель, – Разве можно бросить здесь этих несчастных?
– Они все не жильцы, а мы рискуем застрять в бурю на переправе, которая и так может не выдержать вес всего отряда. Или вы готовы пожертвовать своей жизнью, астрель? – меид несколько секунд смотрел в глаза священнослужителя, – Так я и думал, – усмехнулся он.
– У меня иная миссия, – высокомерно сказал астрель, – я должен сопровождать мою велеарию. Дайте хотя бы отмолить их души перед Иллином.
– Всего лишь несколько минут назад не вы ли сказали мне, что ее нужно было бросить в лесу? Отмаливайте, может. ваши молитвы избавят их от страданий, хотя я бы предложил перерезать им глотки – это гораздо гуманнее.
Астрель спешился и склонился над тремя несчастными, лежащими в снегу. Сжимая пальцами пятиконечную звезду на длинной цепи, он освящал их души молитвами, отпуская в царство вечного покоя, беззвучно шевеля губами и стараясь не смотреть на развороченные грудные клетки и вспоротые животы. Поистине, эта миссия не нравилась ему все больше и больше, но мысли о повышении ранга и новых способностях, о золоте Валласа не давали ему покоя.
Проклятый меид был прав – они не жильцы и только задержат всех в дороге. Кажется, уже все мертвы. Вдруг один из раненных резко схватил астреля за руку.
– Это предатели! – хриплый шепот заставил Фао вздрогнуть от ужаса, – Меиды – изменники, мать вашу! Кому…кому вы доверились? Все меиды …это мятежники…За их головы…
Его слова оборвал кинжал, он метко встрял прямо во рту раненого, пригвоздив к земле, и заставил замолчать навечно, заливая снег кровью. Астрель медленно поднял голову и увидел Саяра, склонившегося над ним и бесцеремонно выдернувшего нож из глотки мертвого воина.
– Ни звука, мой Дас, иначе следующим я перережу глотку тебе, – вытирая окровавленное лезвие о рясу астреля.
– Предатель! – зашипел Фао, вскочил на ноги и заорал – Взять его! Взять их всех! Предатель! Меиды – предатели!
Люди Фао дас Ангро выхватили мечи, но их уже успели окружить плотным кольцом, а Саяр приставил нож к горлу астреля.
– Я предупреждал!
– Тцццц….как неловко вышло. Не дергаемся. Вы же не хотите, чтобы я отрезал ей голову? – голос предводителя меидов заставил всех замолчать, – Вам дорога ваша велеария, не так ли? Она как раз пришла в себя, – он перевел взгляд на девушку и рывком прижал к себе, заставив ту глухо застонать, – Как вовремя. Сложите оружие и станьте на колени.
Командор приблизил лезвие ножа к лицу велеарии и, проведя тонким лезвием по скуле, вжал острием в щеку. Та зажмурилась, кусая губы, а он обвел всех сверкающим взглядом. В темноте астрелю опять показалось, что глаза проклятого меида сверкнули зеленым фосфором.
– Все должно было пройти гладко до самого Валласа. Без жертв, но, видимо, вашему Иллину стало скучно. Или он покинул вас, отдав мне на растерзание. Пусть ваши люди сложат оружие, иначе я нарисую на лице вашей велеарии пятиконечную звезду в знак ее святости.
– Сражайтесь с предателями! – завопил Астрель, – Режьте их!
Но воины смотрели не на него, а на меида, который водил острием кинжала по щеке Одейи.
– Так кому вы присягнули в верности? Иллину или вашей велеарии? Или вы думаете, что кучка стражников сможет справиться с тринадцатью меидами-смертниками? – он кивнул своим воинам, и в ту же секунду раздался свист стали, головы нескольких воинов астреля скатились в снег так молниеносно, что Фао едва успел моргнуть, как его с ног до головы забрызгало кровью.
Остальные швырнули мечи, поднимая руки и опускаясь на колени. Меид удовлетворенно усмехнулся и снова повернулся к астрелю:
– Иллин принес в жертву ваших людей, астрель. Остальные либо жалкие трусы, либо верны своей клятве. Саяр, свяжи своего Даса, да покрепче. Будет сопротивляться – перережь ему глотку. Он мне особо не нужен. Мне была нужна только эта сука. Стражникам вспороть животы, обезглавить, тела в пропасть, а головы на колья.
– Зачем? Они же бросили оружие! Стали на колени! – голос велеарии зазвучал в тишине так звонко, что астрель поморщился, обливаясь холодным потом от ужаса и предчувствия смерти. Пусть замолчит! Она разозлит монстра еще сильнее!
Меид дернул велеарию за волосы, заставляя посмотреть на себя, не обращая внимание на то, как дымятся его пальцы и в воздухе воняет паленой плотью.
– В нашем мире нет справедливости. Разве отец не научил тебя этому? Как долго я ждал этого дня, Одейя Вияр. Добро пожаловать в Валлас, – под истошные крики несчастных, эхо которых разносилось по долине вместе с завыванием ветра, – В мой Валлас. В мои земли. Позволь представиться – Рейн Дас Даал. Сын Альмира Дас Даала. Велеар Валласа.
ГЛАВА 5. РЕЙН
Годы и лишения вносят свои коррективы в жизненные ценности. Особенно, когда умираешь и возрождаешься, чтобы снова умирать. Только теперь, медленно поджариваясь на костре воспоминаний, обрастая пеплом из дней, месяцев, лет и разгребая дрожащими пальцами золу прошлого, я понимал, что эта агония бесконечна. У предательства нет срока годности, нет времени для забвения и прощения. Есть вещи, которые простить невозможно, а забыть – тем более.
Я жил планами мести, я их вынашивал, как мать вынашивает дитя с любовью и благоговением. Я ненавидел так люто, насколько человек вообще способен ненавидеть, и ждал, когда смогу вернуть долг. Ненависть давала мне силы не сдохнуть, а до этого невыносимо хотелось вогнать лезвие меча под ребра. Бывало, часами смотрел на блестящий клинок и думал о том, что, стоит надавить пальцем посильнее, и на выцветших монастырских полах растечется бордовый рисунок смерти. Тогда я не знал, что костлявая сука уже давно меня не хочет. Я – бессмертен. Теперь мы с ней породнились. Я подкидываю ей души, а она их забирает и хохочет беззубым ртом, над тем, что я завидую ее добыче, потому что иногда хочется сдохнуть и наконец успокоиться.
Символично в храме Иллина наложить на себя руки. Астрель, который подобрал меня в лесу и выходил, говорил, что молитва поможет, а я смеялся ему в лицо – такие не молятся. Такие уже ни во что не верят. Я еще не знал, что я такое. Только начинал меняться, и этот процесс был медленным. Моя ненависть подняла голову лишь тогда, когда из овального окна храма я увидел всадника на белом коне с отрядом воинов и узнал как знамена, так и его самого. Он пожертвовал храму, выстроенному на моих землях, красный металл, украденный из казны моего отца. Проклятый ублюдок жил, жрал, смеялся и трахался, тогда как вся моя семья гнила в братской могиле, и я не мог их даже похоронить. Я поклялся, что отниму у него всё, что он любит. Всё, что заставляет его улыбаться. Именно тогда я понял, что самоубийство – это удел слабаков, трусливых, жалких слабаков. Я должен выбирать: или жить дальше, как непотребное насекомое, или встать с колен на негнущиеся, раздробленные ноги и копать могилу своим врагам, медленно, день за днем, год за годом, а потом столкнуть их туда всех по очереди, изуродованных, расчлененных или обглоданных живьем, и начать засыпать землей, похоронив заживо. Её последней. Для красоты. Пусть она ни в чем не виновата, но в ней течет ЕГО кровь, и её участь предрешена и приговор вынесен.
Волк во мне только начинал возрождаться и приходил очень редко. Я не умел его контролировать, не справлялся с ним. Я его боялся.
Когда он появился первый раз, то зверски уничтожил всех астрелей. Сожрал тех, кто приютили меня. Утром я ужаснулся тому, что сотворил. Очнулся среди горы разодранных трупов голый, окровавленный и до тошноты сытый. Я орал, сотрясая резные, разноцветные стены храма, призывал их Иллина сотворить чудо…но о каком чуде речь, если само зло нашло приют за стенами святого места? Насмешка или ирония судьбы, но я принес сюда смерть. Сжег храм вместе с трупами и бежал в лес. Знал, что меня будут искать. Я не понимал, как превратился в монстра, ничего не помнил. Долгие месяцы, скитаясь по лесу и перебиваясь случайной добычей, я ненавидел себя, считая убийцей и людоедом. С моим волком я познакомился гораздо позже, когда наконец-то научился распознавать его пробуждение и контролировать своё сознание. Научился принимать обращение, как избавление от жалкой человеческой личины в нечто мощное и могущественное. Через боль. Через адскую бездну страданий, пока ломались кости, хрустели сухожилия и шерсть пробивалась через кожу, как тысяча лезвий, вспарывая плоть. И наконец награда – СВОБОДА! Истинная. Та, что живет внутри каждого, заложенная самой природой в подкорку мозга. Ценности выворачиваются наизнанку и уже не важны ни внешность, ни богатство, а только сила. Со временем я начал ждать эти ночи, когда волк вырывался на волю. Я начал любить его больше, чем себя самого, и в тот же момент и ненавидеть, боясь в один прекрасный день отдаться этой сущности и никогда не вернуться в облик человека.
Я так и не избавился от этой боли между лопатками. Жить с ножом в спине годами – это изощренная пытка. Его всадили по самую рукоятку, и, как бы я ни извивался и ни пытался его вытащить, мои пальцы только царапали воздух, а лезвие продолжало ранить изнутри монотонно-одинаковой болью, кровоточить и заливать простыни сукровицей бессонными ночами.
Я вспомнил, как впервые почувствовал эту дикую боль и невольно потянул руку назад, схватил пальцами воздух и упал на колени, понимая, что там торчит предательство, которое совершил Од по отношению к моему народу и превратил нас в своих рабов.
Вспомнил, как смотрел на трупы, которыми был усеян весь ров, стоя на коленях и завывая, словно раненое, обезумевшее животное, и не верил, что это происходит на самом деле.
Я слишком долго был никем. Мертвецом, изъеденным червями, восставшим из Ада, чтобы попасть обратно в Ад. Проклятым, кем только можно. Отверженным своими и ненавистный чужим. Зверь в человеческом обличье и человек в шкуре зверя. Жуткий в обоих своих ипостасях.
Я получил полный набор, комплект от смерти в подарок. Я потерял абсолютно всё, в полном смысле этого слова. Увидев себя в зеркале после, я долго смеялся. Истерически хохотал, а потом раскрошил его в ладонях, утративших от ожогов чувствительность. Долго смотрел, как на пол капает кровь и понимал, что назад дороги нет.
Потом долго искал других гайларов, потому что понимал – меня создали. Такими не рождаются. Вспоминал, как валялся у озера и смотрел в горящие волчьи глаза. Мне дали шанс на новую жизнь, и в тот же момент погрузили в бесконечный Ад. Я искал хоть какую-то информацию, но всегда натыкался на молчание. Инквизиция Ода Первого тщательно прятала любые сведения, а все, кто мог знать хоть что-то о гайларах, либо были сожжены, либо молчали и боялись. Себе подобных я нашел не скоро и совершенно случайно. Нашел своего создателя.
Того, кто объяснил мне, что я такое. Во что он меня превратил. Мы заключили с ним дьявольскую сделку, которая со временем превратилась в нечто иное.
Помню, как приполз в какую-то старую таверну на границе с Лассаром. Мрачное место на окраине мира, в голубых снегах Снежной пустыни. Я еще не прятал свое лицо и, видя, как люди оборачиваются, смотрят мне вслед расширенными от ужаса глазами, а псы жалобно скулят при моем приближении, я наполнялся горечью. Едкой и отчаянной горечью презрения к себе и ненависти к ним. Это трудно принять после того, как у меня было все и меня ждал престол Валласа, а женщины сами раздвигали передо мной ноги. Самые красивые и достойные из них, а сейчас даже шлюхи плакали от страха, увидев мой оскал и тело, покрытое шрамами. Тогда у меня еще не было достаточно красного металла, чтобы купить их тела и заставить заткнуться и не всхлипывать подо мной от ужаса и боли.
Отряд воинов Ода пировалпосле очередного мародерского набега в полупустой зале таверны, лапая костлявых, голодных шлюх, угощая их вином, играя в кости. Они ржали надо мной с того момента, как я переступил порог таверны и рухнул на стул, отыскивая в дырявых карманах монеты, чтобы расплатиться за кружку кипятка и вязкую кашу – это все, что я мог себе тогда позволить.
– Эй, Урод! Ты над нами смеешься?
– Таких надо в цирке показывать! Может, заберем его с собой и продадим Шавалу? Как думаешь, сколько монет он отвалит за этого колченогого урода?
– Да, кому он нужен? Народ от страха передохнет. Ты видел это лицо? Ночью приснится – сердце остановится!
– Эй! Уродец! Лови монетку, попугай нас. Рычать и бегать на четвереньках умеешь? Не хочешь монетку? А ее?
Один из воинов стащил с колен шлюху и подтолкнул ко мне, но она в ужасе попятилась назад.
– Кажется, она тебя нет. А если я ей приплачу, чтоб ты ее оттрахал здесь при нас? Твой член так же уродлив, как и твоя рожа? Или хоть в чем-то природа тебя не обделила?
Я почувствовал, как зверь расправляет плечи и скалится внутри, готовый превратить всех в обглоданное и растрепанное мясо.
«Не здесь. Потом. Ты сделаешь это потом».
Голос ворвался в сознание, и я вздрогнул, понимая, что слышу его только у себя в голове. Резко обернулся и встретился с горящим взглядом странного парня за соседним столом. Странного только для меня, потому что он ничем не отличался от скучающего, уставшего в дороге путника. Всплеск адреналина внутри от едкого запаха подобного мне чудовища в человеческом обличье побежал по венам и запульсировал в висках. Ноздри затрепетали от предвкушения. Несколько секунд смотрели друг на друга. Зверь, почуявший зверя, с которым можно напасть и растерзать добычу, поделив трапезу пополам. Волк услышал волка.
Мы разодрали их вместе, спустя несколько часов, и я смотрел как из-под массивных лап гайлара летят брызги из крови и обрывков кожи, как он раздирает грудную клетку и крошит мощными челюстями кости, добираясь до сердца, а потом выдрав его, швыряет мне, приглашая разделить с ним жуткое пиршество, и я разделил. Разделил, мать вашу, с диким наслаждением. Этот кайф был сродни оргазму. Их плоть пахла местью, хрустела на клыках вкусом победы и опьяняла вседозволенностью по праву сильнейшего.
Мы сожрали их, оставив только уродливые, жуткие трупы с обглоданными лицами. А потом я трахал ту самую шлюху прямо в хлеву. Она с готовностью отдалась мне за те монеты, которые я отобрал у мертвых воинов.
Со временем я осознал, что это проклятие дало мне возможности и силы отомстить. Адские силы, страшные. Теперь я мог сам сеять смерть, оставлять ее за собой кровавым шлейфом и выцарапывать зарубки на рукояти меча, насадив голову очередной жертвы на кол и сплясав победный танец. О, да! У меня был свой ритуал. Особенный. Я хорошо запомнил полет коршунов над падалью. Впервые я станцевал его там, в нескольких ярдах от таверны, когда вернулся посмотреть на трупы уже человеком. Сам не понял, как выпрямил руки, словно в полете, и кружил над телами, хохоча, как безумный. Утром жители деревни нашли их обглоданные головы, насаженные на колья, выстроенные в пятиконечную звезду. Символ веры в Иллина, которому они молились, когда мы поедали их живьем. А я уже был далеко в чаще леса, вместе с моим новым другом, который увел меня к своим, в стаю, чтобы научить быть тем, кто я есть сейчас – убийцей и хищником. Одним из них. Одним из гайларов, обращенным самим атхалом.
Мы заключили сделку, и я провел с ними несколько лет, пока атхал не решил, что обращенный гайлар готов начать нашу общую войну самостоятельно, принял свою сущность и перестал ее бояться. Я превратился в чудовище, упивающееся своей силой и уродством. Мне стало нравиться вселять ужас и питаться страхом. Власть извращает любой разум, даже самый невинный, а мой уже давно мутировал. Я был голоден. Слишком голоден на все то, что у меня забрал велеар. И я пришел отнимать все это силой, отрывать с мясом. Своё. Од Первый мне слишком много задолжал, и я возьму с процентами.
Больше я не жрал своих врагов. Я их коллекционировал и ждал, когда подберусь достаточно близко, как зверь, к самому главному из них и отомщу, уже как человек, со всей изощренностью больного психопата.
А потом я снова смеялся и плакал. Рыдал, как ребенок, который проснулся после сказочного сна в диком кошмаре, в котором самым страшным монстром оказался он сам.
Нищим, изгнанным монстром без имени и без роду. Человек без прошлого и без лица. От меня шарахались даже бездомные псины, в ужасе поджав хвосты. Но судьба – хитрая, трусливая сука, отобрав всё, она пытается восстановить баланс, подсунуть тебе что-то другое. Взамен на утраченное. На, ублюдок, утешься, не ной! Эдакая дьявольская сделка. Я получил больше, чем имел, но потерял душу. Внутри меня зияла черная дыра, персональная бездна, воронка, которая постепенно засасывала в себя все то человеческое, что оставалось во мне из прошлого. И я перевоплощался, менялся… в кого? Я и сам не знаю. Я не знаю того человека, который резал, колол и убивал, уже не на войне, а в мирное время, у себя, в тылу, среди своих, я сеял смерть на тысячи акров обледенелой земли, захватывая территорию. Да, свою собственную. Я готов был убить за нее каждого, кто становился у меня на пути. Я не знал этого убийцу, который продолжал проливать кровь рекой за куски металла, за красный металл. Опять за проклятый красный. Презренный металл…презренный цвет, опостылевший до рези в глазах.
Иногда я смотрел на свои руки и видел их по локоть в крови, а мне было мало. Недостаточно. Здесь, в этой глуши, куда никто не смел сунуться, я построил себе новую жизнь. Среди отморозков и отребья, которые пошли за мной, потому что я пообещал им свободу и потому что боялись меня. Они пошли за сильнейшим.
От ядовитой горечи одиночества и подтачивающей изнутри ненависти не спасало ничего. Ни спиртное, ни женщины, ни власть. Но все же какой это сильный стимул не развалиться на куски и не сгнить заживо! Впрочем, и себя я ненавидел не меньше. Но с этим справлялся намного лучше, чем с воспоминаниями. Я ждал. Терпеливо. Собирая себя по осколкам, учился жить заново, как когда-то ходить, снова разговаривать, есть самостоятельно. Первое время беспробудно пил, только так мог уснуть, а точнее, вырубиться хотя бы на несколько часов. Без спиртного я не спал сутками.
