Текст книги "Заоблачная. Я, ведьма (СИ)"

Автор книги: Ульяна Гринь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

И тут на меня набросилась старушка с розовыми патлами. Набросилась, конечно, с поцелуями, обхватила меня тоненькими, как веточки, ручонками и принялась тискать, вертеть во все стороны и ахать, восхищаясь:

– А большая-то какая! А худенькая! А глазки-то мамочкины, глянь, Баюнна, чистая Лёленька! А волосы пошто срезала под корень, ой-ой-ой, волосы – главная женская сила, а для ведьмы уж и подавно!

– Агашка, выселю на болото! – негромко пригрозила Яга, возясь в углу. Я услышала характерное гудение и, обернувшись, с удивлением увидела самый настоящий и довольно-таки новый компьютер. Но Агаша не дала мне передышки, подтолкнув к лавке:

– Садись, покушай, золотце! Голодная, небось! Давай я тебе рыбки положу, картошечки! Не стесняйся, кушай, ты же дома, а не в гостях!

И забурчала, наваливая в тарелку всего понемножку:

– Выселю, выселю, а кто избушку чистить будет? Кто стирать и убирать будет? Где ты ещё такую работящую кикимору найдёшь, а, Яга?!

В тарелку к рыбе притулились два куска поросёнка, политые густым соусом…

– Они ж все лентяйки, по углам прячутся, да ноют, что никто их не любит! А я как книжку прочитала бесценного дохтура Карнегия, дай ему Числобог здравия и долгой жизни, я всех люблю и всех-всех имена знаю, и скатёрка вон меня слушает, ласковая стала, чаёк заваривает с бергамотой!

Горка картошки уже грозилась вывалиться на упомянутую скатерть, а овощи вообще испуганно жались к рыбе, вдруг места не хватит? Понемножку в понятии Агаши означало всего, что есть, по килограмму! Я даже рыпнуться не успела, как тарелка оказалась передо мной, в руке ломоть хлеба, а кикимора зависла над плечом, шепча ласково:

– Кушай, кушай, а бабку не слушай, она сегодня чегой-то сердитая, орёт на всех, вон почки заячьи из-за ней разбила, а ничего, ещё попробуешь, скатёрка сготовит, я попрошу…

Покорно макнув хлеб в соус, в отсутствии вилок и ножей я неумело загребла ломтем чуть-чуть овощей и отправила в рот. И едва не застонала от наслаждения! Было невероятно вкусно! И овощи, и мясо, и рыба, всё так и таяло на языке, даже жевать почти не приходилось.

А Агаша шептала и шептала, словно гипнотизируя:

– Поправиться тебе надо, золотце, худенькая какая, аж рёбра светят насквозь! Ну, ничего, Агаша тебя подкормит, хоть на человека будешь похожа, а то ни груди, ни попы, кто ж тебя замуж возьмёт…

– Агашка, пусти девчонку, дай ей поесть! – проскрипело из угла вроде и тихонько, а кикимора послушалась немедленно, отстала, юркнула за печку, откуда послышалось шарканье метлы. Я оглянулась, и кусок рыбы застрял в горле. Косматый и бородатый вроде Гаврилы, но маленький, мне по пояс дедок поднялся с лавки и неторопливо протопал на коротеньких толстых ногах к столу.

Пыхнул дымом из причудливой витой трубки и ласково продолжил, обращаясь ко мне:

– Не тушуйся, девонька! Я тебя во-о-о-о-о-т такой знавал, – и он отмерил ладонью где-то полметра от пола, – и уже ты Ботанику усы выдёргивала, а тут Агашу смутилась.

Я не то что смутилась, я онемела. Не каждый день встречаешь розоволосых старушонок с неуемной жаждой кормить на убой и гномов, больше всего походящих на трухлявый пень.

На мой незаданный по причине временной обалделости вопрос он ответил обстоятельно и спокойно:

– Кузьма я. Домовой здешний. Муж законный этой вон, – и дедуля кивнул клочкастой спутанной бородой за печку, где всё скреблась метлой Агаша.

Я кивнула, прошамкав с набитым вкуснючей рыбой ртом:

– Ошен пыятно, Лада!

– Говорю жеж, знакомы уже, – спокойно кивнул Кузьма, вынимая трубку из продольной щели, служившей ему ртом. Поискал глазами на столе и ласково погладил скатерть морщинистой большой рукой:

– Самобраночка, дай-ка пепельничку!

Я торопливо проглотила непрожёванный кусок рыбы, наблюдая, как раздвинулись плошки, пропуская к краю круглую жестяную чашку. Кузьма по-отечески похлопал скатерть и не спеша выбил трубку в посудину.

– Чайку нальёшь старику и девочке? А то всухомятку жуёт, что ж ты, как будто не знаешь, как гостей принимают! – скрипучий ласковый голос пожурил скатерть, и я словно вернулась в детство… «Веська, ну как же ты надумал маленькую подговорить? Как будто не разумеешь, что может расшибиться, ежели с печи прыгнет!»

Веська! Чумазое смешное существо, ростом с сидячую собаку, и не поймёшь – мальчишка или девчонка! Подговорил ведь. И я прыгнула. Ревела потом, как резаная, ибо отбила пятки, а Веська спрятался так, что его два дня искали с собакой Хильдой. Агаша шептала и дула на пяточки, завораживая боль, Кузьма ворчал на печку, почему меня не остановила, а Яга бессмысленно грозила розгами большому зеркалу в тяжёлой деревянной оправе, висевшему у окна…

Все эти воспоминания ненавязчиво родились в моей несчастной, уже перегруженной головушке, пока я бездумно смотрела, как чашки сами собой летят к чайничку, как тот льёт душистую заварку, а пышущий жаром самовар доливает доверху из краника кипятком… Я решила больше ничему не удивляться, да и устала от всей этой суматохи, поэтому совершенно спокойно приняла в ладони готовую чашку чая.

– Пей, деточка, пей, – усмехнулся Кузьма. – А потом на полати и спать! Хоть и день на дворе, а спать пора.

– Да уж которую сотню лет день, – проворчала Яга, одним пальцем медленно стуча что-то на клаве компьютера. – А у Белбога всё дела какие-то, всё он занят, чтобы к нам заглянуть…

– Заглянет! – уверенно ответил домовой, набивая трубку свежим табаком из вышитого кисета. – На девочку вон поглядеть придёт…

– Лада! – окликнули меня. Я резко подняла голову с руки. Оказалось, задремала за столом.

В комнате было сумрачно. Откуда? Вечный день же! Я бросила взгляд на окошко и увидела ряд громадных перьев, скрывших белый свет. Избушка крыльями прикрыла? А что, удобно!

– Давай-ка, золотце, спатки! – Агаша с силой, которую трудно было заподозрить в её хрупком теле, подняла меня и потянула за печку. Там стащила с меня шмотки, обрядила в длинную, до пят, белую ночнушку и подтолкнула наверх. Я вяло подумала, что сейчас свалюсь, не добравшись до кровати, но ноги словно сами вспомнили путь. Одна на приступку, вторая в выемку, коленом на тёплую спину печи – и я оказалась на полатях. Там ждала меня разложенная заботливой рукой постель, пахнущая травами и – легонечко – печным жаром, с уютной твёрдой подушкой (благодать какая!) и лёгким летним одеялом, подоткнутым цветастой простынкой. Глаза сами по себе закрылись, я только успела повернуться, чтобы найти удобную позу, как уснула крепким здоровым сном праведницы.

Проснулась от желания сходить в туалет. А правильно, нефиг чаи перед сном гонять! Села на полатях, едва не стукнувшись макушкой о низкий потолок. Как же туалет найти?!

Рядом со мной, развалившись на полметра, нагло сопел кот Ботаник. Вот же жучара! Пригрелся, место отнимает… Будить говорящего кота не хотелось, поэтому я понадеялась на свою механическую память. Вспомнила же печку и Веську, авось и гигиенический уголок найдётся! Осторожно слезла с полатей, путаясь в подоле рубашки, подобрала его, придерживая руками, и на цыпочках пошла к выходу.

Зеркало, всё так же висевшее возле окна, блеснуло в полумраке, и я обернулась, чтобы пристальнее разглядеть его. Зеркало как зеркало. Красивая старинная вещь. Блескушка. А мне пофиг, мне бы в туалет!

Дверь громко скрипнула, открывшись, и я испуганно оглянулась на спящую комнату. Кажись, никого не разбудила! Только в зеркале привиделось движение, но я списала его на горящую на столе одинокую свечу. Выскользнув во двор, я прикрыла глаза с темноты – было светлым-светло, и правда, всё время день! Спустилась с крыльца, пошарила глазами по лужайке, но не нашла ничего похожего на будку или хоть какое-то сооружение, похожее на туалет. Пришлось закрыть глаза и включить мозг. Вспоминай, вспоминай! Ты маленькая, тебе хочется пипи, прямо поджимает! Ну же? Куда?

– Кооот-кот-кот! – раздалось под ногами, и я взвизгнула от неожиданности. Курица участливо смотрела на меня, склонив голову на бок. Я вздохнула, приложив ладонь к груди. Спросить её, что ли? Всё ж таки женщина…

– Извините, где здесь туалет? – вежливо обратилась я к Рябе, и та оживилась, заквохтала:

– Сюда-а-а, сюда-а-а!

Я с облегчением последовала за ней, чуть ли не бегом, боясь опоздать. Курица привела к толстому дереву, раз в десять толще меня, и запрыгала возле корней:

– Вот здесь, зде-е-е-сь! Руками, руками открой!

Я уставилась на шершавую кору, изрезанную длинными глубокими морщинами, не зная, что делать. И чувствуя себя полной и абсолютной дурой. Блин! Как открывается этот лесной туалет?!

Моя ладонь внезапно зачесалась. Словно крапивой обожгло. И я машинально поднесла её к дереву, потёрла о кору, чтобы унять зуд. В голове пронеслось стремительное и досадное: «Левее, клюшка безмозглая!» Я не успела даже удивиться таким мыслям, взяла левей, и в дереве со скрежетом раздвинулось отверстие вроде двери.

Никаких особенных удобств, конечно, обычный деревенский туалет, которым я без промедления воспользовалась, даже уже не размышляя над этой магией. А потом заспешила обратно в избушку, пропустив между ушей Рябино квохтание, потому что совершенно замёрзла. Первым, что притянуло мой взгляд уже в комнате, оказалось настырное зеркало.

Медленно, как завороженная, я подошла к нему. Гладкая поверхность звала и манила, завлекала к себе таинственным блеском. Было и страшно, и любопытно одновременно – что я увижу в тёмной глубине? Не зря им пользуются при гаданиях, мы с Машкой и девчонками в интернате столько раз вызывали суженого у зеркала со свечами…

А сейчас… Я увидела себя – встрёпанную со сна, бледную, с вытянутой от напряжения мордой. И рядом – другую себя, отчего-то с длинными волнистыми волосами и в непонятной униформе. От изумления я потрясла головой, ожидая, что раздвоенное отражение в точности повторит моё движение. Но та вторая, с распущенными волосами, только хмыкнула, пожав плечами, и сморщила нос:

– Что, не узнаёшь, клюшка? Совсем меня забыла!

В её голосе сквозила горечь, но больше дерзость и насмешка. Я поперхнулась от такой наглости и едва выдавила:

– Т-ты кто?

– Во! Приехали! – длинноволосая я шлёпнула себя ладонью по лбу и покачала головой, точь-в-точь как мой любимый смайлик фэйспальм. – Родную сестру не узнала!

Чего-о-о-о? Какую ещё сестру? Вот эта я – моя сестра?

Попятившись, я не удержалась на ногах и шлёпнулась на пол. От громкого стука моей пятой точки по доскам в избушке заворочались и заворчали, а я неотрывно смотрела на своё отражение у ног этой призрачной двойняшки из зеркала, Далы…

Глава 4. Эти милые зверюшки

Проснулась я разбитой и уставшей, наверное, ещё больше, чем когда ложилась. После моего знакомства с Далой Яга быстро разогнала малину, шуганув близняшку, а вместе с ней и запричитавшую было Агашу. Мне тоже велела валить обратно на печку, безо всяких объяснений, буркнув, что все вопросы отменяются до завтра. Я, конечно, послушалась, уж очень нехорошим блеском горели бабкины глаза, но заснуть мне удалось нескоро.

Ворочаясь на жёстких полатях, я всё время вспоминала насмешливый взгляд двойняшки. Почему никто никогда… Глупый вопрос! Ну, кому бы было рассказать о ней? Почему она живёт в зеркале? Почему я раньше не чувствовала… А ведь чувствовала же! Даже называла её своей внутренней ведьмой! Значит, это она мне нашёптывала подсказки и предупреждала об опасности. А я её не слушала, пыталась заглушить алкоголем, задушить амулетом… Всё я, везде моя вина.

Уснула я совершенно растерянная, уставшая от самобичевания и непоняток. И мне снился чёрный кисель, в котором я плавала без всякой надежды на будущее…

Утро началось с громкого карканья. Такого, когда учёный ворон сначала говорит «кар-р-р-р, кар-р-р-р», а потом переходит на человеческую речь. То, что я услышала, не сулило ничего хорошего.

Яга вскинулась при первых звуках. И мы с ней. Я ясно услышала Агашу, которая принялась прибираться, Кузьму, что начал выбивать трубку, и острее всего – Ботаника, который от неожиданного пробуждения выпустил когти прямо мне в ногу. Взвыв от боли, я села на полатях и услышала виноватое мяуканье:

– Прости, Ла-а-а-а-да… Не хоте-у-у-у…

Гладкая шелковистая голова немедленно подсунулась под мою ладонь, и я машинально почесала кота за ушами, прислушиваясь к воронье-бабкиному разговору.

– Сегодня на закате дня суд!

– Уж прямо так всё страшно?

– Сама знаешь, Баюнна, за нарушение законов смерть на месте! Ей ещё повезло, что будут судить!

– Боги придут?

– Как же без них! Белбог и Чернобог точно, остальные подтянутся в соответствии.

– Акимушка, созови волков. Без них суд не будет правым!

– Уже был. Нечай вызвался за адвоката.

– И то ладно! Айдь к волхвам слетай. Они тоже слово имеют на суде…

– Слетаю.

Ворон каркнул особо раскатисто, аж в ушах заложило, и с громким хлопаньем крыльев взвился в воздух.

Только тогда я осмелилась высунуться с полатей. Агаша, стянув розовые патлы в пучок на затылке, деловито мела избу. Яга что-то бормотала под нос, сидя за компьютером и изредка щёлкая мышкой по ссылкам. На столе, на всё той же скатерти, дымился горячий кофейник, и по всей избушке пахло крепким свежесваренным кофе. До меня уже дошло, что это и есть Скатерть-самобранка, сервирующая всем еду по вкусу. Но вот как она догадалась, что мне по утрам нужен большой запас кофе? Этого из детства не вспомнишь!

Агаша тут же бросила метлу и подтолкнула меня к столу:

– Садись, золотце, садись, милая, скатёрочка сейчас тебе кофейку нальёт, как ты любишь, а, скатёрочка? Вот тебе пончик, а туточки булочки с яблочком, покушай, покушай перед дорогой-то!

– Какой дорогой? – удивилась я, хватая в полёте чашку кофе с молоком, и бросила быстрый взгляд на Ягу. Та, не оборачиваясь, махнула рукой:

– Погодь, внучка, объясню!

Я пожала плечами, чувствуя, как в душе растёт раздражение. Тащат меня в какую-то дыру, пусть и знакомую с детства, накидываются всей оравой, родственнички новоиспечённые, где только раньше были? Так теперь опять куда-то отсылают! Уж не домой ли, то есть в общагу? А что мне там делать, спрашивается, если июнь на дворе, и все сдают экзамены, одна я неподготовленная?! А если нет, то куда ещё? И про Далу все молчат молчком, а ведь она мне тоже семья! В общем, хренова туча вопросов и ни одного ответа.

В дверь негромко постучали, и Агаша резво бросилась открывать. Ну и прыть у старушки! В избушку, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку головой, вошёл Агей. Я улыбнулась – всё-таки он мне знакомее всех остальных, и да, я была рада его видеть!

Он коротко кивнул персонально мне и церемонно поклонился Яге:

– Здравия вашему дому, Баюнна!

– И тебе, Агейка, не болеть, – рассеянно отозвалась бабка, не отрываясь от экрана. – Сядь, позавтракай, пока Лада собирается.

– Спасибо, матушка накормила до отвала, – усмехнулся он, но присел напротив меня и схватил с тарелки пирожок. Поднёс к носу и шумно вдохнул запах:

– Ум-м-м, мои любимые, с мясом!

Зубы его, крепкие, белые, ровные, как на подбор, хищно впились в сдобу, а я, как заворожённая, смотрела на них. Агей перехватил мой взгляд и подмигнул, как старой знакомой. Я поспешно перевела глаза на его плечо, перевязанное бинтом, и спросила:

– Поранился?

– Ага, с нежитью дрался! – он проглотил пирожок в два укуса и довольно улыбнулся. – Спасибо, что помогла, кстати!

Его светлые очи блеснули, переливаясь жёлтыми бликами, радужка на миг заполнила весь глаз живым расплавленным золотом и снова вернулась в прежнее состояние. А я застыла, как дурочка, пришибленная невероятным открытием. Он был тем самым волком, которого я чесала за ушком в повозке, который набросился на жуткое существо, схватившее меня за ногу! Он волк! Оборотень! О боги, чего я ещё не знаю?

Оказалось, многого.

Когда чашка с кофе опустела, Агаша без церемоний выдернула меня из-за стола и потащила за печку:

– Одевайся, золотце! Агейка вас проводит! Я тебе тут вещичек собрала, на первое время хватит, а там прикупишь!

Я глянула на предложенный мне наряд и чуть не заржала в голос. Но сдержалась. Хотя далось мне это нелегко. На приступке печи лежала заботливо расправленная длинная красная рубашка вроде той, что была на мне, только плотно расшитая по вороту и рукавам белыми нитками. Узор был приятным, ненавязчивым, но блин, какой отстой! К рубашке полагался тканый тем же узором белый пояс и кожаные, красные же сапожки, как будто замшевые. Они мне жутко понравились, но не разряжаться же в национальную одёжку только из-за сапог?

Я возмущённо глянула на Агашу, а та словно и не заметила:

– Давай, давай, поторопись, золотце! Ждёт кавалер-то! Скидай рубашечку, надевай платье, красавица моя! А я тебе волосы ободком повяжу, ободок-то заговорённый, обережный…

Свои слова она сопровождала энергичными взмахами рук, что совершенно заморочило меня, и я без разговоров начала одеваться. Да, к такому наряду надо ещё привыкнуть! Рубашка спускалась почти до пола, оставляя открытыми щиколотки, пояс туго обнимал тело сразу под грудью, такое ощущение, что ниже него я была голой… Сапожки без каблука, как раз в моде этим летом, сели на ноги практически идеально, что несколько сгладило неприятность сюрприза, и я тут же перестала их чувствовать. Словно по мерке шиты! Агаша же пригладила гребёнкой мои непослушные после ночи вихры и повязала на лоб тонкий, плетёный из тесёмок ободок, приговаривая:

– Вот так хорошо! Вот так славно! Защита нужна в дорогу, как же без защиты? Нежить-то совсем распоясалась в последнее время, а кто знает, кого вы ещё встретите… Хоть сейчас с тобой и Дала, и Агейка, но перестраховаться не помешает!

Я с опаской подошла к зеркалу. На меня глянула незнакомая девушка, словно лубочная Алёнушка, в которой я с трудом узнала себя. Откуда-то из-за угла в зеркале появилась Дала, наряженная точно в такую же рубашку, но с длинной косой вместо вихрушек. Глянув на меня критически, она сморщила нос:

– Пф-ф-ф ужас, летящий на крыльях ночи! Чебурашка в народном костюме!

– На себя посмотри! – огрызнулась я. Моя внутренняя ведьма оказалась стервой. Придётся приложить много усилий, прежде чем удастся укротить её.

Агей многозначительно кашлянул, напоминая о себе, и Яга тоже скрипнула рядом:

– Ну что? Оделась? Пойдём-ка покалякаем!

Я потянулась за ней наружу, стараясь не запутаться в подоле. Яга привела меня в небольшую рощицу, где всё вновь показалось мне знакомым. Я невольно закрыла глаза, трогая пальцами шершавый ствол берёзы, словно раздвоившейся у основания. Тёплые искорки, как от амулета, пробежали из дерева в мою руку, и мне стало… Так хорошо, так спокойно! Как будто я всю жизнь провела здесь, в тишине рощи, наслаждаясь благодатью, исходящей от берёзы…

Яга тихо сказала:

– Ты сразу нашла его.

– Кого? – открыв глаза, я удивилась. Бабка уже не казалась мне противной ведьмой. Просто уставшая от жизни старуха, несущая на плечах тяжесть прожитых лет и ответственности за большую семью. Я прислонилась к берёзе спиной, ощущая живительное тепло коры, и выжидательно уставилась на Ягу.

– Твоё дерево, – ответила та. – Тронь и другое, дай немного силы сестре.

Я послушно коснулась берёзы-близнеца и почувствовала другое тепло – жадное, пульсирующее, толчками перетекающее в моё тело. Словно Дала была во мне и теперь спешила подзарядиться.

– Это нормально? – спросила я Ягу. Она кивнула:

– Вы были зачаты у этой берёзы. Из её плоти сделаны ваши амулеты. Ваша мать пришла сюда рожать…

– Но как же…

– Дала растворилась в тебе, когда вы обе были в животе матери. Теперь она живёт в твоём теле и, поверь мне, она единственное существо на свете, которое безумно любит тебя и никогда не оставит.

Я молча проглотила это откровение, пообещав себе подумать о нём после. Яга же продолжала:

– Ты, конечно, уже спрашивала себя, почему я знала о тебе и никогда не забирала сюда. Мне сложно объяснить, но знай только одно: и твои родители, и я, мы всегда были рядом, пусть не физически, а в мыслях и в снах, но заботились о тебе… Волей Лёли ты вела жизнь нормального ребёнка. Ей не хотелось окунать тебя с детства в ведьмачий котёл, да пришлось. Ты, Лада, потомственная ведьма, с сильными способностями, которые только начали раскрываться.

Бабка замолчала, и я с трудом удержалась от крика. Ведьма?! Ведьма! И что мне с того? Теперь начну колдовать и летать на метле по ночам? Зачем мне всё это? Почему меня лишили моей привычной жизни, притащили сюда? Ах да, я же валялась на больничной койке бессильным овощем после аварии, в которой защитила всех, кроме самой себя!

Бабка тяжко вздохнула и протянула мне второй амулет – точно такой же, что и на моей шее, на чёрном шнурке с бусинками, из деревянного кругляша с вырезанной руной. Только знак был другим, похожим на метёлку. Я сжала амулет в руке, не зная, что с ним делать, но Яга жестом велела надеть его поверх моего. Потом сказала просто:

– Вот теперь вы едины. Защищайте друг дружку!

Я машинально повертела оба амулета и сжала их в ладони. Яга откашлялась и заскрипела уже нормальным противным голосом:

– Теперь о деле. Мы решили отправить тебя в Вырий Яр. Это школа. Всё равно ведьмачество проснётся в тебе и будет проситься наружу. А там тебя научат, как его применять. Да и негоже, когда столько силы даром пропадает! Вас с Далой сопроводит Агей, там как раз вечером суд состоится. Ну, и молодёжи там полно, чего тебе с нами, старыми, скучать?!

Я хотела возразить, но Яга махнула на меня рукой:

– Молчи, я лучше знаю! Агей присмотрит за вами, пока не привыкнешь, а там уроки начнутся, всё при деле будешь. А сюда всегда вернуться сможешь, туманные воронки в обе стороны открываются!

Школа, значит? Ну, пусть будет школа. Хотя я и чувствовала, что бабка многого не договаривает, сделала вид, что согласилась. Впрочем, особого выбора у меня не было.

Поэтому, вернувшись к избушке, я покорно приняла симпатичный чемоданчик в цветочек из рук шмыгающей носом Агаши, неловко попрощалась со всеми, составив исключение лишь для Ботаника. Кот удостоился почётного почёсывания за ушами, как-никак мы спали вместе, чуть ли не интим! И пошла вслед за Агеем в серебристый туман, жемчугом переливавшийся между двумя толстыми деревьями.

И всё-таки мне решительно не нравился этот вид транспорта. Туманная воронка – своеобразный портал между двумя точками этого мира – отличалась в моих глазах особой ненадёжностью и редкой противностью для того, кто находился внутри. Куда идти – непонятно, надо ли вообще идти – хрен поймёшь, а стоять на месте… Я остановилась просто ради эксперимента, и тут же почувствовала холод, обнимающий тело. Капельки тумана начали покалывать кожу морозцем, словно сунула мокрую руку в морозилку, и тут же меня схватили крепкие пальцы, вцепились в плечо и потянули куда-то вперёд, а может, и назад, невозможно было разобрать. Я взвизгнула от страха, но почти сразу же оказалась на вымощенной камнями улице.

Агей отпустил меня и сердито приблизил своё лицо к моему. Светлые глаза впились буравчиками, прожигая до самого нутра, и парень рявкнул:

– В Навь захотела?!

– Нет, – заикаясь, ответила я. – А это что такое?

– Царство мёртвых, – коротко бросил он и снова взял меня за руку. – Пошли уж, а то полно народу, все на суд собрались.

Нам, правда, пришлось проталкиваться через толпу разнообразных людей и, по-моему, не совсем людей. Одни были одеты, как я, в платья с поясами, другие носили вполне современную одежду, третьи… были животными! И свободно разгуливали по улице. Мы встретили медведя, пару-тройку волков серой масти и даже целый выводок цапель. Были и очень странные существа, вроде мертвенно-бледной девушки с совершенно белыми глазами, которая, тем не менее, уверенно, хотя и медленно шагала по камням тротуара. И все вокруг переговаривались, шумно смеялись, не обращая ни малейшего внимания на необычных соседей. Одна я таращилась на всё это безобразие широко раскрытыми глазами.

Агей тащил меня вперёд, почти не глядя. Я совсем запыхалась бежать за ним и в один момент взбунтовалась:

– Эй, мы что, на пожар спешим?!

– Нет! – снова бросил он, отрывисто и резко. Правильно, плевать на бедную Ладу! Вот интересно, куда же он всё-таки так торопится? Да ещё и против течения!

Пытаясь восстановить дыхание, я подстроилась под быстрый шаг Агея, не переставая разглядывать город. Невысокие деревянные домики с расписными дверями и ставнями на окнах перемежались совершенно невероятными строениями из тёмного стекла или глинобитными хижинами, куда можно было зайти, лишь согнувшись в три погибели. На улице было много магазинчиков с пыльными витринами, в которых продавали еду, табак, где-то рулоны ткани, где-то кружева или старинные лампы с фитилями. Прямо как на проспекте в столице! Чего только тут нельзя было купить! Я бы с удовольствием прошлась медленно, с толком и с расстановкой разглядев каждое чудо на этой замечательной улочке, но мой провожатый, видимо, имел другие планы.

В том же темпе мы добежали до конца улицы и неожиданно оказались на круглой площади, в центре которой вместо положенного фонтана бил из-под земли родник. Вокруг него возле каменных боков обрамления были расставлены скамеечки в виде причудливо изогнутых стволов деревьев. Там и сям виднелись яркие пятна цветочных клумб, погашенные до вечера светильники, резные заборчики… Люди пробегали по площади, не задерживаясь, спеша по делам, и только возле родника стояло несколько зевак.

Я первым делом и не заметила, на что они пялятся, так как всё моё внимание привлекло здание напротив улицы. Оно венчало площадь, как корона голову монарха: высокое, белокаменное, с остроконечной крышей, наверху которой гордо сидел разукрашенный умелой рукой петух. Я даже решила вначале, что он живой, но, присмотревшись, поняла – вырезан из дерева. Больше Агей не дал ничего увидеть, потащив меня прямо к группке существ у родника.

На небольшой подставке стояла клетка. Просторная, крепкая, закрытая на внушительные замки. В клетке лежал, подобрав под себя задние лапы и вытянув передние, огромный чёрный волк. Или, скорее, волчица, не знаю почему, но мне показалось, что это молодая самка. Её уши, длинные узкие треугольники, были опущены назад, глаза прикрыты, голова покоилась на лапах. Весь вид животного выражал безнадёгу и тоску. Ещё бы! Запереть такую красоту в клетку! Как бабка сказала, волка не привяжешь…

Агей присел на корточки перед волчицей и шумно втянул носом воздух. Самка открыла глаза, оказавшиеся небесно-голубыми, круглыми и вполне человеческими, пошевелила тонким изящным носом и отвернулась, сунув голову под лапу.

– Посмотри на меня! – тихо сказал Агей. – Не прячься!

– Зачем? – безразличным голосом, в котором слышались упрямые нотки, ответила волчица. – Иди своей дорогой.

– Яна, всё будет хорошо, – ласково утешил её Агей. – Мы тебя не оставим!

– Исход моего дела уже решён, – волчица нервно зевнула и села. – Не подставляйся из-за меня. Я виновна и умру.

– Я что-нибудь придумаю!

Он протянул руку к решёткам, и волчица раскрыла пасть, показав внушительного размера жёлтые зубы. Я удивилась – это было очень похоже на снисходительную улыбку. Оборотень? Да, оборотень, как и Агей. Она подняла лапу на уровень его ладони, не касаясь клетки, и замерла, глядя на моего провожатого. Словно они были близки, очень близки.

Я сидела, настолько пришибленная этой волной эмоций, исходившей от них, что боялась вздохнуть. В этот момент в моей голове раздался ехидный голос:

– Опоздала, сестрёнка! Занят красавчик!

– Иди ты! – огрызнулась я Дале в ответ. – Никаких видов на него не имела!

– Можешь врать кому угодно, – близняшка внезапно появилась передо мной. Зеваки шарахнулись от неожиданности, но тут же переключились на обсуждение пленницы в клетке. Дала передёрнула плечами и продолжила самодовольно:

– Если кто и знает, что у тебя в голове, так это я!

– Ты не можешь знать то, чего я сама не знаю! – рассердилась я. – И мне неинтересны ни любовь, ни флирт, ни парни вообще!

– Ни Агей в частности! – хмыкнула Дала. – Ну-ну… Ври дальше.

– А как ты, интересно… – я запнулась, не зная, как назвать то состояние, в котором пребывала близняшка: полупрозрачное, но такое реальное, что, коснувшись её, я ощутила пружинящее тело, похожее на желе.

– Эй! Руки! – возмутилась она. – Здесь, в Заоблачной, я могу принять любую форму. Могу стать призраком или голосом в твоей глупой башке. Могу вообще уйти так глубоко, что ты больше меня не услышишь. Но не надейся на это!

– Девочки, не ссорьтесь! – озабоченно окликнул нас Агей. – Сейчас пойдём в бурсу, запишу вас на следующий год на учебу, потом в общежитие устрою, а там… Мне будет нужна ваша помощь!

Я глянула на волчицу. Она снова улеглась в той же позе уставшей старой собаки и безучастно следила прозрачно-светлыми глазами за движением на площади. Меня пронзило острое чувство жалости. Каким бы ни было её преступление, Яна выглядела смирившейся со своей судьбой. Захотелось обнять её, прижать большую породистую голову к груди, укрыть от всего мира… Успокоить, сказать что-то ласковое… Она убила, да, но убила убийцу, человека с гнилой душой, которого и человеком-то назвать было сложно. И теперь умрёт за этот, в общем-то, благой поступок!

Я прижала руки к груди, ощутив тёплое биение двух амулетов, и Дала сдавленно прошептала:

– О, бесы Нави! Нельзя же так сразу! Лада, прекрати!

– Прекратить что? – удивилась я, очнувшись от созерцания жутких подробностей убийства маленькой девочки, которые вихрем пронеслись в моей голове.

– Ты мне всё транслируешь, забыла? – Дала потёрла лоб и кивнула на волчицу. – Это она тебе показала?

– Не знаю, – растерянно ответила я, пристально глядя на Яну. Она трясла ушами, словно пытаясь избавиться от моего присутствия в своей голове. А я всё смотрела и смотрела на мысли оборотни, как будто присосавшись, не могла оторваться, читая эту увлекательную книгу…

Умная, храбрая до безрассудности, безжалостная к плохим, равнодушная к хорошим. Нет, с Агеем её связывает не любовь, а дружба, с раннего детства они были, как брат и сестра… И да, она честная, она знает закон, она согласна принять наказание.

– Нет, так нельзя… – пробормотала я, и Агей дёрнул меня за руку:

– Ты чего?

Связь с волчицей прервалась. Я ощутила жуткую слабость, упадок сил, ноги подогнулись сами собой, и если бы Агей не поддержал меня, свалилась бы прямо на булыжники площади. Дала пожала плечами:

– Эмпатия – страшная штука! Мне-то ничего, противно только. А вот ей нужна подзарядка.

– Так вы телепатки! – догадался Агей. – Читаете мысли?

– Чувства, эмоции, ауру, – Дала одёрнула платье с таким видом, будто это было самой обыденной вещью на свете. А у меня перед глазами плыли чёрные точки, да и мысли в голове плясали польку-бабочку. Никогда бы не подумала, что способна на такое, – залезть кому-то в душу и выгрести наружу всё спрятанное, потаённое…