Текст книги "Тимон Афинский"

Автор книги: Уильям Шекспир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

АКТ V

СЦЕНА 1

Лес. Перед пещерой Тимона.

Входят поэт и живописец. Тимон наблюдает за ними из пещеры.

Живописец

Судя по описанию, жилище его должно быть где-то поблизости.

Поэт

Не знаю, чему и верить. Правду ли говорят, что у него так много золота?

Живописец

Несомненно. Алкивиад рассказывает об этом; Фрина и Тимандра получили от него золото, а кроме того, он обогатил бедных бездомных солдат. Говорят, что он дал крупную сумму своему управителю.

Поэт

Значит, его разорение было придумано, чтобы испытать друзей?

Живописец

И ни для чего другого. Вот увидите, он снова появится в Афинах и расцветет, подобно пальме. А посему недурно уверить его о нашей любви, невзирая на его мнимое несчастье. Этим мы докажем свою честность, и, весьма возможно, старания наши будут вознаграждены, если слухи о его богатстве справедливы.

Поэт

Что вы собираетесь преподнести ему?

Живописец

На этот раз ничего, кроме моего посещения. Я лишь пообещаю ему великолепную картину.

Поэт

Я поступлю так же; скажу, что собираюсь написать о нем поэму.

Живописец

Лучше не придумаешь! Обещания как раз в духе нашего времени. Они открывают глаза ожиданию. А вот выполнять их уже скучнее, и, надо сказать, никто этим не занимается, за исключением людей простых и ограниченных. Давать обещания – занятие приятное и модное; выполнять обещания – все равно что составлять духовную: это говорит о тяжелом заболевании составителя.

Тимон выходит из пещеры.

Тимон

(в сторону)

Превосходный живописец! Тебе не нарисовать человека гнуснее, чем ты сам.

Поэт

Сейчас придумаю, что бы такое пообещать ему. Поэма должна олицетворять его самого и быть сатирой на мягкость людей состоятельных; должна обличать льстецов, следующих по пятам молодости и богатства.

Тимон

(в сторону)

Ты хочешь предстать негодяем в своем собственном произведении? Хочешь бичевать в других свои собственные пороки? Хорошо, поступай так! У меня есть золото для тебя.

Поэт

Нет, поскорей пойдем искать его.

Ведь упустив из рук своих барыш,

Ты своему карману сам вредишь.

Живописец

Да, верно.

Ищи того, что ты желаешь, днем,

При свете, а не в сумраке ночном.

Пошли.

Тимон

(в сторону)

Ну, погодите, я сейчас вас встречу!

О золото, какой ты бог могучий,

Коль даже в этом храме, что грязнее

Свиного хлева, молятся тебе!

Да, это ты морскую пену пашешь,

Ведешь суда, почтение внушаешь

К рабам презренным. Будь и дальше чтимо,

И пусть поглотит самый злой недуг

Твоих ретивых и покорных слуг.

Я встречу их!

(Выступает вперед.)

Поэт

Достойнейший Тимон,

Недавний щедрый покровитель наш,

Приветствуем тебя.

Тимон

Возможно ль? Дожил

Я до того, что двух увидел честных?

Поэт

Вы столько делали добра нам, сударь!

Узнали мы, что вы ушли от света,

Предательски покинутый друзьями.

О люди, вы – сама неблагодарность!

Презренные натуры! Нет для вас

Достаточно суровой, тяжкой кары!

Как! Вас покинуть, вас, чье благородство,

Сияющее, как звезда, давало

Им все – и положение и жизнь!

Я возмущен, я не могу найти

Слова, в которые облечь возможно

Чудовищный объем измены этой.

Тимон

Не облекай, пускай нагою ходит;

Тем лучше люди разглядят ее.

Раз вы честны, такими и останьтесь,

Натуры прочих ярче оттенив.

Живописец

Он, как и я, мы шли дорогой жизни

Под благостным дождем твоих даров,

И сознавали это.

Тимон

Да, честны вы!

Поэт

Пришли мы предложить свои услуги…

Тимон

Честнейшие создания! Но как

Воздать мне вам? Едите вы коренья

И пьете ледяную воду? Нет.

Оба

Для вас готовы мы на что угодно.

Тимон

Вы, честные, прослышали, конечно,

Что у меня есть золото, не так ли?

Скажите правду, искренние люди!

Поэт

Есть слух такой, мой добрый покровитель,

Но я и друг мой не затем пришли.

Тимон

Какие честные, прямые души!

(Живописцу.)

А ты, наверно, лучше всех в Афинах

Обман рисуешь. Право, лучше всех.

Обман тебе дается.

Живописец

Я стараюсь.

Тимон

Вот-вот, и я об этом говорю.

(Поэту.)

А что до выдумок твоих, поэт,

Изяществом и нежностью набиты

Твои стихотворенья. Ты, пожалуй,

Еще естественней в своем искусстве.

Но, честные друзья, сказать вам должен,

Что есть один порок у вас, – конечно,

Не столь уж он чудовищен, чтоб вы

Трудились исправляться.

Оба

А какой?

Скажите нам!

Тимон

Обидитесь, пожалуй.

Оба

Нет, будем благодарны…

Тимон

В самом деле?

Оба

Не сомневайтесь, сударь!

Тимон

Дело в том,

Что верите мошенникам вы оба,

Которые вас страшно надувают.

Оба

Ужели, сударь?

Тимон

Да, их ложь и фальшь

Вы слышите, и видите притворство,

И в грязные делишки их проникли,

Но все-таки они любимы вами;

Вы кормите их, преданы вы им,

Хотя, поверьте, это негодяи.

Живописец

Таких не знаю я…

Поэт

И я не знаю…

Тимон

Послушайте, я очень вас люблю

И золота вам дам, избавьтесь только

От этих подлецов. Повесьте их,

Зарежьте, утопите их в канаве,

Иль как-нибудь иначе изведите,

Потом ко мне явитесь. Я вам дам

Немало золота!

Оба

Но кто они?

Скажите имя.

Тимон

Если разойдетесь

Вы в разные концы, то все равно

Любой из вас останется вдвоем;

И стой отдельно каждый друг от друга,

Архиподлец с ним целое составит.

(Живописцу.)

Ты хочешь, чтобы там, где ты стоишь,

Двух негодяев не было, тогда

К нему не приближайся.

(Поэту.)

Хочешь ты,

Чтоб там, где ты находишься, стоял

Один мерзавец, – так покинь его!

Прочь! Сгиньте!

(Бьет их.)

Вот вам золото, мерзавцы!

За ним пришли вы? Для меня трудились?

Что ж, получайте плату! Ты – алхимик,

Так из побоев золото добудь.

Собаки подлые, злодеи! Вон!

(Прогоняет их и уходит в пещеру.)

Входят Флавий и два сенатора.

Флавий

Поверьте, говорить с ним безнадежно;

Так занят он собою, что ему

Противны все другие.

Первый сенатор

Проводи нас

В его пещеру, там уж будет видно.

Афинянам мы дали обещанье

Поговорить с ним.

Второй сенатор

Не всегда бывают

В одном и том же настроенье люди.

Его согнули горести и время;

Но то же время, щедро наградив

Его богатством, может все загладить.

Веди нас. Там посмотрим.

Флавий

Вот пещера.

Да будут в ней покой и мир. – Тимон!

Тимон! Поговори с друзьями. Выйди!

Виднейшие сенаторы Афин

Явились от лица своих сограждан

Приветствовать тебя. Поговори

С вельможами, достойнейший Тимон!

Тимон выходит из пещеры.

Тимон

Испепели их, нежащее солнце!

(Сенаторам.)

Ну, говорите, чтоб вам провалиться!

Пускай нарыв у вас на языке

За слово правды вскочит, а за ложь

Пусть целиком язык сгниет, и вы,

Беседуя, проглотите его.

Первый сенатор

Тимон достойный…

Тимон

…Лишь таких, как вы,

Равно как и Тимона, вы достойны.

Второй сенатор

Тебе, Тимон, сенаторы Афин

Шлют свой привет.

Тимон

Я их благодарю.

Послал бы я чуму им в дар, когда бы

Сумел поймать ее для них.

Первый сенатор

Забудь

То, в чем мы сами каемся теперь.

Сенаторы, явив единодушно

Свою любовь к тебе, покорно просят

В Афины возвратиться снова. Ждут

Высокие посты тебя и слава,

Не премини воспользоваться ими.

Второй сенатор

Признали мы, что ошибались грубо,

Забыв твои заслуги, и сенат,

Меняющий свои решенья редко,

Но осознав, в конце концов, что значит

Твое отсутствие в Афинах, понял,

Что, в помощи Тимону отказав,

Обрек себя он этим на паденье.

Сенат послал нас объявить тебе

О горестном раскаянье своем

И ценную награду предложить,

Которая с избытком возместит

Все прежние тяжелые обиды.

Да, ждут тебя такие груды денег,

Такой почет, что вычеркнут они

Обиды из души твоей и впишут

В нее слова любви, чтоб вечно ты

Читал их.

Тимон

Вы меня очаровали!

Я изумлен до слез! Что ж, если вы

Одолжите мне сердце дурака

И женские глаза, так я поплачу

От ваших слов, достойные вельможи.

Первый сенатор

Будь милостив и с нами возвратишь

В Афины – нашу и твою отчизну,

И стань правителем. Ты будешь встречен

Всеобщей радостью и облечен

Неограниченной и полной властью.

Вновь имя доброе твое начнет

Звучать в устах, как только мы дадим

Отпор свирепому Алкивиаду,

Который, вепрю дикому подобно,

С корнями злобно вырывает мир

В своей отчизне.

Второй сенатор

И афинским стенам

Своим мечом ужасным угрожает.

Первый сенатор

Поэтому, Тимон…

Тимон

Что ж, я готов…

И поступлю поэтому я так:

Коль он начнет крошить моих сограждан,

От имени Тимона передайте,

Что дела нет до этого Тимону!

А если он прекрасные Афины

Опустошит, почтенных наших старцев

За бороды таскать начнет, отдаст

Священных наших дев на поруганье

Войне безумной, зверской и жестокой,

От имени Тимона передайте,

Что я, скорбя о старых и о юных,

Сказать ему могу лишь только то,

Что дела нет до этого Тимону.

Пусть дальше зло творит! Об их ножах

Заботиться не стоит вам, покуда

У вас хватает глоток для расправы.

Что до меня, то ножичек карманный

Во вражьем стане выше я ценю,

Чем самое почтеннейшее горло

Афинское. Вверяю вас защите

Богов благоволящих, точно так же

Как вверил бы тюремщику воров.

Флавий

Вы убедились сами, – все напрасно.

Ступайте же.

Тимон

Перед приходом вашим

Надгробную писал себе я надпись,

Ее увидят завтра. Наступает

Конец моим страданиям земным,

В богатстве и здоровье состоявшим.

Ничтожество сулит мне все на свете.

Ступайте! Попытайтесь жить. Пускай

Алкивиад чумою станет вам,

А вы – ему. Удастся жить – живите!

Первый сенатор

Слова напрасно тратим мы.

Тимон

Но все же

Свою страну люблю я и не рад

Всеобщему крушенью, как об этом

Трубит молва.

Первый сенатор

Вот это речь другая.

Тимон

Привет моим любезным землякам!

Первый сенатор

Твои уста слова такие красят.

Второй сенатор

И в уши наши входят, как в ворота

Прославленный вошел бы триумфатор.

Тимон

Поклон мой всем. Скажите им, что я,

Желая их освободить от горя,

От боли, страха пред врагом, потерь,

От мук любви и прочих бед случайных,

Каким подвержен хрупкий челн природы

На трудном жизненном пути, – решил

Им добрую услугу оказать.

Я научу, как надо отвратить

Алкивиада яростную злобу.

Второй сенатор

Мне это нравится. Он к нам вернется.

Тимон

Есть дерево вблизи моей пещеры,

Его срубить я собираюсь вскоре,

Так передайте же моим друзьям,

Афинянам всех званий и сословий:

Кто ищет избавленья от страданий.

Пусть поспешит сюда, пока топор мой

Не уничтожил дерево, и пусть

Повесится на нем! Привет им всем!

Флавий

Не беспокойте же Тимона. Он

Останется таким же, как и был.

Тимон

Не приходите больше, но скажите

Афинянам, что вечное жилище

Воздвиг себе Тимон на берегу,

Который каждый день прилив соленый,

Шумя и пенясь, кроет. Приходите

Туда, и пусть надгробный камень мой

Послужит прорицаньем вам. – Уста,

Излив всю горечь, смолкните навек.

Пускай чума исправит зло! Пусть люди

При жизни создают одни гробы

И смерти, как награды лучшей, ждут.

Затмись, о солнце, больше не свети,

Конец приходит моему пути.

(Уходит в пещеру.)

Первый сенатор

Обида в нем срослась неотделимо

С душой.

Второй сенатор

Надежды наши на него

Все рухнули. Вернемся и посмотрим,

Какие меры могут нашу гибель

Предотвратить.

Первый сенатор

Да, медлить нам нельзя.

Уходят.

СЦЕНА 2

У стен Афин.

Входят два сенатора и гонец.

Первый сенатор

Тяжелое открытье! В самом деле

Так многочисленны его войска,

Как ты сказал?

Гонец

И даже больше. Если

Судить по быстроте передвиженья,

Они здесь будут очень скоро.

Второй сенатор

Гибель

Грозит нам, если не вернут Тимона.

Гонец

Я встретил их гонца – он старый друг мой.

Хоть мы и во враждебных лагерях,

Но все ж приязнь осилила вражду,

И мы разговорились с ним. Его

Послал Алкивиад с письмом к Тимону,

Прося Тимона присоединиться

К походу на Афины, потому что

Тимон его причиной был отчасти.

Входят сенаторы, ходившие к Тимону.

Первый сенатор

Вот и собратья наши.

Третий сенатор

О Тимоне

И речи быть не может; все пропало!

Уж слышен барабанный бой врага.

От страшного движенья вражьих войск

Пыль в воздухе столбом стоит. Скорей!

Пора отпор готовить им! Пойдем.

Враг победит, боюсь, и мы падем.

Уходят.

СЦЕНА 3

Лес. Пещера Тимона. Неподалеку виднеется надгробный камень.

Входит воин, разыскивающий Тимона.

Воин

По описанью судя, это здесь.

Эй, кто там? Отзовись! Эй! – Нет ответа.

Да что это? Тимон скончался? Верно,

Зверь растерзал его – людей тут пет.

Конечно, мертв он – вот его могила.

Есть надпись, да читать я не умею.

Не снять ли оттиск воском? Наш начальник

Все письмена умеет разбирать,

Он опытен, хоть и не стар годами.

Наверно, осадил уж он Афины,

И цель его – их превратить в руины.

(Уходит.)

СЦЕНА 4

Перед стенами Афин.

Трубы.

Входит Алкивиад с войском.

Алкивиад

Трубите грозный наш приход Афинам,

Трусливым и развратным!

В Афинах трубят к переговорам. На стены всходят сенаторы.

До сих пор

Вы правили и произвол творили,

Мерилом справедливости считая

Лишь вашу волю. До сих пор и я

И те, кто спал под сенью вашей власти,

Скитались, руки опустив, и тщетно

Скорбь изливали. Но пришла пора

Проснулась сокрушающая сила

В просителе и вырвалась наружу,

Крича: «Довольно!» Наступило время

Покорному страданию усесться

И отдыхать в удобных ваших креслах,

А наглости с набитым кошельком

Бежать и от испуга задохнуться.

Первый сенатор

О молодой достойный вождь, когда

Ты месть еще лелеял только в мыслях

И силы не имел, а мы – причин

Тебя бояться, – мы к тебе являлись

Пролить бальзам на бешенство твое,

Стремясь неблагодарность нашу сгладить

Почтением, ее превосходящим.

Второй сенатор

И мы старались также, как могли,

С Афинами Тимона примирить,

Послав к нему просителей покорных

И обещанья щедрые давая.

Не все неблагодарны мы, не все

Заслуживаем грозного удара.

Первый сенатор

Не те, кто эти стены воздвигал,

Тебе обиду в прошлом нанесли,

Да и не так уж велика она,

Чтоб эти стены, башни, школы пали.

Второй сенатор

Виновников изгнанья твоего

Уж нет в живых! Позор поступка их

Разбил им сердце. Славный вождь, войди

Под сенью реющих знамен в наш город

И каждого десятого казни,

Коль месть твоя настолько жаждет пищи,

Которою гнушается природа.

Десятой долей удовлетворись:

Того, кто вынет меченую кость,

Вели казнить.

Первый сенатор

Ты оскорблен не всеми.

Невинный за виновных не ответчик.

Ты должен знать, что не передаются

Проступки, словно земли, по наследству.

Итак, наш соотечественник славный,

Введи войска в наш город, но оставь

За стенами его свой лютый гнев.

Щади Афины – колыбель свою,

И тех людей, кого погубишь ты

С твоими оскорбителями вместе!

К своим стадам, как пастырь, подойди

И отбери животных зараженных,

Но всех не убивай.

Второй сенатор

Того, что хочешь,

Скорей достигнуть можешь ты улыбкой,

Чем прорубая путь мечом.

Первый сенатор

Ворот

Ногой коснешься ты, и пред тобою

Они откроются, когда вперед

Пошлешь ты сердце доброе сказать,

Что входишь к нам как друг.

Второй сенатор

Брось нам перчатку

Или любую вещь в залог того,

Что ты использовать оружье хочешь

Затем лишь, чтобы получить возмездье,

А не губить нас. Пусть твои войска

Войдут к нам и стоят у нас, покуда

Мы всех твоих желаний не исполним.

Алкивиад

Да будет так! Вот вам моя перчатка.

Берите. Вниз спуститесь и откройте

Незащищенные ворота ваши.

Из всех врагов Тимона и моих

Падут лишь те, которых сами вы

Прикажете подвергнуть наказанью,

И более никто. Чтоб вас вполне

В моих благих намереньях уверить,

Я объявляю: ни один солдат

Покинуть своего поста не смеет

Или нарушить жизни ход в Афинах;

Клянусь вам, что ослушник будет призван

К строжайшему ответу по закону.

Оба сенатора

Какие благородные слова!

Алкивиад

Спускайтесь и сдержите обещанье.

Входит воин.

Воин

Начальник храбрый мой! Тимон скончался,

На берегу морском он похоронен.

Пусть эта надпись на его надгробье

И этот мягкий слепок восковой

Ответят за невежество мое.

Алкивиад

(читает)

«Здесь жалкое тело лежит, разлученное с жалкой душою,

Не все ли равно, кем я был. Порази всех вас, небо, чумою!

Себя схоронил здесь Тимон, ненавидевший мир и людей,

Пройдя, прокляните его и ступайте дорогой своей».

Мне ясно, что ты чувствовал пред смертью.

Хоть ты на скорбь людей смотрел с презреньем,

Пренебрегал потоком наших мыслей

И каплями скупыми слез людских,

Но мощный ум твой подсказал тебе,

Как вынудить Нептуна самого

Неутомимо на твоей могиле

Оплакивать прощенные проступки.

Ты умер, благороднейший Тимон,

И мы тебя еще не раз помянем.

Ведите же меня в родной ваш город,

И я соединю свой меч с оливой.

Пускай война рождает мир, а мир,

Войну смирив, отныне будет свят.

Мир и война друг друга исцелят.

Бей, барабан!

Уходят.

А.Смирнов. ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ТИМОНА АФИНСКОГО»

Когда же выйдет ваша книга в свет? – Да вслед за тем как поднесу ее. Поэт хочет напечатать свою книгу на средства Тимона. В шекспировской Англии поэты обычно получали от меценатов денежный подарок за посвящение им своих произведений.

…вышибить мозги… что невозможно сделать… – по причине отсутствия в голове этого человека мозгов.

Варрон, здорово! и дальше: Исидор? – Шекспир иногда наделяет слуг именами их господ.

«Коринф» – название веселого заведения, которое содержит жена шута.

Хотел бы я иметь во рту прут, чтобы ответить тебе назидательно. – Прут – вместо языка, чтобы стегнуть им хорошенько.

Вот тебе три солидара… – Солидар – вымышленное Шекспиром название афинской монеты,

…и в Византии… – один из анахронизмов Шекспира.

Кушанья сегодня у всех будут одинаковые. – На званых обедах гостям иногда подавались различные кушанья, в зависимости от их ранга.

…Красьте лица гуще, чтоб лошади на ваших щечках вязли – то есть чтобы они вязли, как в жидкой грязи, в румянах, покрывающих щеки.

Гиперион – одно из наименований бога солнца Феба-Аполлона.

Был бы ты единорогом, тебя погубили бы гордость и бешенство… – Ловля сказочного зверя единорога происходила будто бы так: охотник, раздразнив единорога, прятался за деревом, и тогда взбешенный зверь вонзал свой рог в дерево с такой силой, что потом уже не мог его вынуть, и охотники могли взять его без труда.

…пятна этого родства… – пятна на шкуре леопарда.

И океан ворует: растворяя луну в потоке слез своих соленых, он жидкостью питается ее. – Существовало мнение, что действие моря на луну вызывает на ней соленую росу, которая затем падает в море и увеличивает этим его объем.

А.Аникст. «ТИМОН АФИНСКИЙ»

Первопечатный текст «Тимона Афинского», опубликованный в фолио 1623 г., давно обратил на себя внимание исследователей некоторыми странностями. Он напечатан между «Ромео и Джульеттой» и «Юлием Цезарем». Типографские признаки дали возможность установить, что первоначально издатели фолио намеревались поместить здесь «Троила и Крессиду», но затем у них возникли какие-то трудности (вероятно, связанные с выкупом издательских прав на публикацию этой пьесы), и так как другие пьесы уже были набраны и, по-видимому, отпечатаны, то, чтобы не менять пагинацию на пустое место, надо было что-то вставить. Таким образом «Тимон Афинский» и попал на то место, которое он занял в фолио.

Текст трагедии изобилует ошибками в расположении строк, их делении согласно метрической системе пятистопного ямба; в ряде случаев прозаические реплики разбиты на стихотворные строки, а стихи напечатаны как проза. Многие строки неполны, и непонятно – то ли это дефект рукописи, с которой печатался текст, то ли сознательное авторское указание на длительность пауз при произнесении стиха.

В художественном отношении пьеса очень неровна, что гораздо больше заметно при чтении ее в подлиннике. Наряду с эпизодами, полными шекспировской трагической мощи, есть сцены маловыразительные. Некоторые места текста не очень похожи по стилю на Шекспира. Это следующие эпизоды: I, 2; 1, 3; III, 2; III, 3; III, 5; IV, 2; IV, 3; V, 1. В XIX веке исследователи считали, что эти места текста принадлежат не Шекспиру, а кому-то из современников. Среди возможных соавторов Шекспира называли Хейвуда, Тернера, Уилкинса, Чепмена, Мидльтона.

Американский редактор и комментатор Шекспира Уильям Дж. Ролф в своем издании «Тимона Афинского» (1882), для того чтобы отделить от основного текста те части, которые он не считал шекспировскими, даже напечатал их петитом.

Современное шекспироведение, как и в отношении остальных пьес, склоняется к тому, что не следует относить несовершенства текста трагедии за счет других авторов. Все большее число сторонников завоевывает концепция, согласно которой «Тимон Афинский» – произведение, незавершенное самим Шекспиром. Значительную часть текста драматург написал с подлинно творческим вдохновением, тогда как ряд сцен были только набросаны им и недоработаны в поэтическом отношении.

Как бы то ни было, основной корпус текста составляют сцены, написанные с той поэтической силой и трагической глубиной, которые присущи другим великим творениям Шекспира в трагический период. Критики неоднократно указывали на то, что многое роднит «Тимона Афинского» с «Королем Лиром». И здесь и там, центральной является тема неблагодарности. Есть предположение, что Шекспир якобы сначала взялся за обработку сюжета о Тимоне Афинском, но затем обратился к теме короля Лира и, найдя в ней более благодарный материал, будто бы отказался от завершения «Тимона Афинского». Трудно сказать, насколько данное предположение достоверно. Во всяком случае, оно подводит нас к вопросу о датировке трагедии. Если «Тимон Афинский» был написан или набросан до «Короля Лира», то трагедию следует датировать примерно 1605 г. К этому склонялся Э. С. Бредли, и эту дату поддерживает современный американский шекспировед Уилард Фарнхем. Но большинство исследователей хронологии Шекспира относят «Тимона Афинского» к более поздней дате. Традиционное мнение, восходящее к концу XVIII века, заключается в том, что «Тимон Афинский» – последняя из трагедий Шекспира. Однако никаких фактических данных, подтверждающих это, не обнаружено. Правда, английскому исследователю Сайксу удалось найти в пьесе одного из современников Шекспира Джона Дея «Юмор без передышки» (1607–1608) фразу, которая, возможно, намекает на сюжет «Тимона». Об одном из персонажей здесь говорится, что он «безумен, как тот вельможа, который роздал свое состояние прихлебателям, а затем просил милостыню для себя». Однако нельзя быть уверенным в том, что здесь подразумевается трагедия Шекспира. Возможно, что это просто намек на один из многих фактов расточительства вельмож, случавшихся в то время.

Не помогают датировке пьесы и так называемые метрические таблицы, в которых суммированы формальные особенности стихосложения Шекспира. В данном случае они неприменимы из-за версификационных аномалий текста, по-видимому, объясняющихся незавершенностью трагедии. Э.К.Чемберс принимает традиционную датировку трагедии и относит ее написание к 1608 г., ставя ее по времени создания между «Кориоланом» и «Периклом».

Источником сюжета являются «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. О Тимоне Плутарх рассказывает в биографии Марка Антония, а также в биографии Алкивиада. Не исключено, что характеристика Тимона, данная Плутархом, привлекла внимание Шекспира, когда он изучал биографию Антония для трагедии «Антоний и Клеопатра». Но Шекспир мог также познакомиться со своеобразной личностью Тимона по рассказу в другой книге, которой он пользовался в качестве источника сюжетов, а именно – по сборнику новелл и легенд Пойнтера «Дворец наслаждений» (1566). Шекспир, по-видимому, был знаком также с сочинением Лукиана «Мизантроп». Английского перевода «Мизантропа» не было во времена Шекспира, а наш драматург, по некоторым сведениям, «мало знал латынь, а греческий и того меньше», но зато он мог быть знаком с французским переводом Лукиана, сделанным Фильбертом Бретаном (1582). Наконец, обнаружена также рукопись английской анонимной пьесы о Тимоне. Сравнение текстов показывает, однако, что Шекспир не был с ней знаком.

Образ Тимона очень часто встречается в гуманистической литературе эпохи Возрождения. Мы находим его у итальянцев, французов, испанцев и англичан. Он привлекал теоретиков гуманизма, новеллистов, поэтов и драматургов. Комедию о «Тимоне» написал Боярдо (1487). Имя «Тимона» мелькает и на страницах «Опытов» Монтеия (английский перевод-1603).

Уилард Фарнхем, произведя сравнительное исследование всех сочинений о Тимоне, начиная от Плутарха и до ренессансных авторов, пришел к выводу, что шекспировская трактовка образа мизантропа коренным образом отличалась от традиционной. Как для древних авторов, так и для писателей-гуманистов Тимон был образцом человеконенавистничества. Он воплощал в себе как раз то, что отрицалось передовой гуманистической мыслью, утверждавшей веру в человека и в его способность к совершенствованию. В жизненной судьбе Тимона, презиравшего людей и удалившегося, чтобы жить без общения с ними, всегда видели крайнее проявление антисоциальности, что также давало гуманистам повод для осуждения Тимона. Его удаление на лоно природы и одинокая жизнь в диком лесу расценивались как отказ от высших форм человеческого бытия и возврат к животному, скотскому состоянию. Гуманистам с их стремлением к распространению культуры «опрощение» Тимона было не по душе.

Шекспир пошел против этой традиции. Он первый автор, у которого Тимон изображен как трагический персонаж, вызывающий сочувствие, Замысел Шекспира очень ясно обнаруживается при сопоставлении его разработки сюжета о Тимоне с рассказом Плутарха. В жизнеописании Алкивиада Тимон упоминается только мимоходом. Здесь описывается то удовольствие, которое испытал Тимон, встретив Алкивиада, ибо он рассчитывал, что, добившись всей полноты власти, Алкивиад раздавит Афины. В биографии Марка Антония о Тимоне рассказано более подробно. Плутарховский Тимон живет не в лесу, а в Афинах, но, презирая людей, он не желает общаться с ними. Единственный, для кого он делает исключение, это такой же человеконенавистник, как он, – Апемант. Причина мизантропии Тимона лишь мимоходом упоминается Плутархом. Его Тимон не был богатым человеком и не растратил огромного состояния на друзей. Просто случилось так, что однажды, испытывая нужду, он обратился за помощью к друзьям и, не получив ее, возненавидел их, а заодно и весь людской род. Свою ненависть к людям он выразил в эпитафии, которую велел вырезать на своей могиле.

Тимон Плутарха – человек, выделяющийся своей эксцентричностью, в нем нет ничего типичного, и древний историк-моралист изображает его как человека, отклонившегося от норм природы и нравственности.

У Лукиана, с сочинением которого Шекспир каким-то образом познакомился, Тимон изображен богачом, щедрым по отношению к своим друзьям. Его расточительность завершается растратой состояния, и тогда все, кто раньше льстил ему, чтобы получать подачки, отворачиваются от него. Безбожник Лукиан изображает разорившегося Тимона человеком, проклинающим богов за свою злосчастную судьбу. С явным удовольствием автор вложил в его уста всевозможные богохульства. Однако Зевс, услышав жалобы Тимона, пожелал ему помочь. Тимон просил, чтобы громовержец обрушил гром и молнии на неверных друзей, но олимпийский бог не в состоянии этого сделать, так как сломал свой громоносный жезл, размахивая им, чтобы наказать философа Анаксагора, отрицавшего власть богов. Тогда Зевс приказывает Гермесу обогатить Тимона. Тимон, живущий в уединении, копает землю и находит огромное сокровище. Об этом становится известно неверным друзьям, и они снова приходят к нему, опять льстят и пускаются на всевозможные уловки для того, чтобы выманить у него золото, Тимон вдоволь наслаждается их унижением, а затем прогоняет их. не дав ничего. После этого он решает жить отшельником, сохраняя вражду ко всем людям. Но при этом Лукиан, сочувствуя Тимону в его осуждении корыстолюбия людей, явно не одобряет его намерения вести одинокую жизнь.

Мы видим, таким образом, что, как и в подавляющем большинстве других случаев, создавая сюжет пьесы, Шекспир многое брал из различных источников, по заимствования были подчинены идейному замыслу, вполне оригинальному. Концепция трагедии отличается свойственной Шекспиру масштабностью. Его Тимон не просто частное лицо, на долю которого выпало несчастье, заставившее его возненавидеть людей. Шекспировский Тимон – не только богатый, но и знатный вельможа, один из самых первых и влиятельных граждан Афин. Судя по одному намеку, он был даже воином и полководцем. Во всяком случае, вероятно, не без основания ему предлагают возглавить войска для защиты Афин от наступающего на них Алкивиада.

Теснее, чем во всех трактовках сюжета у предшественников, связывает Шекспир судьбу героя с жизнью всего общества и государства. Трагедия Тимона – это трагедия выдающейся личности, чья жизнь и судьба многообразно скрещивается с нравственным состоянием общества в целом. По сравнению с другими трагедиями здесь меньше всего личных мотивов. У Тимона нет жены, возлюбленной или родственников. Он предстает перед нами только в своих общественных связях, как с Афинским государством в целом в лице его сената, так и с отдельными гражданами, ищущими его расположения.

Широта трагического диапазона Шекспира обычно проявляется также и в том, что не только общество, но и вся природа, космос оказываются вовлеченными в тот клубок противоречий, который ранит душу героя меланхолией, муками страсти и безумием. Так обстоит дело и в «Тимоне Афинском». Здесь, правда, не появляются сверхъестественные существа и природа не разражается грозами. Она равнодушно взирает на страдания Тимона, как равнодушно к нему и погрязшее в корыстных стремлениях общество. Но сам Тимон ощущает несправедливость в ее космическом вселенском масштабе. Это очень выразительно проявляется в последних актах трагедии, в монологах Тимона: «О всеблагое солнце! Извлеки сырую гниль из недр земли наружу и зарази весь воздух под луною…» (IV, 3), «О ты, природа, мать всего живого…» (IV, 3), в страстной тираде, с которой он обращается к разбойникам: «Солнце – первейший вор… Луна – нахалка и воровка тоже… Все в мире – вор!» (IV, 3).

Наряду с грандиозностью замысла трагедии, содержащей осуждение всемирной несправедливости, ее драматическая композиция сравнительно с другими произведениями данного периода отличается простотой. Здесь нет той многоплановости действия, которая так характерна для «Гамлета», «Короля Лира» и «Антония и Клеопатры». Б этом отношении «Тимон Афинский» ближе к той концентрированной структуре, которая отличает «Отелло» и «Макбета». Но эти две трагедии изображают сложный и мучительный процесс развития губительной страсти в душе героя. В «Тимоне Афинском» развитие личности героя представлено гораздо проще. Мы видим две его ипостаси. Сначала перед нами щедрый и благожелательный ко всем Тимон, затем в его сознании происходит резкий перелом и он преображается в человеконенавистника, пылающего неукротимым гневом. Этот переход совершается внезапно.

Проще и даже прямолинейнее изображение и других персонажей. Шекспир не стремился здесь к той индивидуализации, которая делала столь живыми создаваемые им типы. Второстепенные персонажи трагедии представляют собой односторонние, по, правда, очень рельефные воплощения определенных качеств. Они являются их обобщенной персонификацией, и недаром несколько персонажей даже не названы именами, а обозначены лишь своей профессией: поэт, живописец, ювелир, купец. Это почти как в моралите. Но, конечно, мы ни в коей мере не хотим сказать этим, что Шекспир возвращается к наивному морализаторству средневековой народной драмы. Широта его взгляда на жизнь, глубокое постижение ее противоречий во всей их сложности сохраняют за «Тимоном Афинским» все качества жизненной наполненности, присущие ренессансной драме.