Текст книги "Новая Магдалина"

Автор книги: Уильям Уилки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава III
НЕМЕЦКАЯ ГРАНАТА

Третий ружейный выстрел прогремел в ночной тиши возле домика. Грэс вздрогнула и с испугом подошла к окну.

– Что значит эта стрельба? – спросила она.

– Сигналы с форпостов, – спокойно ответила сиделка.

– Это опасно? Немцы вернулись?

Доктор Сюрвиль ответил на этот вопрос. Он приподнял холстинную занавесь и заглянул в комнату в то время, когда мисс Розбери говорила.

– Немцы идут к нам, – сказал он. – Их авангард уже виден.

Грэс опустилась на стул, дрожа всем телом. Мерси подошла к доктору и задала ему прямой вопрос.

– Мы будем защищать позицию? – спросила она.

– Это невозможно! – Нас, по обыкновению, в десять раз меньше числом.

Громкий бой французских барабанов послышался на улице.

– Вот бьют отступление! – сказал доктор – Капитан не такой человек, чтобы обдумывать два раза свои поступки. Нас оставляют заботиться о самих себе. Через пять минут мы должны отсюда выбраться.

Ружейные залпы раздались с разных направлений, пока он говорил. Немецкий авангард атаковал французские передовые посты. Грэс с умоляющим видом схватила доктора за руку – – Возьмите меня с собой! – воскликнула она. – О! Я уже пострадала от немцев! Не бросайте меня, если они вернутся!

Доктор не растерялся. Он приложил к своей груди руку хорошенькой англичанки.

– Не бойтесь ничего, – сказал он с таким видом, как будто мог уничтожить всю немецкую армию своей непобедимой рукой. – Французское сердце бьется под вашей рукой. Французская верность защищает вас.

Голова Грэс опустилась на его плечо. Сюрвиль чувствовал, что он проявил себя как следует. Он с надеждою оглянулся на Мэрси. Она также была привлекательная женщина. Другое плечо француза было к ее услугам. К несчастью, в комнате было темно – взгляд его пропал для Мэрси. Она думала о несчастных людях, лежавших в другой комнате, и спокойно напомнила доктору о его обязанностях.

– Что будет с больными и ранеными? – спросила она. Сюрвиль пожал одним плечом – тем, которое оставалось свободным.

– Тех, которые покрепче, мы можем взять с собой, – сказал он, – а других надо оставить здесь. Не бойтесь ничего за себя. Для вас будет место в багажной повозке.

– И для меня также? – умоляющим голосом спросила Грэс.

Непобедимая рука доктора обвила стан молодой девицы и безмолвно отвечала страстным пожатием.

– Возьмите ее с собой, – сказала Мэрси. – Мое место с теми, кого вы оставите здесь.

Грэс слушала ее с изумлением.

– Подумайте, чем вы рискуете, – сказала она, – если останетесь здесь.

Мерси указала па свое левое плечо.

– Не бойтесь за меня, – ответила она. – Красный крест защитит меня.

Новый гром барабанов заставил чувствительного доктора занять свое место главного распорядителя походного госпиталя без дальнейших проволочек. Он отвел Грэс к стулу и на этот раз прижал обе ее руки к своему сердцу, чтобы примирить ее с несчастьем его отсутствия.

– Подождите здесь, пока я вернусь к вам, – шепнул он. – Не бойтесь ничего, мой очаровательный друг. Скажите себе:

– Сюрвиль душа чести! Сюрвиль предан мне!

Он ударил себя в грудь, он опять забыл о темноте в комнате и бросил взгляд невыразимого восторга на своего очаровательного друга.

– До скорого свидания! – вскричал он, поцеловал ее руку и исчез.

Когда холстинная занавесь опустилась за ним, громкий звук ружейных выстрелов внезапно был заглушен громом пушек. Через минуту граната [1]1
  Граната – устаревшее название артиллерийских осколочных и фугасных снарядов.


[Закрыть] разорвалась в саду в нескольких шагах от окна.

Грэс упала на колени с криком ужаса. Мерси, не потеряв самообладание, подошла к окну и выглянула.

– Взошла луна, – сказала она, – немцы сыпят гранаты на деревню.

Грэс встала и подбежала к ней, ища защиты.

– Уведите меня отсюда! – кричала она. – Нас убьют, если мы останемся здесь.

Она остановилась, смотря с изумлением на фигуру сиделки, неподвижно стоявшей у окна.

– Из железа что ли вы созданы? – воскликнула она. – Неужели ничего не может вас испугать?

Мэрси грустно улыбнулась.

– Для чего мне бояться лишиться жизни? – ответила она. – Мне не для чего жить.

Гром пушек потряс домик во второй раз. Вторая граната разорвалась на дворе с противоположной стороны здания.

Оглушенная взрывом, пораженная ужасом, в минуту, когда опасность от разрывов гранат все больше угрожали домику, Грэс обвила руками сиделку и цеплялась в безумном страхе за женщину, руку которой гнушалась пожать пять минут тому назад.

– Где всего безопаснее? – кричала она. – Где я могу спрятаться?

– Почему я могу знать, где упадет следующая граната? – спокойно ответила Мерси.

Твердое спокойствие одной женщины как будто сводило с ума другую. Выпустив сиделку, Грэс дико осмотрелась вокруг, отыскивая способ убежать из домика. Бросившись сперва в кухню, она была прогнана назад шумом и суматохой при перенесении тех раненых, которых можно было поместить в повозке. Новый взгляд вокруг показал ей дверь, ведущую на двор. Она бросилась туда с криком облегчения. Только что она взялась за замок, когда раздался третий пушечный залп.

Отскочив назад, Грэс машинально поднесла руки к ушам. В эту самую минуту третья граната пробила крышу домика и разорвалась в комнате, как раз у двери. Мерси отскочила невредимой от своего места у окна. Горящие осколки гранаты уже зажгли сухой деревянный пол, и среди них смутно просматривалось сквозь дым бесчувственное тело ее собеседницы. Даже в эту ужасную минуту присутствие духа сиделки не изменило ей. Поспешив обратно к тому месту, от которого она только что отскочила и около которого она уже приметила пустые мешки из-под муки, сложенные в кучу, она схватила два мешка и, бросив их на тлеющий пол, затоптала огонь. Сделав это, она стала на колени возле бесчувственной женщины и приподняла ее голову.

Ранена она или умерла?

Мерси приподняла беспомощную руку и пощупала пульс. Пока она напрасно старалась уловить биение пульса, доктор Сюрвиль (испуганный за дам) поспешил узнать, не нанес ли разрыв гранаты вреда.

Мерси позвала его.

– Я боюсь, что осколки гранаты попали в нее, – сказала она, уступая ему свое место. – Посмотрите, опасно ли она ранена.

Беспокойство доктора об его очаровательной пациентке кратко выразилось ругательством.

– Снимите с нее плащ! – закричал он, поднося руку к ее шее. – Бедный ангел! Она повернулась, падая, петля обвилась вокруг ее горла.

Мерси сняла плащ. Он упал на пол, когда доктор брал Грэс на руки.

Принесите свечу, – сказал он нетерпеливо, – вам Дадут в кухне.

Он старался нащупать пульс, но его рука дрожала, шум и суматоха в кухне оглушали его.

– Праведное небо! – воскликнул он. – Мое волнение пересиливает меня!

Мерси подошла к нему со свечой. При свете они увидели страшную рану, нанесенную осколком гранаты, в голове англичанки. Состояние доктора Сюрвиля изменилось тотчас. Выражение беспокойства покинуло его лицо, спокойствие врача закрыло его вдруг как маска. Каким был теперь предмет его восторга? Бесчувственное тело на руках – ¦ больше ничего.

Перемена на его лице не ускользнула от Мерси. Ее большие серые глаза внимательно наблюдали за ним.

– Она серьезно ранена? – спросила она.

– Не трудитесь держать свечку, – холодно ответил он, – все кончено, я ничего не могу сделать для нее.

– Умерла?

Доктор Сюрвиль кивнул головой и погрозил кулаком по направлению к противнику.

– Проклятые немцы! – вскричал он, посмотрел на мертвое лицо, лежавшее на его руке, и безропотно пожал плечами. – Судьба войны! – сказал он, кладя тело на постель в углу комнаты. – В следующий раз, сиделка, может быть, настанет очередь ваша или моя. Кто знает? Ба! Проблема человеческой судьбы внушает мне отвращение.

Он отошел от постели и выразил отвращение к немцам, плюнув на осколки разорвавшейся гранаты.

– Мы должны оставить ее здесь, – продолжал доктор. – Она была когда-то очаровательной особой – теперь она ничто. Пойдемте отсюда, мисс Мерси, пока еще не поздно.

Он предложил руку сиделке. Стук колес багажных повозок, трогавшихся в путь, и в третий раз бой барабанов раздался вдали. Началось отступление.

Мерси отдернула холстинную занавесь и увидела тяжело раненных, оставленных на их соломенных постилках на милость неприятеля. Она отказалась от предложенной руки Сюрвиля.

– Я уже говорила вам, что останусь здесь, – отвечала она. Сюрвиль поднял руки с вежливым возражением. Мер приподняла занавесь и указала на дверь из домика.

– Ступайте, – сказала она. – Я решилась.

Даже в эту трагическую минуту француз остался французом. Он удалился с неподражаемой грацией и достоинством.

– Милостивая государыня, – сказал он – вы великолепны!

С этим прощальным комплиментом дамский угодник – верный до последнего своей любви к женскому полу – поклонился, приложив руку к сердцу, и вышел из домика.

Мерси опустила холстинный занавесь. Она осталась одна с умершей женщиной.

Последние звуки шагов, последний стук повозок замерли вдали, и стрельба с позиции, занимаемой неприятелем, не нарушала более наступившей тишины. Немцы знали, что французы отступили. Через несколько минут они займут брошенную деревню. Звуки их приближения будут слышны в домике. Пока же тишина была ужасной. Даже несчастные раненые, оставленные в кухне, молча ждали своей участи.

Оставшись одна в комнате, Мерси прежде всего взглянула на кровать. Обе женщины встретились в суматохе первой стычки после сумерек. Разлученные, по прибытии в домик, обязанностями сиделки, они опять встретились в комнате капитана. Знакомство между ними было короткое и не обещало перейти в дружбу. Но роковое несчастье пробудило участие Мерси к незнакомой женщине. Она взяла свечу и подошла к женщине, которая была убита буквально возле нее.

Она стояла возле кровати, смотря в ночной тишине на неподвижное, мертвое лицо.

Это было лицо поразительное – раз увидев его (живое или мертвое), его нельзя было забыть. Лоб очень низкий и широкий, глаза необыкновенно далеки друга от друга, рот и подбородок замечательно малы. Нежными руками Мерси разгладила растрепанные волосы и поправила смятое платье.

– Не более пяти минут тому назад, – думала она, – я желала поменяться местом с то6ою!

Она отвернулась от кровати со вздохом и тихо сказала:

– И теперь я желала бы поменяться местами.

Тишина начала давить ее. Мерси медленно перешла на другой конец комнаты.

Плащ на полу – ее собственный плащ, который она дала мисс Розбери, – привлек ее внимание, когда она проходила мимо него. Она подняла плащ, смахнула с него пыль и повесила на стул. Сделав это, Мерси опять поставила свечу на стол и, подойдя к окну, прислушивалась к первым звукам приближения немцев. Слабый шелест ветра в ближайших Деревьях был единственным звуком, донесшимся до ее слуха. Она отошла от окна и села у стола, думая:

– Не осталась ли еще какая-нибудь неисполненная христианская обязанность к умершей? Не нужно ли было сделать еще что-нибудь до появления немцев?

Мерси припомнила разговор, происходивший между ее несчастной собеседницей и ею. Мисс Розбери говорила о цели ее возвращения в Англию. Она упомянула об одной даме – родственнице, которая ее не знала, но ждала ее Кто-нибудь, знающий, как умерла бедняжка, должен написать ее единственному другу. Кто это сделает? Никто не мог этого сделать, кроме единственной свидетельницы катастрофы, теперь оставшейся в домике, – самой Мерси.

Она взяла плащ со стула и вынула из кармана кожаный бумажник, который Грэс показывала ей. Единственная возможность узнать адрес, по которому писать в Англию, состояла в том, чтобы открыть бумажник и рассмотреть бумаги. Мерси раскрыла бумажник – и остановилась, чувствуя странное нежелание продолжать осмотр.

Минутное соображение подсказало ей, что ее совестливость неуместна. Если она не тронет бумажник, немцы конечно осмотрят его, а немцы вряд ли побеспокоятся написать в Англию. Чьим глазам приличнее осмотреть бумаги умершей – глазам мужчин и иностранцев или соотечественницы? Мерси перестала колебаться. Она высыпала все, находившееся в бумажнике, на стол.

Глава IV
ИСКУШЕНИЕ

Несколько писем, связанных лентой, привлекли прежде всего внимание Мерси. Чернила, которыми написаны были адреса, побледнели от времени. Письма, адресованные к полковнику Розбери и к мистрис Розбери, заключал: в себе переписку между мужем и женой в то время, когда военные обязанности полковника заставляли его отлучаться из дома. Мерси опять связала письма и перешла к бумагам, лежавшим по порядку под ее рукой.

Эти бумаги состояли из нескольких листочков, зашпиленных вместе и озаглавленных (женским почерком): «Мой дневник в Риме». Краткий осмотр показал, что дневник был написан мисс Розбери и в основном посвящен описанию последних дней жизни ее отца.

Когда дневник и письма были положены в бумажник, единственной бумагой, оставшейся на столе, было письмо. На конверте, в котором лежало это письмо, стоял адрес:

– Леди Джэнет Рой, дом Мэбльторнский, Кенсингтон, Лондон.

Мерси вынула письмо из незапечатанного конверта. Первые строчки показали ей, что это рекомендательное письмо полковника, поручающего свою дочь ее покровительнице по приезде в Англию.

Мерси прочла все письмо. Писавший называл его последним посланием умирающего. Полковник Розбери с любовью писал о достоинствах своей дочери и с сожалением о ее небрежном воспитании – приписывая последнее денежным потерям, принудившим его переселиться в Канаду с репутацией бедняка. Затем следовали горячие выражения признательности леди Джэнет.

– Я обязан вам, – говорилось в письме в заключение, – что умираю спокойный относительно будущего моей милой девочки. Вашему великодушному покровительству поручаю я единственное сокровище, оставляемое мною на земле. Во всю вашу продолжительную жизнь вы благородно употребляли ваше высокое звание и огромное богатство на то, чтобы делать добро. Думаю, что не меньшей вашей добродетелью будет считаться и то, что вы утешили последние часы старого воина, раскрыв ваше сердце и ваш дом его осиротевшей дочери.

Тут кончалось письмо. Мерси положила его с тяжелым сердцем. Какого случая лишилась молодая девушка! Женщина знатная и богатая ждала ее – женщина такая сострадательная и великодушная, что ее отец был спокоен на смертном одре за свою дочь, и эта дочь лежала, не нуждаясь ни в доброте, ни в помощи леди Джэнет!

Письменные принадлежности французского капитана остались на столе. Мерси перевернула письмо, чтобы написать известие о смерти мисс Розбери на пустой странице в конце. Она еще соображала, какие выражения употребить, когда звук жалостных голосов из смежной комнаты долетел до ее слуха. Оставленные раненые просили помощи – брошенные солдаты лишились наконец твердости.

Она вошла в кухню. Крик восторга встретил ее появление – один вид ее успокоил больных. От одной соломенной постели к другой она переходила со словами утешения, словами, подававшими им надежду, с искусными и нежными руками, от прикосновения которых утихала их боль. Они целовали подол ее черного платья, называли ее ангелом-хранителем, когда это прелестное создание двигалось между ними и наклоняло над их жестким изголовьем свое кроткое, сострадательное лицо.

– Я буду с вами, когда придут немцы, – сказала она оставляя их, чтобы вернуться к своему ненаписанному письму. – Мужайтесь, бедняжки! Ваша сиделка не бросила вас.

– Мужайтесь, сударыня, – отвечали раненые, – и Господь да благословит вас!

Если бы стрельба опять началась в эту минуту, если бы граната убила ее, когда она помогала несчастным, какой христианин поколебался бы объявить, что место этой женщины будет на небесах? Но если война кончится и оставит ее в живых, где будет место ее на земле? Где будут ее надежды? Где будет ее дом?

Она вернулась к письму. Вместо того, однако, чтобы сесть писать, она стояла у стола, рассеянно смотря па бумагу.

Странная фантазия зародилась в ее голове, когда Мерси вошла в комнату, она сама слабо улыбнулась сумасбродству этой фантазии. Что если она попросит леди Джэнет позволить ей занять место мисс Розбери? Она встретилась с мисс Розбери в критических обстоятельствах и сделала все, что женщина может сделать, чтобы помочь другой женщине. Это обстоятельство давало ей некоторое право, может быть, если леди Джэнет не имела в виду другой компаньонки и чтицы. Что если она отважится сама попросить за себя – что сделает благородная и сострадательная дама? Она ответит:

– Пришлите мне аттестат, и я посмотрю, что могу сделать. Аттестаты! Мерси горько засмеялась и села написать в коротких словах все, что требовалось от нее, – простое изложение фактов.

Нет! Ни одной строчки не могла она написать. Фантазию свою она не могла прогнать. Мысли ее были теперь целиком заняты воображаемой картиной красоты Мэбльторнского дома, удобством и изяществом жизни, которую там вели. Опять подумала она о случае, которого лишилась мисс Розбери. Несчастное существо! Какой дом был бы для нее открыт, если бы граната упала у окна, а не на дворе!

Мерси отодвинула от себя письмо и стала нетерпеливо ходить взад и вперед по комнате.

Тревожное направление ее мыслей нельзя было преодолеть таким образом. Воображение ее рисовало одну бесполезную картину для размышлений только для того, чтобы заняться другой. Она теперь заглядывала в свое будущее.

Каковы были ее надежды (если она доживет), когда кончится война? Прошлая опытность обозначала с безжалостной верностью печальную сцену. Куда бы она ни отправилась, чем бы ни занялась, все кончится одинаково. Красота ее возбудит любопытство и восторг, станут расспрашивать о ней; узнают историю прошлого, общество сострадательно пожалеет о ней, общество великодушно составит подписку для нее, а все-таки в конце окажется один результат – тень прежнего бесславия окружит ее, как чума, разъединит ее с другими женщинами, заклеймит, даже когда она вымолит прощение в глазах Божьих, печатью неизгладимого бесславия в глазах людских – вот ее надежды! А ей только двадцать пять лет. Она находится в полном расцвете здоровья и силы. Она может прожить по закону природы еще пятьдесят лет!

Мерси опять остановилась у кровати. Она опять посмотрела на лицо погибшей.

Почему граната убила женщину, имевшую надежды в жизни, и пощадила ту, у которой не было никаких? Слова, сказанные Грэс Розбери, вспомнились ею.

"Если бы у меня была возможность вести такую жизнь! Если бы я имела вашу репутацию и ваши надежды! "

И вот такая возможность пропала! Завидная надежда уничтожена осколком гранаты! Можно было сойти с ума, глядя на тело Грэс, осознавая свое положение так, как она осознавала его. С горькой насмешкой отчаяния наклонилась Мерси над безжизненной фигурой, заговорила с ней, как будто та могла ее слышать.

– О, – сказала она с завистью, – если бы ты могла сделаться Мерси Мерик, а я Грэс Розбери теперь!

Как только эти слова сорвались с ее губ, Мерси вздрогнула и выпрямилась. Она стояла у постели, дико устремив глаза в пустое пространство, мозг ее пылал, сердце так билось, что она задыхалась.

"Если бы ты могла сделаться Мерси Мерик, а я Грэс Розбери теперь! "

В одно мгновение эта мысль приняла новое развитие в ее голове. В одно мгновение убеждение в реальности такого плана поразило ее как электрическая искра. Она может сделаться Грэс Розбери, если осмелится. Решительно ничто не могло помешать ей явиться к леди Джэнет Рой под именем Грэс Розбери.

В чем состоял риск? Где была слабая сторона этого плана?

Грэс сама ясно сказала, что она и леди Джэнет никогда не видели друг друга. Друзья ее были в Канаде, родственники в Англии умерли. Мерси знала место, где она жила, место, называемое Порт-Логан, так же хорошо, как знала его Грэс. Мерси стоило только прочесть рукописный дневник, чтобы иметь возможность отвечать на все вопросы, относившиеся до поездки в Рим и до смерти полковника Розбери. Ей не нужно было представлять образованную девушку. Грэс сама говорила – в письме отца также говорилось в ясных выражениях – о ее небрежном воспитании. Все, буквально все, было в пользу сиделки Мерси. Люди, которые знали ее в госпитале, уехали и не возвратятся более. Ее белье с ее меткой было в эту минуту на мисс Розбери. Белье мисс Розбери с ее меткой сушилось в смежной комнате и находилось в распоряжении Мерси. Способ избавиться от нестерпимого унижения ее настоящей жизни открылся перед нею наконец. Какая это была перспектива? Новая личность, в которой она может быть признанной повсюду! Новое безупречное имя! Новая прошлая жизнь, которую все могут разыскивать сколько угодно!

Румянец вспыхнул на щеках Мерси, глаза ее засверкали. Она никогда не была так привлекательно прекрасна, как в эту минуту, когда новое будущее открылось перед нею, сияя новой надеждой.

Она подождала с минуту, чтобы взглянуть на свой смелый план с другой точки зрения. Что в нем было дурного? Что говорила ее совесть?

Во-первых, относительно Грэс. Какой вред делала она умершей женщине? Вопрос сам давал ответ. Никакого вреда ни ей, ни ее родным. Ее родные также умерли.

Во-вторых, леди Джэнет. Если она будет служить верно своей новой госпоже, если она честно станет занимать свое новое место, если она будет внимательно исполнять распоряжения и будет признательна за доброту, если, одним словом, она будет такова, какою может и захочет быть в блаженном спокойствии и безопасности своей новой жизни, какой вред сделает она леди Джэнет? Опять вопрос сам за себя ответил. Она может и захочет дать леди Джэнет повод благословлять день, в который она вошла в ее дом.

Мерси схватила письмо полковника Розбери и положила его в бумажник с другими бумагами. Случай представился ей, вероятность успеха большая, все было в ее пользу, ее совесть ничего не говорила против этого смелого плана. Она решила тут же: «Я сделаю это».

Что-то восстало в ее сознании, что-то оскорбило ее пылкую натуру, когда она положила бумажник в карман своего платья. Мерси решилась, а между тем была неспокойна. Она не была уверена, искренне ли допросила свою совесть. Что если она опять положит бумажник на стол и подождет, пока пройдет ее волнение, а потом представит свой задуманный план на суд перед собственными понятиями о добре и зле?

Она подумала раз – и поколебалась. Прежде чем она могла подумать в другой раз, отдаленный шум шагов и топот лошадиных копыт донеслись до нее в ночном воздухе. Немцы вступали в деревню. Через несколько минут они явятся в домик и заставят ее сказать, кто она. Не было времени ждать, пока она успокоится. Что будет – новая жизнь в лице Грэс Розбери или жизнь старая – в лице Мерси Мерик?

Она взглянула на постель в последний раз. Жизнь Грэс кончилась, будущее Грэс находилось в ее распоряжении. Ее решительная натура, принужденная к немедленному выбору, перешла на сторону смелого плана. Она осталась при намерении занять место Грэс.

Шум приближения немцев доносился все сильнее и ближе. Слышались голоса офицеров, отдававших приказания.

Мерси села у стола и ждала, что будет.

Присущая всем женщинам привычка заставила ее взглянуть на свою одежду до появления немцев. Когда она проверяла, все ли в порядке, взгляд ее упал на красный крест на ее левом плече. В одно мгновение Мерси поразила мысль, что костюм сиделки может привести ее к ненужному риску. Он давал ей положение представителя Красного креста, это могло повести к расспросам впоследствии, и эти расспросы могли выдать ее.

Мерси осмотрелась вокруг. Серый плащ, который она дала Грэс, привлек ее внимание. Она взяла плащ и закрылась им с ног до головы.

Только Мерси Мерик завернулась с плащ, как услышала стук отворяемой наружной двери, голоса, говорившие на иностранном языке, и звон оружия, складываемого в задней комнате. Ждать, пока ее найдут, или показаться самой? Для такой натуры, как она, было менее тягостно показаться, чем ждать. Она пошла в кухню. Холстинная занавесь, когда она протянула к ней руку, была вдруг отдернута с другой стороны и три мужчины очутились лицом к лицу с нею в дверях.