Текст книги "Его невольница"

Автор книги: Ульяна Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 3

Бойтесь своих желаний.

Они сбываются.

Россия, Москва. 9 месяцев назад

– Свежее мясо! – зычно рявкнул тот, что сидел впереди на пассажирском сиденье, и я, разглядывая девушек в клетках, не сразу поняла, что это о нас.

Я вообще всегда была немного тормозной или даже туповатой. Потому что не увидеть, что мой жених и лучшая подруга – любовники, могла только безмозглая и безглазая дура. Уже задним умом я поняла все их взгляды и ужимки, постоянные «случайные» встречи, «нам по пути», «я подвезу» и «мне нетрудно». Я не ахти какая богатая наследница и не понимала – зачем Павлу вообще нужна была наша свадьба, если у них так всё отлично с Наташей?

Я поймала их на горячем в его квартире. Мы обменялись ключами уже давно. В тот день я должна была последний раз примерить свадебное платье, но уже по пути к швее она перенесла встречу на вечер. Недолго думая, я дошла пешком до дома Паши. Поднялась на третий этаж и отомкнула дверь. Наташкины сиреневые туфли увидела сразу. Среди тёмной обуви жениха они смотрелись яркой насмешкой – им нечего делать здесь, но они валялись тут как попало, будто их скидывали в нетерпении. Её сумка тоже лежала на полу. Дальше – платье. Ещё дальше – футболка Павла, в которой я любила ходить в его квартире. Шла по следам адюльтера, как Мальчик-с-пальчик по хлебным крошкам.

Они даже не закрыли двери спальни. Я стояла в коридоре, будто впала в анабиоз, и заморожено смотрела на ожившее горячее порно…

Да, у нас с Павлом всё было не так. Как-то… преснее, что ли. Я не была фригидной, но с женихом никогда не взрывалась, не рассыпалась, не растворялась или что там ещё делают на пике чувств. Мне был приятен сам процесс, но его не хватало совсем чуть-чуть, чтобы он завершился яркой точкой.

А у Павла и Наташи, похоже, всё получалось отлично. Когда они дружно застонали громче, явно приближаясь к этой самой точке, я кашлянула… и оставила их с запятой. Павел вскочил с подруги, будто подпрыгнул на батуте, и сразу бросился ко мне.

– Валя!.. Это…

– Не то, что подумала, – завершила за него и бросила взгляд на его голое достоинство.

Оно поникло. Сам жених как-то стал выглядеть жалко. Наташка жалась к спинке кровати, натянув простыню до самых испуганных глаз. Ну хоть понимала, чьи яйца украла. Или как там в поговорке? Про сметану?

Я расхохоталась от своих мыслей до слёз, повернулась уйти, чувствуя, что злое веселье перерастает в истерику, но Павел схватил меня и прижал к себе. Осыпал поцелуями лицо и шею, горячо просил прощения за… то, что я это увидела. Я прорывалась к двери с боем, выпутывалась из его сильных рук, кричала и плакала, пиналась, когда он перехватывал меня и отрывал от пола. Паша молчал, пережидая всё-таки накрывшую меня истерику, не просил простить и не говорил, что очень меня любит, как прописано в законах жанра.

Я всё-таки тогда убежала – во мне оказалось гораздо больше боли, придававшей сил бороться с женихом, чем у него вины меня не отпустить.

Наташа ждала на улице. Я и не заметила, когда она уличила минутку улизнуть из квартиры. Стояла с таким жалким видом и мокрыми глазами, что на мгновение стало её жаль.

– Прости… – прошептала так тихо, что я, скорее, прочитала это по её губам.

– За то, что я это увидела?

По её расширившимся зрачкам я поняла, что права.

Я всё-таки достигла яркой точки в своих чувствах.

Пока шла до дома – от квартиры Павла очень далеко, но мне нужно было это путешествие вглубь себя – не ответила на шесть сотен звонов от обоих. Когда всё-таки решила прервать бесконечную мелодию вызовов, получила сообщение:

«Милая, любимая, родная. Валюша, это на самом деле не то, вернее, то, но смысл не в том. Это просто трах. Ты чистая, особенная, и далась мне невинной, я не могу доставить тебе удовольствие, у меня начались проблемы с эрекцией, когда я с тобой. Прости, прости миллионы раз! Солнышко моё, люблю тебя безмерно. Давай решим эту проблему, прошу тебя. Не могу без тебя. Люблю, люблю, люблю…»

Это было бесконечное сообщение, письмо, трактат, не вместившийся в отведённые знаки и продолжавшийся всю дорогу до дома. От каждого сообщения Паши веяло любовью и виной. Он не обвинял меня ни в чём, но когда я подходила к дому, вымотанная дорогой и стрессом, я уже понимала – Павел прав, нам надо было сразу обсудить это. Но мы не смогли. Я – признаться в том, что не получаю удовольствия, он – что это вызвало у него проблемы.

Да, я бы хотела быть как Наташа – открытой, смелой, горячей. Не дойдя до дома, я завернула в книжный магазин и купила запакованные в целлофановые пакеты книги Эрики Вербицкой в отделе «Эротическая художественная литература».

***

Турция, Ризе

Мечты сбываются.

Хотела быть Наташей? Здесь меня иначе и не называли. Хотела стать открытой, смелой и раскованной? Меня научили этому не книги Эрики, а клиенты. Горячий темперамент и любвеобильность турецких мужчин пусть не сразу, но подарили яркие оргазмы. Сначала я плакала из-за этого, забившись в угол убогой постели в своей клетке – позор получать удовольствие от работы проституткой! Но потом они стали желанными. Ярких точек становилось всё больше, появились постоянные клиенты, некоторые встречи больше походили на свидания изголодавшихся любовников.

Кроме вот этой.

Можно сказать, мне повезло, что мужчин было всего пятеро – я это увидела, когда один из них собрал волосы с моего лица и задрал мне голову. Казалось, у меня порвётся горло и сломается шея, я открыла рот, чтобы ослабить напряжение на гортань, и увидела наглую ухмылку надзирателя – он спускал штаны.

Мне раздвинули ноги, грубо воткнули палец в лоно и потёрли между складок. Чьи-то шершавые ладони сжали ягодицы, скользнули по спине и смяли груди, больно сдавив соски. Я чувствовала, как твёрдая плоть упирается между ног, а ещё одна приближается к моему раскрытому рту. Зажмурилась и попыталась выкрутиться, но закричала от боли – меня держали за волосы крепко, кожа под ними уже и до того горела огнём, а теперь, казалось, рвалась. Ногу сильно саднило, начинало болеть вытянутое горло. Боковым зрением увидела, как подошёл третий, ощупал руки, потом ногу, растёр взъём ступни и… всадил в вену иглу.

Сизая головка члена качалась у моего открытого рта, тело лапали большие руки. Оглушённая болью и ужасом, я разучилась понимать человеческую речь – слова звучали непонятной белибердой. Ждала грубого тычка внутрь плоти, сжималась в сплошном спазме всем телом. Когда надзиратель дёрнул меня сзади на себя, зашлась в диком крике от боли и страха – клок волос с каплями крови на вырванных корнях остался в руках того, что держал мою голову. Меня выгнули в пояснице, задрав бёдра, а в следующую секунду мощный шлепок чужого тела о мои ягодицы ударил в голову вспышкой безумной ярости. Я выкрутилась, больше не чувствуя ничего, кроме сокрушавшего рёбра биения сердца, адреналин затопил с ног до головы, липким жаром заливал всё тело, кровавой пеленой застил глаза. Я согнула ноги в коленях и ударила ступнёй в горло тому, кто пристраивался ко мне сзади.

В комнате наступила тишина, только хлюпающий кашель надзирателя прорывался в уши через густой белый шум нёсшегося по крови шока. Я вскочила с не застланной застиранной постели и выкрутила через голову связанные за спиной руки вперёд, едва не вывернув суставы. Но боли не было, лишь зудевшее стремление бежать. Голая, босиком – плевать.

Я рванулась к двери. Двое надзирателей ринулись ко мне в двух сторон сразу. Со мной творилось что-то странное. Будто кто-то спустил с цепи всех моих демонов. Не существовало ничего, кроме этой чёртовой коричневой двери. На ней сошлось клином всё, казалось, стоит прорваться к ней – и больше не будет этого ада, останется лишь белый горячий песок, ласковые волны глубокого Чёрного моря, яркое солнце и свобода…

Один турок – тот, что тыкал в губы свой мерзкий член – отлетел в сторону, только щёлкнуло что-то в руке – или в его челюсти? – когда с размаху ударила сжатыми в кулаки руками. Второй перехватил меня за талию со спины и оторвал от пола, но я била пятками по его ногам так сильно и часто, что он буквально бросил меня.

До двери осталось всего два шага. Потом толкнуть её и бежать. Прятаться. Перегрызть верёвку, когда буду в безопасности.

Я шагнула, но…

…словно иссякла. В одно мгновение комната поплыла вбок, ноги подогнулись. Стало невыносимо тяжело переставлять их, как в дурном сне. Словно какая-то сила включилась и противодействовала любому моему движению. Даже моргнуть стало тяжело – веки не слушались.

Ещё шаг…

Дверь открылась, солнечный луч, невесть откуда взявшийся в этом аду, очертил голову ослепительного красивого черноволосого мужчины лёгким нимбом. В затуманенном разуме мелькнула мысль, что это сам Господь спустился с небес и принёс за собой свет.

Я собралась с последними силами и, казалось, сделала ещё маленький шаг… и упала в руки своему спасителю.

– Спасибо, что пришёл за мной… – прошептала и провалилась в нирвану.

***

– Девушка очнулась… – услышала голос женщины, говорившей на турецком.

Вместе с ним пришла боль в правом плече, кистях рук, обеих почках. Голова казалась центром проблем – виски будто простреливало, кожа болела до кончиков волос. Глаза открывать оказалось тоже больно – веки словно наждачкой срывали слизистую. Так же дико сухо было во рту. Карта тела алела перед внутренним взором пятнами боли.

Я с трудом разлепила губы, казалось, кожа на них треснула.

– Где я? – прохрипела едва слышно по-русски.

Рта коснулась мокрая ткань, промочила иссушенную кожу. Надо мной склонилась полная черноволосая женщина в молочно-белом колпаке и таком же одеянии. Держать глаза открытыми не могла – слепило всё белое, ярко освещённое солнечными лучами.

– Что случилось? – прошептала, жадно проглотив капли просочившейся в рот воды. – Пить хочу…

Захотела подняться, превозмогая слабость, но оказалась связанной по рукам и ногам.

– Лежи спокойно, – незнакомка придавила мою руку к постели, и я почувствовала в ней катетер, а с трудом повернув голову, увидела капельницу, и чуть дальше – экран с какими-то показателями. – Уж раз очнулась, всё будет хорошо.

Я закрутила головой – какая-то комната, небогатая, но просторная. Или так казалось после клетки. Я была здесь одна, если не считать не улыбчивой женщины средних лет с крупными чертами лица. Дёрнув ещё раз руками и попытавшись оторваться от подушки, упала в изнеможении. Болело всё, но больше всего беспокоила боль в почках. Холодящая, ноющая, выматывающая и без того хлипкие силы.

– Что со мной случилось? – снова просила по-русски.

Женщина не ответила, только по голове погладила и обернулась на звук открывшейся двери. Я тоже.

На пороге стоял Бог. Красивый до слёз, в самой силе – ему лет тридцать пять, в тёмно-синих лёгких штанах и голым торсом. Ещё Сергей Есенин сказал, что всё начинается с взгляда. Его был проникновенным… до самой глубокой точки моего естества. В груди припекло, словно клеймом: я – его. Могла бы смотреть на этого мужчину, не отводя взгляда круглые сутки всю оставшуюся жизнь, касаться его, не отрывая рук и губ. Наваждение, совершенно несвойственное мне. Дикий магнетизм. Его пять шагов от двери до меня казались медленными. Мы смотрели в глаза друг другу.

– Господин… – произнесла почтительно женщина и оставила нас наедине.

Мужчина разглядывал моё лицо с интересом, молча обошёл кровать и остановился в ногах. Откинул простыню, которой я была накрыта по пояс, и я почувствовала, что он отвязывает мои ноги.

– Зачем меня связали? – спросила на турецком.

Бог беззлобно ухмыльнулся.

Я прислушалась к своему телу, ища следы сексуального насилия. Но там, где по логике должно саднить от сухого вторжения, ничего не беспокоило. Да и во рту не было известного привкуса. Меня не тронули.

– Кто вы?

– Энвер Я'мур. – Бог развернулся и направился к двери. Уже когда положил ладонь на ручку, небрежно бросил: – Лучше меня не разочаровывать.

Оставшись одна, я обессиленно закрыла глаза.

Энвер.

О, Боже…

Даже в самые чрезвычайные моменты он никогда не появлялся на заброшенной фабрике. Хотя, может, смерти невольниц и побеги с гнусными жестокими наказаниями лишь для меня нечто чрезвычайное. А для Энвера такой чрезвычайкой оказалась я. Но почему? Из-за Кемрана? Кто он такой? Почему его интерес ко мне не понравился Энверу? Чем мне это грозит? Почему Кемран вернул меня Энверу?

И, разрази горы камнепад, почему воплотившийся в живого человека ужас оказался настолько привлекательным?! Как может красота внешняя сочетаться с такой чудовищной и бесчеловечной натурой?!

Хотя… Чикатило был примерным семьянином.

Я застонала – жалобно, протяжно, надрывно, выразив в этом душераздирающем выплеске всю боль и страх, что снова скручивали внутренности.

«Лучше меня не разочаровывать» сильно напоминало «Если будешь делать, что я скажу, и придерживаться нашего соглашения, это будет в твою пользу». Вспомнился фильм «Слуга двух господ».

Я снова застонала и услышала, как дверь тихо открывается. Скосила глаза и увидела ту же женщину с подносом в руках. Она отвязала мне руки, помогла присесть и вручила тарелку с кусочками нарезанного отварного мяса и овощами…

***

Энвера я не видела больше ни разу, где находилась – не знала. Мои вопросы разбивались о молчание Дамлы – женщины, что приносила еду.

Ещё несколько дней мне ставили капельницы и кормили несолёной едой. Врач приезжал каждое утро, осматривал меня, не задавал никаких посторонних вопросов. Впрочем, ответов на мои тоже не давал. Мужчину неизменно сопровождал турок с маленькими хитрыми глазами. Он садился на стул у двери и таращился на меня, как на диковинную зверушку. Скупые разговоры слушал внимательно, и всё, что писал доктор – рекомендации по питанию и назначение лекарств – читал внимательно и тут же забирал листок. Всё, что узнала – мои почки проявили слабость и не справились с тем наркотиком, что мне вкололи – какой-то солью.

Чем лучше мне становилось физически, тем хуже морально. Когда в один из дней укатили всё, что напоминало медоборудование, я поняла – теперь «лучше не разочаровывать» и «придерживаться соглашения».

Я слонялась по комнате в беспокойном предчувствии – накануне вечером Дамла принесла мне комплект кружевного тёмно-синего белья и белое в матросскую полоску платье прямого покроя. Женщина ничего не сказала, просто положила вещи и ушла. Всю ночь я не могла спать, в голову лезли мысли одна безрадостнее другой.

Еще до восхода я села на постели и тоскливо оглядела тонувшую в предрассветном полумраке комнату, заменившую мне клетку номер двадцать семь, с живописным видом на расщелину с небольшим водопадом и узкую ленту голубой речушки. Красота невероятная! Высота тоже. Никаких простыней не хватит, чтобы спуститься. Штор на окнах не было, яркое солнце освещало квадратную комнату и будило очень рано. Мебели тоже мне досталось минимум: узкая кровать, правда, с ортопедическим матрасом, кресло у почти пустого книжного шкафа – лишь несколько книг как попало лежали в нём, ещё один плательный – в нём чей-то ношеный халат и несколько маленьких полотенец, круглый столик на крестовине с роликами – катай не хочу, и стул у двери. Ванная и туалет, на радость, прилагались, хотя и там всё было скупо – кусок мыла и полупустая бутылка шампуня.

После клетки всё это – невиданная роскошь. Но мысли о том, чем я заплачу за лечение и этот комфорт, пугали до приступов паники. Ждала, сама не знала чего, кутаясь в лёгкое одеяло и поджав коленки к груди. Трясло от неизвестности и непонимания, во что я вляпалась.

***

В завтрак с Энвером.

Что я вляпалась в завтрак с кошмаром и соблазном в одном лице, я узнала утром, когда вместо подноса Дамла принесла мне классические туфли на невысоком каблучке.

– Одевайся, господин ждёт в столовой, – сказала женщина и взялась смахивать влажной тряпкой пыль.

А меня будто окатило с ног до головы внутри и снаружи собственной кровью. В голове карусельными лошадками скакали обрывки недодуманных мыслей и ассоциаций: то я вдруг почувствовала себя героиней сказки «Красавица и чудовище», то заволновалась о том, что не представляю, как и о чём говорить с хозяином, то вскинулось возмущение на «господин»… Взять себя в руки никак не получалось. Все четыре конечности тряслись, это выводило из себя. Ползти на полусогнутых побитой собакой к хозяину я не собиралась, но вся эта решимость дальше сознания не распространялась и над телом власти не имела. Хотелось побить саму себя, отхлестать по рукам и ногам, чтобы не подводили, как в бульварном романе.

С трудом справившись с платьем, расчесалась, оставив волосы распущенными, сунула ноги в туфли и пошла с ожидавшей у двери женщиной.

– Да не бойся ты так, – коснулась она моего локтя, – господин сегодня в хорошем настроении.

– Угу, – пробурчала в ответ и поджала губы, стараясь выровнять дыхание и сердцебиение.

Внутри замок чудовища оказался не так высок, как казалось, глядя из окна, но я на самом деле была заточена в башню. По винтовой лестнице мы спустились на два этажа ниже, прошли по широкому коридору, отделанному белыми панелями, застеленному ковровой дорожкой и украшенному репродукциями картин, светильниками и горшечными растениями. Миновав несколько дверей, снова спустились на два этажа по широкой мраморной лестнице с массивной балюстрадой и низкими ступенями. Она тоже была застлана ковровой дорожкой, и я радовалась, что покрытие глушит звук подкованных металлическими набойками каблуков. Снова прошли по коридору, повернувшему вправо, и снова спустились на один этаж, на этот раз первый – в панорамные окна холла я видела подъездную дорогу, скульптуры с фонтанами и узкую тенистую аллею.

Всё, что я видела внутри дома, было массивным, добротным, дорогим и утверждало в мысли, что я нахожусь в реальном замке. Моё платье и два джипа у входа казались здесь чем-то чужеродным, предметами из будущего. Войдя в столовую, я уже чувствовала себя принцессой из сказки про Алладина.

Но когда дверь за моей спиной закрылась, и я встретила взгляд прекрасного чудовища, мгновенно вернулась из спасительных фантазий на землю. Снова задрожали успокоившиеся было колени и руки, которые я тут же соединила в замок и впилась ногтем в кожу.

– Проходи за стол, Валентина, – его бархатный низкий голос огладил кожу колючими мурашками.

Я посмотрела на длинный стол. За ним на массивных стульях с подлокотниками и высокими выше головы спинками разместилось бы человек тридцать, но он был накрыт на две персоны – для сидевшего во главе стола чудовища и меня. Я бы рада была оказаться на другом конце, но мне определили место по левую руку.

Прошла вдоль стола и присела на край кресла, боясь его пододвинуть – такое массивное, казалось, невозможно сдвинуть, а если и возможно, то я точно поцарапаю пол. А мне только не хватало этого ко всем прочим долгам.

Энвер как раз о них и завёл разговор.

– Врач сказал, ты достаточно нормально себя чувствуешь, чтобы приступить к работе.

Я не притронулась ни к чему на столе, и к самому столу тоже. Сидела и держалась за кресло, боясь смотреть на божественного мерзавца. Но когда он упомянул работу, на секунду появилась надежда, что речь идёт о данном Кемрану обещании подготовить экскурсию.

– Но я не могу пока, мне нужно самой побывать…

Осеклась, увидев вздёрнутую бровь и весёлую ухмылку.

– Вот этим мы сегодня и займёмся. Ты кое-кому кое-что задолжала, детка, надо отработать долг по высшему разряду. Ешь, – кивнул он на заставленный едой стол и принялся за мезе.

Я взяла вилку и нож и задумчиво ковырнула яичницу с томатами и беконом совершенно без аппетита, краем сознания понимая, что отказываться точно не стоит – неизвестно, что меня ждёт, сил нужно набираться. Месяц в клетке без движения, а потом и болезнь сильно ослабили. Секс, конечно, хорошее упражнение, но разрабатывает явно не те мышцы.

Энвер ел молча, я чувствовала его изучающие взгляды, но старалась не смотреть на него – так было проще не трястись от предчувствия малохорошего и не поддаваться его бешеной подавляющей энергетике. Не смогла совсем забыть о его присутствии, напряжённо думая о том, кому ещё, кроме парня в коляске и этого демона, я задолжала? Память услужливо подкинула образ турка, которому я… сломала горло?

Я выронила вилку и нож, они скользнули со стола и упали мне на платье. Вскочила, стряхивая на пол кусок жирного белка, но уже было поздно – платье я испачкала. Посмотрела со страхом на Энвера – он уничтожал меня взглядом. Молча швырнул свои столовые приборы на стол, рывком встал из-за стола, схватил меня за горло и резко дёрнул на себя…